Двенадцатая, в которой обсуждаются непростые вопросы, герои демонстрируют характер, а герой снова удивляет всех, включая
 Скачать 1.52 Mb.
|
|
Глава пятнадцатая, в которой к героям приходит новый духовный, эмоциональный и иного рода опыт Люба не помнила, как добиралась домой. Автобус, метро, снова автобус. Лица, лица, лица. Дома сразу в душ. И там, только там — плакать, навзрыд, обняв себя руками на дне кабины, раскачиваясь из стороны в сторону. Все когда-то случается в жизни в первый раз. И ты в первый раз в жизни влюбляешься. Безответно. Ты любишь. Тебя — нет. Все просто. Смертельно, убийственно просто. Сколько раз это было в ее жизни? Когда ей признавались в любви? Она даже не помнит. Она никогда не придавала значения этим словам. Иногда, стыдно вспомнить, даже было смешно. Эти умоляющие глаза, дрожащий голос, слова — слова казались смешными. Как же судьба ее наказала! Она, Люба Соловьева, та, которая, сколько себя помнила, всегда была уверена в своей исключительной женской привлекательности, и вся ее жизнь это только подтверждала… И что теперь? Где она теперь? На коленях. Безнадежно влюбленная. Ты любишь, тебя — нет. Как же это больно. Она захлебывается водой и слезами. Потом заперлась в своей комнате. Слез уже не было, но и заснуть не могла долго. Ложилась, садилась, вставала, ходила. Пиликнул телефон, она дернулась. Смс-ка. Может быть?… Пальцы дрожали, когда брала телефон. Напоминание от стоматолога, что пора показаться на плановый прием. Она нервно усмехается. Плакать уже нет сил. Надо как-то жить дальше. Лечить зубы. Чтобы сцепить их покрепче. Выжить. Перетерпеть. Все когда-то случается в первый раз. И на колени ты падаешь тоже в первый раз. Надо вставать. И она встанет — как-нибудь, когда-нибудь. Заснула Люба уже ближе к трем часам ночи. Ник к этому времени только очнулся от тяжелого сна. Болела сломанная нога и голова. И что-то противно ныло в груди. На следующий день дома был бедлам. Вернулся с дежурства отец, прилетела мать, приехала Варька. Над ним кудахтали, хлопотали, причитали. А ему хотелось запереться и подумать. Вчера не получилось — после наркоза и пары таблеток обезболивающего его просто срубило. Зачем Люба это сказала?! Все ведь было у них отлично! Просто замечательно, лучше не бывает. Нет, он понимал. Что девушкам это надо — чувства, эмоции. Ну и… Что с этим поделаешь, надо — так надо. Но он был не готов такое услышать! Господи, ну зачем?! Почему именно в этот момент?! И что теперь ему делать?! Ощущение, что он сделал… или не сделал… в общем, чувство чего-то непоправимого нарастало. С каждым часом, с каждым прожитым без нее днем. Что он может сделать? Позвонить? Нет, это не вариант, наверняка она не станет брать трубку. К тому же, такие вещи просто нельзя улаживать по телефону, он в этом убедился. А не по телефону… Ну не ходок он сейчас, на костылях-то, надо называть вещи своими словами! Да и если бы как-то смог добраться до Любы, то что сказать? Что?! Через несколько дней она поняла: если не займет себя чем-то — сойдет с ума. Не фигурально, а буквально. Казалось, что вместе с сердцем у нее в груди пульсирует и содрогается нечто металлическое, с острыми шипами. И с каждым ударом раздирает все внутри. Боль не утихает. И даже, наоборот, становится сильнее. — Любушка, куда смотрят твои поклонники? — Что? — она оторвалась от монитора, стащила с головы наушники. В дверях стоит Кольчевский. — Ну, куда это годится? Суббота, а ты на работе? Вместо того, чтобы кружить голову и делать счастливым хорошего парня. — Иногда это утомляет, — скупо усмехается она. — Так-так… — прищурился Виталий Федорович. — А ну-ка, пойдем на приватную беседу в мой кабинет. — Бить будете? — нарочито тоненько пискнула Люба. — Кофе поить, шоколадом кормить. И пытать. — Ну, тогда обязательно в этом порядке, — со вздохом ответила Люба. — Сначала кофе и