Е. М. Ковалев, И. Е. Штейнберг качественные методы в полевых социологических исследованиях

• Название: Е. М. Ковалев, И. Е. Штейнберг качественные методы в полевых социологических исследованиях
• Анкор: Kovalev Kachestvennye metody.doc
• Дата: 25.03.2018
• Размер: 1.51 Mb.
• Имя файла: Kovalev Kachestvennye metody.doc
• Тип: Документы; #17185
• страница: 25 из 40

Истории жизни: "Расскажите о себе все, что хотите" или "Мне бы хотелось спросить Вас о..."

Почти любая тема качественного социологического исследования, где используются методы беседы или глубинное интервью с респондентом включает более или менее подробную историю его жизни, рассказанную им самим или некоторые фрагменты этой истории. Методически истории жизни представляют собой традиционное поле качественных методов социологии и родственных ей наук, которые известны под названием "устные истории". В западной социологии известно достаточно много работ, где устные истории, записанные в беседах и интервью, являются важным дополнением к экономическому анализу, основанному на работе со статистикой и отчетными документами. Например, такие работы, как "Ферма и селение" ("The Farm and the Village"), "Сельские сплетни" ("Where Beards Wag All"), которые выполнены под руководством Дж.Эванса¹, где были записаны устные истории фермеров, торговцев и наемных сельскохозяйственных рабочих Англии. А книга А.Хевинс "Диллоны" (семья) ("The Dillen"), считается эталоном биографического жизнеописания английского рабочего, оказавшегося на социальном дне².

¹ Evans C.E. Where Beards Wag All. 1975; Idem. The Days That We Have Seen. 1975.

² Hewins A. The Dillen. 1981.

Чем меньше вмешательство исследователя в этот рассказ, тем меньше эффект интервьюера, т.е. скрытого навязывания мнения или варианта ответа интервьюером постановкой вопросов, вербальной или невербальной реакцией интервьюера на ответ респондента. Эта реакция выражается либо в словесной форме согласия или несогласия с мнением респондента, одобрением или осуждением его высказываний, либо интонацией и языком тела — мимикой и жестом. Некоторые социологи считают, что если "не мешать" респонденту своими вопросами, то он расскажет подлинную историю своей жизни и именно так, как он ее представляет. Наша практика показала, что это не всегда так, кроме того, такой подход создает определенные проблемы для выполнения задач исследования.

Свободный рассказ

Во-первых, в свободном рассказе респондент может не затрагивать темы, интересующие исследователя. Например, одной из задач нашего исследования был сбор материалов по истории крестьянских семей, восстановление генеалогии семьи респондента. Социолог, работающий в селе Калининградской области так характеризует одного из своих самых интересных респондентов: "Баба Наташа с удовольствием рассказывает о работе, о людях, но очень не любит говорить о своей семье.. О своих предках она рассказывать отказалась — считает это не важным"¹. С одной стороны, выяснение причин почему та или иная тема истории жизни респондента воспринимается им малозначащей, "неважной" является наиболее значительным элементом понимания его жизненного пути, но с другой — "не важная" сторона биографии респондента может представлять основной интерес для исследователя.

¹ Голоса крестьян: Сельская Россия XX века в крестьянских мемуарах. М., 1996. С. 352.

Иллюзия невмешательства

Здесь кроется немалая опасность, которую можно назвать "иллюзией невмешательства". Социолог с твердой установкой не вмешиваться в рассказ респондента, которую он в начале беседы обозначает просьбой к респонденту типа: "Расскажите о себе, своей семье все, что хотите (хотели бы рассказать, находите интересным, важным и т.п.)", считает, что этого достаточно для того, чтобы респондент не чувствовал давления на него со стороны исследователя.

Однако избежать определенного давления интервьюера на респондента в процессе интервью невозможно, так как исследователь не может оставаться абсолютно нейтральным к содержанию беседы и своему собеседнику. Своими репликами, интонациями, уточняющими вопросами, мимикой он показывает респонденту, что его интересует больше всего, с чем он согласен, чему удивлен и т.д. "Иллюзия невмешательства" проявляется в том, что благодаря своей установке исследователь не осознает степени своего влияния на респондента, тогда как социолог, придерживаясь определенного плана беседы и задавая необходимые ему вопросы, понимает, что управляет ходом интервью и определенным образом влияет на рассказ респондента.

Обнаружить степень влияния исследователя в "свободном" рассказе о своей жизни можно по подробной стенограмме беседы в тех местах, где интервьюер ничего не говорит, а респондент по какой-то причине меняет тему разговора или отвечает на не поставленный вопрос, начинает пояснять свою мысль или оправдываться. Как правило, интервьюер редко когда может вспомнить, что произошло в этот момент в беседе. Может быть он удивленно покачал головой или вопросительно посмотрел на говорящего или произнес реплику типа "да", "это интересно", "я понимаю" с определенной интонацией, либо перестал записывать, скучающе посмотрел куда-то мимо респондента и т.п.

Например, в ходе интервью, рассказывая о своей должности бригадира в колхозе респондент говорит: "Да, от меня тогда много зависело. Ты не думай, не хвастаю. Да, много чего было. Ну ладно, давай я тебе лучше о нашем МТС..."

Может быть, респондент перехватил недоверчивый взгляд интервьюера или подумал, о том как он выглядит в глазах чужого человека, который его не знает. Он явно смутился и перевел тему разговора.

Опасение респондента, что его рассказ или он сам будут выглядеть со стороны не лучшим образом может пробудиться совершенно неожиданно под влиянием собственной интерпретации невербального поведения интервьюера или даже просто его присутствия. Например, респондент ведет рассказ о трагедии своей семьи в период голода 1933 г.: "Вот свой человек, а все отобрал. Пуд свеклы Ваня нес и четверть молока. И Дань-ка отобрал все. Подлец! Ни дна ему, ни покрышки! Ну ведь каждый сам себя спасал, что ж тут сделаешь".

Опытный интервьюер, который вел запись беседы на диктофон, посчитал важным дополнить расшифровку записи этого момента в беседе своим замечанием, которое поясняет, что переход от эмоциональной характеристики кума Даньки к этическому обобщению произошел не сразу. Интервьюер отметил в своей записи беседы: "Долгая пауза, вздыхает, плачет... Потом вдруг говорит в примирительно-прощающем тоне". Эта пауза, "потом вдруг..." и последующий вывод-оправдание может быть реакцией на присутствие собеседника. Именно на сам факт присутствия, так как респондентка была слепой и не могла видеть выражение лица собеседника или какие-либо его жесты. Содержание данной реакции может отражать как моральную позицию респондента и опасение, что его эмоциональный всплеск будет понят как проявление злопамятности, что противоречит христианской этической модели прощения греха, так и просто попытку осознать то время и себя в нем. Но, так или иначе, присутствие интервьюера каким-то образом повлияло на ее воспоминания.

