фрейд. А.Фрейд Психоанализ детских неврозов и детская сексуальность. Детская сексуальность и психоанализ детских неврозов

• Название: Детская сексуальность и психоанализ детских неврозов
• Анкор: фрейд
• Дата: 02.03.2023
• Размер: 2.19 Mb.
• Имя файла: А.Фрейд Психоанализ детских неврозов и детская сексуальность.doc
• Тип: Документы; #964301
• страница: 6 из 47

54

имели гораздо более красивые вещи, чем богатые люди, о которых она упоминала. Однако, эта же пациентка рассказывает мне в другой раз, что внутренний голос предостерегает ее относитель­но меня. Он говорит: "Не верь Анне Фрейд. Она лжет. Она тебе не поможет, она сделает тебя еще более гадкой. Она внесет перемену даже в твою внешность так, что ты станешь некрасивой. Все, что она говорит тебе, неправ­да. Скажи, что тебе нездоровится, оставайся в постели и не ходи к ней сегодня". Она заставляет этот голос умол­кнуть и говорит, что она должна будет рассказать все это во время сеанса. Другая маленькая пациентка в период, когда мы обсуж­даем вопрос о ее онанизме, видит меня во всевозможных унизительных положениях, нищенкой, бедной старухой, а однажды она увидела меня одну, стоящей посреди ком­наты, и множество чертей, танцующих вокруг меня. Таким образом, вы видите, что мы становимся, как и при анализе взрослых, мишенью, на которую устремляют­ся, смотря по обстоятельствам, положительные или отри­цательные побуждения пациентов. После этих примеров мы могли бы сказать, что при детском анализе перенсе-ние осуществляется в достаточной мере. Тем не менее нам предстоит разочарование именно в этой области аналити­ческой работы. Хотя ребенок поддерживает очень ожив­ленную связь с аналитиком, хотя он обнаруживает при этом очень много реакций, выработавшихся у него в ре­зультате взаимоотношений со своими родителями, хотя в смене, интенсивности и выражении своих чувств он дает нам важнейшие указания относительно формирования своего характера, однако невроз перенесения как таковой у ребенка не возникает. Все вы знаете, что я понимаю под этим. Взрослый не­вротик во время аналитического лечения постепенно ви­доизменяет симптомы, по поводу которых он предпри­нял лечение. Он отказывается от своих старых объектов, с которыми были связаны его фантазии и фиксирует заново свой невроз вокруг личности аналитика. Мы го­ворим, что он заменяет существовавшие до настоящего времени симптомы симптомами перенесения, переводит свой невроз, каков бы он ни был, в невроз перенесения и направляет теперь все свои анормальные реакции на новый объект перенесения, на аналитика. На этой новой, привычной для аналитика почве, на которой он может

Лекция 3. Роль перенесения в детском анализе

55

вместе с пациентом проследить возникновение и рост отдельных симптомов, на очищенном таким образом Операционном поле происходит затем окончательная борьба, постепенное осознание болезни и раскрытие ее бессознательного содержания. Мы можем указать две теоретические причины, в силу которых такое течение болезни с трудом может быть осу­ществлено у маленького ребенка. Одна из этих причин лежит в структуре детской личности, другая — в аналити­ке, работающем с детьми. Ребенок не соглашается, подобно взрослому, на "пере­издание" своих любовных привязанностей, потому что — если можно так выразиться — старое издание еще не ра­зошлось. Его первоначальные объекты, родители, суще­ствуют еще как любовные объекты, в реальности, а не в фантазии, как это имеет место у взрослого невротика; между родителями и ребенком существуют все взаимоот­ношения в пределах повседневной жизни, все радости и горести переживаются реально и связаны еще с ними. Аналитик приходит в эту ситуацию как новое лицо, и ему приходится, вероятно, делить с родителями любовь или ненависть ребенка. Ребенок не испытывает необходимос­ти заменить в своих переживаниях родителей аналитиком; последний не доставляет ребенку -по сравнению с перво­начальными объектами — всех тех выгод, которые ощу­щает взрослый пациент, заменяя фантастические объек­ты реально существующим лицом. Вернемся теперь к методу Мелании Клейн. Она утвер­ждает, что если ребенок встречает ее во время первого се­анса враждебно, относится к ней отрицательно или даже пытается ударить ее, то в этом можно усмотреть доказатель-•ство амбивалентной установки в отношении к магери. Од­нако, я полагаю, что дело обстоит иначе. Чем больше ма­ленький ребенок привязан к своей матери, тем меньше по­ложительных побуждений остается у него для чужих лю­дей. Яснее всего это обнаруживается у грудного младенца, который относится со страхом и отрицанием ко всем, кро­ме матери или няни. Скорее даже наоборот: именно с теми детьми, которые не избалованы любовным отношением к ним домашних, которые в семейном кругу не получают и сами не проявляют глубокой нежности, скорее всего уста­навливаются положительные взаимоотношения. Они полу­чают, наконец, от аналитика то, чего они долго и напрасно ожидали от первоначальных объектов.

