Глава 30 Грохх
В следующие несколько дней история о том, как Фред с Джорджем вырвались на свободу, пересказывалась так часто, что Гарри стало ясно: она войдёт в золотой фонд хогвартских преданий. Спустя неделю даже очевидцы этого события были почти убеждены, что своими глазами видели, как близнецы, оседлавшие мётлы, сначала спикировали на Амбридж и забросали её навозными бомбами, а уж потом вылетели из дверей на волю. Сразу после отбытия близнецов было много разговоров о том, что их поступок достоин подражания. Гарри частенько слышал от учеников фразы вроде «Честно, иногда мне страсть как хочется вскочить на метлу да и махнуть отсюда подальше» или «Ещё один такой урок, и я тоже исполню номер „прощание Уизли“».
Фред с Джорджем позаботились о том, чтобы память о них осталась в школе надолго. Во-первых, они никому не объяснили, как убрать болото, образовавшееся в коридоре на шестом этаже восточного крыла. Амбридж и Филч пробовали осушить его самыми разными способами, но безрезультатно. В конце концов болото огородили верёвками, а Филчу поручили переправлять учеников в классные комнаты на плоскодонке, что он и делал, скрипя зубами от злости. Гарри не сомневался, что МакГонагалл или Флитвик могли бы удалить болото без всякого труда, однако, как и в случае с устроенным близнецами фейерверком, они явно предпочитали наблюдать за усилиями Амбридж со стороны.
Кроме того, в двери кабинета Амбридж теперь зияли две большие дыры в форме мётел, пробитые «Чистометами» Фреда и Джорджа, спешившими на зов своих хозяев. Филч приладил на место старой двери новую, а «Молнию» Гарри перенёс в подземелье, где Амбридж, по слухам, поставила при ней вооружённого тролля-охранника. Но её заботы на этом отнюдь не кончились.
Вдохновлённые примером Фреда и Джорджа, многие ученики вступили в борьбу за право занять освободившиеся места Главных Бузотёров Хогвартса. Несмотря на новую дверь, кто-то умудрился подсунуть в кабинет Амбридж нюхлера с волосатым рыльцем – тот перевернул всю мебель в поисках блестящих предметов, а когда вошла Амбридж, прыгнул на неё и попытался сгрызть кольца с её толстых пальцев. Навозными бомбами и вонючей дробью теперь швырялись в коридорах так часто, что среди учеников стало модно перед уходом с урока накладывать на себя Заклятие пузыреголовости – это обеспечивало им приток свежего воздуха, хотя выглядели они при этом весьма экстравагантно, будто щеголяли в надетых на голову аквариумах.
Филч, крадучись, ходил по коридорам с хлыстом в руке, надеясь поймать виноватых, но вся трудность заключалась в том, что их стало чересчур много и он никак не мог решить, куда ему броситься в первую очередь. Инспекционная дружина пыталась помочь ему, но с её членами то и дело происходили странные вещи. Уоррингтона из слизеринской команды по квиддичу отправили в больницу с ужасным кожным недугом, из-за которого он словно покрылся кукурузными хлопьями. На следующий день, к восторгу Гермионы, Пэнси Паркинсон пропустила все уроки, поскольку у неё вдруг прорезались рожки.
Тем временем стало ясно, что перед тем, как покинуть Хогвартс, Фред и Джордж успели распродать уйму Забастовочных завтраков. Стоило Амбридж войти в классную комнату, как собравшихся там учеников начинало тошнить и лихорадить. Одни падали в обморок, у других шла кровь из обеих ноздрей. Вопя от ярости и бессилия, она пыталась определить источник загадочных симптомов, но ученики упрямо твердили ей, что страдают от «амбриджита». Оставив после уроков четыре класса подряд и ровно ничего этим не добившись, она была вынуждена отказаться от репрессий и позволить мокрым от пота, мертвенно-бледным и окровавленным ученикам покидать её занятия целыми толпами.
Но даже потребители Забастовочных завтраков не могли сравниться с Пивзом, этим непревзойдённым мастером сеять разрушение и хаос: похоже, полтергейст принял прощальный завет Фреда очень близко к сердцу. С безумным хихиканьем он носился по всей школе, переворачивал столы, выскакивал из-за классных досок, опрокидывал вазы и статуи; дважды он запихивал Миссис Норрис в пустые рыцарские доспехи в коридоре, и разъярённый смотритель замка извлекал её оттуда истошно орущей, но живой и невредимой. Пивз разбивал фонари и тушил свечи, жонглировал горящими факелами над головой у перепуганных учеников, заставлял аккуратно сложенные стопки пергамента обрушиваться в огонь или за окно; он устроил на третьем этаже наводнение, открыв краны во всех умывальнях, набрал полную сумку тарантулов и выпустил их посреди вестибюля во время завтрака, а если ему хотелось передохнуть, часами парил над Амбридж, сопровождая её повсюду, куда бы она ни пошла, и издавая громкие непристойные звуки всякий раз, как она открывала рот.
Если не считать Филча, никто из обслуживающего персонала даже не пытался помочь директору. А спустя неделю после того, как Фред и Джордж покинули школу, Гарри своими глазами видел, как профессор МакГонагалл прошла мимо Пивза, старательно отвинчивающего хрустальную люстру, и мог бы поклясться, что она, почти не разжимая губ, шепнула полтергейсту: «Не в ту сторону крутишь!»
В довершение всего, Монтегю до сих пор не оправился от заключения в туалете. У него по-прежнему путались мысли, и как-то утром, во вторник, его родители были замечены на парадной аллее: они шагали к замку с крайне рассерженным видом.
– Может, нам вмешаться? – обеспокоенно сказала Гермиона, прижавшись щекой к оконному стеклу в классе заклинаний, чтобы посмотреть, как мистер и миссис Монтегю входят внутрь. – Объяснить, что с ним произошло? Вдруг это поможет мадам Помфри его вылечить?
– Да ладно, и так очухается, – равнодушно отозвался Рон.
– В любом случае для Амбридж это лишние хлопоты, – удовлетворённо сказал Гарри.
Они с Роном одновременно постучали палочками по чашкам, которые им велели заколдовать. У чашки Гарри вылезли четыре очень коротенькие ножки – они не могли достать до стола и бессмысленно корчились в воздухе. Чашка Рона с огромным трудом оторвалась от столешницы, опираясь на выросшие у неё длинные и тонкие ножки – несколько секунд они удерживали её наверху, дрожа от натуги, потом подломились, и чашка упала, расколовшись надвое.
– Репаро, – быстро сказала Гермиона, взмахнув палочкой, и чашка Рона вновь стала целой. – Всё это замечательно, но что, если Монтегю повредился в уме навсегда?
