Главная страница

Экономическаясоциологи я


Скачать 1.68 Mb.
НазваниеЭкономическаясоциологи я
Анкорecsoc_t8_n2.pdf
Дата18.03.2019
Размер1.68 Mb.
Формат файлаpdf
Имя файлаecsoc_t8_n2.pdf
ТипДокументы
#26010
страница6 из 19
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19
Акционистская концепция стиля жизни
Выбор парадигмы акционизма обуславливает особую логику построения концепции стиля жизни, однако при соблюдении основных методологических принципов не ограничивает в применении идей иных теорий. В частности, будут использованы элементы теории габитуса
Бурдье, институциональный анализ, а также научные категории из области психологии и социальной психологии: диспозиции, аттитюды.
Подавляющее большинство социологических определений стиля жизни сходятся в том, что эта категория описывает различные жизненные проявления людей, при этом подчеркивает некое их своеобразие, неповторимость и, что не менее важно, целостность, т.е. способность охватывать все сферы жизнедеятельности, также часто выстраиваются зависимости между интериоризированными ценностями (или габитусом) и жизненным стилем. Конечно, содержательно определения могут расходиться, к тому же категория по-разному встраивается в «большую» теорию, однако, на наш взгляд, именно учет этих четырех пунктов (социальной активности, эксклюзивности, целостности и интенциональности) наиболее оправдан и делает социологический анализ жизненных стилей интересным, познавательным, высоко информативным. Поэтому разработка концепции связана главным образом с определением содержания основных переменных и описанием их взаимосвязей.
Стиль жизни представляет собой теоретический конструкт, состоящий из ряда компонентов, относящихся к одному из двух аналитических уровней, условно обозначенных нами как
«внешний», раскрывающий непосредственную социальную активность, и «внутренний», т.е. ментальный, определяющий социально ориентированную личностную интенцию.
Парадигма акционизма предполагает приоритет внутреннего уровня, отражающего субъективные представления, цели, опыт, ценности и диспозиции. Однако это не означает, что внутренние структуры обладают неограниченной свободой, не поддаются воздействию социума. Социальное действие всегда контекстуально, следовательно, должно быть вписано в структуру социальных отношений, представленную в виде локальных порядков, т.е. институтов. Отсюда для описания внешних проявлений жизненных стилей необходимо обращение к институциональному анализу.
Можно утверждать с достаточно большой долей уверенности, что на сегодняшний день в социологии помимо институционализма нет другой теории, получившей такое признание и такое количество возможных интерпретаций. Ее родоначальниками были «отцы-основатели» социологии О. Конт и Г. Спенсер. Наибольшее распространение институциональный анализ получил в 1920–1950-е годы в американской социологии (Т. Веблен, Дж. Коммонс и
У. Митчелл). В некотором смысле сейчас наблюдается новое «пришествие» институционализма в социологическую теорию, хотя, по большому счету, институты никогда и не покидали ее пределов. Возвращение интереса к анализу институтов произошло,

Экономическая социология. 2007. Т. 8. № 2
http://ecsoc.msses.ru
31
главным образом, благодаря новой экономической социологии, развивающейся параллельно с новой институциональной экономикой, центральными фигурами которой стоит назвать
Р. Коуза, Д. Норта и О. Уильямсона. Новый институционализм в социологии – это, скорее, течения, подходы, нежели какая-то единая теория. Здесь существует множество вариантов интерпретации институтов, по-разному ставятся акценты в зависимости от области применения и проблематизации. Представители нового институционализма: Н. Флигстин,
Н. Биггарт, П. Димаджио. У. Пауэлл, а также Л. Болтански и Л. Тевено.
Разграничение «старого», традиционного институционализма и нового институционализма начинается на методологическом уровне. Первый из них, как известно, основывается на методологическом холизме, объясняющем поведение и интересы индивидов через характеристики институтов, которые предопределяют взаимодействия между ними
[Ростовцева 2004: 90]. Новые институциональные теории в меньшей степени связаны с
«традиционной» социологией, нежели с экономической теорий, что позволило им укрепить фундамент методологического индивидуализма. Поэтому «старый» институционализм имманентно предполагает, что социальное взаимодействие, однажды пройдя институционализацию, приобретя институциональные формы, действует неизменно и, главное, однородно во всех ситуациях. Теория отрицает сам факт отхода от выполнения институциональных предписаний, а если таковое и происходит, то его исполнителя объявляют маргиналом, а его поведение «клеймят» девиантным. Вину же за различные отклонения, несогласованность действий агентов институтов, сбои в социальных связях и т.п. перекладывают на кризис, системные проблемы общества [Краткий словарь… 1988: 89].