56

А Фрейд

Однако, с другой стороны, аналитик, работающий с детьми, является мало подходящим объектом для такого перенесения, которое подлежало бы толкованию. Мы зна­ем, как мы должны вести себя для достижения этой цели во время анализа с взрослым пациентом. Мы остаемся безличными, лишенными своей индивидуальности, мы являемся как бы чистым листом бумаги, на который па­циент заносит все свои фантазии, обусловленные перене­сением, примерно наподобие того, как в кинематографе демонстрируют картины на пустом экране Мы избегаем накладывать на пациента те или иные запреты, разрешать ему то или иное удовлетворение. Если же несмотря на это пациенту кажется, что мы запрещаем или разрешаем ему что-либо, то нам легко объяснить ему, что материал для такого суждения он заимствует из своего прошлого. Аналитик, работающий с детьми, никоим образом не может оставаться безличным. Мы уже слышали, что он становится для ребенка интересным человеком, обладаю­щим всеми импонирующими и привлекательными качества­ми. Воспитательные задачи, которые, как вы услышите, присоединяются к анализу, требуют того, чтобы ребенок отлично знал, что аналитик считает желательным или не­желательным, что он одобряет и чего не одобряет. Такое ясно очерченное и во многих отношениях своеобразное лицо является, к сожалению, неудачным объектом для перенесения и мало пригодным для этой цели, когда дело доходит до толкования перенесения. Затруднение, которое возникает в данном случае, равносильно — если воспользо­ваться предыдущим сравнением — тому затруднению, ка­кое мы испытали бы, если бы на экране, на который дол­жна быть проецирована кинематографическая лента, была нарисована какая-нибудь картина. Чем богаче и красочней была бы эта картина, тем больше терялись бы очертания проецированной кинематографической ленты. Следовательно, у ребенка не возникает невроз перене сения. Несмотря на все положительные или отрицательные побуждения, направленные на аналитика, анормальные реакции ребенка продолжают разыгрываться там же, где они разыгрывались и раньше: в домашней среде. Отсюда вытекает очень трудная техническая задача, стоящая перед детским анализом: вместо того, чтобы ограничиться анали­тическим толкованием того, что происходит на глазах у аналитика, толкованием свободных ассоциаций или поступ­ков пациента, аналитик должен направить свое внимание

Лекция 3 Роль перенесения в детском анализе

57

туда., где разыгрываются невротические реакции, а имен­но: на домашнюю среду, окружающую ребенка. Таким об­разом, при детском анализе мы сталкиваемся с множеством технических и практических трудностей, с которьми я хочу вас лишь познакомить, не приводя никаких конкретных примеров. Если мы станем на эту точку зрения, то нам не­обходимо быть постоянно в курсе поведения ребенка, мы должны знать всех окружающих его лиц и быть до неко­торой степени уверенными в их реакциях по отношению к ребенку. Если взять идеальный случай, то мы должны де­лить работу с фактическими воспитателями ребенка, а зна­чит делить с ними его любовь и ненависть Там, где внешние обстоятельства или отношение роди­телей исключают возможность совместной работы, резуль­татом является утрата подлежащего анализу материала. Я припоминаю детские анализы, которые я проводила, пользуясь, в силу указанных причин, исключительно сно­видениями и снами наяву. Перенесение не давало матери­ала для толкования, а невротический материал ускользал от меня в большей мере, чем мне бы этого хотелось. Тем не менее и в этом вопросе, равно как и при началь­ной аналитической ситуации, мы располагаем целым ря­дом приемов и путей для того, чтобы уподобить положе­ние ребенка положению взрослого пациента, которое в гораздо большей мере пригодно для проведения анализа, другими словами, мы располагаем средствами для того, чтобы вызвать у ребенка невроз перенесения. Это стано­вится необходимым в том случае, где речь идет о тяже­лом невротическом заболевании в среде, отрицательно от­носящейся к анализу или к ребенку В этом случае необ ходимо удалить ребенка из семьи и поместить его в соот­ветствующее учреждение В виду того, что таких учреж­дений в настоящее время еще нет, мы вправе представлять их себе как учреждения, во главе которых стоит анали­тик, работающий с детьми, или — более конкретно — шко­лы, построенные на аналитических принципах и проводя­щие воспитательную работу совместно с аналитиком. В обоих случаях мы имели бы в первое время свободный от симптомов период, в течение которого! ребенок сжился бы с новой, благоприятной и покамест индифферентной ок­ружающей средой. Чем лучше он себя будет чувствовать в этот период, тем менее уместным и своевременным бу­дет проведение анализа В течение этого времени лучше всего оставить его в покое. Лишь когда он освоится с ок-

58

А. Фрейд

ружающей обстановкой, т.е. когда под влиянием реальной повседневной жизни у него установится связь с новой сре­дой, в которой первоначальные объекты постепенно потус­кнеют, когда в этом новом окружающем его мире вновь оживут его симптомы, когда его анормальные реакции сгруппируются вокруг новых лиц, когда у него возникает, таким образом, невроз перенесения, — лишь тогда он ста­нет вновь доступен для анализа. В учреждении первого рода, во главе которого стоял бы аналитик (в настоящее время мы не можем даже сказать, желателен ли такой тип учреждения) это был бы настоящий невроз перенесения в том же смысле, что и у взрослых пациентов, центральной фигурой которого является аналитик. Во втором случае мы искусственно улучшили бы домашнюю обстановку, мы за­менили бы ее такой обстановкой, которая дала бы нам воз­можность — когда это оказалось бы необходимым для ана­литической работы — взглянуть на поведение ребенка, так сказать, сверху и реакции которой по отношению к ребен­ку мы могли бы контролировать и регулировать. Таким образом, удаление ребенка из родительского дома в техническом отношении казалось бы нам самым удачным практическим разрешением вопроса. Но когда мы будем говорить о конечных стадиях анализа, вы услы­шите, сколько сомнений возникает относительно этого мероприятия. Мы нарушаем этим естественное развитие ребенка в важном пункте, мы преждевременно разлуча­ем ребенка с родителями в такое время, когда он неспо­собен ни к самостоятельной эмоциональной жизни, ни к свободному выбору новых любовных объектов в силу вне­шних условий. Даже в том случае, если детский анализ требует очень длительного периода времени, тем не ме­нее, в большинстве случаев, между его окончанием и раз­витием зрелости остается незаполненный промежуток, в течение которого ребенок во всех отношениях нуждается в воспитании, руководстве и защите. Но кто же нам даст какие бы то ни было гарантии, что ребенок сам найдет дорогу к правильным объектам после того, как нам уда­лось разрушить перенесение? К известному времени ребе­нок возвращается, таким образом, в родительский дом, в котором он чувствует себя чужим, дальнейшее руковод­ство его воспитанием доверяется, может быть, людям, с которыми мы его с трудом и насильно разлучили. В силу внутренних причин ребенок не может быть самостоятель­ным. Вследствие этого мы вновь ставим его в затрудни-

Лекция 3. Роль перенесения в детском анализе

59

тельное положение, в котором он, помимо всего, опять встречает в большинстве случаев условия, при которых возникли его первоначальные конфликты. Тогда он мо­жет либо снова пойти по совершенному уже однажды пути, который привел его к неврозу, либо же, если этот путь закрыт для него вследствие удачного аналитическо­го лечения, он идет противоположным путем к открыто­му возмущению. С точки зрения болезни это, может быть, и полезно, но с точки зрения социального порядка, явля­ющегося конечной целью воспитания и лечения ребенка, это далеко не выигрышный момент.