– Да кому какое дело? – раздражённо сказал Рон, глядя, как его чашка снова пытается подняться, качаясь как пьяная: коленки у неё отчаянно тряслись. – Нечего было вычитать очки у Гриффиндора! Если тебе некого жалеть, Гермиона, пожалей лучше меня!
– Тебя? – спросила она, ловя свою чашку, которая весело поскакала прочь по столу на четырёх крепких ножках, расписанных под китайский фарфор, и вновь ставя её перед собой. – Почему это я должна тебя жалеть?
– Когда следующее мамино письмо пройдёт проверку, у меня будут крупные неприятности, – горько сказал Рон, помогая своей чашке устоять на трепещущих ножках. – Не удивлюсь, если она опять пришлёт мне громовещатель.
– Но…
– Вот увидишь, побег Фреда и Джорджа поставят в вину мне, – мрачно пояснил Рон. – Она скажет, что я должен был их остановить. Вцепиться в их мётлы и не дать им улететь, или уж я не знаю что… Точно тебе говорю, виноват буду я.
– Ну, если она и вправду так скажет, это будет ужасно несправедливо, потому что ты ничего не мог поделать! Но я уверена, что она ничего такого не скажет: ведь если у них и впрямь есть помещение в Косом переулке, значит, они всё это спланировали уже давным-давно.
– Кстати, вот ещё вопрос: как они заполучили это помещение? – сказал Рон, так сильно стукнув палочкой по чашке, что та снова упала и теперь лежала перед ним, бессильно подрагивая. – Это же не так просто, верно? Чтобы арендовать место в Косом переулке, нужна куча галеонов. Она захочет узнать, во что они ввязались, чтобы раздобыть такие деньжищи.
– Это и мне приходило в голову, – сказала Гермиона, пуская свою чашку вскачь вокруг чашки Гарри, по-прежнему шевелящей в воздухе короткими толстыми ножками. – Я тоже думала: вдруг Наземникус уговорил их взяться за торговлю краденым или ещё за что-нибудь похлеще…
– Ничего подобного, – обронил Гарри.
– А ты откуда знаешь? – хором спросили Рон с Гермионой.
– Оттуда… – Гарри помедлил, но потом решил, что пришло время открыть секрет. Раз Фреда с Джорджем начали подозревать в чём-то неблаговидном, молчать уже попросту нельзя. – Они получили золото от меня. В прошлом июне я отдал им свой выигрыш в Турнире Трёх Волшебников.
Его друзья ошеломлённо молчали. Потом чашка Гермионы скакнула через край стола и, грохнувшись на пол, разлетелась на мелкие кусочки.
– Не может быть! – воскликнула Гермиона.
– Может! – вызывающе сказал Гарри. – И я об этом не жалею! Мне эти деньги были ни к чему, а у них будет отличный магазин со всякими волшебными штучками.
– Но это же здорово! – восхищённо сказал Рон. – Значит, виноват ты один, и мама не сможет ни в чём меня обвинить! Ты не против, если я ей скажу?
– Конечно, лучше сказать, – хмуро ответил Гарри, – особенно если она думает, что они торгуют ворованными котлами.
Гермиона больше ничего не говорила до самого конца урока, но Гарри не сомневался, что терпения ей хватит ненадолго. И действительно, на перемене, когда они вышли из замка погреться в жиденьких лучах майского солнца, она устремила на Гарри пронзительный взгляд и открыла рот, чтобы сделать ему очередное внушение.
Гарри не дал ей заговорить.
– Не надо меня воспитывать – что сделано, то сделано, – твёрдо сказал он. – Фред с Джорджем получили деньги и, судя по всему, уже потратили немалую их часть, так что обратно я их забрать не могу, да и не хочу. Поэтому не сотрясай зря воздух, Гермиона.
– Я и не собиралась ничего говорить насчёт Фреда с Джорджем! – уязвлённо сказала она.
Рон недоверчиво хмыкнул, и Гермиона наградила его уничтожающим взглядом, полным презрения.
– Да, не собиралась, представь себе! – сердито сказала она. – Я всего лишь хотела спросить у Гарри, когда он думает снова пойти к Снеггу и договориться с ним о продолжении уроков окклюменции!
У Гарри похолодело внутри. День-другой тому назад, после того как была исчерпана тема эффектного отбытия Фреда и Джорджа (что заняло, пожалуй, не один час), Рону с Гермионой захотелось узнать новости о Сириусе. Поскольку Гарри скрыл от них истинную цель своей беседы с Сириусом, ему трудно было придумать, что им сказать; в конце концов он ограничился честным сообщением о том, что Сириус велел ему возобновить уроки окклюменции. С тех пор он не раз успел пожалеть об этом: Гермиона отказывалась считать вопрос закрытым и то и дело возвращалась к нему, когда Гарри меньше всего этого ожидал.
– И нечего врать мне, что ты перестал видеть кошмары, – продолжала Гермиона. – Рон сказал, что прошлой ночью ты бормотал во сне!
Гарри метнул на Рона свирепый взгляд. Его товарищ, надо отдать ему должное, выглядел пристыженным.
– Ты бормотал совсем немножко, – извиняющимся тоном промямлил он. – Я разобрал только что-то вроде: «Ну же, ещё чуть-чуть!..»
– Мне приснилось, как вы играете в квиддич, – грубо солгал Гарри. – Я кричал тебе, чтобы ты дотянулся до квоффла.
Уши у Рона покраснели, и Гарри почувствовал мстительное удовольствие. Конечно, ему снилось совсем не то. Прошлой ночью он снова путешествовал по Отделу тайн: миновал круглую комнату, затем комнату, полную тиканья и танцующих бликов, после чего опять очутился в гигантском зале со стеллажами, на которых лежали пыльные стеклянные шарики.
Он понёсся прямо к ряду номер девяносто семь, повернул налево и помчался вдоль стеллажей… Наверное, именно тогда он и произнёс «ещё чуть-чуть», потому что чувствовал, как его сознательное «я» стремится разорвать оковы сна… Но, не успев добраться до конца ряда, обнаружил, что снова лежит на своей кровати, упёршись взглядом в полог.
– Но ты хотя бы пытаешься защитить своё сознание? – требовательно спросила Гермиона, сверля Гарри взглядом. – Ты применяешь окклюменцию?
– Конечно, – ответил Гарри, стараясь, чтобы его голос звучал оскорблённо, однако избегая смотреть Гермионе в глаза. В действительности же ему не терпелось узнать, какое сокровище спрятано в комнате со стеклянными шариками, и поэтому он хотел, чтобы запретные сны продолжались.
