|
|
Копия Этика и традиционная русская культура. Билеты. Этика и традиционная русская культура
Свадьба сироты включает в себя:
элементы похоронной обрядности;
посещение кладбища;
специальные тексты: специальные причеты (свадьба-похороны), сиротская песня на погребальный плачевой напев (свадьба-веселье).
14. Обрядовая свадебная лирика. Какие нормы она отражает (Полина)
Свадебная лирика:
Западнорусский регион - “На расплетание косы”, “Сиротская”, “Дразнилка сватов”
Южнорусский регион - “Песня девишника”, “Когда молодых сажают на подводу”
Среднерусский регион - “Сиротская”, “Пение с голошением”, “Величание”
Севернорусский регион - “Свадебное групповое причитание”, “Свадебный плач невесты с групповым причитанием”, “Корильная”
В обрядовой свадебной лирике могут также выделять три жанра:
1. Свадебные причитания («мир невесты», она сама причитывает или же от её лица);
2. Свадебные приговоры (приговоры дружки* проникнуты его восприятием и исполняются им же);
3. Свадебные лирические песни (о взаимоотношениях невесты и жениха, рассказывается о них, как думают люди и исполняются ими).
*дружки - скоморох, знахарь, колдун
Традиционный свадебный обряд — не только семейный праздник, но и сакральное явление с его религиозно-магической стороной.
Есть два вида свадебного обряда:
Свадьба-веселье
Свадьба-похороны
[про эти обряды кратко описаны в 11 и 12 билете тут, просто не вижу смысла переписывать то же самое]
У разных народов свадебные обряды проводятся по-разному.
[включила два примера, ибо тогда будет слишком много. В основном для общего ознакомления]
Например, в традиционной свадьбе села Дареевичи ярко выражены все главные черты восточно-полесского (южного) типа восточнославянской свадьбы: равнозначность родов жениха и невесты, доминирование обрядовых действий, связанных с хлебом, отсутствие причитаний, музыкально-стилевая монолитность свадебных песен. Обряд до сих пор существует в живом бытовании, хотя и в сокращённой форме. Интересно отметить, что обрядовые действия сохраняются значительно лучше, чем музыкальное наполнение ритуала: современная версия свадьбы включает все основные ее этапы: магарыч(небольшой пир или алкогольный напиток), выпечку и украшение каравая, сярэбщину(денежный налог??), выкуп, приход приданых, ряженье на второй день свадьбы. Что же касается песен, то бόльшую их часть помнят только исполнительницы старшего поколения (1920–1930-х годов рождения).
А вот традиционный свадебный обряд русских старожилов Томского Приобья включает такие несколько этапов: сватовство, рукобитье-запой(обручение, помолвка, сговор, запой, заручины, просватанье, своды — часть русского свадебного обряда, в ходе которой отцы жениха и невесты договаривались по поводу свадьбы детей), приезд жениха с подарками, баню, девичник, утро перед венцом, стол в доме невесты, венчание, стол в доме жениха(он же княжий стол), окрученье(заплетение кос по-женски), тещины блины, «новы гости». Данный вариант свадьбы обладает как общерусскими, так и самобытными компонентами, которые позволяют выделить культурные зоны, отличающиеся друг от друга в связи с разной степенью сохранности обряда, деталями свадебной игры, составом песенного цикла. Своеобразие свадьбы русских старожилов Томского Приобья связано с ее музыкальным оформлением — причитаниями и циклом свадебных обрядовых песен, а также с особым стилем пения. Впервые комплекс старожильческих традиций (в том числе в районах Томского Приобья) был выделен А.М. Мехнецовым на основании результатов многолетних экспедиций. Им же были определены связи старожильческой культуры с традициями Русского Севера.
15. Похоронная обрядность. Какие нормативы в ней заключены и на кого они направлены (Ира)
(получилось много текста и информации, я постаралась просто поподробнее )
Традиционный похоронный обряд русских, живущих в разных местностях России, типологически однороден. Эта однородность обеспечивалась за счет длительного сохранения не только архаических обрядовых элементов, но и целого комплекса представлений о смерти и взаимоотношении живых и мертвых, свойственных многим европейским народам.
Основные функции похоронного обряда очень долго оставались устойчивыми. В отличие от родильных и свадебных погребальные обряды более консервативны, так как отражают медленно изменявшиеся представления о смерти. Особенностью является и их направленность, поскольку в отличие от других обрядов жизненного цикла похоронные обряды ориентированы на обеспечение «благополучия» в загробном мире и, как следствие этого, обеспечение благополучия для остающихся живущих на земле. Устойчивость религиозного обряда связана также с укладом семьи (сохранившиеся до конца XIX в некоторые патриархальные черты определяли порядок ритуальных предписаний)
Соблюдение установившихся ритуальных действий издавна считалось важным для судьбы души в загробном мире, а следовательно было также моральной обязанностью родственников по отношению к умершему. Выполнение этой обязанности контролировалось общественным мнением, а также убеждением, что душа покойного может наказать родственников, принести несчастье хозяйству, если что-то будет сделано не так. В регламентированном поведении не было мелочей, все важно и необходимо.