Лекция 4 Психоанализз в детском возрасте и воспитание Вы проследили вместе со мной два момента детского анализа. Эта, последняя лекция нашего курса будет по­священа рассмотрению третьего и, быть мож^т, самого важного момента. Позвольте мне еще раз сделать краткий обзор прочи­танного курса. В первой части его мы рассматривали вве­дение в аналитическое пользование детей. Мы можем ска­зать, что содержание ее, с точки зрения аналитической теории, совершенно индифферентно. Я описывала вам так пространно все эти мелкие, ребяческие и детские поступ­ки, вроде вязания и игр, все эти приемы, с помощью ко­торых мы домогались расположения ребенка, не потому, что я считаю их особенно важными для анализа; я пресле­довала совершенно иную цель' показать вам, каким недо ступным объектом является ребенок, как мало примени мы к нему даже испытаннейшие приемы научной терапии и как настойчиво он требует, чтобы к нему подходили, сообразуясь с его собственным детским своеобразием. Что бы ни начинали делать г ребенком, обучаем ли мы его ариф­метике или географии, воспитываем ли мы его или подвер-гаел'1 анализу, — мы должны прежде всего установить оп­ределенные эмоциональные взаимоотношения между собой и ребенком Чем труднее работа, которая предстоит нам, тем прочнее должна быть эта связь. Подготовительный период лечения, т е. создание такой связи следует своим собственным правилам, которые определяются личностью ребенка и покамест совершенно не зависят от аналитичес­кой терапии и техники — Вторая часть нашего курса была собственно аналитической; в ней я старалась дать вам об­зор тех путей, которыми мы можем приблизиться к бес­сознательной сфере ребенка Эта часть нашего курса, как я заметила, разочаровала вас, так как вам стало ясно, что как раз наиболее верные в большинстве случаев, специ­фические технические приемы, применяемые при анали-

Лекцчя 4. Психоанализз в детском возрасте и воспитание 61 зе взрослых, не могут быть использованы для лечения ребенка, что мы должны отказаться от многих требова­ний науки и добывать материал для анализа там, где мы можем его найти — аналогично тому, как мы поступаем в повседневной жизни при желании познакомиться с интим ными переживаниями человека.Разочарование относится в данном случае, как мне кажется, еще и к другому пунк ту. Другие аналитики часто спрашивали у меня, не имела ли я случая подойти гораздо ближе, чем это возможно при анализе взрослых пациентов, к процессам развития, кото­рые имели место в течение первых двух лет жизни, и на которые все настойчивее направляются наши аналитичес кие изыскания, связанные с открытием бессознательного Эти аналитики полагают, что ребенок стоит еще ближе к этому важному периоду, что вытеснение выражено у него еще не столь резко, что нам еще легко проникнуть через материал, наслоившийся на эти ранние переживания, и что таким образом здесь откроются, может быть, неожидан ные возможности для исследования. До сих пор я всегда должна была отвечать на этот вопрос отрицательно. Прав да, материал, который доставляет нам ребенок, как вы уже видели из приведенных мною примеров, особенно ясен и понятен. Он дает нам ключ к пониманию содержа ния детских неврозов; я оставляю за собой право дать опи сание их в другом месте. Этот материал дает нам много веских подтверждений таких фактов, о которых мы до сих пор говорили лишь на основании выводов, сделанных из анализов со взрослыми людьми. Однако, существую­щий у меня до настоящего времени опыт, накопленный с помощью описанной здесь техники, показывает, что мы не можем перешагнуть за тот период, когда у ребенка появ ляется речевая способность, то есть когда его мышление при равнивается к нашелу. Теоретически это ограничение на­ших возможностей, на мой взгляд, нетрудно понять. Все, что мы узнаем относительно этого "доисторического" пе­риода времени при анализе взрослых пациентов, добыва ет;я с помощью свободных ассоциаций и толкования ре акций перенесения, т.е. с помощью тех двух технических прьемов, которые неприменимы при детском анализе. Но, кроме того, наше положение в данном случае можно срав­нить с положением этнолога, который тщетно пытался бы пол /чить у первобытного народа ключ к пониманию дои сторического времени более кратким путем, чем при изу­чении культурного народа. Напротив того, у первобытно-

А. Фрейд

а он был бы лишен такого источника, как сказа-;фы, которые позволяют ему при изучении куль-1арода сделать вывод о доисторических временах. жже и у меленького ребенка нет еще реактивных ний и покрывающих воспоминаний, которые воз-лишъ во время латентного периода, и из которых ный впоследствии анализ может добыть скры-ними материал. Таким образом, вместо того, леть какие-нибудь преимущества перед анализом лыми пациентами, детский анализ оказывается ^.агодарным также и в добывании бессознатель-•ериала. ib я перехожу к третьей и последней части нашего использованию аналитического материала, кото-получен после тщательно проведенного подгото-iro периода с помощью описанных здесь прямых ых путей. После сделанных до сих пор выводов вы лены к тому, чтобы услышать от меня нечто но-тупающее от классических правил анализа. ' :отрим еще раз более подробно аналогичную си-/ взрослого пациента. Его невроз разыгрывается, наем, в пределах его психических инстанций меж-г факторами: между его бессознательными влече-го Я и сверх-Я, которое является представителем ix и эстетических требований общества. Задача заключается в том, чтобы путем осознания бес-ьных влечений упразднить конфликт, сугцеству-;жду этими тремя инстанциями. Побуждения, на-[еся до сих пор в вытесненном состоянии, не под-ъ вследствие этого воздействию сверх-Я. Анализ дает их, делает доступными влиянию сверх-Я, ко-ределяет теперь их дальнейшую судьбу. Место вы-[ занимает теперь сознательная критика, осужде->й части влечений, в то время как другие частич-мируются, отклоняются от сексуальных целей, ча-ке допускаются к удовлетворению. Этот новый 1ЯТНЫЙ исход связан с тем, что Я пациента, начи-о времени, когда 6ь1ло осуществлено первоначаль-еснение, вплоть до того времени, когда анализ [л свою освободительную работу, проделало все ческое и интеллектуальное развитие, и таким об-пациента может принимать теперь совсем иные [, чем те, которые принимались им раньше. Вле-лжны подвергнуться теперь разнообразным огра-