Главная трудность на этом пути заключалась в том, что из-за усиленной подготовки к СОВ, до которых осталось уже меньше месяца, его голова к моменту отбоя бывала так напичкана информацией, что он подолгу лежал без сна, а когда наконец засыпал, его перегруженный мозг осаждали навязчивые картины, имеющие отношение только к экзаменам. Кроме того, он подозревал, что, стоит ему очутиться в коридоре перед чёрной дверью, как часть его сознания – та самая, что нередко говорит голосом Гермионы, – начинает терзаться чувством вины и ищет возможность разбудить его прежде, чем он достигнет цели своего путешествия.
– Знаешь, – сказал Рон, чьи уши до сих пор пылали огнём, – если Монтегю не придёт в себя до матча Слизерина с Пуффендуем, у нас может появиться шанс выиграть Кубок.
– Да, пожалуй, – сказал Гарри, обрадовавшись перемене темы.
– Я имею в виду, мы один раз выиграли, один проиграли. Если в следующую субботу пуффендуйцы победят слизеринцев…
– Да, правильно, – сказал Гарри, потеряв нить разговора и уже не замечая, с чем он соглашается. Только что, демонстративно отвернувшись от него, по двору прошла Чжоу Чанг. * * * Заключительный матч сезона – Гриффиндор против Когтеврана – должен был состояться в последние майские выходные. Хотя пуффендуйцам удалось-таки выиграть у Слизерина с минимальным перевесом, гриффиндорцы почти не надеялись на победу, в основном из-за обескураживающей игры Рона в прошлых матчах (конечно, ему никто об этом не напоминал). Однако сам он, похоже, был настроен оптимистически.
– Я ведь не могу выступить ещё хуже, чем раньше, – мрачно сказал он Гарри и Гермионе за завтраком в день матча. – Стало быть, и терять нечего!
– Знаешь, – сказала Гермиона Гарри чуть позже, когда они шли на поле вместе с толпой возбуждённых болельщиков, – по-моему, теперь, когда Фреда и Джорджа здесь нет, Рону будет немножко легче. Они никогда по-настоящему в него не верили.
Друзей нагнала Полумна Лавгуд – если глаза их не обманывали, у неё на шляпке сидел самый натуральный живой орёл, который иногда принимался хлопать крыльями.
– Ах ты чёрт, совсем забыла! – сказала Гермиона, глядя, как Полумна с безмятежным видом шествует мимо группы слизеринцев, а те хихикают и показывают на неё пальцем. – Чжоу ведь тоже сегодня играет, правда?
Гарри, который этого не забыл, буркнул что-то утвердительное.
Они нашли места в предпоследнем ряду трибун. Стояла замечательная ясная погода – Рон не мог бы желать лучшего, и Гарри, вопреки всяким разумным соображениям, всё же надеялся, что сегодня его друг не даст слизеринцам повода распевать издевательские куплеты.
Как всегда, комментаторскую кабинку занял Ли Джордан, который после ухода близнецов из школы ходил точно в воду опущенный. Когда команды появились на поле, он стал называть игроков, хотя в голосе его не слышалось привычного оживления.
– Брэдли… Дэвис… Чанг… – говорил он. Гарри увидел на поле Чжоу, чьи блестящие чёрные волосы чуть шевелились на лёгком ветерке, но вместо обычного сальто-мортале его желудок ограничился слабым трепыханием. Он уже не понимал, чего хочет от их отношений, – знал только, что ему до смерти надоело с ней препираться. Даже глядя, как она оживлённо болтает с Роджером Дэвисом, готовясь оседлать метлу, Гарри почувствовал лишь едва ощутимый укол ревности.
– Итак, матч начался! – сказал Ли. – Дэвис немедленно завладел квоффлом… квоффл у капитана когтевранцев Дэвиса, он уворачивается от Джонсон, уходит от Белл, потом от Спиннет… он направляется прямо к воротам! Готовится к броску, и… и… – Ли громко выругался. – Счёт открыт!
Гарри и Гермиона застонали вместе с остальными гриффиндорцами. Естественно, слизеринцы на противоположной трибуне тут же затянули свою отвратительную песню: Квоффл Рон поймать не может,
Победить он нам поможет… – Гарри, – раздался у Гарри над ухом чей-то сиплый голос. – Гермиона…
Он оглянулся и увидел между спинками сидений широченную бородатую физиономию Хагрида. Первокурсники и второкурсники в ряду, вдоль которого он только что протискивался, выглядели изрядно помятыми. По какой-то причине Хагрид скрючился вдвое, словно не хотел, чтобы его заметили, однако от этого было мало проку: он по-прежнему возвышался над всеми фута на четыре.
– Слушайте, – прошептал он, – вы не могли бы пойти со мной? Прямо сейчас. Пока все смотрят матч.
– Э-э… а подождать нельзя, Хагрид? – спросил Гарри. – Хотя бы до конца матча?
– Нет, – сказал Хагрид. – Нет, Гарри, это надо сейчас… пока все смотрят в другую сторону… пожалуйста, пойдём, а?
Из носа у Хагрида слабо сочилась кровь. Оба глаза были подбиты. После возвращения лесничего в школу, Гарри ни разу не видел его так близко; Хагрид выглядел глубоко несчастным.
– Конечно, – не раздумывая ответил он. – Конечно, пошли.
Они с Гермионой бочком выбрались в проход под недовольное ворчание учеников, которым пришлось встать, чтобы пропустить их. Те, мимо кого пробирался Хагрид, не жаловались – они только старались сделаться как можно меньше.
– Я вам ужасно благодарен, друзья, честное слово, – сказал Хагрид, когда они очутились на лестнице. Пока они спускались на лужайку, он то и дело тревожно озирался. – Надеюсь, она не заметит, что мы ушли.
– Ты это про Амбридж? – спросил Гарри. – Она ничего не заметит. Разве ты не видел – она усадила рядом с собой всю Инспекционную дружину? Наверное, боится скандала.
– Ну, если здесь малость поскандалят, это не повредит, – сказал Хагрид. Он остановился и выглянул из-за края трибуны, чтобы проверить, нет ли кого-нибудь на лужайке между ними и его хижиной. – Дайте только время…
– Что случилось, Хагрид? – сказала Гермиона, озабоченно глядя на него снизу вверх. Они уже спешили по траве к опушке Запретного леса.
– Погоди минутку, скоро увидишь, – сказал Хагрид, оглядываясь через плечо на стадион, откуда вдруг донёсся громкий рёв болельщиков. – Ого! Видать, забил кто?
– Наверное, Когтевран, – угрюмо сказал Гарри.
– Ну-ну… – рассеянно откликнулся Хагрид. – Вот и хорошо…
Он шёл быстро, озираясь на каждом шагу, и им приходилось бежать вприпрыжку, чтобы поспеть за ним. У хижины Гермиона машинально свернула налево, к двери. Однако Хагрид двинулся прямиком под сень листвы на самом краю Леса и поднял арбалет, прислонённый к стволу дерева. Заметив, что ребята отстали, он обернулся.