"Метод слоеного пирога"

Одной из лучших стратегий для работы с семейными историями мы считаем метод сбора первичной информации, который был назван "методом слоеного пирога". При первом знакомстве с респондентом социолог просит его рассказать историю своей жизни и жизни семьи так, как он может и хочет без привязки к определенной теме. Здесь раскрывается его ценность как информанта, выясняется, что респондент помнит, свидетелем каких событий он был, как излагает свои мысли, насколько расположен к беседам о себе и своей семье и т.п. Только после этого, исходя из анализа расшифровки записи его истории жизни, готовятся специальные вопросы, которые соответствуют задачам исследования. Следующая встреча с респондентом — новая история и новые вопросы и так до тех пор пока социолог не сочтет, что тема закрыта. Таким образом, история семьи респондента создается как бы послойно, по схеме: беседа— запись—расшифровка—новые вопросы—беседа—запись— расшифровка—новые вопросы и т.д. Эта схема применялась также в случае, когда интервью "структурировалось" с помощью тематического опросника, с которым социолог знакомил респондента.

Мы неоднократно замечали, что респонденты, как правило, рассказывают о себе одну и ту же историю жизни только в ситуации не обязывающего общения, когда их просят рассказать что-то о себе так, как это принято в обыденном межличностном общении, т.е. без излишнего "копания" в биографии, косвенно ожидая услышать что-то интересное или поучительное из жизни собеседника. Например, на вопросы: "Кто Ваши родители?"; "Где и как прошло детство?"; "Вы воевали?" и пр. следуют интересные, по мнению респондента, истории из его жизни, которые он обычно рассказывает о себе или своей семье. Эти рассказы практически без изменений могут повторяться при каждой встрече с исследователем. Изменения начинаются, когда исследователь уточняет даты, имена, последовательность событий, интересуется их оценкой с позиций сегодняшнего дня и т.д. Происходит процесс переосмысления своей жизни, могут появиться новые воспоминания или прежние рассказы начинают звучать по-новому.

Например, если раньше не принято было открыто рассказывать о своих предках, если они были раскулачены при советской власти, то теперь признание факта, что кулаки на селе являлись далеко не худшей частью крестьянства, меняет содержание рассказа, наполняя его новыми подробностями и оценками событий того времени. Респонденты отмечали: "Раньше мы про это говорили мало. Ни к чему это считалось. Ну, опасались что ли. Мало ли. Время тогда было... Сейчас говори, что хочешь. Да многое забылось уже..."

Сценарий жизни респондента в качественном исследовании

При планировании интервью после первого знакомства с респондентом социолог должен учитьшать, что рассказы респондента и его ответы на вопросы складываются под влиянием его представления о своей жизни, о том насколько удачно сложилась его судьба, добился ли он того к чему стремился. Эти представления формируются под влиянием "жизненного сценария", который Э.Берн определил как "бессознательный жизненный план". Этот термин широко используется в различных направлениях психологии, особенно в таком, как транзактный анализ¹. В основе теории "сценария жизни" лежат несколько идей, которые важны для социолога, изучающего историю жизни респондента и его семьи:

¹ Стюарт Ян, Джойнс Венн. Транзактный анализ: Пер. с англ. СПб., 1996. С. 105—125.

а) детские впечатления оказывают сильное влияние на модели поведения взрослых людей. Это своеобразный план жизни с определенным началом, серединой и концом;

б) человек сам принимает решения о сценарии, а не только под влиянием родителей или обстоятельств;

в) сценарий подкрепляется родителями. Родители постоянно передают ребенку какие-то послания, которые формируют представления ребенка о себе и мире вокруг него. Главные решения в сценарии принимаются на основе этих представлений;

г) сценарий находится вне пределов сознания. Мы не осознаем решения, которые были приняты в раннем детстве;

д) реальность искажается с целью оправдания сценария.

Для социолога, работающего в поле, важно понимание того, какой сценарий представляет респондент в общении с исследователем. Это необходимо для того, чтобы знать, почему респондент поступил или сказал именно так.

Например, практически все фермеры, имеющие крестьянские корни, с которыми приходилось общаться исследователям в селах Саратовской области говорили, что их предки были зажиточными крестьянами, имели свою землю и большое хозяйство. Это они узнали от своих родственников еще в детстве. Возможно, ребенок еще не понимает, что такое иметь свою землю, зачем иметь много лошадей и коров, но он хорошо понимает одобрительные интонации голоса авторитетных для него людей — родителей, бабушек и дедушек. Он делает вывод, что иметь свою землю хорошо и включает это в свой жизненный сценарий. И когда предоставляется возможность реализовать этот сценарий, то он принимает соответствующее решение.

Поэтому выявление содержания, глубины и механизма передачи памяти семьи и коллективной памяти социальной общности детям становится одной из задач социолога в качественном исследовании. Сам рассказ респондента может строиться в соответствии со своим сценарием, например, в сценарии жизни одного из наших респондентов из села Вологодской области центральной идей сценария жизни является представление о том, что основой жизни крестьянина является экономическая независимость, базирующаяся на труде его и всех членов семьи. Он говорит: "Все же крестьянин, в моем понимании, ни от кого и ни от чего не должен зависеть — только от природы и погоды... Считаю, что только труд, еще раз труд в колхозе и на своем подворье — вот основа нашей жизни".

Это представление предопределило многие важные решения в его жизни и саму канву повествования о ней. История его жизни — это попытка показать, что лишение крестьян самостоятельности и отучения добросовестно трудиться — причина неудач и в его судьбе. Поэтому не случайно большое место в его истории занимает тема "перегибов" советской власти на селе и перечень ремесел и умений, которыми владели члены его семьи.

Помочь вспомнить

Социолог, применяющий в полевом исследовании качественные методы, достаточно часто сталкивается с ситуацией, когда респондент говорит, что он не может вспомнить те или иные события, имена, даты, какие-либо факты своей биографии и т.п. Однако эти "белые пятна" в истории жизни респондента появляются не случайно, а вследствие особенностей действия социально-психологических механизмов памяти.