шоколад, потом — пытки. — Ну, что у тебя случилось, девочка? Таким красавицам по статусу не положено грустить. — А я и не грущу. — Люба, Люба… Да что ж творится в этом подлунном мире — если ТАКИЕ девушки от тоски любовной сохнут. Она дернулась, чтобы возразить. И передумала. Отломила еще кусочек темного шоколада. — Да кто же это такой, что так тебя расстраивает? Я даже представить не могу — что это за принц прекрасный, что ты по нему так убиваешься. — Любовь зла — полюбишь и… принца. А Любовь Станиславовна не только зла, но еще и дура. Кольчевский демонстрирует изгибом брови свое удивление ее откровенностью. А Люба вдруг решается продолжить и спросить. — Виталий Федорович, а вы знаете… как моя мама начала писать? — Ты имеешь в виду обстоятельства ее перехода от амплуа «критик» к амплуа «писатель»? — Да. — В самых общих чертах. Верочка как-то обмолвилась, что у нее тогда был очень тяжелый период в жизни. Мы не настолько дружны с твоей мамой, чтобы она мне рассказывала детали, но у меня есть ощущение, что это связано с твоим отцом. — Так и есть. Они расстались, и мама думала, что навсегда. Тогда она и начала писать. И это помогло ей пережить потерю дорогого человека — ну, она так думала. Кольчевский смотрит на нее сквозь пар, поверх ярко-желтой чашки. — Ты попробовала последовать этому рецепту? Люба морщится. — Да. — И как? — Дерьмо полное! Простите. Пробовала вести дневник — записки сумасшедшего. Стихи попробовала написать — корявое убожество. На прозу замахнулась — не лучше стихов. — Ты к себе сурова. Давай, я посмотрю? — Нет! Я в состоянии отличить качественный литературный текст от жалких графоманских потуг — меня этому пять лет учили! — Ты не объективна, Люба. — Еще как объективна! Правду говорят — природа на детях талантливых людей отдыхает. Нет у меня маминого таланта. Нет. И не проснулся. — Что ж… — пожимает плечами шеф, — в тебе есть еще отцовы гены. — Ой, там вообще глухо! — отмахивается Люба. — Думаете, папа не пробовал нас научить? Не, мы все трое — абсолютные бездари в плане фотодела. Еще у Сони что-то получается, а мы с Надей — полное папино разочарование в этом вопросе. — Ты слишком прямолинейно смотришь на вещи, Любушка. — А именно? — Твои родители — оба талантливые художники в широком смысле этого слова. Люди, умеющие видеть нечто настоящее и передавать это — неважно, какими средствами. В тебе это тоже есть. — Не думаю. — А я уверен. — Ты умеешь что-то иное. — Что именно?! — Откуда я знаю? — усмехается Кольчевский. — Это твоя задача — выяснить, к чему у тебя лежит душа. Слова Виталия Федоровича засели в голове крепко. Ей все равно надо было на что-то переключиться, о чем-то думать, чтобы не скатываться снова в сопливую жалость к самой себе. Как же так, ее, такую умную, красивую, чудесную — и не полюбили! Теперь она стала мудрее. Теперь она знает: любят, потому что любят. Без объяснений. Это просто или есть, или нет. И твои достоинства — мифические или настоящие, не решают здесь ничего. Так, стоп! Не думать об этом. Нет, нет. Подруга вытащила ее на шопинг. Именно в огромном торговом центре, у одной из витрин, Люба вдруг поняла — вот оно. Замерла даже. Но уже знала точно — это оно. То, что она хочет делать. Скорее всего, трудно. Вероятно, уже поздно и невозможно научиться. Но чем сложнее задача — тем лучше! Интернет ей в помощь. При таком развитии информационных и телекоммуникационных технологий фраза «Кто ищет, тот всегда найдет» является сухой констатацией факта. Сначала нашла тематическую группу в соц. сети. Потом увидела работы одного парня — и влюбилась. В то, что рождалось под его руками. Почитала информацию и поняла: он тот, кто ей нужен. Егор Беркович. С аватарки на нее смотрело горбоносое узкое лицо с глубоко посаженными глазами и ехидной усмешкой. Длинные темные волосы собраны в не очень опрятный «конский хвост». Не