– Нам туда, – сказал он, кивнув косматой головой в сторону чащи.
– В Лес? – озадаченно спросила Гермиона.
– Да, – ответил Хагрид. – Пойдём скорей, покуда нас не застукали!
Гарри с Гермионой обменялись взглядом и нырнули под прикрытие деревьев вслед за Хагридом – закинув арбалет за плечо, он уже размашисто шагал вперёд в зеленоватом полумраке. Пустившись бегом, Гарри и Гермиона догнали его.
– Зачем тебе оружие, Хагрид? – спросил Гарри.
– На всякий случай, – отозвался Хагрид, пожимая массивными плечами.
– Когда ты водил нас смотреть на фестралов, ты не брал с собой арбалета, – робко сказала Гермиона.
– Тогда мы не заходили так далеко, – сказал Хагрид. – Да и потом, это было до того, как Флоренц ушёл из Лесу.
– При чём здесь Флоренц? – с любопытством спросила Гермиона.
– При том, что другие кентавры здорово на меня разозлились, вот при чём, – негромко сказал Хагрид, озираясь по сторонам. – Они и раньше-то не очень дружелюбные были, но мы с ними худо-бедно ладили. Жили они, конечно, сами по себе, но ежели мне надо было с ними словечком перемолвиться, всегда приходили. А теперь нет.
Он тяжело вздохнул.
– Флоренц сказал, они рассердились, потому что он согласился работать у Дамблдора, – объяснил Гарри. Он внимательно следил за лицом Хагрида и поэтому споткнулся о выступающий из земли корень.
– Да уж, – мрачно подтвердил Хагрид. – Рассердились – это ещё мягко сказано. Озверели, это будет вернее. Кабы я не вмешался, они б его до смерти залягали…
– Они на него напали? – потрясённо спросила Гермиона.
– Ну да, – хрипло ответил Хагрид, проламываясь сквозь низко висящие ветви. – Полстада, не меньше, и каждый норовил его приложить…
– И ты остановил их? – Гарри был изумлён и восхищён. – В одиночку?
– Конечно. Не мог же я стоять и смотреть, как его убивают! – сказал Хагрид. – Хорошо ещё, что мимо проходил… И между прочим, Флоренц мог бы про это вспомнить и не посылать мне всякие дурацкие предупреждения! – внезапно с жаром добавил он.
Гарри и Гермиона удивлённо переглянулись, но насупившийся Хагрид не стал развивать эту тему.
– Как бы там ни было, – сказал он, дыша чуть тяжелей, чем обычно, – теперь у кентавров на меня зуб. Беда в том, что в Лесу их мнение больно много значит… они ж тут самые умные.
– Так это к ним ты нас ведёшь, Хагрид? – спросила Гермиона. – К кентаврам?
– Нет-нет, – сказал Хагрид, отрицательно качая головой, – они тут ни при чём. Ну, то есть они могут осложнить дело, это-то да… но скоро ты увидишь, в чём вся штука.
После этого загадочного обещания он умолк и сразу опередил их. На каждый шаг Хагрида у его спутников приходилось по три, так что им стоило немалого труда не отстать совсем.
Тропинка, по которой они шли, становилась всё уже – деревья подступали к ней так близко, что дневной свет еле пробивался сквозь плотную листву. Вскоре поляна, где Хагрид показывал им фестралов, осталась далеко позади, но Гарри не беспокоился до тех пор, пока Хагрид вдруг не свернул с тропинки прямо в чащу: похоже было, что они держат путь в самое сердце Запретного леса.
– Хагрид! – сказал Гарри, с трудом пробираясь сквозь густой колючий кустарник, через который Хагрид с лёгкостью перешагнул, и очень живо вспоминая то, что случилось с ним в прошлый раз, когда он оставил тропинку в Запретном лесу. – Куда мы идём?
– Потерпи чуток, – сказал Хагрид, не оборачиваясь. – Давай, Гарри… тут бы надо держаться рядом друг с дружкой.
Держаться рядом с Хагридом было очень и очень непросто, особенно из-за веток и колючих кустов: лесничий обращал на них не больше внимания, чем на обыкновенную паутину, но Гарри и Гермиона часто запутывались в них так основательно, что им приходилось возиться по нескольку минут, высвобождая свои мантии. Вскоре руки и ноги Гарри покрылись мелкими порезами и царапинами. Теперь они забрались в такую глушь, что Гарри различал в полумраке только огромный силуэт Хагрида, топающего впереди. Каждый звук в ватной лесной тишине казался угрожающим. Маленькие сучки ломались с громким треском, а любой едва слышный шорох в кустах, пусть даже производимый какой-нибудь безобидной пташкой, заставлял Гарри опасливо вглядываться в полутьму. Он вдруг сообразил, что никогда ещё не заходил так далеко в Лес, не встретив ни единого живого существа, и это отсутствие живности показалось ему зловещим.
– Можно мы зажжём палочки, Хагрид? – тихонько спросила Гермиона.
– Валяйте, – шепнул Хагрид. – Честно говоря…
Внезапно он остановился и обернулся. Гермиона наткнулась на него и чуть не упала. Гарри вовремя поймал её.
– Лучше постоим тут минутку, чтобы я мог… ну, растолковать вам, что к чему, – сказал Хагрид. – В смысле, пока мы ещё не дошли до места.
– Ладно! – сказала Гермиона. Они с Гарри пробормотали «Люмос!», и на концах их палочек вспыхнули огоньки. Лицо Хагрида выступило из полутьмы в свете двух дрожащих лучей, и Гарри снова поразился тому, какое оно тревожное и грустное.
– Ну вот, – сказал Хагрид. – Понимаете… вся штука в том…
Он шумно вздохнул.
– В общем, очень может быть, что не сегодня завтра я вылечу с работы, – сказал он.
Гарри и Гермиона посмотрели друг на друга, затем снова на него.
– Но тебя ведь до сих пор не выгнали, – осторожно заметила Гермиона. – Так почему ты решил…
– Амбридж считает, это я пустил нюхлера к ней в кабинет.
– А разве это не ты? – невольно вырвалось у Гарри.
– Конечно нет! – с негодованием сказал Хагрид. – Просто если где замешаны волшебные существа, она сразу думает, что без меня дело не обошлось. Вы же знаете – с тех пор как я вернулся, она только и ждёт повода, чтоб меня уволить. Я-то, понятно, уходить не хочу, но кабы не… кабы не особые обстоятельства, про которые я вам сейчас всё растолкую, я бы лучше ушёл сам и не ждал, покуда меня выгонят на глазах у всей школы, как Трелони.
И Гарри, и Гермиона попытались было что-то возразить, но Хагрид отмахнулся от их протестов огромной ручищей.