Лекцчя 4. Психоанализа в детском возрасте и воспитание 63 ничениям, а сверх-Я должно отказаться от некоторых сво­их преувеличенных притязаний. На общем поприще созна­тельной работы осуществляется теперь синтез между обе­ими инстанциями. Сравните теперь с этим ситуацию, с которой мы встре­чаемся у ребенка. Конечно, невроз ребенка тоже разыгры­вается в прееделах психических инстанций; и в данном слу­чае он тоже определяется тремя силами: влечениями, Я и сверх-Я. Но мы уже дважды сталкивались с обстоятель­ствами, подготовившими нас к тому, что при анализе ре­бенка внешний мир является, хотя и неудобным для ана­лиза, но органически важным фактором и оказывает очень сильное влияние на внутренние соотношения', во-первых, при рассмотрении начальной ситуации детского анализа мы были вынуждены считаться с тем, что такой важный мо­мент, как сознание болезни, существует не у самого ребен­ка, а у окружающих его лиц, и во-вторых, при описании ситуации перенесения выяснилось, что аналитику прихо­дится делить любовь и ненависть ребенка с его фактичес­кими объектами. Таким образом, нас не должно удивлять, что внешний мир оказывает гораздо более сильное влияние на механизм инфантильного невроза и на течение анализа, чем у взрослого пациента. Мы сказали раньше, что сверх-Я взрослого индивида является представителем моральных требований обще­ства, в котором живет человек. Мы знаем, что сверх-Я обязано своим происхождением отождествлению ребенка с первыми и самыми важными любовными объектами — с родителями, на которых опять-таки общество возложи­ло задачу внедрить в ребенка общеобязательные этичес­кие требования и добиться требуемого обществом ограни­чения влечений. Таким образом, требование, которое име­ло первоначально личный характер и исходило от родителей, становится лишь в ходе прогресса (от объектной любви к ро­дителям до отождествления с ними) Я-идеалом, независи-мьш от внешнего мира и его прототипов. У ребенка же о такой независимости не может быть и речи. Освобождение от привязанности к любимым объектам произойдет лишь в далеком будущем, отождествление же при продолжающейся объектной любви происходит очень медленно и частично. Тем не менее в этот ранний перииод сверх-Я существует, и многие отношения между ними и Я аналогич­ны соотношениям, существующим в более позднем возра-^СГ^- Однако, не следует упускать из виду постоянной сме-

64

А. Ф^ейд

Hbi взаимоотношений между сверх-Я и объектами, которым оно обязано своим возникновением; мы можем сравнить их с соотношениями, имеющими место в двух сообщающих­ся сосудах. Если усливаются хорошие отношения с родите­лями во внешнем мире, то одновременно усиливаются и притязания сверх-Я и энергия, с которой оно их предъяв­ляет. Если эти отношения ухудшаются, то одновременно слабеет и сверх-Я. Приведем в качестве первого примера совсем малень­кого ребенка. Если матери или няне удается приучить маленького ребенка после первого года жизни отправлять во время естественные надобности, то у нас получается такое впечатление, что ребенок соблюдает это требование чистоплотности не только из боязни или любви к матери или няне, но что у него самого возникает определенное отношение к этому требованию, что он сам радуется сво­ей опрятности и огорчается, если с ним случается несчас­тье в этом отношении. Правда, мы всегда замечаем, что последующая разлука с лицом, которое научило ребенка соблюдать опрятность (временная разлука с матерью или перемена няни) ставит под угрозу это завоевание. Ребенок становится опять неопрятным, таким же, каким он был до того, как его научили соблюдать опрятность; он снова на­чинает соблюдать ее лишь тогда, когда возвращается его мать или когда у него возникает привязанность к новой няне. Тем не менее впечатление, что ребенок предъявлял уже сам к себе требование соблюдать опрятность, не было ошибочным. Это требование существует, но оно только тогда ценно для ребенка, если авторитетное лицо суще­ствует как объект во внешнем мире. Если ребенок теряет связь с объектом, он утрачивает также и радость от испол­нения этого требования. В начале латентного периода соотношения продолжа­ют оставаться теми же самыми. При анализе взрослых мы часто получаем подтверждение того, какие опасные по­следствия для моральной сферы и структуры личности ребенка может им-еть каждое нарушение его привязан­ности к родителял1. Если ребенок теряет своих родителей в силу каких бы то ни было причин, и если они теряют для него ценность как объекты вследствие, скажем, душев­ного заболевания или совершенного им преступного дей­ствия, то он подвергается вместе с тем и опасности поте­рять или обесценить свое частично уже созданное сверх-Я. Из-за этого он не может уже противопоставить своим