Кроме индивидуальных особенностей памяти, которые изучает психология, существуют социальные причины, влияющие на объем и качество памяти. Как правило, люди, прошедшие войну, не могут до конца дней забыть связанные с ней события. Факты биографии, которые сопровождались сильными эмоциями (участие в войне, голод, свадьба, рождение детей) не могут забыться. Механизм памяти, вероятно, фиксирует и запоминает все без исключения, но воспроизводит только выборочно, подчиняясь особому коду на языке эмоций.

Социолог должен искать этот эмоциональный код исходя из исторического контекста, к которому относятся воспоминания собеседника. Например, можно оживить воспоминания о "серых буднях", когда респондент говорит, что ничего особенного не может вспомнить, дни тянулись однообразно, похожие один на другой, вопросом о праздниках, о приобретениях, о поездках, о награждениях, о ссорах и конфликтах, болезнях и пр. Иногда бывает, что респонденты, обладающие хорошей памятью, тем не менее не могут вспомнить некоторые интересующие социолога события из своей жизни, но в процессе интервью они вдруг их вспоминают и сами удивляются этому, говоря: "Смотри, вдруг вспомнилось, не забыл я, значит, а ведь столько лет прошло..." Видимо, в ходе беседы с интервьюером произошло что-то такое, что помогло респонденту "освежить" его память. Это может быть какой-то вопрос, случайно оброненная фраза и даже просто посторонний звук, который каким-то образом связан с событиями в памяти респондента.

Например, такой случай произошел во время интервью в селе Тепловка Саратовской области. Социолог в беседе с жительницей села Марией Б., дочерью раскулаченных крестьян, пытался восстановить картину раскулачивания, которой она была свидетельницей в 12-летнем возрасте. Он располагал найденным в областном архиве историческим документом — описью имущества семьи респондента, составленной в 1932 г. сельскими активистами, которые проводили раскулачивание в Тепловке. В ней было подробно перечислено все "кулацкое добро", начиная от дома с постройками, лошадьми, скотом и птицей и, кончая юбками хозяйки, тулупом хозяина и ботиночками их дочки.

Обладая от природы хорошей памятью М.Б. много и подробно рассказывала о том, что происходило вне дома, как "активисты" подходили к их двору, как спрашивали хозяев, во что были одеты, но что они делали в доме она почему-то рассказывала неохотно, отрывочно, как будто ее там не было. Социолог, у которого перед глазами были списки вещей, был очень заинтересован сравнить воспоминания "свидетеля" и документ из архива, чтобы проверить свою гипотезу о возможности фальсификации представителями советской власти описи имущества крестьян при раскулачивании. Он задавал наводящие вопросы о том, во что члены ее семьи одевались в то время, что было в доме и т.п., но ответы были слишком приблизительными, так как действительно прошло более полувека, девочка — очевидец раскулачивания могла получить психологическую травму, которая "запечатала" навсегда ее воспоминания об этом трагичном для ее судьбы дне. Однако вдруг ее воспоминания наполнились яркими подробностями, она почти точно стала воспроизводить все то, что лежало в сундуке, какого цвета была одежда, из чего сшита, подробно описала действия "активистов" в доме и т.д. Что же произошло в ходе интервью? Что заставило открыть "запертую дверь" ее воспоминаний о начале 30-х годов?

Мы могли бы без конца строить догадки о том, какой из вопросов интервьюера послужил ключом к кладовым памяти, если бы не был постоянно включен диктофон. Позже, расшифровывая запись интервью исследователь нашел момент, когда М.Б. начала как бы смотреть документальный фильм о своем прошлом, но обнаружилось, что перед этим не было вопроса интервьюера, а она сама что-то вспоминала, была пауза и какой-то звякающий звук. Оказалось, что это звук был стуком засова для замка на сундуке, где сидел интервьюер, который его нечаянно задел. Именно этот звук и был тем самым эмоциональным кодом к воскрешению памяти респондента, потому что после этой паузы со звяканьем засова сундука ее воспоминания были связаны именно с тем моментом, как "активисты" открыли сундук, в котором хранилась одежда семьи, доставали одну вещь за другой, заносили в список, тут же что-то прикидывали на себя и т.д. Очевидно эта картина была как-то связана со стуком запора сундука, который в контексте данной беседы сыграл свою роль в пробуждении вытесненных из памяти воспоминаний.

Социально-психологические особенности работы с респондентом в российских селах

Опросы в сельской местности всегда представляли сложную задачу для исследователя не только из-за труднодо-ступности объекта исследования, но и из-за сложности установления контакта с сельским жителем в процессе опроса, интервью или тестирования. Эти коммуникативные затруднения можно условно разделить на вербальные и невербальные, т.е. те, которые проявляются в жестах, мимике, различных действиях, например, ритуалах знакомства или поведения в гостях и те, которые проявляются в речевых оборотах, постановке вопросов и т.п. Одни из них вызваны диссонансом сельской и городской культур, другие — несовпадением ролей, которые присваивают друг другу интервьюер и респондент, третьи зависят от чисто личностных, индивидуальных особенностей собеседников.

Однако здесь речь пойдет не о специфических "барьерах интимности" крестьян или о каких-то особых психологических механизмах защиты их личности. В целом как в селе, так и в городе исследователь сталкивается с одинаковыми коммуникативными проблемами, но в сельской местности на них накладывается отпечаток традиций, установок и стереотипов сельского образа жизни, который создает свое особое психологическое пространство общения. Это проявляется в определенном стиле общения во время беседы, в процессе работы, на отдыхе, в темпе разговора, в ритуалах встреч и прощаний и т.п. Кое-что уже уходит в прошлое, например, обычай здороваться с незнакомцем на улице села, но многое остается неизменным как в вербальном, так и в невербальном общении.

Проблема диссонанса ролей при работе с сельским респондентом

Понятная респонденту постановка вопросов, привычные обороты речи, неспешный темп беседы — все это необходимые составляющие успеха полевого исследования. Однако часто случается, что установленный с респондентом контакт и взаимопонимание вдруг обрываются, интерес к общению с исследователем теряется, качество получаемой информации значительно ухудшается и даже следует отказ от участия в исследовании. Одна из причин — диссонанс ролей между исследователем и респондентом. Нередко исследователь забывает, что не только он "использует" собеседника в своих научных целях, но и респондент также сознательно или неосознанно "использует" его для решения своих личных проблем. Если исследователь вовремя не распознает ту роль, которую ему предлагает собеседник, то возникающий ролевой диссонанс сведет на нет все усилия исследователя. Большинство, предлагаемых исследователю ролей, имеют три типа ориентации: информационную, прагматическую и психотерапевтическую.