– Всё это не конец света – я и не в школе буду помогать Дамблдору и постараюсь, чтобы Ордену от меня была какая-никакая польза… А вас возьмёт Граббли-Дёрг… так что экзамены вы сдадите… – Его голос задрожал и сорвался. – Насчёт меня не волнуйтесь, – поспешно сказал он, когда Гермиона потянулась к нему, чтобы похлопать его по руке. Выудив из жилета гигантский заляпанный носовой платок, он промокнул им глаза. – Слушайте, я б вам всего этого не рассказывал, кабы жизнь не заставила. Просто если я уйду… ну, я не могу уйти, никому не сказавшись… потому как я… мне нужна ваша помощь. И Рона тоже, если он не против.
– Конечно, мы тебе поможем, – немедленно сказал Гарри. – Что нам нужно сделать?
Хагрид громко шмыгнул носом и, не найдя слов, потрепал Гарри по плечу с такой силой, что тот еле устоял на ногах, привалившись к дереву.
– Я знал, что вы согласитесь, – пробубнил он в платок, – но я никогда… того… не забуду… ну пошли, осталась самая малость… осторожно, тут крапива…
Они шли в молчании минут пятнадцать. Когда Гарри открыл рот, собираясь спросить, долго ли ещё идти, Хагрид выбросил вбок правую руку, показывая, что надо остановиться.
– Тут полегче… – негромко сказал он. – Тихонечко-тихонечко…
Они прокрались вперёд ещё на несколько шагов, и Гарри увидел сквозь заросли огромный гладкий курган, высотой почти с Хагрида. Он с ужасом подумал, что это наверняка логово какого-нибудь гигантского животного. Все деревья около кургана были вырваны с корнем, и он возвышался на свободной лужайке, в окружении лежащих внавалку стволов и веток. Они образовали что-то вроде изгороди или баррикады, у которой и остановились Гарри, Гермиона и Хагрид.
– Спит, – прошептал Хагрид.
Гарри понял, что слышит какой-то приглушённый ритмичный рокот, словно неподалёку и впрямь работают чьи-то гигантские лёгкие. Он покосился на Гермиону, которая не отрываясь глядела на курган. Рот у неё был слегка приоткрыт, и она выглядела до смерти напуганной.
– Хагрид, – сказала она шёпотом, едва слышным на фоне дыхания спящего существа, – кто это?
Её вопрос показался Гарри странным. «Что это?» – вот вопрос, который он сам собирался задать.
– Ты же говорил нам, Хагрид… – сказала Гермиона, и Гарри заметил, что палочка у неё в руке дрожит. – Ты говорил, что они отказались прийти!
Гарри перевёл взгляд с неё на Хагрида и обратно. Вдруг он всё понял и, тихонько охнув от ужаса, снова посмотрел на курган.
Огромный земляной горб, на котором они с лёгкостью могли бы уместиться все втроём, мерно поднимался и опускался в такт глубокому, рокочущему дыханию. Это был вовсе не курган – это была чья-то спина!
– Ну да… он и не хотел приходить, – ответил Хагрид. В голосе его слышалось отчаяние. – Но я должен был привести его, Гермиона, должен!
– Но почему? – спросила Гермиона. Её голос звучал так, словно она готова была разреветься. – Почему… зачем… о господи, Хагрид!
– Я знал, что надо только подержать его тут, – сказал Хагрид, тоже едва не плача, – и маленько научить, как себя вести… и тогда я смогу вытащить его на люди и доказать, что он совсем безобидный!
– Безобидный! – пронзительно воскликнула Гермиона, и Хагрид отчаянно зашикал на неё и замахал ручищами. Огромное существо на лужайке громко всхрапнуло и чуть повернулось во сне. – Так вот кто наставил тебе столько синяков! Вот откуда у тебя все эти раны!
– Он сам не знает своей силы! – убеждённо сказал Хагрид. – И он постепенно учится, он уже не так часто дерётся…
– Теперь понятно, почему ты добирался домой целых два месяца, – задумчиво произнесла Гермиона. – Ах, Хагрид, зачем ты привёл его сюда, если он не хотел? Разве ему не лучше было бы жить со своим народом?
– Они все обижали его, Гермиона, потому что он такой маленький! – сказал Хагрид.
– Маленький? – переспросила Гермиона. – Это он-то маленький?
– Я не мог его бросить, Гермиона, – сказал Хагрид, и по его покрытому синяками лицу заструились слёзы, теряясь в бороде. – Он… он мой брат!
Гермиона уставилась на него, и челюсть у неё отвисла.
– Хагрид! – медленно сказал Гарри. – Когда ты говоришь «брат», это же не значит, что…
– Ну, то есть единоутробный, – уточнил Хагрид. – Оказывается, моя мамаша связалась с другим великаном, когда ушла от папы, и у неё родился Грохх…
– Грохх? – сказал Гарри.
– Ну да… во всяком случае, примерно так он произносит своё имя, – нервно сказал Хагрид. – Он не слишком хорошо говорит по-английски… я пытался его научить… в общем, она вроде как и его любила не больше, чем меня. Понимаешь, великанши гордятся, если произведут на свет хорошего крупного малыша, а он всегда был мелковат по ихним меркам… всего-то шестнадцать футов.
– Ну да, совсем крошечный! – сказала Гермиона с ноткой истерического сарказма. – Прямо-таки микроскопический!
– Они все там его шпыняли… я просто не мог его бросить…
– Мадам Максим тоже хотела привести его сюда? – спросил Гарри.
– Она… ну, она понимала, что это для меня важно, – сказал Хагрид, ломая свои огромные руки. – Но… но потом она от него малость устала, должен признать… так что мы расстались по дороге домой… правда, она обещала никому не говорить…
– Как тебе вообще удалось притащить его сюда так, чтобы никто не видел?
– Потому это и отняло столько времени, – сказал Хагрид. – Можно было двигаться только ночью и по дикой местности, ну и всякое такое. Конечно, когда он хочет идти, так за ним только поспевай, но он то и дело норовил повернуть обратно.
– Ах, Хагрид, Хагрид, ну почему ты его не отпустил! – сказала Гермиона, усевшись на вырванное из земли дерево и пряча лицо в ладони. – Как ты теперь думаешь управиться со свирепым великаном, который даже не хочет здесь оставаться?
– Ну, свирепый – это ты, пожалуй, через край хватила, – отозвался Хагрид. Он по-прежнему возбуждённо ломал руки. – Я признаю, что он разок-другой угостил меня, когда был не в духе, но теперь он ведёт себя лучше, гораздо лучше… он стал гораздо спокойнее…
– А зачем тогда все эти верёвки? – спросил Гарри. Лишь секунду назад он заметил, что к стволам самых больших из соседних деревьев привязаны толстенные верёвки – они тянулись туда, где спиной к ним спал Грохх.