В этом смысле актуальной становится шутка о том, что социология является наукой о том, почему у людей нет никакого выбора [Тербон 2003: 46].
Новые институциональные теории идут другим путем, изначально учитывая вариативность социокультурного пространства, но главное, делая объектом анализа не стабильные группировки (семья, рабочий коллектив, кружок вышивания и т.п.), а сеть отношений, разворачивающуюся на определенной арене. Они рассматривают институты как локальные социальные порядки, которые могут быть названы «полями», «аренами» или «играми».
В основу нового институционализма заложена теория социального конструктивизма, согласно которой создание институтов есть результат взаимодействия между акторами.
Сложившаяся ситуация, на наш взгляд, удачно описана В.В. Радаевым: «Традиционная социология игнорировала человека, способного принимать индивидуальные решения и делать осознанный выбор, а в традиционной экономической теории этот человек “повисал” в безвоздушном пространстве в отсутствие поддерживающих социальных структур. Следуя за новой институциональной экономической теорией, пытающейся осуществить синтез старого институционализма и традиционной неоклассики, новый институционализм в социологии пробует соединить достижения новой институциональной экономики и традиционной социологии» [Радаев 2001: 5]. Вопрос лишь в том, насколько удачно это соединение?
Осуществимо ли оно?
Признание акционизма в качестве парадигмального основания автоматически определяет и выбор институциональных предпочтений, а именно: неоинституциональную теорию. Однако и структура, и статус институтов в концепции должны быть обозначены однозначно.
Мы исходим из представления о том, что институт – это инструментальная категория, позволяющая систематизировать социальную активность, поэтому в его структуру должны включаться элементы, помогающие описать и понять реальное, т.е. воплощенное социальное действие. Инструментальный статус институтов означает, что исследователь должен всегда помнить, что институт − не более чем научная конструкция, не имеющая своего онтологического статуса, т.е. не существующая самостоятельно, независимо от индивидуальных или групповых действий.

Экономическая социология. 2007. Т. 8. № 2
http://ecsoc.msses.ru
32
Представив социальный мир как сеть институтов, организующих социальную деятельность, необходимо концептуально «спуститься» от больших абстрактных систем до индивида, т.е. взглянуть на социальное взаимодействие не с позиции организованных структур, а с позиции индивида как единицы или субъекта этого взаимодействия. Мы полагаем, что подобный подход позволит, во-первых, обнаружить тот механизм, который не дает распасться личности на множество не связанных между собой идентичностей, а следовательно, преодолеть его атомизированность
1
[Грановеттер 2002], и, во-вторых, выявить внешнюю, поведенческую сторону жизненных стилей.
Индивид является центральной фигурой акционистской парадигмы, поэтому конструирование института должно быть строго ориентировано на него. Это, в свою очередь, означает, что именно категории, описывающие действия индивида, его
«вхождение», приобщение к институту, превращение в актора, а не нормы и правила, являются определяющими элементами института. Наша задача, таким образом, заключается в представлении такой модели института, в которой актор, как исполнитель институциональной роли, получил бы право на собственные индивидуальные вариации.
Другими словами, изначально предполагается, что прочтение, понимание и воплощение институциональных предписаний всегда индивидуально, а значит, зависит от воли и установок действующего лица. Функционирование актора в институте не ограничивается простым следованием предписаниям, оно всегда индивидуально окрашено. Индивид вкладывает личностные смыслы в содержание роли, по-своему оценивает достигаемые цели, самостоятельно расставляет приоритеты в ролевой модели поведения. Далее, эта рефлексия находит свое воплощение в практиках индивида. Отсюда возникает вопрос: как «поймать» эти стороны ролевого поведения индивида? Чтобы ответить на этот вопрос, сначала необходимо разобраться в составляющих элементах социального института, определить их структурную зависимость.
Рассмотрим институт через призму деятельностных актов, в нем совершаемых. Рассмотрим их в абстрактном виде как нисхождение от общего к частному, от частного к индивидуальному. В таком контексте институт предстает в виде четырехуровневой структуры.
Предположим, что институт задается некой ситуацией, в которой взаимодействуют акторы.