Лекция 4. Психоанализа в детском возрасте и воспитание 65 влечениям, требующим удовлетворения, активных внут­ренних сил. Таким образом, можно было бы, пожалуй, объяснить возникновение некоторых дисеоциальных типов и психопатических личностей. Для характеристики этих соотношений, существующих еще и в конце латентного периода, я привожу пример, по­заимствованный мною из анализа мальчика, находящего­ся в периоде, предшествующем половой зрелости. Однаж­ды в начале лечения я спросила его по какому-то поводу, не бывает ли у него каких-нибудь дурных мыслей. Он от­ветил: "Если я нахожусь, например, один дома, и в доме есть фрукты. Родители ушли и не дали мне попробовать этих фруктов. Тогда я все время думаю о том, что теперь я мог бы попробовать их. Но я стараюсь думать о чем-ни­будь другом, потому что я не хочу красть". Я спросила его, всегда ли он может устоять против таких мыслей. Он от­ветил мне утвердительно, он никогда еще ничего не украл. "А если твое желание станет очень сильным,"— спросила я,— "что ты тогда сделаешь?" "Я все-таки ничего не возьму",— ответил он торжествующе,— "потому что я бо­юсь отца". Вы видите, что его сверх-Я достигло большой независимости, которая сказывается в его потребности не стать вором. Когда же искушение становится слишком сильным, он должен призвать на помощь то лицо (т.е. отца), которому обязано своим существованием это требование и от которого исходят предостережения и угрозы наказания. Другой ребенок, находясь в таком же положении, вспом­нил бы, может быть, о своей любви к матери. Эта слабость и зависимость требований детского Я-иде-ала, о которых я здесь говорю, вполне согласуется также с другим наблюдением, которое может быть сделано в любом случае при более близком ознакомлении с ним; ребенок имеет двойную мораль: одну, предназначенную для мира взрослых, и другую — для себя и своих сверстников. Мы знаем, например, что у ребенка в известном возрасте по­является чувство стыда, т.е. он избегает показываться го­лым и отправлять свои естественные нужды в присутствии чужих взрослых людей, а впоследствии также и в присут­ствии близких ему людей. Но мы знаем также, что эти самые дети без всякого стыда раздеваются в присутствии Других детей и что не всегда удается провести в жизнь запрещение ходить вместе с другими детьми в уборную. К своему удивлению, мы можем установить также, что дети брезгают некоторыми вещами только в присутствии

66

'А. Фрейд

взрослых, т.е. как бы под их давлением, в то время как . эта реакция не наступает у них, когда они находятся в одиночестве или в обществе детей. Я вспоминаю десяти­летнего мальчика, который во время прогулки оживлен­но воскликнул, указывая на кучу коровьего помета: "По­смотри, какая странная вещь..." Мгновение спустя он за­метил свою ошибку и густо покраснел. Затем он извинил­ся передо мною: он сразу не заметил, что это такое, в про­тивном случае он никогда не сказал бы этого. Однако, я знаю, что этот же самый мальчик охотно говорит со сво­ими товарищами, не краснея, об экскрементальных про­цессах. Этот же мальчик однажды уверял меня, что, ког­да он находится наедине с самим собою, он может трогать руками свой собственный кал, не испытывая при этом брезгливого чувства. Если при этом присутствует кто-ни­будь из взрослых, то ему даже трудно говорить об этом. Следовательно, стыд и отвращение, эти два важнейших реактивных образования, назначение которых заключает­ся в том, чтобы не допустить к удовлетворению анальные эксгибиционистические стремления, нуждаются даже пос­ле своего возникновения во взрослом объекте для своего ук­репления и активности. Эти замечания относительно зависимости детского сверх-Я и двойной морали ребенка в вопросах, связанных со стыдом и отвращением, приводят нас к важнейшему различию между детским анализом и анализом взрослого пациента. Детский анализ вообще не является приватным делом, касающимся исключительно двух людей, аналити­ка и его пациента. Поскольку детское сверх-Я еще не стало безличным представителем исходящих от внешнего мира тре­бований, поскольку оно еще органически связано с внешним миром., постольку существующие в этом внешнем мире объек­ты играют важную роль во время самого анализа и особенно последней его части, когда речь идет об использовании влече­ний, освобожденных от вытеснении. Вернемся еще раз к сравнению со взрослым невроти­ком. Мы сказали, что при анализе его нам приходится считаться с его влечениями, его Я и сверх-Я; если обстоя­тельства складываются благоприятно, нам не нужно бес­покоиться о судьбе побуждений, выплывающих из бессозна­тельной сферы. Они подпадают под влияние сверх-Я, кото­рое несет ответственность за их дальнейшую судьбу. Кому же мы предоставим решение этого вопроса при детском анализе? Принимая во внимание все вышеприве-

Лекцчя 4. Псчхоанализз в детском возрасте и воспитание 67 • денные выводы и сохраняя последовательность, мы мог­ли бы сказать: лица-и, воспитывающим ребенка, с которым его сверх-Я связано еще очень тесно, т.е. в большинстве слу­чаев родителям ребенка. Не забывайте с какими трудностями связано такое по­ложение вещей. Эти же самые родители или воспитатели предъявляли к ребенку чрезмерные требования и привели его вследствие этого к чрезмерному вытеснению и невро­зу. В данном случае между образованием невроза и осво­бождением от него с помощью анализа нет такого большого промежутка времени, как у взрослого пациента, Я которо­го проходит в течение этого периода все стадии своего раз­вития; таким образом, у взрослого пациента то Я, которое приняло первое решение, и то Я, которое предпринимает теперь проверку его, не являются уже больше идентичны­ми. Родители, которые привели ребенка к заболеванию и которые должны способствовать теперь его выздоровле­нию, являются фактически теми же самыми людьми с теми же самыми взглядами. Лишь в самом благоприятном слу­чае, будучи научены горьким опытом (болезнью ребенка), они готовы смягчить теперь свои требования. Таким обра­зом, было бы опасно предоставить им решение судьбы ос­вобожденных с'помощью анализа влечений. Слишком ве­лико опасение, что ребенок вынужден будет еще раз пой­ти по пути вытеснения, который опять приведет его к не­врозу. При таком положении вещей было бы целесообраз­нее вовсе отказаться от длительной и трудной освободитель­ной аналитической работы. Каков же выход из создавшегося положения? Допус­тимо ли преждевременно объявить ребенка совершенно­летним потому лишь, что он одержим неврозом и должен быть подвергнут анализу, и предоставить ему самому ре­шение важного вопроса, как ему поступить с освобожден­ными от вытеснения влечениями? Я не знаю, какими эти­ческими инстанциями он руководствовался бы, с помощью каких критериев или практических соображений он был бы в состоянии найти выход из этого трудного положения. Я полагаю, что если бы оставить его одного и лишить его какой бы то ни было помощи извне, он нашел бы лишь один-единственный кратчайший и удобный путь: путь не­посредственного удовлетворения. Однако, из аналитичес­кой теории и практики мы знаем, что именно в целях пре­дохранения от невроза нельзя допустить, чтобы ребенок испытал действительное удовлетворение на какой-либо