– Тебе приходится держать его связанным? – слабым голосом спросила Гермиона.
– Ну… вообще-то да, – ответил Хагрид, беспокойно глядя на неё. – Видишь ли, какая штука… я ведь уже говорил… он и в самом деле не понимает, какой он сильный.
Теперь Гарри сообразил, с чем связано подозрительное отсутствие в этой части Леса всякого зверья.
– Ладно, так чего ты хочешь от нас с Гарри и Роном? – с опаской спросила Гермиона.
– Чтобы вы за ним присмотрели, – хрипло сказал Хагрид. – Когда меня не будет.
Гарри с Гермионой обменялись обречёнными взглядами, и Гарри стало не по себе: ведь он уже обещал Хагриду сделать всё, что тот попросит!
– И как ты себе это представляешь? – осведомилась Гермиона.
– Кормить не надо, ничего такого! – торопливо сказал Хагрид. – Он сам себе добудет чего поесть, это ему легче лёгкого. Птицы там, олени, ну и так далее… Нет, ему нужна не еда, а компания, вот и всё. Мне б только знать, что кто-то и дальше пытается ему помочь… учит его немножко, понимаете…
Ничего не ответив, Гарри снова повернулся посмотреть на чудовищную фигуру великана, спящего перед ними на лужайке. В отличие от Хагрида, который выглядел просто как очень большой человек, Грохх был сложен довольно непропорционально. То, что Гарри сначала принял за гигантский, поросший мохом валун слева от огромного земляного кургана, оказалось головой Грохха. По сравнению с телом она была гораздо крупнее, чем у людей, и почти абсолютно круглая; всю её сплошь покрывали густые курчавые волосы цвета папоротника. Над головой исполина, которая, как у дяди Вернона, словно была посажена прямо на плечи без всякого признака шеи, виднелся краешек большого мясистого уха. Спина, прикрытая чем-то вроде грязного бурого балахона, кое-как сшитого из звериных шкур, была очень широкой: видно было, как грубые швы чуть не лопаются при каждом вдохе спящего великана. Ноги Грохх подобрал под себя. Гарри видел только его колоссальные подошвы: голые и грязные, они покоились на травянистой почве одна на другой, и каждая из них была величиной с детские салазки.
– Ты хочешь, чтобы мы его учили, – бесцветным голосом сказал Гарри. Теперь он понял, что означало предупреждение Флоренца: «Его план не работает. Лучше ему оставить свои попытки». Конечно, другие существа, живущие в Запретном лесу, должны были знать о тщетных попытках Хагрида обучить Грохха английскому.
– Ну да! Даже если вы просто будете иногда по чуть-чуть с ним беседовать… – с надеждой сказал Хагрид. – Потому как я вот чего думаю: если он научится говорить с людьми, ему станет понятней, что на самом деле мы все его любим и хотим, чтоб он остался.
Гарри посмотрел на Гермиону, а она – на него сквозь раздвинутые пальцы рук, в которые спрятала лицо.
– Как поглядишь на это, кажется, что Норберт был не так уж плох, – сказал он, и она отпустила дрожащий смешок.
– Так, стало быть, вы согласны? – спросил Хагрид, который, похоже, не расслышал последних слов Гарри.
– Ну… – промямлил Гарри, уже связанный обещанием. – Мы попробуем, Хагрид.
– Я знал, что могу на тебя положиться, Гарри, – сказал Хагрид. Его мокрое лицо просияло, и он снова принялся вытирать его платком. – Я не хочу отнимать у вас слишком много времени… понимаю – у вас экзамены и всё такое… если бы вы могли выбираться сюда под мантией-невидимкой, скажем, раз в неделю, чтобы поболтать с ним немножко… Так я его разбужу – надо же вас познакомить!
– Позна… ой, нет! – вскакивая, сказала Гермиона. – Пожалуйста, Хагрид, не буди его – правда, нам ни к чему…
Но Хагрид уже перешагнул через огромный лежащий ствол и двинулся к Грохху. Подойдя к нему футов на десять, он поднял с земли длинную отломанную ветку, ободряюще улыбнулся через плечо Гарри и Гермионе, а потом сильно ткнул концом ветки в середину великаньей спины.
Грохх испустил рёв, эхом прокатившийся по безмолвному Лесу. Птицы на верхушках деревьев с щебетом вспорхнули и разлетелись. Тем временем на глазах у Гарри и Гермионы великан подымался с земли – она задрожала, когда он опёрся на неё чудовищной дланью, помогая себе встать на колени. Затем он повернул голову, чтобы разглядеть нарушителя своего покоя.
– Ну что, Грошик? – с наигранным весельем сказал Хагрид, отступая назад и держа ветку наготове, чтобы в случае чего снова ткнуть ею Грохха. – Неплохо вздремнул, а?
Гарри и Гермиона отошли насколько могли, не выпуская гиганта из поля зрения. Грохх стал на колени между двумя деревьями, которые ещё не успел выворотить. Они смотрели вверх на его невероятно огромное лицо, похожее на полную серую луну, маячащую в лесных сумерках. Казалось, будто человеческие черты нанесены на колоссальных размеров каменный шар. Нос у Грохха был короткий и бесформенный, в скошенном набок рту желтели корявые зубы, смахивающие на половинки кирпичей; глаза, маленькие для такого гиганта, были мутного зеленовато-коричневого цвета и ещё не совсем разлепились со сна. Грохх поднял замурзанный кулак с костяшками величиной с крикетный мяч и свирепо протёр их; потом, без предупреждения, вскочил на ноги с поразительной быстротой и проворством.
– Ай! – услышал Гарри позади себя панический возглас Гермионы.
Деревья, к которым были привязаны запястья и лодыжки Грохха, угрожающе заскрипели. Как и говорил Хагрид, в нём было добрых шестнадцать футов росту. Подслеповато озираясь, Грохх протянул руку размером с пляжный зонтик, схватил с верхних веток большой сосны птичье гнездо, перевернул его и потряс с разочарованным рёвом: птицы внутри не оказалось, только яйца градом посыпались на землю, и Хагрид, защищаясь от них, прикрыл голову руками.
– Послушай, Грошик, – крикнул Хагрид, с опаской косясь вверх, чтобы в случае чего укрыться от новой бомбардировки, – я тут привёл своих друзей, хочу их с тобой познакомить. Помнишь, я тебе рассказывал? Помнишь, я говорил, что, может, отправлюсь в небольшое путешествие и попрошу их приглядеть за тобой, покуда меня не будет? Ты ведь помнишь это, Грошик?
Но Грохх лишь снова испустил низкий рёв – казалось, он то ли не слушает Хагрида, то ли вообще принимает издаваемые им звуки не за человеческую речь, а за что-то другое. Ухватившись за верхушку одной из сосен, он принялся сгибать её – очевидно, из чистого любопытства, чтобы посмотреть, далеко ли она отскочит, когда он её отпустит.