Ситуация же очерчивается, во-первых, «темой» или «проблемой», в которой происходит коммуникация, во-вторых, акторами, вступающими в функциональные системные связи, и, в-третьих, временем и местом, в которых взаимодействие реализуется. Ситуация организует первый, наиболее общий уровень институциональной структуры. Отметим, что именно здесь определяются позиция актора в институте и та роль, которую ему предстоит играть.
Возможно, использование нами слова «ситуация» может показаться неудачным в силу двух причин. Во-первых, в социологической теории существуют разночтения в интерпретации этого понятия. Так, например, микросоциологами социальная ситуация воспринимаются как реальность sui generis, характеризующаяся собственной динамикой и организацией, которую невозможно предсказать на основе знания характеристик отдельных акторов [Философия…
2004: 358]. В то время как К. Поппер, теоретик ситуационного анализа, утверждал, что для социального ученого важнее учитывать представления о ситуации действующего лица, нежели саму ситуацию, какова она есть на самом деле, поскольку действия зависят в первую
1
В современной социологии атомизация понимается двояко. С одной стороны, это
«расколотость» индивида в связи с его включенностью в различные социальные институты. С другой стороны, речь идет о недостаточном внимании исследователей к социальному контексту, социальным связям и отношениям при изучении социальной активности индивидов, как происходит, например, в теории рационального выбора.

Экономическая социология. 2007. Т. 8. № 2
http://ecsoc.msses.ru
33
очередь и в большей степени от этих представлений, чем от реальной ситуации. Второй подход в методологическом плане нам, конечно, ближе [Верлен 2002: 19].
Во-вторых, может возникнуть вопрос о необходимости использования нового понятия, если уже существует признанные социологией понятия «поле», «арена», «сектор», «игра» в отношении данного явления. Несмотря на вариативность идей теоретиков нового институционализма, во многом их представления относительно функций и интерпретации данных категорий близки. Речь идет, с одной стороны, о тематизациии социального взаимодействия, а с другой стороны, поля выступают в виде «платформы», на которой разворачивается борьба между акторами за влияние и контроль над ресурсами данного поля.
Этот властный, политический аспект присутствует и у Бурдье, и у Флигстина, и у Крозье.
Наше же обращение к институциональному анализу не связано с проблематизацией властных взаимоотношений, поэтому использование данных понятий было бы ошибочным.
Таким образом, мы считаем вполне оправданным использование понятия «ситуация» для описания основных контекстуальных переменных первого уровня институциональной структуры. В ходе полевого исследования, изучив «ситуацию», социолог может ответить: кто есть, что происходит.
На втором уровне концентрируются нормы и правила ролевого поведения. Из них складываются различные институциональные предписания, формирующие модель ролевого поведения. Предназначение модели заключено в фиксировании того, что и в какой последовательности должен делать актор.
Акционизм отрицает тотальное воздействие различных социальных структур на социальное действие, при этом не отрицаются их существование и важность. Получается, что нормы и правила в обязательном порядке должны рассматриваться и изучаться, однако их влияние оказывается второстепенным, опосредованным ментальными структурами. Это означает, что действия индивида внутри института могут подчиняться правилам, укладываться в нормативные рамки, но понимание институциональных предписаний и их воспроизведение в практиках индивидуально окрашено. Напомним, что наша задача и заключается в стремлении уловить это своеобразие, неповторимость, что и почитается как внешнее проявление жизненного стиля.
Не принижая значимости институциональных правил, мы полагаем, что частичное их несоблюдение не может означать сбои в идентификации и «отчисление» актора из института. Не только акционизм наталкивает на подобный вывод, но и само современное общество – речь идет, конечно, о культурном полистилизме, предполагающем разночтения и вариативность ролевых предписаний, а также о процессах индивидуализации общества.
Приведем пример, иллюстрирующий оба уровня институциональной структуры. Ситуация: продавцы и покупатели взаимодействуют на вещевом рынке по поводу купли и продажи товара, − это первый уровень. Ролевая модель продавца на рынке (вещевом) предусматривает его взаимодействие с потенциальными покупателями: он должен представить, подобрать и продать товар – соответственно это второй уровень. Однако на рынке, буквально в метре друг от друга, можно обнаружить продавца, активно рекламирующего свой товар, завлекающего покупателей; продавца, вступающего в коммуникацию только в случае, если покупатель проявляет какой-то интерес к товару; продавца, увлеченного беседой с приятелями; наконец, просто человека, по чьему поведению невозможно понять, продает он товар или охраняет его. По большому счету, поведение всех продавцов, за исключением третьего, в той или иной степени соответствует ролевой модели поведения. И тем не менее видно, что каждый из них по-своему проинтерпретировал институциональные предписания и соответственно выстроил свое поведение. Потому их различия заключаются не в том, чтó они делали, а в том, кáк они играли роль продавца. Здесь и обнаруживаются разночтения ролевых предписаний.