Информационная ориентация. Респондент, испытывая информационный голод, стремится утолить его с помощью исследователя, постоянно навязывая ему роль политинформатора. Вопросы следуют один за другим, захватывая все больший круг проблем: от положения в стране и полетов НЛО, до "куда девать ваучер?" и т.п. В этой ситуации следует, с одной стороны, продемонстрировать известную эрудицию, а с другой — дать понять, что информация будет выдана по ходу исследования (в перерывах между интервью или после беседы), но не вместо него. Однако прежде, чем налаживать взаимообмен информацией надо убедиться, что это не попытка респондента уклониться от участия в самом исследовании.

Прагматическая ориентация. Через прямые или косвенные вопросы, постоянно делаются попытки выяснить властные возможности исследователя в решении тех или иных проблем респондента. Например, может ли он способствовать в приобретении кормов, техники, получении различных льгот и т.п. Беседа, как правило, строится так, чтобы собеседник проникся трудностями респондента, "вошел в положение". Таким образом, исследователю навязывают роль благодетеля и если он этой роли не соответствует, то быстро теряют к нему интерес.

Существует мнение, что в этой ситуации нельзя напускать на себя важный вид, а надо сразу дать понять, что благотворительные возможности исследователя весьма скромны. Но гораздо лучше выглядит искреннее желание помочь респонденту всем, что в силах исследователя (ходатайство перед властями, посреднические услуги и т.п.) Иногда "человек с анкетой" может при желании реально помочь респонденту в решении его проблем. Так, в селе Тепловка Саратовской области исследователь помог одной из своих респонденток вернуть дом с участком земли, отнятый у ее родителей при раскулачивании в 1932 г.

Часто респондент с подобной ориентацией руководствуется в общении с исследователем поговоркой, что "с паршивой овцы хоть шерсти клок", поэтому даже мелкие услуги (привезти "городские товары", помочь по хозяйству) способствуют установлению более прочных контактов.

Психотерапевтическая ориентация. До сих пор мы рассматривали разные формы "функциональной беседы" и соответствующие им роли исследователя как нежелательные, которых он должен стремиться избежать в процессе работы в сельской местности. Однако психотерапевтическую ориентацию респондента в беседе с ним не только не нужно избегать, но, напротив, надо всячески поддерживать и развивать.

Психотерапевтическая ориентация возникает естественным образом в ходе исследования, как только в беседе с респондентом мы касаемся его биографии и задаем вопросы на тему: "Как ты жил?"; "Что ты видел и понял в этой жизни?" Наиболее ярко психотерапевтическая ориентация проявляется в прямых или косвенных требованиях респондента оценить его поступки, образ жизни, нравственные нормы, которым он следует в своем поведении. Он часто задает исследователю вопросы: "А как еще можно было поступить?"; "Разве я сделал неправильно (несправедливо)?" Исследователь невольно оказывается в роли судьи и адвоката одновременно, удовлетворяя потребность респондента в понимании и одобрении или сочувствии, что его жизнь сложилась (складывается) не так как он хотел и мог бы жить. Если такая направленность в беседе усиливается в присутствии родственников или односельчан, то это может свидетельствовать о наличии психотравмы. Что-то в его жизни подвергалось или подвергается в настоящее время осуждению окружающих.

Как быть в такой ситуации? Ведь среди того, что вызвало психотравму у респондента может быть и предательство, и трусость, и ложь, и эгоизм, и подлость, т.е. то, что нельзя одобрить и оправдать. Это особенно часто встречается именно в вопросах о власти, независимо от степени включенности респондента во властные структуры. Если явно демонстрировать свое осуждение, то неминуемо превратишься в "городского недоумка", который не знает жизни, норовит обидеть и вообще отнимает время. Демонстрация одобрения и понимания также, в конечном счете, не приводит к установлению доверительных отношений между исследователем и респондентом.

Можно расположить к себе респондента, радуясь вместе с ним его ловкости в обеспечении кормами своего ЛПХ за счет колхоза, но тогда трудно будет выполнить основную свою функцию в беседе, ради которой респондент приоткрыл исследователю эту сторону своей жизни. Позднее остановимся на очень важном моменте полевого исследования — этических вопросах социологического исследования.

Групповое фокусированное интервью (метод "фокус-групп")

Интервью с "фокус-группой" — это беседа с небольшой группой людей по определенной теме. Обычно в состав группы входят шесть—восемь человек, а продолжительность интервью может варьироваться от получаса до двух часов.

Метод "фокус-групп" был разработан на основе предположения, что многие решения по поводу того, что и как покупать люди делают исходя из социального контекста, который формируется в ходе обмена мнениями с другими покупателями. Исследователи-маркетологи начали применять метод "фокус-групп" с 1950-х годов как способ стимулирования процесса обмена мнениями и принятия решений для того, чтобы собрать более точную информацию о предпочтениях потребителей. Классическая работа по методам проведения интервью с "фокус-группами" под названием "The Focused Interview" принадлежит Р.Мертону и вышла в свет в 1956 г. В этой работе на материалах исследования эффективности пропагандистских кинофильмов в солдатских аудиториях периода Второй мировой войны были описаны основные принципы метода "фокус-групп", особенности применения и анализа результатов.

Интервью с "фокус-группой" является и в самом деле интервью. Это не дискуссия, не "мозговой штурм" и не совещание. Участники обычно принадлежат одной и той же социальной группе. Их просят ответить на ряд вопросов, предложенных интервьюером. Каждый участник слышит то, как отвечают другие члены группы и делают дополнительные замечания относительно этих ответов. Группа вовсе не должна приходить к одному-единственному общему мнению. Точно так же люди не обязательно должны расходиться во мнениях. Целью всей процедуры является получение высококачественных данных в социальном контексте, когда люди развивают свои взгляды с точки зрения взглядов других участников.

