Пронина курсовая. Допущена к защите
 Скачать 69.34 Kb.
|
2.3. Когнитивные искажения как компонент депрессии.Клиническая депрессия настолько широко распространена, что в психиатрии ее называют обычной простудой (Seligman, 1975). В любой момент времени 15–20 % взрослых страдают выраженной депрессивной симптоматикой. Данное расстройство достаточно серьезно, чтобы потребовать лечения в какой-то момент их жизни, и, по оценкам, депрессия составляет 75% госпитализаций в психиатрические больницы. Кажется вероятным, что ни один фактор не может объяснить возникновение депрессии, а скорее она возникает в результате взаимодействия многих различных факторов. Было показано, что начало и течение связано с целым рядом биологических, исторических, экологических и психосоциальных переменных. К ним относятся нарушения функционирования нейротрансмиттеров, семейная история депрессии или алкоголизма, ранняя потеря родителей или отсутствие заботы о них, недавние негативные жизненные события, критическое состояние или враждебный супруг, отсутствие близких доверительных отношений, отсутствие адекватной социальной поддержки и длительное отсутствие чувства собственного достоинства. Способность предсказывать и осмысливать свои переживания полезна и даже необходима для нормального функционирования. Однако некоторые предположения являются жесткими, экстремальными, устойчивыми к изменениям и, следовательно, «дисфункциональными» или контрпродуктивными. Такие предположения касаются, например, того, что нужно людям, чтобы быть счастливыми (например, «Если кто-то плохо думает обо мне, я не могу быть счастлив»), и что они должны делать или кем быть, чтобы считать себя достойными (например, «Я должен хорошо делать все, за что берусь»). Одни дисфункциональные предположения не объясняют развитие клинической депрессии. Проблемы возникают, когда происходят критические инциденты, которые совпадают с собственной системой убеждений человека. Таким образом, вера в то, что личная ценность полностью зависит от успеха, может привести к депрессии перед лицом неудачи, а вера в то, что быть любимым необходимо для счастья, может спровоцировать депрессию, следующую за отвержением. Будучи активированы, дисфункциональные предположения вызывают всплеск «негативных автоматических мыслей». Это могут быть интерпретации текущего опыта, предсказания будущих событий или воспоминания о том, что произошло в прошлом. Они, в свою очередь, вызывают другие симптомы депрессии: поведенческие симптомы (например, снижение уровня активности, абстиненция); мотивационные симптомы (например, потеря интереса, инертность); эмоциональные симптомы (например, тревога, чувство вины); когнитивные симптомы (например, плохая концентрация, нерешительность); физические симптомы (например, потеря аппетита, потеря сна). По мере развития депрессии негативные автоматические мысли становятся все более частыми и интенсивными, а более рациональные мысли постепенно вытесняются. Этому процессу способствует развитие все более распространенного депрессивного настроения. Так образуется порочный круг. С одной стороны, чем более депрессивным становится человек, тем более депрессивные мысли ему приходят в голову и тем больше он им верит. С другой стороны, чем более депрессивные мысли они думают и чем больше они им верят, тем более депрессивными они становятся. 2.4.Когнитивные искажения как препятствие для совладания со стрессовыми ситуациями.Регуляция эмоций относится к способности понимать эмоции, модулировать опыт и выражение эмоций. Регуляция эмоций широко применяется во всех аспектах жизни с ранних стадий психического развития, а нарушение эмоций и их регуляции имеет патологические последствия [8]. Алекситимия обычно рассматривается как дефект регуляции эмоций. Регуляция эмоций представляет собой сложный процесс, включающий взаимодействие между нейрофизиологической, моторно-экспрессивной и когнитивно-эмпирической системами эмоций. Следовательно, алекситимия проявляется в различных формах, таких как неспособность концептуализировать эмоции, неспособность дифференцировать эмоции, неспособность сознательно переживать эмоции и неспособность описать стресс, который автоматически трансформируется в физические дисфункции [9]. Управление и регулирование эмоций осуществляется на основе множества процессов и методов, которые можно использовать. Одной из основных областей эмоций является регуляция эмоций в ответ на стрессоры. В этой области стратегии регулирования эмоций рассматривались как стратегии выживания[10]. Лазарус и Фолкман (1984) определили копинг как когнитивные и поведенческие усилия, направленные на удовлетворение определенных внешних или внутренних требований, которые находятся за пределами возможностей человека. Лазарус (1993) проводил различие между совладанием, сфокусированным на проблеме (попытка свести к минимуму дистресс посредством собственной модуляции или воздействия окружающей среды) и совладанием, сфокусированным на эмоциях (использование когнитивных стратегий совладания для изменения значения стрессовых событий и уменьшения последствий стресса). Обе формы совладания являются адаптивными, и наиболее полезный подход к совладаниям зависит от характера стрессовой ситуации.