красавчик. Зато руки, судя по всему, не просто золотые — алмазные. Выпускник хим. фака МГУ и обладатель потрясающего художественного чутья. Люба раздумывала недолго. — Егор, добрый день. Восхищена твоими работами. Безумно хочу научиться делать так же. Это вообще возможно? Ответ пришел минут через десять. Неожиданный. Хотя… Это смотря как поглядеть. — Это твое настоящее фото на аватарке? — Да. Он снова промедлил с ответом. — Давай встретимся и обсудим. Завтра в шесть нормально? Тебе удобно? — Да. — Отлично. Сейчас адрес мастерской сброшу. Снова пауза. — Нет, погоди. Это точно ты на авке? Люба не выдержала и усмехнулась. Фото действительно шикарное — дело рук Маши Тихомировой. Собственное тщеславие заставило поставить на автарку самое удачное из возможных фото. Но именно поэтому этим аккаунтом Люба редко пользовалась — проходу же не дают! — Как тебя убедить, Егор? В скайп слабо? — Скидывай данные! Спустя буквально минуту — запрос на авторизацию, а затем — видеозвонок. Люба нажимает на кнопку «Принять звонок». Егор именно такой, как на аватарке, только вместо кожаной куртки — голубая футболка. И выражение лица… Люба не выдерживает и смеется. — Здравствуй, Егор. — Ты настоящая! — Нет, ну, на самом деле я — киборг, — продолжает веселиться она — кажется, впервые с того момента, как… Улыбка меркнет. — Обалдеть… — Встретимся завтра? — Спрашиваешь! Конечно. Я тебе адрес сброшу сейчас. — Егор, я насчет обучения серьезно. Очень хочу научиться. У тебя работы потрясающие. У меня есть шансы? — У тебя все шансы! — Егор, я серьезно! — Я тоже. Приезжай, Люба. На месте разберемся. С Егором оказалось просто. Это она умела — выстраивать правильную модель отношений с поклонниками. Вот чего она не умела — так это правильно влюбляться. Умудрилась же… Не думать! Егор принял выставленную ему дистанцию смиренно. Зато долго и нудно рассказывал, как это сложно и даже опасно, и что, вообще, стеклодувное дело — не женское вовсе. Жар горелки не очень-то полезен для нежной женской кожи, постоянно смотреть на пламя — вредно для глаз, да и ожог получить — вполне себе реально. — Егор, давай эту часть пропустим, а? Я все поняла. — Ну ладно, — вздыхает он. — Тогда пойдем в мастерскую. И там она пропала. Когда увидела, как из тонкого стеклянного стержня (так называемый дрот — пояснил Егор) рождается хрупкий прозрачный шар. — Хочу! — выдохнула, не отрывая взгляда от светло-голубого текучего переливающегося стекла. — Понял, — вздохнул Егор. — Клиент готов. Она настояла, чтобы уроки были платными. Во избежание дальнейших недоразумений. И готова была каждый вечер проводить в мастерской Егора. Он был тоже увлечен — больше ученицей, чем занятиями, но Любу это не слишком волновало. Егор держался в рамках приличий, а исключительно деловой статус их отношений она обозначила сразу. Впрочем, удержаться в этих рамках не удалось в первую очередь ей самой. За неполный месяц Егор стал ее личной таблеткой от тоски — умный, ехидный, с отличным чувством юмора и фантастическими руками. В его руки она просто влюбилась — в их потрясающее, феноменальное мастерство. Когда у Любы получилась первая красивая капля, она бросилась Егору на шею. Напрасно — это она потом уже поняла. Спустя три дня он отказался брать у нее деньги за уроки. Они поскандалили, но Егор своего решения не изменил, А Люба уже не могла без этого. Еще спустя две недели она заработала первый ожог — на правой руке, у основания безымянного пальца. Беркович кудахтал как наседка — мазал мазью, бинтовал. А потом вдруг не отпустил ее руку. Подался к ней и… — Егор, не надо! — Люба резко отстранилась. Черт, запудрила парню голову! Стала неловко собираться, забинтованная рука мешала. — Люба, пожалуйста… — у него и тон расстроенный, и вид. — Не уходи. Я больше не буду. Я не хотел. — Пока, Егор. Ругала себя последними словами — ведь видела, что