Экономическая социология. 2007. Т. 8. № 2
http://ecsoc.msses.ru
34
Типы исполнения роли для актора играют ориентирующую функцию, помогают в адаптации к новым ситуациям и ролям. Они подобны шаблонам, которые новоявленные герои перебирают в поисках подходящего. Поиск оптимального варианта остается в компетенции акторов. Следует отметить, что широта «ассортиментного ряда» шаблонов определяется не столько спецификой социального института, сколько личным и групповым (жизненным) опытом участников ситуации. Наборы шаблонов составят содержание третьего уровня.
Поясним данную позицию на примере.
Как читают лекции начинающие преподаватели? Профессионализм в образовательной деятельности, как и в других ее видах, нарабатывается опытом, а пока его нет, − поведение спонтанно, мысли хаотичны, голос неустойчив. На помощь приходят шаблоны преподавания, заимствованные из художественных книг, фильмов, вспоминаются опыты студенческой жизни. Постепенно преподаватель вырабатывает свой собственный режим лекции, находит к аудитории свои «отмычки», как говорят актеры. Завершенный, устоявшийся способ «исполнения» преподавательских практик, опирающийся на модель ролевого поведения, сочетающий в себе скомпилированные фрагменты нескольких шаблонов, все-таки создается самим преподавателем. И этот результат – ни что иное как стиль, а точнее, институциональный стиль – последний, четвертый уровень институциональной структуры.
Категория «стиль» фиксирует нечто отличное, особенное, эксклюзивное. Возникает вопрос: когда поведение индивида можно квалифицировать как некий институциональный стиль, а когда нет? Должна ли любая спонтанная и (или) неадекватная практика идентифицироваться как институциональный стиль? Скорее всего, нет. «Стиль» подразумевает сформированную идею, т.е. артефакт или практика не могут быть восприняты как стиль до тех пор, пока они не приобретут завершенный вид. Поэтому и институциональный стиль формируется только в конце успешной адаптации или же, как в приведенном примере, освоенными профессиональными навыками. В процессе жизнедеятельности индивиды включены в целый ряд социальных институтов.
Какие-то из них способствуют формированию институциональных стилей, какие-то – нет. Можно предположить, что это определяется такими параметрами института, как воспроизводимость и устойчивость ситуаций в нем, продолжительность функционирования индивида в институте.
Итак, процесс формирования институционального стиля осуществляется путем компиляции шаблонов. До сих пор остается неопределенной категория «шаблон», не раскрыты источники формирования наборов шаблонов, свойства этих источников и процесс их отбора. Ответы на эти вопросы помогут нам описать механизм включения индивида в новый для него институт, сопровождающийся процессом идентификации с соответствующей социальной позицией.
Шаблоны являются структурными элементами индивидуального сознания. Содержательно они представляют собой стилизованный образ действия – иными словами, паттерн исполнения конкретной роли. Предположим, «смотреть на всех свысока» и «устраивать публичные скандалы по любому поводу» – это образ поведения звезды шоу-бизнеса для одного индивида, в то время как для другого быть звездой может означать «быть в великолепной форме» и «иметь улыбку на миллион». Стилизация шаблона означает, что образ действия содержит определенную идею или четко выраженную линию поведения.
Паттерны интериоризируются индивидами из социальной реальности
2
, становятся частью их сознания. Шаблон должен быть воспринят и переработан внутренне, поэтому именно на этапе их отбора происходит пересечение внутренней, ментальной и внешней сторон жизненного стиля.
2
Социальная реальность определяется нами в духе феноменологической социологии как сумма объектов и явлений социокультурного мира, каким она предстает перед обыденным сознанием человека.

Экономическая социология. 2007. Т. 8. № 2
http://ecsoc.msses.ru
35
Шаблоны исполнения роли для актора играют ориентирующую функцию, помогают в адаптации к новым ситуациям и ролям. Поиск оптимального варианта остается в компетенции акторов. Следует отметить, что широта «ассортиментного ряда» шаблонов определяется не столько спецификой социального института, сколько личным и групповым
(жизненным) опытом участников ситуации.