[11] Соответственно, эмоциональные реакции на стрессовые события можно регулировать с помощью когнитивных копинг-стратегий.[11] Предполагается, что стратегии когнитивной регуляции эмоций с точки зрения их уровней адаптивности могут влиять на реагирование. Далее приведены результаты исследование, которое преследовало две основные цели. Первой целью было определение взаимосвязи между стилями привязанности и алекситимией. Во-вторых, была проверена опосредующая роль адаптивных и дезадаптивных когнитивных стратегий регуляции эмоций на взаимосвязь между стилями привязанности и алекситимией. В этом исследовании приняли участие пятьсот пятьдесят студентов бакалавриата, обучающихся в государственных университетах Тегерана. Чтобы контролировать эффекты порядка и усталость участников, анкеты предъявлялись в разном порядке. Из-за неполных ответов 14 студентов были исключены из статистического анализа. Таким образом, участниками данного исследования стали 536 студентов, 282 девушки (М возраст = 22,65 года, возрастной диапазон: 18-27 лет, SD = 2,45 года) и 254 мальчика (М возраст = 23,90 года, возрастной диапазон: 18-30 лет, SD = 2,86 года). Чтобы измерить опосредующую роль стратегий когнитивной регуляции эмоций в отношениях между стилями привязанности и алекситимией, были проверены четыре критерия модели медитации, предложенные Бароном и Кенни (1986): 1. стили привязанности (независимые переменные) достоверно предсказывали алекситимию (зависимая переменная); 2. стили привязанности (независимые переменные) значительно предсказали стратегии когнитивной регуляции эмоций (опосредующая переменная); 3. стратегии регуляции когнитивных эмоций (опосредующая переменная) значительно предсказывали алекситимию (зависимая переменная); 4. взаимосвязь между стилями привязанности (независимые переменные) и алекситимией (зависимая переменная) была значительно снижена при контроле стратегий когнитивной регуляции эмоций (опосредованная переменная). Результаты двухэтапного регрессионного анализа стратегий адаптивной и неадаптивной когнитивной регуляции эмоций показали, что когда адаптивные стратегии когнитивной регуляции эмоций вводились в уравнение в качестве опосредующей переменной, коэффициент регрессии ß для безопасного стиля привязанности изменялся с -0,67 до -0,47.т=-7,81, п<0,001), в то время как надежное прикрепление оставалось значимым (т = -11,81, п < 0,001). Аналогичные результаты были повторены для избегающего и амбивалентного стилей привязанности. Опросник когнитивной регуляции эмоций (CERQ) — представляет собой анкету из 18 пунктов, которая измеряет стратегии когнитивной регуляции эмоций в ответ на угрожающие и стрессовые жизненные события по пятибалльной шкале Лайкерта, от 1 (никогда) до 5 (всегда).[10] CERQ имеет девять подшкал, включая самообвинение, обвинение других, сосредоточенность на мысли/размышлениях, катастрофизацию, представление в перспективе, позитивную перефокусировку, позитивную переоценку, принятие и переориентацию на планирование [10]. Элементы подшкалы CERQ очевидны в таких вопросах, как «Я думаю, что в основном причина должна быть внутри меня», «Я продолжаю думать о том, как ужасно то, что я испытал», «Я думаю о плане того, что я могу сделать лучше всего», «Я думаю, что могу извлечь урок из ситуации»». Психометрические свойства CERQ были одобрены в нескольких исследованиях. [10] Предварительная оценка психометрических свойств анкеты в выборке 368 иранцев (197 женщин, 171 мужчина) была оценена, и альфа-коэффициенты для подшкал были от 0,67 до 89.[12] Эти коэффициенты подтверждают внутреннюю согласованность версии CERQ на фарси. Тест-ретестовая надежность CERQ была рассчитана на выборке из 79 участников (43 женщины и 36 мужчин) дважды с интервалом от двух до четырех недель и подтверждена коэффициентами корреляции от 0,57 до 0,76.