нравится ему, и все равно… Теперь ты знаешь, как это больно, когда тебе отказывают во взаимности. Зачем довела другого до этого? Егор позвонил через два дня, предложил встретиться. И она согласилась. Потому что чувствовала себя виноватой. С тоской оглядела мастерскую. Как же она за два дня успела соскучиться… — Егор, извини меня, — начала Люба первая. — Люб, я взрослый человек, старше тебя на три года. Ну, помечтал, с кем не бывает? Все, проехали. Забыли как дурной сон. — Егор… — Двадцать восемь лет уже Егор! Ты научиться хочешь? — Хочу. — Тогда давай работать. В итоге он стал ей и другом, и наставником. А потом и партнером. Ник дисциплинированно пил кальций, валялся на кровати и ничего не делал. А, нет. С тоски подыхал еще. Чем дальше, тем все становилось необратимей. Все, нет ее. Будто и не было никогда в его жизни. Но ведь была. Была! Такая, каких у него не было никогда. Нереально красивая. Неожиданно умная. Фантастически сексуальная. Странно чуткая. Упоительно нежная. И — все. Нет ее. Ну, зачем она так?! Зачем она все усложнила, запутала, испортила? Он попробовал занять голову. Но вся специальная литература, которую он раньше предпочитал любому другому чтиву, сейчас раздражала. Да и стажировка в Эфиопии показала, что на самом деле важно. Багаж знаний у него и без того приличный, не стоит забивать голову тем, что никогда может и не пригодиться. А вот клиническое мышление и практика… И вместо медицинских справочников взялся за этого чертова Гумилева. Неожиданный и смелый Женский голос в телефоне, — Сколько сладостных гармоний В этом голосе без тела! Его тезка знал, о чем писал. Нику вспомнился их с Любой разговор — после того, как она в первый раз… Какая она была откровенная. И как у него самого дыхание перехватывало от ее слов, как плотнее прижимал телефон к уху, боясь пропустить хоть слово. Воспоминания — такие неожиданно яркие. Такие внезапно болезненные. Все, что ему осталось? Начал ходить — с тростью. Поначалу опираться на ногу было больно, но надо разрабатывать. Гуляет потихоньку. Дошел до гаража. Верный конь лежит в углу — покореженный, поверженный. Как и его жизнь? Да ладно! Нога заживет окончательно, и Ник… он придумает что-нибудь. Не может быть, чтобы нельзя было исправить. — А где дядь Коля? На заданный вопрос Люба резко обернулась. Мальчишка — лет шесть-семь, из местных. — Ты меня спрашиваешь? — Ну да, — пацан дернул вверх-вниз молнию на куртке, потер нос. — Здрасте. А дядь Коля чего больше не приезжает? Ей даже пришлось зажмуриться — от внезапной острой боли, которую приносит этот вопрос. А потом открывает глаза и что-то такое есть в ее взгляде, видимо, что мальчишка вдруг отступает на шаг. Ну же, Люба, прекрати! Это всего лишь ребенок, и он не виноват в твоих проблемах. — Он занят, — улыбается вымученно, через силу. — У него… много работы. — Ааа… ясно. Ну, вы тогда, это… передайте ему, что мне гланды вырезали! И я совсем не боялся — как он меня научил! — Хорошо, — она улыбается почти искренне. — А меня Славик зовут. Да свидания! — паренек срывается с места и быстро исчезает за углом. Улыбка гаснет, Люба прикусывает нижнюю губу совсем детским жестом. Чтобы не расплакаться. Чертов Самойлов. Только-только она создала себе хрупкий стеклянный кокон, куда не было допуска воспоминаниям и сожалениям, и, вот, пожалуйста. Подкараулил на пороге ее собственного дома, ударил в спину рукой ребенка. Ненавидит. Ненавидит! Прикусывает теперь уже щеку, изнутри, лезет в сумочку за ключами. Да кого она обманывает? Любит… Подсказка пришла неожиданно, с экрана монитора. Он в очередной раз гипнотизировал ее персональные данные в скайпе. Люба последнее время почти все время офф-лайн. На аватарке — прозрачный голубой шар. Статус: «Не трогай меня, я стеклянная. И меня сломаешь, и сам порежешься». Нику почему-то кажется, что эти слова — ему. И от этого