– Эй-эй, Грошик, не надо! – закричал Хагрид. – Ты и эту тоже повалишь…
И действительно, Гарри уже видел, как трескается земля вокруг корней дерева.
– У меня есть для тебя компания! – крикнул Хагрид. – Компания, понял? Погляди вниз, дубина ты здоровенная, я привёл к тебе друзей!
– Не надо, Хагрид! – простонала Гермиона, но Хагрид уже снова поднял ветку и резко ткнул ею Грохха в колено.
Гигант отпустил сосну, которая угрожающе закачалась и осыпала Хагрида дождём иголок, и посмотрел вниз.
– Гляди, – сказал Хагрид, поспешно подбегая к ребятам, – это Гарри, Грошик! Гарри Поттер! Он, может, придёт навестить тебя, когда меня не будет, понял?
Великан только сейчас заметил присутствие Гарри и Гермионы. Они с трепетом ждали, пока он опустит свою валуноподобную голову и вглядится в них подслеповатыми глазками.
– А это Гермиона, видишь? Гер… – Хагрид запнулся. Повернувшись к Гермионе, он спросил: – Ты не против, если он будет звать тебя Герми, а? Твоё имя для него слишком трудное, он не запомнит…
– Да-да, конечно, – кое-как выдавила Гермиона.
– Это Герми, Грохх! Она тоже будет приходить, и вообще! Разве это не здорово? А? Теперь у тебя двое дру… Н-н-не надо, Грошик!
Рука Грохха внезапно метнулась к Гермионе; Гарри схватил её и толкнул за дерево, так что лапа Грохха чиркнула по стволу, сомкнувшись в кулак на пустом месте.
– ТЫ ПЛОХОЙ МАЛЬЧИК, ГРОШИК! – услыхали они вопль Хагрида, и Гермиона, дрожа и поскуливая от страха, прижалась за деревом к Гарри. – ОЧЕНЬ ПЛОХОЙ! НЕЛЬЗЯ ХВАТА… АЙ!
Гарри высунул из-за ствола голову и обнаружил, что Хагрид лежит на спине, держась за нос. Грохх, очевидно, утративший к нему интерес, распрямился и снова занялся сосной, пытаясь согнуть её до предела.
– Ладно, – неразборчиво пробубнил Хагрид, вставая на ноги, – одной рукой он зажимал кровоточащий нос, а другой взялся за арбалет. – Хорошо… теперь всё… вы с ним познакомились… теперь он узнает вас, когда вы придёте его навестить. Да… хорошо…
Он поднял глаза на Грохха, который сгибал сосну с выражением отрешённого удовольствия на своём лице-булыжнике; слышно было, как трещат выдираемые из земли корни.
– Ну, по-моему, на сегодня достаточно, – сказал Хагрид. – Пожалуй что… э-э… пойдём-ка мы обратно, а?
Гарри с Гермионой кивнули. Хагрид опять закинул арбалет на плечо и, всё ещё зажимая нос, первым двинулся в чащу.
Некоторое время все молчали; никто не подал голоса даже тогда, когда их настиг отдалённый треск, означающий, что Грохх наконец повалил сосну. Лицо у Гермионы было бледное и сосредоточенное. В голове у Гарри царило смятение. Что случится, если кто-нибудь всё же узнает, что Хагрид прячет Грохха в Запретном лесу? А он-то по глупости обещал, что они втроём, с Роном и Гермионой, будут продолжать абсолютно бессмысленные попытки Хагрида цивилизовать этого гиганта! Как Хагрид, при всей его феноменальной способности видеть в клыкастых монстрах безобидных милашек, умудрился внушить себе, что Грохха можно приучить жить с людьми?
– Стоп, – внезапно сказал Хагрид, когда Гарри и Гермиона продирались сквозь густые заросли спорыша. Вытащив из колчана у себя за плечом стрелу, он сунул её в арбалет. Гарри с Гермионой подняли палочки – теперь, стоя на месте, они тоже услышали, как совсем рядом кто-то шелестит ветками.
– Вот незадача, – тихо сказал Хагрид.
– Хагрид! – раздался звучный мужской голос. – Кажется, мы предупреждали тебя, чтобы ты больше сюда не приходил?
Несколько секунд они смотрели, как в пятнистых зеленоватых сумерках к ним плывёт обнажённый мужской торс; затем иллюзия развеялась, и они увидели, что этот торс прочно покоится на теле гнедого коня. У кентавра было надменное широкоскулое лицо и длинные чёрные волосы. Подобно Хагриду он был вооружён: за его спиной висели большой лук и полный колчан стрел.
– Как дела, Магориан? – осторожно спросил Хагрид.
В гуще деревьев позади кентавра послышался шорох, и вслед за ним появились ещё четверо или пятеро его собратьев. Гарри заметил среди них бородатого Бейна, которого встретил почти четыре года назад в ту самую ночь, когда познакомился с Флоренцем. Если Бейн и узнал Гарри, то не подал виду.
– Итак, – сказал он с нехорошей интонацией в голосе, сразу же поворачиваясь к Магориану, – по-моему, мы договорились, что нам следует сделать, если в нашем Лесу ещё когда-нибудь объявится этот человек?
– Стало быть, я для вас уже «этот человек», да? – кисло спросил Хагрид. – Только потому, что не дал вам совершить убийство?
– Не надо было тебе вмешиваться, Хагрид, – сказал Магориан. – У нас своя жизнь и свои законы, не такие, как ваши. Флоренц предал и обесчестил нас.
– Не понимаю, с чего вы это взяли, – нетерпеливо сказал Хагрид. – Он всего только помог Альбусу Дамблдору…
– Флоренц сделался рабом людей, – сказал серый кентавр с грубым, изрезанным морщинами лицом.
– Рабом! – язвительно повторил Хагрид. – Да он оказал Дамблдору честь, вот и…
– Он торгует нашим знанием и тайнами – выдаёт их людям, – спокойно сказал Магориан. – Такое унижение нельзя стерпеть.
– Дело ваше, – откликнулся Хагрид, пожимая плечами, – хотя мне лично сдаётся, что вы делаете большую ошибку…
– Как ты, человек, – сказал Бейн, – осмелился вернуться в наш Лес после того, как мы тебя предупредили?
– Вот что, послушайте-ка меня, – сердито сказал Хагрид. – Я предпочёл бы поменьше слышать про «наш» Лес, если не возражаете. Не вам решать, кому сюда приходить, а кому уходить…
– Но и не тебе, Хагрид, – живо ответил Магориан. – Сегодня я позволю тебе пройти, поскольку тебя сопровождают твои молодые…
– Они вовсе не его! – презрительно бросил Бейн. – Это ученики той школы, Магориан! Возможно, они уже кое-что извлекли из уроков негодяя Флоренца.