Метод "фокус-групп" имеет несколько очевидных преимуществ. Это достаточно эффективный метод сбора качественной информации. За один час исследователь может получить информацию сразу от восьми человек, а не от одного. Интервью с "фокус-группами" также обеспечивает контроль над сбором данных, поскольку сами участники отбраковывают неправильные или крайние взгляды. Особенности динамики группы таковы, что ее участники обычно сами фокусируют внимание на наиболее важных темах и с примечательной легкостью вырабатывают относительно стабильный, сбалансированный взгляд на проблему. Наконец, участники группы обычно получают большое эмоциональное удовлетворение от всей этой процедуры.

Тем не менее у "фокус-групп" есть и свои минусы. Поскольку во время процедуры ответа на вопросы все участники должны высказаться, число вопросов, которые интервьюер успевает задать, резко сокращается. Проведение интервью с "фокус-группой" требует от интервьюера специальной и длительной подготовки. Среди множества проблем, которые стоят перед ведущим, необходимо выделить важность контроля над двумя—тремя доминирующими участниками и обеспечить условия для того, чтобы самые малоразговорчивые участники смогли высказать свою точку зрения.

В процессе проведения "фокус-групп" может оказаться невозможным вести записи, поэтому в работе участвует не один, а двое ведущих — один организует работу, а второй, несмотря на наличие диктофона, ведет записи. Хорошие заметки помогают установить, кто именно и что говорил, когда будет расшифровываться диктофонная запись.

"Фокус-группы" имеют широкую область применения. Их можно проводить для того, чтобы собрать информацию о силе или слабости любого социального нововведения или институции, оценить их эффективность и особенности воздействия, определить спектр мнений, циркулирующих в данной поселенческой общности.

Фиксация данных в качественном интервью

Независимо от того, какой тип интервью проведен и как сформулированы вопросы, все это окажется напрасной тратой времени, если интервьюер не сможет зафиксировать слова респондента. Результатом интервью может быть только запись того, что сказали респонденты, причем запись, как можно более полная. Ничто не может заменить эти данные. Ниже уделим внимание некоторым хорошо зарекомендовавшим себя методам фиксации вопросов и ответов.

Запись интервью на диктофон

Без всякого преувеличения можно назвать диктофон важнейшим приспособлением из всех, которые имеются в распоряжении исследователя-"качественника". Диктофон способен точно фиксировать все повороты беседы независимо от ее сложности или скорости. Разумеется, диктофоны могут сломаться или функционировать неправильно, но эти проблемы будут рассмотрены в следующем разделе. Помимо резкого повышения точности сбора данных, использование диктофона позволяет интервьюеру сконцентрировать все свое внимание на поддержании контакта с респондентом и на его словах, не отвлекаясь на ведение дословных записей. Без диктофона темп беседы заметно снижается и респонденту часто приходится ждать, когда исследователь запишет его ответ на предыдущий вопрос. Иначе говоря, выхолащивается сама суть глубинного интервью.

Метод ведения диктофонных записей зависит от особенностей полевой работы. Часто перед исследователем встает необходимость замаскировать наличие диктофона, особенно в том случае, если он ведет параллельно включенное наблюдение. Тем не менее в большинстве случаев диктофон может использоваться и открыто, если респонденту будет объяснена необходимость в этом. "С Вашего разрешения, я хотел бы воспользоваться диктофоном для того, чтобы не пропустить ничего из сказанного Вами. Я не хотел бы полагаться только на свои заметки, поскольку могу пропустить что-нибудь важное или случайно как-то исказить Ваши слова. Если в ходе беседы Вы захотите, чтобы я выключил диктофон, Вам стоит только сказать мне об этом".

Несмотря на все преимущества, которые дает диктофон, его использование тем не менее не освобождает интервьюера от ведения записей. Эти заметки могут служить по крайней мере двум целям: а) помогать интервьюеру формулировать новые вопросы, возникшие по ходу беседы, или напоминать о необходимости проверить какие-то высказывания респондента позднее; б) помочь найти наиболее важные моменты беседы впоследствии и облегчить дальнейший анализ. Кроме того, ведение заметок — чрезвычайно важный невербальный сигнал, который дает респонденту возможность понять, что в данный момент он говорит нечто очень важное и интересное для своего собеседника. Вместе с тем в том случае, если запись не ведется, респондент быстрее поймет, что сказанное им не представляет особого интереса и не будет спешить развивать свою точку зрения по этому вопросу.

Составление транскриптов интервью

Наиболее ценной формой представления текста интервью является его траскрипт — полная запись сказанного, которая сделана с диктофонной ленты. К сожалению, расшифровка диктофонных лент требует большого количества времени — примерно в 3—4 раза больше, чем проведение собственно интервью. Тем не менее результат стоит потраченных усилий. Транскрипты чрезвычайно полезны для анализа данных и особенно для проведения повторных независимых исследований.

В том случае, если полный транскрипт сделать невозможно, в качестве паллиатива исследователь может сделать частичную запись наиболее важных вопросов и ответов, постоянно сверяясь со своей записной книжкой. В любом случае сделанная запись должна иметь достаточно высокое техническое качество. Немногие вещи в полевом исследовании вызывают раздражение, переходящее в чувство отчаяния, когда в ходе расшифровки исключительно важной беседы выясняется, что на диктофонной ленте нет никаких записей или что сильный шум от часов, радио или швейной машинки сделал расшифровку записи практически невозможной. Неудивительно, что опытные исследователи, наученные горьким опытом, не считают лишними любые предосторожности и тщательно следуют простым правилам, которые приводятся ниже.

Оборудование для звукозаписи должно иметь питание и от сети и от батарей. Если предполагается использовать батареи, следует проверить их заряд непосредственно перед самим интервью особенно зимой, поскольку на морозе батареи разряжаются быстрее. Всегда нужно носить с собой дополнительные батареи и чистые кассеты.

Перед началом интервью следует выбрать тихое место, где беседе ничто не помешает. Микрофон должен находиться на одинаково близком расстоянии от интервьюера и респондента. В том случае, если этого нельзя добиться, диктофон должен быть помещен ближе к респонденту, а все вопросы к нему необходимо фиксировать в записной книжке. Диктофон (или переносной микрофон) должен стоять на устойчивой, неподвижной поверхности. Перед началом записи оборудование должно быть проверено: запишите несколько слов, верните ленту в исходное положение и включите воспроизведение. Если звук слишком тихий, тогда необходимо сменить батарейки или придвинуть микрофон ближе к респонденту.