невозможно тошно. Ткнул курсором в «дату рождения». И завис ненадолго. У нее день рождения через неделю! Вот он, повод! Приедет, поздравит. Подарит подарок. Извинится. Столько раз, сколько нужно! И все станет, как прежде. Хотя, кого он обманывает? Но что-то изменится, точно. Хоть что-то изменится. А хуже быть уже просто не может. Он все еще думал об этом вечером, в постели. Где-то там, в той части души, в которую он предпочитал не заглядывать, было понимание, что извинения — это совсем не то, что она от него ждет. Но не мог же он… сказать этислова просто в ответ на ее. Люба замечательная, и она нужна ему, ему без нее плохо, но… Он не мог сказать ей этислова просто так. Он никогда и никому этого не говорил. И кому-то, наверное, просто это сказать, но не ему. И это не просто слова, он знал это точно! Если бы он смог описать свои чувства профессиональному психологу (что, конечно, маловероятно) или если бы тот смог каким-то образом прочитать мысли Ника (что чуть менее маловероятно), то специалист сказал бы, что причина в том, что Ник относится к категории так называемых однолюбов. Для таких «люблю» — это «люблю» навсегда. Сам Ник о себе в таких высоких выражениях, разумеется, не думал. Но одно он знал точно: когда ты говоришь «я люблю тебя» — это только начало. И за этим должно быть много других слов и поступков. Нельзя сказать эти слова и оставить все, как есть. Если ты любишь кого-то — этот человек должен стать частью твоей жизни, неотделимой. Эти слова — ключ, который открывает новую дверь в твоей жизни. И в ней все будет иначе. А он к этому сейчас просто-напросто не готов. Но надо попробовать что-то сделать. И он же не может не поздравить Любу с днем рождения? Только ему нужен совет человека, знающего не понаслышке, что это такое — мириться с девчонкой Соловьевой. — Вик, привет. Не отвлекаю? — Нет, все нормально. Привет, дружище. Как нога? — А чего ей будет? В понедельник выхожу на работу. — Ого. Быстро ты поправился. — Да хромаю еще, но Варька обещала меня отвозить на службу. Не могу просто уже дома сидеть. — А я бы с удовольствием пару недель сейчас бы дома посидел… — мечтательно тянет Вик. — Там не так здорово, поверь мне. Вик, мне нужно с тобой… поговорить. — Ну, так приезжай к нам, — не задумываясь, отвечает друг. — Нет, там будет неудобно. — Я так понимаю, и в офисе — тоже не вариант? — Ну да… — Ладно, давай тогда сегодня, часиков в семь, в том нашем спорт-баре, помнишь? — Договорились! — Ну, рассказывай, не тяни, — они, словно две гимназистки, заказали себе по чашке кофе и чизкейку. Вик за рулем, а Нику просто не хочется никакого спиртного. — Мне нужен твой совет. — Да? А что случилось? «Железо» накрылось? «Софтина» какая-то глючит? Или заблокировали доступ к любимому порносайту? — Вы сегодня просто в ударе, Виктор Олегович — так зажигательно шутите. — Ладно, понял, — Вик перестает даже улыбаться. — Я серьезен. Вещай. — Вить… вы с Надей ссоритесь? — Конечно. — А как миритесь? — Хм… очень приятно. — Я серьезно! — Я тоже. После примирения все как-то особенно приятно. А к чему такой интерес к моей личной жизни? — Мне… — Ник вздохнул и решился, — мне надо кое с кем помириться. — С кем это? Со своей паранойей? — Баженов! — Ладно-ладно! Просто ты какой-то странный. Что случилось, скажи толком? — Ну… Я поссорился со своей девушкой. Наверное, можно даже сказать, что я… обидел ее. И теперь не знаю, как… — Так, стоп! У тебя есть девушка?! — Есть. Вик ложечкой отламывает приличный кусок чизкейка, отправляет его в рот, делает глоток кофе. И лишь потом продолжает разговор. — Что делается, а? И ты, Брут. Кто она? — Я же сказал — девушка! — Да нет, в твоей упертой гетеросексуальной ориентации я и не сомневался. Но… — Вик качает головой. — Она, видимо, нечто совсем выдающееся, если добилась-таки от тебя статуса «твоей девушки». Да еще и умудрилась