В основе погребального обряда русских, впитавшего и воспринявшего в себя многочисленные обычаи и поверья, сохранившиеся от дохристианских традиций, в XX в. лежит христианский (православный) похоронный ритуал.
В истории славянской похоронной обрядности археологи выделяют ряд переломных моментов, связанных с воззрением человека на судьбу умершего. Крупным событием в эволюции погребального культа была замена скорченных погребений умерших погребением покойных в вытянутом виде, а затем замена погребений сожжением тел умерших. Языческий погребальный обряд Древней Руси, вытесненный православным, известен лишь в самых общих чертах. Кроме трупосожжения сооружали курганы и столпы (сооружения в форме жилого дома на столбах), в которых ставились сосуды с костями, собранными на кострище. На погребальный костер или к могиле покойного доставляли в ладье или в санях; с мертвым клали в могилу вещи. Погребение сопровождалось поминальным «пиром,» ритуальными играми и состязаниями – тризной. Еще в начале XII в. у вятичей сохранялся курганный обряд погребения.
С утверждением христианства в жизнь вошел и новый, предписанный церковью погребально-поминальный обряд. Христианская обрядность отвергала сожжение умерших. Хоронить следовало в земле, положив тело покойного «головою на запад». Вместе с тем продолжали соблюдаться и многие дохристианские обычаи. Сочетанию христианских и языческих традиций способствовали общие идеи вероучения – вера в загробный мир, в продолжающуюся жизнь души и в необходимость заботиться о душах умерших родственников.
Важно подчеркнуть, что сохранение дохристианских верований и обрядов у принявших православие славян неправильно толковать как двоеверие, т.е. как равноценность языческого и христианского мировоззрений. Соблюдались те языческие обычаи, которые не противоречили главным идеям христианства, не были направлены против основ вероучения. Положение вещей в могилу, оплакивание умерших, обильные поминальные пиры – эти и другие народные традиции были нехристианского происхождения и порицались духовенством, но они не отрицали веру в Христа, в христианскую мораль, в необходимость церковных треб и т.д.
Структура погребально-поминального ритуала проста и состоит из нескольких последовательных обрядовых комплексов, а именно: 1) действия, связанные с предсмертным состоянием человека и в момент смерти, с одеванием покойника и положением его в гроб; 2) вынос покойного из дома, отпевание в церкви, погребение; 3) поминки, которые после 40-го дня переходили в поминальные обряды, связанные с общей календарной обрядностью.
Существовала традиция устных или письменных «наказов» умирающих, невыполнение которых считалось тяжким грехом. Иногда эти наказы оформлялись в «духовные завещания». Это было широко распространенным явлением. Жертвовали «начиная с 1-3 коп. на свечки на Спасителя, Божией Матери, Николаю чудотворцу», а в исключительных случаях «жертвовали свою шаль для одежды на престол, на жертвенник или аналой – последние жертвы преимущественно делались перед смертью». Некоторые отказывали в пользу церкви деньги или что-либо из постройки, но такой обычай практиковался в основном либо очень богатыми крестьянами, либо людьми, не имевшими детей и родственников.
Очень боялись внезапной смерти («в одночасье»), без покаяния и особенно «на чужой стороне», поэтому даже избегали ложиться в больницу. Около умирающего собиралось все семейство и если он был в силе и памяти, держа икону в руках, то благословлял каждого. Соседи также считали для себя важным получить от умирающего прощение за нанесенные ему обиды, поэтому обязательно приходили «прощаться». Церемония повсюду была проста, кланялись ему в ноги и говорили: «Иван, прости меня грешного, мало, что бывало!», а он отвечал: «Бог простит, ты-то прости меня грешного». Если кто-либо не успевал получить прощение при жизни умирающего, то обязательно приходил и просил прощения уже у покойника.