Следует выделить три источника интериоризации шаблонов: в первом случае, шаблоны формируются в ходе непосредственной социальной активности, поэтому называются
«прожитыми», во втором случае, речь идет о шаблонах, полученных по различным каналам коммуникации в виде информации, третьим источником является виртуальная реальность, также предоставляющая паттерны исполнения роли. Речь идет о громадном массиве информации, представленном в текстовом, аудио-, видео- и цифровом видах. Виртуальную реальность составляют произведения искусства: литературные тексты, музыка, живопись, кинематограф и др., но также и иные продукты современных рекламных, PR, игровых и иных технологий. Они становятся частью социальной реальности в том случае, когда они воспринимаются индивидами как свои собственные.
Существенное отличие шаблонов от референтных групп заключается в том, что шаблоны ситуативны, т.е. привязаны к конкретной социальной практике; фрагментарны, что можно объяснить существованием множества альтернативных вариантов и источников; пластичны, а значит, подвержены корректировке. Социальные паттерны не обладают по отношению к индивиду той степенью принуждения, которую имеют референтные группы. Концепция шаблонов противостоит теории референтных групп, позволяя избежать ограниченности гиперинституционализма. Индивид выступает конструктором социального института, адаптирующим его к новым реальностям, обновляющим его содержание и формы, а также добавляющим в него личные культурные смыслы. Рассматриваемый уровень институциональной структуры является своего рода воротами, через которые в социальный институт проникают новые «материалы» для процесса институционализации. На наш взгляд, концепция шаблонов (социальных паттернов) оставляет за индивидом право на построение своей идентичности − то право, которое он реализует в повседневной практике.
«Подготовленные» шаблоны, соотнесенные с ролевой моделью, воплощаются в практиках в форме институционального стиля – внешним проявлением жизненного стиля и четвертым уровнем институциональной структуры.
Таким образом, процесс формирования институционального стиля осуществляется путем компиляции шаблонов. Здесь возникает главный вопрос: как происходит отбор шаблонов?
Почему одни шаблоны воспринимаются индивидом, в то время как другие – нет? Ответ на этот вопрос заключен на внутреннем, ментальном уровне стиля жизни, имеющем сложную структуру, включающую несколько компонентов. Рассмотрим их.
Первый компонент метального уровня стиля жизни – когнитивный, отвечает за осознание индивидом институциональной ситуации и соответствующих институциональных предписаний. При помощи данного компонента происходит ориентация индивида в социальном мире, понимание своих и оппонирующих ролей. Отметим, что это перманентный процесс, что обусловлено, с одной стороны, разнообразием сфер жизнедеятельности современного человека, каждая из которых может быть подвергнута институциональному анализу, а с другой стороны, нарастающей динамикой социальных процессов в целом.
Следующий компонент связан с восприятием шаблонов, предлагаемых социальной реальностью, назовем его перцептивным. Перцепция – термин, употребляемый психологами, понимающими под ним форму целостного психического отражения предметов или явлений при их непосредственном воздействии на органы чувств. Мы же заимствуем его с целью подчеркнуть тот факт, что сознание индивида постоянно сталкивается со множеством разнообразных вариаций шаблонов, и прежде чем они будут преображены в

Экономическая социология. 2007. Т. 8. № 2
http://ecsoc.msses.ru
36
институциональный стиль, паттерны должны быть восприняты, распознаны, т.е. определены как таковые. Это в свою очередь означает, что индивид самостоятельно идентифицирует их, производит соотнесение паттернов с заданными ситуациями и ролевыми моделями поведения. Результаты этого соотнесения могут быть различны.
Третий компонент ментальной структуры – селективный, именно он отвечает за отбор и принятие шаблонов. Что является критерием отбора, на каком основании он производится?
Социологическая теория предлагает несколько вариантов, среди них − ценностные ориентации, диспозиции, установки, аттитюды. Оставим размышления о преимуществах и ограничениях каждого из вариантов за пределами статьи и перейдем непосредственно к нашему собственному выбору, а именно: к установкам – социальным аттитюдам, выражающим направленность на тот или иной вектор поведения. На наш взгляд, именно это понятие заслуживает пристального внимания.
Итак, установка фиксирует ориентацию не на ценность, а на определенную индивидуально осознаваемую и социально значимую потребность.