посеять в тебе чувство вины. Познакомишь? — Зачем тебе? — мрачно. — С такими людьми надо дружить. — Если помиришь нас — познакомлю. — Ага. Ну, надо подумать. Значит, накосячил? — Накосячил, — со вздохом соглашается Ник. — Ну, извиняться, без вариантов. Прости, дурак, дебил, не подумал, не хотел тебя обидеть, ну и так далее. — Боюсь, этого будет недостаточно. А если… подарить что-то? — Хорошая мысль. Цветы будут кстати. Цветы… Нет, цветы — это хорошо, но Ник совсем не то имел в виду. — А ты что Наде на день рождения подаришь? У нее же скоро… — Я уже купил — кольцо. Мне как бы тонко намекнули. — А это вообще подходящий подарок? Ну, мне, например, чтобы извиниться… — Ювелирка — вариант беспроигрышный, — пожимает плечами Вик. — Но это стоит прилично. — Ты на что намекаешь?! — Да ни на что! Господи, Колька, я тебя не узнаю — ты чего такой нервенный? Я уверен, что ты в состоянии купить своей девушке что-то дорогое и стоящее. Просто вот подумай… Кому я дарю кольцо за тридцать штук? Любимой женщине. Жене. Матери моего сына. А ты кому купишь дорогой подарок? Нет, если ты так уверен, что у вас все серьезно — давай. Девушки любят золото и бриллианты — все, без исключения. — А вот кольцо столько и стоит, да? Тридцать тысяч? — Да по-разному. Можно и за пять, можно и за сто. Тут вариантов масса. Но я бы на твоем месте не дарил бы кольцо. — Почему? — Ну, знаешь… Кольцо — это вроде как символ. Ну, или… В общем, обычно, если мужчина и женщина не женаты, а у них некие отношения… И мужчина дарит кольцо… Как правило, это делают при предложении руки и сердца, понимаешь? — Понимаю, — хмуро кивает Ник. — Как еще есть варианты? — Ну… — Вик задумчиво проводит ладонью по коротко стриженым светлым волосам. — Серьги — сразу нет. Там все очень непросто, они должны подходить к форме лица, да и металл и камни — тоже. В общем, фиг угадаешь. Цепочки — тоже, кто-то любит, кто-то нет. — Как сложно-то все, блин… — А ты думал! Это тебе не скальпелем орудовать. Я думаю, тебе стоит остановиться на браслете. — Браслете? — Угу. Вещь довольно универсальная. Единственное, что приличный браслет стоит весьма недешево — там металла много, а если еще с камнями… Раза в два дороже, наверное, чем вот то кольцо, которое я Наде купил. Зато с размерами проще, чем с кольцами теми же. — Там еще и размеры есть?! — Ну, знаешь ли, размер есть не только у… В общем, там их три всего — маленький, средний и большой. Кажется. У твоей девушки руки тонкие? — Ну… да. Как у… Нади, примерно. — Тогда это S-ка. — Чего?! — Самый маленький размер. Господи, ты как младенец, честное слово. — А ты умудренный жизнью старец! — Но ты же пришел ко мне за советом? — Твоя правда, — вздыхает Ник. — Где их хоть покупают, скажи, о, мудрейший? Времени на долгие раздумья у него не было — день рождения у Любы уже в следующую пятницу. Правда, если все обстоит с ценой вопроса так, как сказал Витька — то это съест почти все его сбережения. У него была заначка на зарплатой карте. Копил денег, планировал летом рвануть в Европу, погонять на каком-нибудь из легендарных автодромов — Муджелло, Ле-Ман, Саксонское кольцо. Вместо Европы ему обломилась Африка, а теперь он остался и вовсе без мотоцикла. Так что деньги можно тратить. Если было на что. В конце концов, с голоду он не умрет, с родителями живет, как-никак, не дадут пропасть. Ник, правда, как-то свыкся уже с мыслью, что у него есть деньги — свои собственные сбережения, заработанные самостоятельно. Но сами по себе они ничего не значили. Хотя имели определенное значение, как ни крути. Ник иногда натыкался на комментарии в соц. сетях вроде таких: «Да не буду я встречаться с лохом, который не в состоянии сводить девушку в приличный ресторан, дарит букеты за пятьсот рублей и заставляет ездить на метро!». Его даже не раздражали такие фразы. Они слишком многое говорили о таких… хм… девушках. Хотя