Православная церковь напутствовала христиан в загробную жизнь таинствами покаяния, причащения и елеосвящения (иначе соборования). Верующие люди, как уже говорилось, очень боялись внезапной смерти без покаяния. Когда становилось ясно, что больной безнадежен, приглашали священника для исповеди. Во время елеосвящения, как и при покаянии, отпускались грехи, но многие учителя церкви поясняли, что в таинстве елеосвящения отпускаются преимущественно забытые грехи, «оно не тождественно с покаянием, не повторяет его и не заменяет». По правилу, это таинство должны были осуществлять семь священников, однако в случае крайней необходимости мог и один – семикратно. В русской православной церкви вошло в обычай совершение елеосвящения, как правило, одним священником. В Вологодской губ. в тех селениях, где церкви были недалеко, совершение соборования не составляло проблемы. Народ набивался в избу и в полном молчании становился и сам участником этой церемонии. На стол накрывалась хорошая скатерть и на нее ставили чашку с зернами пшеницы. В эту пшеницу втыкали семь незажженных свечей, семь палочек, обернутых ватой (пенькой, куделькой). Рядом стояло «деревянное» масло (елей). Начиналось пение молитв, тропарей и чтение из Священного Писания. Священник крестообразно помазывал при помощи палочек елеем больному лоб, ноздри, щеки, губы, грудь и руки – все это совершалось семь раз, после каждого гасилась одна из свечей. По совершении последнего помазания священник, открыв Евангелие, клал его на голову больного буквами вниз и читал разрешительную молитву. Если больной выздоравливал, то он это деревянное масло «пил помаленьку на свое удовольствие», а если умирал, то этот елей ставили в домовище (в гроб). После соборования, если больной мог, то кланялся сам в ноги один раз и у всех присутствующих просил прощения. Присутствующие в свою очередь кланялись и просили прощения у умирающего. Если болящий не мог встать, то просто кивал головой, выражая этим просьбу о прощении. Если же при соборовании деревянное масло не впитывалось в тело больного, а скатывалось, «то примечали, что он непременно помрет».
Верующие на Севере, как и повсюду на Руси, таинство соборования принимали не как молитву к выздоровлению, а как последний обязательный земной долг больного. И если не успевали или почему-либо не соборовали, а человек умирал, то, по мнению жителей тотемских деревень, это было «большим грехом и против Бога, и против совести и больному, и окружающим».
В то же время до недавнего прошлого совершение этого таинства нередко расценивалось в народе как роковой рубеж, отделявший с этого момента умирающего от мира живых. Но самое удивительное, что отмечали и сами священники, на оставшихся в живых после соборования смотрели как на нечистых, «наполовину отпетых, живых покойников». Так, жители с. Никольское Череповецкого у. таких соборованных подвергали ограничениям: им предписывалось носить только темную одежду, запрещалось есть мясо, вступать в супружество, вменялось «жить мужу и жене как брату с сестрой». Нельзя было пить вино и пиво, участвовать в веселых компаниях. Интересно, что сами выздоровевшие без всякого нажима со стороны принимали эти условия и старались жить «добродетельно, не есть скоромного, ни с кем не ссориться». Им не разрешалось участвовать в свадебном кортеже, если таковой происходил, давать благословение кому-либо, «бросать первую горсть посева» при наличии полевых работ. Вот почему молодых мужчин и женщин наиболее суеверные родители не соборовали, оттягивали это дело до последнего момента, и только когда больной, по их мнению, находился уже без всякой надежды на выздоровление, приглашали священника для совершения таинства.
При последних минутах жизни умирающего все собравшиеся вели себя очень тихо, боясь громко крикнуть, заплакать, зашуметь, искренне веря, что можно «вспугнуть смерть» и тогда больной не умрет, а промучается еще по крайней мере сутки, а то и более. Для облегчения смерти умирающего клали на солому, иногда даже держали на руках, считая, что умирать на чем-либо мягком гораздо труднее, особенно на подушке из перьев. Если умирал младенец, то «зыбку ставили под иконы, т.к. в висящей зыбке умирать тяжело. У вологжан существовало поверье, что младенец «трудится», т.е. долго умирает за грехи родителей». Жители с. Никольское (Череповецкий у.) не разрешали умирающему лежать на печке, полатях или на полу, «непременно клали на лавку, в передний угол, головой под иконы или просто на лавку в передней половине избы». По другую сторону «матицы» умирающего не оставляли, потому что, по народному поверью, при исходе души из тела в избе присутствовали ангел и дьявол: первый в передней части избы, а второй – в задней, и от этого зависело, в какие руки могла попасть душа. Чтобы дьявол не мог приблизиться, умирающего клали в святом месте и у икон зажигали свечи и кропили святой водой. Присутствующие при умирающем должны были читать молитвы про себя, «тут особо дорога «воскресная», т.е. «Да воскреснет Бог». Повсеместно ставили чашки с водой, чтобы душа, отлетая, омылась.