В начале записи следует сказать в микрофон (может быть лучше еще до того, как увидите респондента: "Интервью с..." В случае необходимости продиктуйте также дату, номер пленки или беседы, если их предполагается несколько. В ходе интервью задавайте вопросы отчетливо и не слишком быстро, скорее всего, респондент сделает то же самое, и его слова легче будет расшифровать. Если респондент говорит невнятно, можно попросить его произносить слова более отчетливо, а для наглядности включить воспроизведение, чтобы продемонстрировать ему плохое качество записи, которая может оказаться непригодной для составления транскрипта. Однако причина этого требования должна быть ясна для респондента — фиксация его слов полностью и без искажений. Во время записи не следует шелестеть бумагами, щелкать ручкой, манипулировать какими-либо предметами. Не нужно стесняться выключать диктофон в том случае, если респондент заметно отступает от темы или начинает говорить "не по делу". Следует периодически проверять работу лентопротяжного механизма: работает ли он, "не зажевана" или не кончилась ли лента. Не забывайте вовремя менять кассеты в диктофоне или переставлять их на другую сторону. Пока вы меняете ленту, попросите респондента подождать с рассказом. В конце интервью скажите в микрофон: "Это конец интервью с..."

После интервью хотя бы один раз прослушайте пленку и убедитесь в том, что качество записи можно назвать приемлемым. Уточните у респондента, как пишутся собственные имена или незнакомые термины. Напишите на кассете фамилию респондента, порядковый номер, дату интервью или любые другие пометки, необходимые для ее идентификации. Обеспечьте подходящие условия для хранения кассет — держите их в сухом месте в стороне от сильных источников электромагнитных излучений.

Ведение записей в ходе интервью

В том случае, если во время интервью использовался магнитофон, рукописные заметки состоят обычно из ключевых фраз, списка главных пунктов, содержащихся в речи респондента, и ключевых терминов или выражений, которые передают особенности речи респондента. Поскольку искусство стенографии можно, пожалуй, считать забытым, полезно разработать свою собственную систему сокращений. В системе обозначений обязательно предусмотрите как отделить то, что сказано самим респондентом от мыслей, мнений, оценок и идей исследователя. Для этого можно выделять слова респондента с помощью скобок или записывать их пастой особого цвета.

В том случае, если пользоваться диктофоном нельзя или произошел технический сбой, записи должны быть самыми подробными. И вновь наибольшее значение имеют слова респондента, а не впечатления исследователя. Когда респондент начинает говорить нечто важное, вполне уместно попросить его не торопиться, чтобы ничего не выпустить из виду.

После интервью

Период после интервью, так же, как и после состоявшегося наблюдения особенно важен для обеспечения строгости и валидности данных. На этом этапе нужно сделать все, чтобы можно было гарантировать качество данных.

В первую очередь сразу же после интервью необходимо проверить пленку, чтобы убедиться в качестве записи. Если обнаружен сбой, интервьюер должен немедленно записать все, что он сможет вспомнить. Если диктофон работал нормально и техническое качество хорошее, следует проверить свои записи для того, чтобы убедиться в том, что они понятны и способны облегчить работу с транскриптом.

Очень часто обнаруживается, что в интервью имеются непонятные или двусмысленные места, когда исследователь не может понять, что именно ему сказал респондент. В этом случае, если это только возможно, следует вернуться к респонденту и попросить его более подробно пояснить свои слова. Эти уточнения могут быть сделаны и по телефону. Респонденты очень редко отказываются от дополнительных встреч, поскольку их проведение свидетельствует о серьезности, с которой относятся к их словам. Ни в коем случае нельзя гадать или давать собственное, приблизительное толкование слов респондента. В том случае, если респондент оказался недоступным, непонятные места приходится исключать из анализа.

Сразу же после интервью следует описать характер его проведения. Исследователь должен указать, где именно состоялось интервью, кто присутствовал при беседе, как респондент реагировал на интервьюера, какими невербальными знаками они обменивались и т.п. Все эти комментарии могут быть также записаны на диктофон.

Разумеется, соблюдение этих правил требует высокого уровня дисциплины и самоконтроля. Полевая работа достаточно трудна и у исследователя может появиться искушение пренебречь некоторыми "лишними" процедурами, надеясь на свою память и опыт. Излишне говорить о том, что это снизит качество данных, сделает их отрывочными и ненадежными. В рабочем расписании полевого исследования обязательно должно быть предусмотрено время для проверок, уточнений, записи комментариев. Когда в поле работает команда исследователей, полезно или даже необходимо регулярно организовывать их встречи для обмена информацией и наблюдениями. Фактически, эти встречи могут стать началом анализа, поскольку впечатления еще свежи и гипотезы, которые появляются прямо в поле, могут оказаться наиболее яркими и интересными.

Интервью и этические проблемы

Интервью является вмешательством в чужую жизнь и способно оказать глубокое влияние на обе стороны, участвующие в беседе. Хорошее интервью позволяет понять многое о мыслях, чувствах, знании и опыте не только респондента, но и интервьюера. В ходе беседы люди узнают о себе то, о чем не догадывались или по крайней мере не были уверены до интервью. Несколько часов, проведенных вместе с собеседником, способны изменить взгляд на мир и перевернуть привычные представления.

Разумеется, цель интервью — это сбор данных, а не изменение сознания. Интервьюер не судья и не врач-психотерапевт, и эту цель ни в коем случае не следует упускать из виду. Тем не менее у интервьюера часто возникает соблазн отступить от своей главной цели. Обычно респондент просит совета, одобрения или подтверждения правильности своих слов или действий. Поддавшись этому соблазну, интервьюер сам может превратиться в респондента и ему придется отвечать на вопросы в большей степени, чем их задавать.

Вместе с тем интервьюер не может быть куском льда, не проявляющим никаких эмоций, когда ему рассказывают о десятилетиях страданий и боли. Трудно оставаться спокойным, неделями и месяцами выслушивая рассказы крестьян о всех перипетиях их жизни — неурожаях и голоде, несправедливости чиновников и военных потерях, отъезде детей в города и семейных проблемах. Хотя интервью и является вмешательством в жизнь респондентов, но что мы можем реально для них сделать? Перед исследователем возникает непростая этическая дилемма, которая проистекает из самой природы интервью.