[12] Валидность содержания оценивалась на основе согласия восьми психологов, а коэффициент Кендалла был найден от 0,81 до 0,92 для субшкал. Альфа-коэффициенты Кронбаха для субшкал версии CERQ на фарси для настоящего исследования составляли от 0,73 до 0,87. Результаты показывают, что стратегии адаптивной когнитивной регуляции эмоций опосредуют связь между избегающим и амбивалентным стилями привязанности с алекситимией. Двухэтапный регрессионный анализ неадаптивных стратегий регуляции когнитивных эмоций показал, что неадекватные стратегии регуляции когнитивных эмоций играют опосредующую роль и изменяют коэффициент регрессии ß с -,67 до -,41 для безопасного стиля привязанности. Тест Собеля показал, что скорость изменения значительна (т = 13,45, п < 0,001), в то время как стиль надежной привязанности по-прежнему оставался значимым (т = -12,28, п < 0,001). Аналогичные результаты были повторены для избегающего и амбивалентного стилей привязанности. Результаты показывают, что неадаптивные стратегии когнитивной регуляции эмоций играют опосредующую роль в отношениях между избегающим и амбивалентным стилями привязанности при алекситимии. Люди с безопасным стилем привязанности используют те стратегии эмоциональной регуляции, которые минимизируют стресс и активируют положительные эмоции. В то время как люди с ненадежным стилем привязанности, как правило, следуют тем стратегиям эмоциональной регуляции, которые подчеркивают негативные эмоции и подавленные эмоциональные переживания (избегание) и переживают более стрессовые ситуации. Заключение.Мысли - самая важная функция человеческого мозга. Люди часто не осознают, как малейшая мысль, возможно, мимолетная автоматическая мысль, которую они едва замечают, может повлиять на все их настроение и то, как они воспринимают ситуацию и решают действовать. Когнитивная обработка является неотъемлемой частью эмоций и мотивации и влияет на степень их влияния на текущую деятельность и поведение. Исследователи часто использовали данные нейровизуализации для подтверждения концепции функциональной специализации мозга, разделяя ее на отдельные «когнитивные», «аффективные» и «мотивационные» области. Усложнение теории и методологических подходов привело к появлению эмпирических данных, свидетельствующих о том, что эти процессы не только взаимозависимы, но и эффективно интегрированы, по крайней мере, в некоторых областях мозга.[13] Когнитивные, эмоциональные и мотивационные процессы реализуются перекрывающимися сетями регионов, которые играют различные роли в зависимости от задачи / контекста. Эти сети включают префронтальную кору (PFC), поясную извилину, миндалину, полосатое тело, гипоталамус, гиппокамп, островок и теменные области. Несмотря на растущее количество исследований по этой теме, еще предстоит проделать большую работу, особенно для продвижения концепций и теорий, которыми она будет руководствоваться. [13] Становится все более очевидным, что познание, эмоции неразрывно связаны между собой, и трудно определить, где провести границу между ними.[13] Сложные взаимосвязи между этими психологическими процессами, по-видимому, играют важную роль в развитии и поддержании психопатологии и в эффективности лечения. Список используемых источников.Александров А. А. Интегративная психотерапия. - СПб.: Питер, 2009. - 352 с. Beck, A. T. (1963). Thinking and depression: I. Idiosyncratic content and cognitive distortions. Archives of General Psychiatry, 9(4), 324-333. Wilson CG, Nusbaum AT, Whitney P, Hinson JM. Age-differences in cognitive flexibility when overcoming a preexisting bias through feedback. J Clin Exp Neuropsychol. 2018; 40(6):586-594. doi:10.1080/13803395.2017.1398311 Isen, A. M. (2003). Positive affect as a source of human strength. In L. G. Aspinwall & U. M. Staudinger (Eds.), A psychology of human strengths: Fundamental questions and future directions for a positive psychology (pp. 179–195). American Psychological Association. Baas, M., De Dreu, C. K. W., & Nijstad, B. A. (2008). A meta-analysis of 25 years of mood-creativity research: Hedonic tone, activation, or regulatory focus? Psychological Bulletin, 134(6), 779–806. Эллис А., Драйден У. Практика рационально-эмоциональной поведенческой терапии. — СПб.: Речь, 2002. — 352 стр. Daniel Freeman, Philippa A Garety, Elizabeth Kuipers, David Fowler, Paul E Bebbington (2002). A cognitive model of persecutory delusions. British Journal of Clinical Psychology p. 331-347. Eisenberg, N., Fabes, R. A., Guthrie, I. K., & Reiser, M. (2000). Dispositional emotionality and regulation: Their role in predicting quality of social functioning. Journal of Personality and Social Psychology, 78(1), 136–157. William F., Smith R.N. (2001). A processing theory of alexithymia. Cognitive Systems Research 2(3):189-206. Garnefski, N., & Kraaij, V. (2006). Relationships between cognitive emotion regulation strategies and depressive symptoms: A comparative study of five specific samples. Personality and Individual Differences, 40(8), 1659–1669. Folkman S., Moskowitz J.T. Coping: Pitfalls and Promise // Annual Reviews of Psychology. 2004. V. 55. 743–774 рр. Mohammad Ali Besharat (2014). Mediating Role of Cognitive Emotion Regulation Strategies on the Relationship Between Attachment Styles and Alexithymia. Europe's Journal of Psychology 10(2):352-362. Miller G. A. (2010). Mistreating psychology in the decades of the brain. Perspect. Psychol. Sci. 5, 716–743 10.1177/1745691610388774 |