– Тем не менее, – холодно сказал Магориан, – убийство жеребят – тягчайшее из преступлений, и невиновных мы не трогаем. Сегодня, Хагрид, иди с миром. Но в дальнейшем держись от этих мест подальше. Ты предал дружбу кентавров, когда помог изменнику Флоренцу уйти от расплаты.
– Я не собираюсь держаться подальше от Леса из-за стада упрямых мулов вроде вас! – выпалил Хагрид.
– Хагрид, – сказала Гермиона высоким испуганным голосом, увидев, что Бейн и серый кентавр роют землю копытами. – Хагрид, пойдём! Пожалуйста!
Лесничий двинулся вперёд, но его арбалет был по-прежнему поднят, а взгляд по-прежнему угрожающе прикован к Магориану.
– Мы знаем, что ты прячешь в Лесу, Хагрид! – крикнул им вслед Магориан, когда кентавры уже почти скрылись из виду. – И наше терпение не бесконечно!
Хагрид повернулся – казалось, он еле сдерживает себя, чтобы не кинуться обратно к Магориану.
– Придётся вам потерпеть, пока он здесь, – он имеет на этот Лес не меньше прав, чем вы! – завопил он в ответ.
Гарри с Гермионой, вцепившись в кротовый жилет Хагрида, изо всех сил пытались удержать лесничего на месте. Всё ещё хмурясь, он посмотрел вниз, и гнев на его лице сменился лёгким удивлением: похоже, он и не заметил их отчаянных стараний.
– Успокойтесь, ребята, – сказал он, поворачиваясь, чтобы идти дальше, и они, тяжело дыша, побрели за ним. – Вот ведь упрямые мулы, верно?
– Хагрид, – с трудом выговорила Гермиона, обходя густые заросли крапивы, которые им уже пришлось штурмовать на пути сюда, – если кентавры не хотят, чтобы в Лесу появлялись люди, непонятно, как мы с Гарри сможем…
– Ты же слышала, что они сказали, – беззаботно отозвался Хагрид. – Они не трогают жеребят… то есть детей. Да и вообще, станем мы их слушаться!
– Не горюй, – шепнул Гарри удручённой Гермионе.
Наконец они снова выбрались на тропинку, и ещё минут через десять заросли стали редеть, между деревьями заголубели просветы, а вдали снова послышались возбуждённые крики и скандирование болельщиков.
– Что, ещё один гол? – спросил Хагрид, останавливаясь под прикрытием деревьев, когда в поле зрения показался школьный стадион. – Или это матч кончился, как по-вашему?
– Не знаю, – несчастным голосом сказала Гермиона. Гарри заметил, что вид у неё довольно жалкий: в волосы набились прутики и листочки, мантия порвана в нескольких местах, а лицо и руки испещрены царапинами. Он понял, что и сам выглядит немногим лучше.
– А по-моему, кончился! – сказал Хагрид. Он всё ещё смотрел в сторону стадиона. – Видите – народ уже выходит… Если вы поспешите, можете смешаться с толпой, и никто не узнает, что вас там не было!
– Отличная идея, – сказал Гарри. – Ну… тогда пока, Хагрид.
– Я ему не верю, – сказала Гермиона, когда они отошли от Хагрида и он больше не мог их слышать. Голос ещё плохо повиновался ей. – Я ему не верю. Правда, не верю!
– Успокойся, – сказал Гарри.
– Успокойся! – горячо воскликнула она. – Великан! Великан в Лесу! И мы подрядились давать ему уроки английского! Это, разумеется, при условии, что нам удастся миновать стадо кровожадных кентавров на пути туда и обратно! Я ему не верю!
– Пока нам ничего делать не надо! – попытался успокоить её Гарри. Он говорил тихо, поскольку они только что присоединились к компании оживлённо болтающих пуффендуйцев, которые направлялись обратно в замок. – Он не просил нас помогать до тех пор, пока его не выгонят. Может, этого и вовсе никогда не случится!
– Ох, Гарри, перестань, – сердито сказала Гермиона и остановилась как вкопанная. Тем, кто шёл за ней, пришлось свернуть, чтобы избежать столкновения. – Его обязательно выгонят, и после всего, что мы сегодня видели, у кого повернётся язык упрекнуть Амбридж?
Наступила пауза. Гарри с укором глядел на Гермиону, а её глаза медленно наполнялись слезами.
– Ты так не думаешь, – тихо сказал Гарри.
– Ну… нет… наверное… нет, конечно, – сказала она, сердито вытирая глаза. – Но зачем ему так усложнять жизнь себе… и нам заодно?
– Не знаю… Рональд Уизли – наш король,
Рональд Уизли – наш герой,
Перед кольцами стеной
Так всегда и стой… – Как им не надоест петь эту дурацкую песню? – убитым голосом спросила Гермиона. – Мало они над ним издевались?
По зелёному склону к замку поднималась огромная толпа учеников, возвращающихся с матча.
– Пойдём поскорее, чтобы обогнать слизеринцев, – сказала Гермиона. Квоффла Рональд не пропустит
И победы не упустит,
Вратарём наш Рон родился,
Гриффиндору пригодился. – Гермиона… – неуверенно произнёс Гарри.
Песня звучала всё громче, но она исходила не от скопища слизеринцев, одетых в зелёное с серебром, а от красно-золотой массы, медленно движущейся к замку и несущей на своих многочисленных плечах чью-то одинокую фигуру. Рональд Уизли – наш король,
Рональд Уизли – наш герой,
Перед кольцами стеной
Так всегда и стой… – Не может быть… – тихо ахнула Гермона.
– Может! – громко сказал Гарри.
– Гарри! Гермиона! – завопил Рон, махая серебряным Кубком. Он был вне себя от счастья. – Он наш! МЫ ПОБЕДИЛИ!
Они расплылись в улыбках, провожая его взглядом. У дверей замка образовалась пробка и Рона как следует приложили головой о притолоку, но никто, похоже, не собирался ставить его на ноги. Продолжая петь, болельщики протиснулись в вестибюль и исчезли из виду. Сияя, Гарри и Гермиона смотрели им вслед, пока не затихло последнее эхо от их куплетов. Потом они повернулись друг к дружке, и улыбки сошли с их лиц.
– Прибережём наши новости до завтра, ладно? – сказал Гарри.
– Хорошо, – устало согласилась Гермиона. – Я никуда не спешу.
Они взошли по лестнице вместе. У парадных дверей оба невольно обернулись и посмотрели на Запретный лес. Может быть, Гарри это только померещилось, но далеко-далеко над верхушками деревьев как будто поднялась в воздух маленькая стайка птиц – словно дерево, на котором они гнездились, кто-то с корнем вырвал из земли.
|