Хотя интервью часто и бередит старые раны, они также оказывают и исцеляющее воздействие. Респонденты чрезвычайно высоко ценят внимание и искренне благодарны своему собеседнику за предоставленную им возможность высказаться, поделиться своими мыслями и чувствами. Иногда интервью продолжаются дольше, чем это было запланировано, просто потому, что людям хочется высказать все накопившееся за многие годы. Когда респонденты открыто не хотят говорить, продолжение интервью чревато новым риском. Люди будут говорить вам вещи, которые они никогда не намеревались сказать. Это может быть верно и в том случае, когда респонденты настроены враждебно. Иногда кажется, что вам говорят в первую очередь те самые вещи, которые не собирались никому говорить, возможно, лишь для того, чтобы снять собственное психологическое напряжение. В процессе беседы интервьюер меняется и сам. Сталкиваясь с новыми для себя условиями жизни и ситуациями, выслушивая многочасовые исповеди, интервьюер может впасть в депрессию. Поэтому в некоторых случаях они нуждаются в специальной психологической подготовке, которая поможет им справиться с депрессией и превратить свои наблюдения и эмоции в пригодные для анализа данные.

Перечислим этические проблемы, с которыми сталкивается исследователь при подготовке и проведении качественного исследования: а) обещания и взаимные обязательства. Как объяснить респонденту, почему он должен участвовать в беседе? Никогда не давайте респонденту пустых обещаний. Если вы ему что-то пообещали, обязательно сдержите свое слово; б) оценка рисков. Будет ли участие в интервью представлять собой риск для респондента? Рискует ли он получить психологический стресс, навлечет ли на себя административную или уголовную ответственность, будет ли он подвергаться остракизму со стороны соседей, членов семьи, товарищей по работе; в) конфиденциальность. Может ли конфиденциальность быть полностью гарантирована? Если респонденту обещана анонимность, не смогут ли посторонние установить его личность по косвенным данным? г) доступ к данным. Кто будет иметь доступ к первичным материалам? В каких целях эти материалы будут использоваться?

"Реальное Я" и "духовное Я"

В исследовании, где от респондента требуется размышление над прожитой им жизнью, всегда в той или иной мере присутствует стремление к духовному катарсису, которое реализуется через возможность "выговориться". Однако выговориться можно не с каждым. Это должен быть человек, который "может понять" (обычно это близкий друг) или человек, с которым, вероятно, встретиться больше не придется. Достаточно вспомнить с какой легкостью мы иногда "открываем душу" незнакомому попутчику в поезде. Для того чтобы исследователь смог стать таким "попутчиком", он должен выйти на уровень "духовного Я" своего собеседника¹.

¹ Флоренская ТА. Диалог в практической психологии. М.: Институт психологии АН СССР, 1991. С. 244.

В отличии от "реального Я", которое несет в себе прошлый опыт индивида, установки, стереотипы сознания и поведения, выработанные в течении его жизни, "духовное Я" — это не всегда ясно осознаваемое стремление к общечеловеческим ценностям, к своему творческому призванию, это вечные понятия "добра" и "зла". Поэтому воровство, как его не называй и не оправдывай, все равно останется воровством и "духовное Я" человека требует это признать. В результате этого в оптимальной стратегии поведения исследователя возникает противоречие по отношению к "реальному Я" респондента. Необходимость сопереживания и сострадания, понимание и принятие его "реального Я" сталкивается со стремлением "духовного Я" отстаивать универсальные духовно-нравственные ценности и осуждать жестокость, зависть, корысть, преступность, которые проявляются в его рассказах, в личной истории его жизни.

Если не щадить самолюбие человека, брать на себя роль "судьи", то психологические механизмы самозащиты личности не позволят разглядеть его "духовное Я", а значит, исследователю будет очень сложно принять на себя роль "попутчика", с помощью которого собеседник пытается разобраться в себе, причинах своих поступков, мотивах действий и оценить их последствия.

Это очень важно в исследовании, где через память людей собирается информация о событиях отдаленного прошлого. Диалог с носителем подобной информации — это особая проблема беседы с пожилым человеком, на которую важно обратить внимание отдельно.

Респондент в возрасте: проблема взаимопонимания

Работа с пожилыми респондентами имеет свою специфику, которая связана с состоянием их здоровья, особенностями памяти и мышления в пожилом возрасте. Но, как правило, без них обойтись очень трудно. В нашем проекте это чаще всего ощущалось в работе над такими тематическими направлениями в исследовании, как "семейные истории" или "власть на селе". Например, среди респондентов по проблемам власти на селе роль бывших руководителей трудно переоценить. Несмотря на их порой предвзятое отношение к нынешней власти без них очень трудно составить политическую историю села, динамику развития властных отношений.

Работая с пожилыми респондентами исследователь должен иметь в виду, что раскрытие своего "духовного Я" в процессе беседы делается не для того, чтобы осмысливая свои ошибки и грехи постараться их в будущем не повторить, стремясь изменить себя. Для многих из них перспективы изменения своих взглядов и привычек не выглядят привлекательными. Взгляд собеседника чаще обращен в прошлое, чем в будущее, где он подводит итоги прожитым годам. Поэтому лучшей стратегией поведения исследователя в ситуации, где нужно как-то оценить услышанное — это использование косвенной критики в адрес респондента¹.

¹ Грановская P.M. Элементы практической психологии. Л., 1988.

Столкнувшись в беседе с эпизодом из жизни респондента, где он проявил себя не с лучшей стороны, следует также признать свою возможную растерянность и слабость в сходной ситуации: "На Вашем месте я бы, наверное, поступил также, хотя это и неправильно". При этом важно больше говорить о своих переживаниях, а не о его недостатках: "Я всегда чувствую себя ужасно неловко, когда попадаю в такую ситуацию. Мне всегда неприятно об этом вспоминать". Например, не помог родственникам или знакомым в трудную для них минуту, не одолжил денег, не встал на защиту невиновного и т.п.

Психотерапевтическая ориентация в беседе с пожилым человеком ярко проявляется в стремлении получить от нового поколения подтверждение того, что жизнь прожита не напрасно. Известный американский психотерапевт Дж.Рейнуотер считает, что главная психологическая потребность пожилых людей — поиск смысла прожитой жизни. Она приводит в пример высказывание М.Кун — основательницы проекта "Седые пантеры": "Когда молодой интервьюер просит старых людей вспомнить о прошлом, об их достижениях, то они начинают ощущать новое, положительное отношение к себе. Пожилой человек испытывает очень сильное чувство самоутверждения, когда молодые спрашивают у него, какие уроки он извлек из опыта жизни"².

² Рейнуотер Дж. Это в ваших силах. Как стать собственным психотерапевтом: Пер. с англ. М., 1992. С. 104.