Аттитюд определяется заинтересованностью индивида в неком искомом благе: материальном, эмоциональном или же социальном, разница в данном случае не имеет значения. Речь идет о том, что в интересах конструируемой концепции стиля жизни мы считаем необходимым отказаться от разделения потребностей на первичные и вторичные. Более того, на наш взгляд, любое упорядочивание, классификация потребностей и соответствующих установок может привести к ограниченности теории, т.е. мы полагаем, что индивид самостоятельно проводит ранжирование потребностей в зависимости от сферы жизненной активности. Что в свою очередь означает допущение несовпадений актуализированных потребностей в разных институциональных ситуациях и, как следствие, качественную неоднородность, разноплановость выбираемых шаблонов. Отчасти именно этим фактом может объясняться несовпадение и противоречие интенций институциональных стилей, демонстрируемых индивидом в различных институтах. Например, строго дисциплинированное, ответственное, необщительное поведение индивида на рабочем месте и противоположное
− бесшабашное, болтливое и рискованное поведение в неформальной обстановке, на отдыхе.
Селективный компонент внутреннего уровня стиля жизни может быть представлен в виде матрицы установок на те или иные векторы поведения, направленные на реализацию актуализированных потребностей. Именно благодаря имеющимся установкам производится отбор шаблонов исполнения институциональных ролей, предлагаемых социальной реальностью. Процесс восприятия, перцептивный компонент внутренней структуры стиля жизни «настраивается», работает в неразрывной связке с селективным компонентом.
Подобная зависимость шаблонов от установок приводит к возможности индивидов давать оценки действиям других: нравится или не нравится; более того, понимать, что именно не нравится.
Что происходит далее, когда цели определены и шаблоны отобраны? Напомним, мы движемся в сторону создания институционального стиля как внешнего деятельного проявления стиля жизни. Отобранные шаблоны должны быть обработаны, за этот процесс отвечает четвертый компонент – креативный. Почему именно креативный? На наш взгляд, в основу социальных практик индивидов в эпоху полистилизма не может быть положено слепое копирование моделей поведения других людей, даже если учесть, что шаблоны интериоризируются не только из прожитой реальности, но и из виртуальной. Индивидуально не только их прочтение и понимание, но и воспроизведение. Поэтому действия людей не являются слепком, «ксерокопией» уже сыгранных кем-то до того ролей, всегда есть место для собственных импровизаций. Отобранные паттерны перерабатываются, компилируются, собираются «по кусочкам» в индивидуальный институциональный стиль. Таким образом, социальное действие приобретает интенциональный характер.

Экономическая социология. 2007. Т. 8. № 2
http://ecsoc.msses.ru
37
На данный момент мы описали процесс формирования институционального стиля с двух сторон: со стороны институционального анализа социального действия и со стороны индивидуального восприятия ситуации актора. Описанные процессы и явления характеризуют «вживание» индивида в новую для него роль. Возникает вопрос: что дальше?
Напомним, одной из задач концепции стиля жизни является попытка преодоления атомизированного состояния индивида, к которому, как правило, приводит институциональный анализ. Постараемся преодолеть эту «разорванность» индивида, собрать его жизнедеятельность в единый стиль жизни.
Итак, большинство теоретиков стиля жизни сходятся во мнении (и мы с ними солидарны), что основная характеристика жизненного стиля – это его целостность, т.е. он определяет с большей или меньшей полнотой все жизненные проявления индивида. Собственно говоря, именно эта его черта дает категории исследовательские преимущества, поскольку позволяет
«схватить» жизненный стиль не только из целой жизни, но даже из мелких ее деталей.
Поэтому необходимо определить механизм, обеспечивающий интенциональное единство социальных практик индивида. Таким механизмом является габитуализация, т.е. наделение повседневных практик свойствами стереотипизированных и стабилизированных привычек.
Подчеркнем, габитус наполняют не просто практики, но институциональный стиль, который, в свою очередь, является продуктом не только социальных условий существования, как в социологии Бурдье, а прежде всего, – четырех компонентов внутреннего уровня стиля жизни. Также габитуализации подвергается и ролевая модель поведения.
Таким образом, габитус – пятый компонент внутреннего уровня стиля жизни, благодаря которому интенции институциональных стилей получают возможность тиражироваться из одной институциональной ситуации в другие, тем самым объединяя проявления жизнедеятельности в единый стиль жизни, целостный и интенциональный.
В итоге,
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19


написать администратору сайта