он бы употребил другое слово. Но в любом случае, с теми, у которых такое потребительское отношение к мужчинам, ему было явно не по пути. Но Люба… Люба не такая. Они никогда от него ничего не ждала, ничего не просила. Даже в кафе как-то попыталась за себя заплатить, но уж это-то он пресек. Но ведь он ей ничего не дарил, ни разу! Кроме этого кофейника несчастного. Нику стало не то, чтобы стыдно. Да нет, и правда, стыдно. Люба достойна всего самого лучшего, а он, он… Нет, точно, завтра же пойдет и купит ей дорогой подарок! Ник долго не мог решиться зайти. В торговом центре ювелирных салонов было натыкано так часто, будто драгоценные украшения — предмет первой необходимости. В общем, выбирай — не хочу. Но он проходил мимо раз за разом, не решаясь зайти. Уже нога начла ныть. В этом — какая-то монументальная продавщица, похожая на школьную учительницу. В другом — две молодые девушки за прилавком о чем-то щебечут друг с другом, и как привлечь их внимание? В третьем обнаружилась такая расфуфыренная и накрашенная девица, что к ней и подходить-то боязно. А вот девушка в четвертом по счету салоне вдруг поймала его взгляд сквозь стекло бутика и слегка улыбнулась. Она чем-то похожа на Любу — темненькая, хрупкая. И он решился. — Здравствуйте! Чем я могу вам помочь? — Мне нужен браслет, — Ник старается держаться уверенно. — Мужской, женский? Он даже растерялся. Мысль о том, что мужчины могут носить золотые браслеты, ему даже не приходила в голову. — Женский. Хочу купить подарок… для девушки. Продавщица незаметно сканирует потенциального клиента. Окончательного решения о его покупательной способности вынести не получается, но отмечает отсутствие обручального кольца на безымянном пальце. — Это просто девушка? Или… особая девушка? — Особая, — отвечает уверенно, почти без паузы. После недолгих размышлений девушка решает предложить ему вариант из верхней части среднего ценового диапазона. — Вот, посмотрите, — она достает с витрины образец. — Очень красивый браслет. Элегантность, классика, стиль. Браслет и правда красивый, хотя Ник ни черта в этом не понимает. Ничего не может с собой поделать — поддевает пальцем ценник. И меняется в лице. Витька не соврал! Даже слегка приуменьшил. — Дорого, — выдыхает честно. — Вы не располагаете такой суммой? — Да нет. Располагаю, в принципе. Но… Я не думал, что это столько стоит… — Могу предложить более скромные варианты, — продавщица — сама любезность. — Но позвольте дать вам совет. Это, — она поднимает повыше браслет, — очень хорошее предложение. Смотрите, — подчеркивает цифру на ценнике, — на него скидка тридцать процентов — последний размер остался, S-ка. Уверяю вас, он стоит этих денег, это очень выгодная покупка. У вашей девушки рука какая? — Ну, как раз такая… тонкая. — Я сейчас на себя надену, а вы посмотрите, — девушка быстро щелкает застежкой браслета, поднимает руку. — Смотрите, как шикарно смотрится, — она поворачивает из стороны в сторону изящное запястье. — Белое и розовое золото. Шестнадцать бриллиантов, суммарный средний вес… сейчас уточню… ноль триста пятьдесят пять тысячных карат. Семь сапфиров — смотрите, какой цвет, какая чистота камней. Суммарный средний вес камней — три и два десятых карат. Вот честное слово, за эти деньги — просто шикарный вариант. Ник слегка заворожено следит за блеском темно-синих камней, цветом почти как ее глаза. Если решаться — то сейчас, потом он просто не сможет! — Хорошо, беру. «ЙЕС!» — воскликнула про себя продавщица. Впрочем, она была честна с этим обаятельным «рыжиком»: браслет действительно стоящий, и цена за него справедливая — уж она-то в этих вопросах разбирается. — Оплата наличными или по карте? — По карте. Его рука слегка дрогнула, когда он передавал свою банковскую карту. Этот браслет сожрет почти всего его накопления. Ну да ладно, он все равно уже решил. |