Уважительное отношение к опыту прожитой жизни пожилого человека, к его оценкам событий прошлого — это обязательный общий фон беседы. Однако здесь недостаточно просто попросить оценить респондента то или иное событие из его биографии и благожелательно выслушать ответ. Иногда респондент стремится корректировать свои оценки так, чтобы они совпадали с мнением собеседника или общепринятым на данный момент общественным мнением по этому вопросу. Здесь очень важно показать, что исследователь не судья ему и его жизни, потому что тогда действовали другие нормы и правила и только с тех позиций можно судить о поступках людей того времени.

В нашем исследовании это было особенно важно в беседах с бывшими налоговыми агентами, бригадирами, которые занимали эти должности до начала 60-х годов. В их рассказах о себе одновременно проявлялось желание отмежеваться от своей причастности к власти и в то же время стремление подчеркнуть свою значимость, свое былое влияние на судьбы односельчан. Например, такая позиция хорошо заметна в записи беседы исследователя с Д.С., жителем села Большое Таловое Ростовской области, который с 1930 по 1955 г. был в местном колхозе бригадиром:

И.: "Вот говорят власть большая была у бригадира".

Д.С: "Ну, яка власть? Не жив, а мучался. Потому что на работу не йдуть. Никакой дисциплины. Придумали, что норма 280 дней в год, а женщине 200 с чем-то (не помню) поменьше. Учетчик все учитывал, не выработаешь, тогда и хлебушек по 20 коп. за килограмм с тебя возьмут. А з мене, киль я выработал, тилько 7 коп. за килограмм. А потом ни отпуску, ни чего, и лишаешься всех премий (ха-ха) — это самое основное, понял.

Сидит бригадир на бригаде и тилько выглядает пришли вовремя в 8 часов. За палочки работали. Люди не хотели выходить на работу. Палочку тебе поставили и все. Пишется, что заработал один трудодень, 50 соток, т.е. за день 1,5 дня. А денег мы не знали".

И.: "Да, суровое время было, сейчас даже трудно понять как это так жить можно, но тогда, наверно, по-другому и нельзя было. А трудодень ставили, когда он норму выполнит или только выйдет на работу?"

Д.С.: "Как вышел. Назывались выхододень. Например, вы вышли полоть бахчу — 35 соток сделали, а вам 20 соток только норма, значит вы перевыполнили на 15 соток, очки начисляются. А если не выполнила норму, то запишем сколько вы сделали и все".

И.: "Кто решал куда людей посылать, бригадир?"

Д.С.: "Да, бригадир, а председатель сидит себе в конторе, не вмешивается. Дали наряд, я вечером отчитываюсь, людей сам распределял. С 30-го году я бригадир по 55-й год, вот войну выкиньте 4 года. Ой, надоело, не с кем было работать, мужиков после войны не было, одни женщины. Даже за волами ухаживать некому было. Есть кто, да и тот калека".

О роли "попутчика" в беседе

Принять на себя роль "попутчика", придать беседе исповедальный характер, требует от исследователя подлинного и искреннего интереса к личности респондента. Так как практически каждый индивид претендует на то, что много пережил в своей жизни, уже само признание того, что его биография представляет интерес для исследователя, вызывает массу положительных эмоций. Однако этот интерес не должен быть надуманным или показным. Долго играть в заинтересованного и внимательного собеседника мало кому удается. Исследователю необходимо постараться найти в биографии респондента реальные обстоятельства его жизни, которые выделяют его среди других односельчан, подчеркивают уникальность его истории.

Например, респондент — коренной житель села, первый тракторист, бригадир и т.п. В каждой истории жизни конкретного человека можно найти поступки достойные восхищения, когда проявлялось его "духовное Я". Исследователь должен выделить их, подчеркнуть их значимость, выразить свое одобрение. Это можно делать и при непосредственном общении вне рамок исследования.

Проблемы контакта "на равных"

Контакт "на равных" неизбежно влечет установление личных отношений и равноправия в общении. Потеря дистанции между респондентом и исследователем — это потеря объективности восприятия собеседника и ситуации. Это пристрастное отношение к личности респондента и к содержанию бесед с ним. Главная опасность заключается в том, что субъективизм восприятия возникает незаметно для исследователя. Более того, у него появляется чувство, что он "только сейчас до конца понял" респондента, после того как поставил себя на его место, почувствовал к нему расположение.

Возникают проблемы "переноса", т.е. проекции на респондента своих чувств, эмоций, личного опыта. Внешне по ходу беседы это проявляется в том, что исследователь прерывает респондента высказыванием своего мнения или рассказом о своем опыте жизни. Часто сам заканчивает за него предложение и предлагает решение проблем собеседника исходя из своего опыта. Вероятно, следует признать, что понимание респондента "до конца" всегда иллюзорно. Его фактическое поведение, его мысли являются лишь отражением единства и борьбы "реального" и "духовного Я", всегда находятся где-то между ними. Поэтому вся глубина личности респондента не может быть познана даже у тех респондентов, которых исследователь находит примитивными, а их поступки легко предсказуемыми.

Единственно возможная позиция для исследователя — это позиция "вненаходимости"¹, т.е. позиция отстраненности, психологическая дистанция, позволяющая создавать цельный образ собеседника без привнесения авторской субъективности. Это сложная задача, особенно когда сам исследователь в течение жизни вовлечен как активный участник в подобную ситуацию или то, о чем говорит респондент, несет очень сильный эмоциональный заряд, например, в нашем случае, где мы имели дело с судьбами крестьян России, где их история — это, за редким исключением, страшная история искалеченных жизней, потерь и страданий, бесправия и унижений.

¹ Бахтин ММ. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

Опытные интервьюеры в таких случаях советуют сохранять уравновешенность, т.е. пребывать в состоянии внутренней сосредоточенности не на собственных переживаниях, а на фактах и реакциях респондента. Однако нам в нашей работе сохранять относительную отстраненность помогала не выработка у себя "эмоциональной тупости", с которой мы в воспоминаниях респондента шли вместе по "черной дороге зла", ведущей в голодающую деревню 1933 г. или в сибирское спецпоселение раскулаченных "врагов народа". "Черные дороги зла" в судьбе респондента всегда пересекались со "светлыми дорогами добра", где есть место празднику и высоким человеческим поступкам. Надо просто постоянно помнить, что все это — наша История, которую никому уже не дано изменить.

ЧАСТЬ IV. ПОСЛЕ ПОЛЯ