68

А Фрейд

ступени неизбежной перверзной сексуальности. В против­ном случае фиксация на испытанном однажды удоволь­ствии станет препятствием для дальнейшего нормально го развития, и стремление к повторению этого пережива­ния станет опасным стимулом для регрессии от более по­здних ступеней развития, ч Я вижу один только выход из этого затруднительного положения. Аналитик сам должен требовать, чтоб ему была предоставлена свобода действий для руководства ребенком в этом важнейшем вопросе; таким образом, он сможет обеспечить до некоторой степени результаты ана­лиза. Под его влиянием ребенок должен научиться, как вести себя по отношению к своим влечениям, в конечном итоге по его усмотрению будет решен вопрос о том, какую часть инфантильных сексуальных побуждений следует подавить или отбросить вследствие несовместимости их с культурным миром, какие влечения могут быть допуще ны к непосредственному удовлетворению и какие долж­ны подвергнуться сублимированию; в последнем случае воспитание должно придти на помощь ребенку всеми име­ющимися в его распоряжении средствами. Коротко гово­ря, аналитик должен суметь занять во время анализа с ре­бенком. место его Я идеала, он не должен начинать свою освободительную аналитическую работу до тех пор, пока не будет уверен в том, что он окончательно овладел этой психической инстанцией ребенка. И здесь — это для ана­литика очень важно играть роль сильной личности, о чем мы уже говорили в начале при введении в детский анализ. Только в том случае, если ребенок чувствует, что авто­ритет аналитика выше, чем авторитет его родителей, он согласится уступить наивысшее место в своей эмоциональ­ной жизни этому новому любовному объекту, занявшему место рядом с его родителями. Если родители ребенка, как я уже упоминала раньше, научены чему-нибудь болезнью ребенка и выражают го­товность приспособиться к требованиям аналитика, то в данном случае оказывается возможным произвести дей ствительное подразделение аналитической и воспитатель­ной работы между аналитическими сеансами и домашней обстановкой или скорее даже установить совместное дей­ствие обоих факторов. Воспитание ребенка не только не прекращается по окончании анализа, но полностью вновь переходит непосредственно из рук аналитика в руки ро­дителей, обогативших теперь свой опыт и разум.

Лекция 4 Психоанализа в детском возрасте и воспитание 69 Но если родители, пользуясь своим влиянием, затруд­няют работу аналитика, то ребенок, эмоциональная при­вязанность которого направлена и на аналитика и на ро­дителей, попадает в такое же положение, что и при несча­стном браке, где он становится объектом раздора. Тогда нам нечего будет удивляться, если в результате такого положения появятся все те отрицательные последствия при формировании характера ребенка, которые наблюда­ются при неудачно сложившейся семейной жизни Там ребенок пользуется конфликтом между отцом и матерью, здесь — между аналитиком и родителями, чтобы избавить­ся — как в первом, так и во втором случае — от всяких тре­бований Это положение становится опасным, если ребе­нок, у которого возникает сопротивление, сумеет так вос­становить своих родителей против аналитика, что они тре­буют прекращения анализа. Аналитик теряет ребенка в крайне неблагоприятный момент, когда у ребенка суще­ствует сопротивление и отрицательное перенесение, и мож­но не сомневаться в том, что все влечения, освобожден­ные до тех пор с помощью анализа, будут использованы ребенком в самую худшую сторону. В настоящее время я не начинаю детского анализа, если характеристика или аналитическая образованность родителей не гарантируют меня хотя бы до некоторой степени от такого исхода. Необходимо, чтобы аналитик полностью овладел дет­ской психикой. Я иллюстрирую это положение с помощью одного лишь последнего примера, речь идет здесь о шес­тилетней пациентке, неоднократно упоминавшейся боль­ной, страдавшей неврозом навязчивости. С помощью анализа я добилась того, что она позволи­ла своему "черту" говорить, после чего она начала расска­зывать мне очень много анальных фантазий, сначала нео­хотно, но заметим потом, что я не выражаю неудоволь­ствия, она начала рассказывать их смелее и подробнее. Сеанс проходил в сообщении анальньк фантазий и стал складочным местом для угнетавших ее раньше снов наяву. Во время этой беседы со мной она освобождалась также и от того давления, которое она постоянно испытывала на себе. Она сама назьшала время, проведенное у меня "часом своего отдыха". "Анна Фрейд, — сказала она мне однажды, — проведенный с тобою сеанс — это час моего отдыха. В это время мне не нужно сдерживать своего черта". "Знаешь, — добавила она тотчас же, — у меня есть еще одно время от­дыха: когда я сплю". Во время анализа и во время сна она

70

А. Фрейд

освобождалась, очевидно, от того, что у взрослого челове­ка равнозначно постоянной затрате энергии на поддержа­ние вытеснения. Ее освобождение сказалось прежде всего в том, что в ней происходила какая-то перемена, она ста­новилась внимательной и оживленной. Несколько времени спустя она сделала еще один шаг в этом направлении. Она начала рассказывать свои фан­тазии и анальные мысли, которые до сих пор тщательно скрывала; дома, когда к столу подавали какое-нибудь блю­до, она делала вполголоса какое-нибудь сравнение или произносила, обращаясь к другим детям, "грязную" шут­ку. Тогда ее воспитательница пришла ко мне, чтобы по­лучить соответствующие указания. Я в то время не име­ла еще опыта, приобретенного мною впоследствии при детском анализе, отнеслась к этому недостаточно серьез­но и посоветовала ей просто не обращать внимания на такие пустяки. Однако, результаты получились совершен­но неожиданные. Вследствие отсутствия критики ребенок потерял всякое чувство меры и начал обнаруживать в до­машней обстановке все, о чем до тех пор говорилось толь­ко у меня во время сеанса; она совершенно погрузилась в свои анальные представления, сравнения и выражения. Другим членам семьи это вскоре показалось невыноси­мым; поведение ребенка, особенно за обеденным столом, отбивало аппетит у всех, и как дети, так и взрослые мол­ча и неодобрительно покидали один за другим комнату. Моя маленькая пациентка вела себя как лицо, одержимое перверзией, или как взрослая душевнобольная и постави­ла себя вследствие этого вне человеческого общества. Ее родители, не желая наказывать ее, не изолировали ее от других детей, но в результате другие члены семьи нача­ли теперь избегать ее, у нее же самой исчезли в это вре­мя все задержки и в другом отношении. В течение несколь­ких дней она превратилась в веселого, шаловливого, из­балованного, довольного собой ребенка. Ее воспитательница пришла ко мне во второй раз по­жаловаться на ее поведение: состояние невыносимое, жизнь в доме нарушена. Что делать? Можно ли сказать ребенку, что рассказывание таких вещей само по себе еще не так страшно, но что она ее просит не делать этого дома. Я восстала против этого. Я должны была сознаться, что я действительно допустила ошибку, приписав сверх-Я ре­бенка самостоятельную сдерживающую силу, которой сверх-Я вовсе не обладало. Как только авторитетные лица,

Лекция 4. Психоанализз в детском возрасте и воспитание 71 существовавшие во внешнем мире, стали менее требова­тельны, тотчас же снисходительным стал и Я-идеал, быв­ший до тех пор очень строгим и обладавший достаточной силой, чтобы вызвать целый ряд симптомов невроза на­вязчивости. Я понадеялась на эту невротическую строгость Я-идеала, была неосторожна и не достигла при этом ни­чего для целей анализа. Я на некоторое время преврати­ла заторможенного, невротичного ребенка в капризного, можно было бы, пожалуй, сказать, перверзного ребенка, но кроме того, я-одновременно ухудшила ситуацию для своей работы, так как этот освобожденный ребенок имел теперь свой "час отдыха" в течение целого дня, перестал считать совместную нашу работу важной, не давал боль­ше соответствующего материала для анализа, потому что он рассеивал его в течение дня вместо того, чтобы соби­рать его для сеанса и мгновенно потерял необходимое для анализа сознание болезни. Для детского анализа в еще боль­шей Alepe, чем для анализа взрослых пациентов, сохраняет свою силу положение, что аналитическая работа лижет быть проведена лишь в состоянии неудовлетворенности. К счастью, положение оказалось лишь теоретически столь опасным, на практике его легко было исправить. Я попросила воспитательницу ничего не предпринимать и запастись еще немного терпением. Я обещала ей опять призвать ребенка к порядку, но не могла ей обещать, как скоро наступит улучшение. Во время следующего сеанса я действовала очень энергично. Я заявила ей, что она на­рушила договор. Я думала, что она рассказывала мне эти грязные вещи для того, чтобы избавиться от них, но те­перь я вижу, что это вовсе не так. Она охотно рассказы­вала все это в своем домашнем кругу, потому что это до­ставляло ей удовольствие. Я ничего не имею против это­го, но только я не понимаю, зачем я ей нужна тогда. Мы можем прекратить сеансы, и она будет иметь возможность тогда получать удовольствие. Но если она остается при своем первоначальном намерении, то она должна говорить об этих вещах только со мной и больше ни с кем; чем больше она будет воздерживаться от этого дома, тем боль­ше она будет вспоминать во время сеанса, тем больше я буду узнавать о ней, тем скорее я смогу освободить ее. Теперь она должна принять то или иное решение. После этого она очень побледнела, задумалась, посмотрела на меня и сказала с тем же серьезным согласием, как и при первом аналитическом уговоре: "Если ты говоришь, что

72

А. Фрейд

это так, то я больше не буду говорить об этом". Таким образом была восстановлена ее невротическая добросове­стность. С этих пор ее домашние не слыхали от нее боль­ше ни одного слова о таки)? вещах. Она опять преобрази­лась: из избалованного, перверзного ребенка она опять превратилась в заторможенного, вялого ребенка. Такое же превращение повторялось у этой самой па­циентки еще несколько раз во время ее лечения. Когда она впадала после освобождения с помощью анализа от свое­го очень тяжелого невроза навязчивости в другую край­ность, в "испорченность" или в перверзию, то у меня не было другого выхода, кроме как вновь воссоздать невроз U И и восстановить в правах исчезнувшего уже черта ; разу­меется, я делала это всякий раз в меньшем масштабе и с большей осторожностью и мягкостью, чем это делалось при прежнем воспитании, пока я, наконец, не добилась того, что ребенок мог придерживаться середины между этими двумя крайностями. Я не остановилась бы так подробно на этом примере, если бы все вышеописанные соотношения при детском анализе не были так ясно выражены в нем: слабость дет­ского Я идеала, зависимость его требований, а следователь­но, и невроза от внешнего мира, его неспособность сдержать без посторонней помощи освобожденные побуждения и выте­кающая из этого необходимость для аналитика обладать авторитетом в воспитательном отношении ¹⁾. Следователь­но, аналитик объединяет в своем лице две трудных и соб­ственно противоречащих друг другу задачи: он должен анализировать и воспитывать, т.е. он должен в одно и то же время позволять и запрещать, разрывать и вновь свя­зывать. Если это ему не удается, то анализ становится для ребенка индульгенцией, позволяющей ему делать все, что считается в обществе недозволенным. Если же разреше­ние этих задач удается аналитику, то он коррегирует не­удачное воспитание и анормальное развитие и дает воз­можность ребенку или тем, кто решает судьбу ребенка, исправить сделанные ошибки. Вы знаете, что в конце анализа со взрослыми людьми мы не вынуждаем пациента стать здоровым. Он сам реша-

// Эта авторитетность дает аналитику, работающему с детьми, воз­можность применять "активную терапию" по Ференчи, подавлять отдельные симптомы, что влечет за собой запруду либидо и достав­ляет, таки х образом, обильный материал для анализа

Лекция 4. Псчхоана тзз в детском возрасте и воспитание 73 ет, что ему сделать с новой предоставленной ему возмож­ностью. От него зависит, захочет ли он еще раз проделать путь, приведший его к неврозу, позволит ли ему развитие его Я пойти противоположным путем широкого удовлетво­рения своих влечений или же ему удастся найти средний путь между этими двумя, осуществить истинный анализ жи­вущих в нем сил. Точно также мы не можем заставить ро­дителей нашей маленький пациентки обращаться более бла­горазумно с выздоровевшим ребенком. Детский анализ не защищает ребенка от вреда, который может быть ему при­чинен в будущем. Он оперирует, главным образом, с про­шлым: конечно, он создает, таким образом, лучшую, рас­чищенную почву для будущего развития. Я полагаю, что из вышеизложенных соотношений для вас явствует важное указание относительно показаний к детскому анализу. Показание это диктуется не только оп-ределеннъш заболеванием ребенка. Детский анализ распро­страняется прежде всего на среду психоаналитиков, он должен ограничиться пока детьми аналитиков, анализируе­мых и родителей, которые относятся к анализу с определен­ным доверием и уважением. Только в такой среде можно будет без резкой грани перевести аналитическое воспита­ние, имеющее место во время лечения, в домашнее вос­питание. Там, где анализ ребенка не может органически срастись с его другой жизнью, а входит в его другие от­ношения как инородное тело и нарушает их, там анализ породит у ребенка еще больший конфликт по сравнению с теми, от которых освободит его лечение. Я боюсь, что это утверждение разочаровало тех из вас, которые были уже готовы отнестись к детскому анализу с некоторым доверием. Показав вам столько трудностей детского анализа, я не хотела бы закончить эти лекции, не сказав в нескольких словах о больших возможностях, которые имеет, несмот­ря на все трудности, детский анализ и даже о некоторых его преимуществах перед анализом со взрослыми пациен­тами. Я вижу прежде всего три такие возможности. У ребенка мы можем добиться совсем иных изменений характера, чем у взрослого. Ребенок, который под влия­нием своего невроза пошел по пути анормального разви­тия характера, должен проделать лишь короткий обрат­ный путь, чтобы снова попасть на нормальную и соответ­ствующую его истинной сущности дорогу. Он не постро­ил еще на этом п\ти, подобно взрослому всю свою буду-

74

А. Фрейд

щую жизнь, не избрал себе профессии под влиянием это­го анормального развития, не построил дружбы на этом базисе, не вступил на этой почве в любовные отношения, которые, перейдя потом в отождествление, в свою очередь оказали бы влияние на развитие его Я. При "анализе ха­рактера" у взрослого мы должны собственно распотро­шить всю его жизнь, сделать невозможное, а именно: ан­нулировать поступки, не только осознать их влияние, но и упразднить его, если мы хотим иметь действительный успех. Следовательно, в этом вопросе анализ ребенка име­ет много преимуществ перед анализом взрослых. Вторая возможность касается воздействия на сверх-Я. Смягчение его строгости является, как вы знаете, одним из требований, предъявляемых к анализу невроза. Здесь, однако, анализ взрослых пациентов встречает наибольшие затруднения; он должен вести борьбу с самыми старыми и самыми важными любовными объектами индивида, с родителями, которых он интроецировал путем отожде-ствия; память о них хранится в большинстве случаев с благоговением, и поэтому тем труднее бороться с ними. При детском анализе, как вы уже видели, мы имеем дело с живыми, реально существующими во внешнем мире лицами, которые не преображены воспоминаниями о них. Если к работе, ведущейся изнутри, присоединить еще ра­боту извне, если мы попытаемся видоизменить с помощью аналитического влияния не только существующее уже отождествление, но если наряду с этим мы постараемся видоизменить с помощью обычного человеческого воздей­ствия также и реальные объекты, то эффект получится полный и поразительный. То же самое относится и к третьему пункту. При работе со взрослыми мы должны ограничиться тем, что помогаем им приспособиться к окружающей среде. Мы не имеем ни намерения, ни возможности преобразовать эту среду соответ­ственно его потребностям, при детском же анализе мы лег­ко можем сделать это. Потребности ребенка проще, их лег­че понять и удовлетворить; наши возможности в соединении с возможностями родителей бывают при благоприятных ус­ловиях вполне достаточны, чтобы их каждой ступени лече­ния ребенка и улучшения его состояния доставлять ему все или многое из того, что ему необходимо. Таким образом, мы облегчаем ребенку приспособление, пытаясь приспособить окружающую среду к нему. И в данном случае мы проде­лываем двойную работу: изнутри и извне.

Лекция 4. Психоанализа в детском возрасте и воспитание 75 Я полагаю, что благодаря наличию трех этих момен­тов мы добиваемся в детском анализе — несмотря на вы­шеперечисленные трудности — такого изменения характе­ра, такого улучшения и выздоровления, о котором мы и не мечтаем при анализе взрослых. Я подготовлена к тому, что присутствующие здесь практические аналитики после всего вышеизложенного скажут: то, что я проделываю с детьми, настолько отсту­пает от общепринятых правил психоанализа, что оно не имеет уже ничего общего с ним. Это — "дикий" метод, ко­торый заимствует все у анализа, но не следует строгим аналитическим предписаниям. Но представьте себе такое положение: вообразите, что во время приема к вам при­ходит взрослый невротик и просит вас взять его на изле­чение; после более подробного ознакомления оказывает­ся, что его влечения, его интеллект так же мало развиты, зависят в такой же степени от окружающей среды, как и у моих маленьких пациентов. Тогда вы, вероятно, сказа­ли бы: "Фрейдовский анализ является прекрасным мето­дом, но он не создан для таких людей". И вы применили бы к нему смешанное лечение, вы вели бы чистый анализ постольку, поскольку это соответствовало бы его сущнос­ти, а в остальном вы воспользовались бы детским анали­зом, потому что лучшего он и не заслуживает в соответ­ствии с его инфантильным характером. Я думаю, что аналитический метод — предназначенный для определенного своеобразного объекта, для взрослого невротика — нисколько не пострадает, если мы попытаем­ся применить его в модифицированном виде к другим объектам. Если кто-нибудь захочет найти иное примене­ние психоанализа, не следует ставить ему это в упрек. Следует только всегда знать, что делаешь.

Анна Фрейд

НОРМА И ПАТОЛОГИЯ ДЕТСТВА

©Пер. с англ. Я.Обухов

Психопатологии детства и ее истоки