Не только уважение и любовь к покойным, но и страх, что ушедшие родственники не будут довольны и могут отомстить каким-нибудь образом, заставляло крестьян выполнять все действия, связанные с похоронами и поминанием особо тщательно, «не жалея ни средств, ни сил». Но помимо любви и страха существовала твердая вера в то, что душа, расставшись с телом, остается около него до погребения, тоскует в разлуке с ним; она все видит и слышит, что говорят о ней окружающие, поэтому около умершего не следовало говорить ничего такого, что могло бы оскорбить его душу и увеличить и без того тяжкую скорбь. Череповецкие крестьяне подмечали, что «душа у грешного так и рвется, видно как грудь поднимается, а у праведного душа выходит потихоньку, плачет, когда расстается с телом, скорбит о нем»
По мнению жителей Вытегорского у., в то время, когда душа «расставалась с телом», надо поставить чашку (стакан) с водой у изголовья. Делалось это потому, что верили, будто «в эту воду должна окунуться душа по выходе из тела. Поверхность воды должна была при этом возмутиться (т.е. колыхнуться. – M.K.)», другие считали, что так душе будет легче выходить из тела, а в окрестностях череповецкого с. Борисово после смерти человека эту воду оставляли в переднем углу и вешали полотенце, для того чтобы душа в течение 40 дней, летя домой, могла умываться и вытираться каждый день. В с. Никольское также было принято в день смерти для этой же цели на палочку или лучинку, воткнутую снаружи дома, вывешивать белую тряпочку, такую же тряпочку вешали на крест, который стоял на перекрестке дорог, она должна была висеть 40 дней, и если видели вывешенное полотенце, то уже знали, что в чьем-то доме покойник.
С наступлением смерти все было направлено на приготовление умершего к погребению. Эти действия во многом носили религиозно-магический характер.
Обычай требовал оплакивать покойника. Сразу после смерти начинали причитать (оплакивать) умершего. Причитальницами были только женщины.
В Никольском у. на вопрос собирателей этнографических материалов о причитаниях крестьяне отвечали, «что общих причетов, как установившихся, затверженных раз и навсегда, нет, у всякого свое горе». По всему Вологодскому краю каждая плакальщица находила свои слова, хотя и добавляла к ним готовые, сложившиеся выражения и обороты. Большинство из них представляли собой «ритуальное использование традиционных формул в том порядке, который подсказывался ходом обряда», и что удивительно, почти каждая русская крестьянка умела в необходимом случае причитывать импровизированными стихами. Текст, исполнявшийся при обряде, не только выражался словами, но и сопровождался мимикой, жестами, криком и во многих местностях так называемым хлестанием.
Причитать начинали после того, как обмывали и клали на лавку; когда перекладывали в домовище (гроб); когда выносили из избы – здесь все одновременно (двое, трое) причитывали; то же происходило по пути в церковь, на кладбище, у могилы и когда возвращались домой. С причетом встречали тех, кто приезжал на похороны. Плачи в «урочные дни» (т.е. на 3-й, 9-й, 40-й, в год и в родительские дни) бывали на могилах.В текстах причитаний кроме выражения горя, любви, тоски родных об умершем могли звучать жалобы на свою жизнь.
В 1864 г. в «Вологодских губернских ведомостях» был напечатан «подлинник причета» услышанный автором в конце июня, когда наступила важная пора сельскохозяйственных работ. Вот небольшой отрывок, в котором женщина обращается к умершему мужу:
Мы не думали, ладушка
С тобою расставатися
Не в пору, да не вовремя.
Подумай-ко, мила ладушка
Про малых ты сиротушек!
Вот приходит... времецко-то рабочее,
Да пора сенокосная.
А у нас сиротушек
На работу тяжелую
Наперед идти некому..
По младенцам считалось неприличным и даже грехом причитать. Пожилая женщина из д. Черняково (Тарногский р-н) пояснила: «Об ребеночках никто не плачет, если мать плачет за ребеночка, то Пресвятая Богородица за косяк спрячется, а если дочь о матери плачет – то святая Богородица из окошка выглянет» и далее: «маленький ребеночек умер, это значит, надо сказать: «Слава тебе Господи, возлюбил его Господь батюшка, он греха не нажил»
Похороны. Повсеместно день погребения был особенно насыщен обрядовыми действиями и проявлением горя. Эмоциональный характер этого дня понятен – умерший расставался и прощался со всем, что окружало его при жизни в мире живых, – с домом, двором, деревней, а родственникам и близким предстояло навсегда расстаться с дорогим человеком. Тело умершего перекладывали в гроб обычно только в день похорон. До этого момента покойник как бы являлся участником событий, происходящих в доме – его «кормили» и «поили», оберегали ночью, с ним «разговаривали» – его готовили к переходу от земной жизни в «царство небесное», которое крестьянам представлялось продолжением земной жизни. Вот почему умершего старались обеспечить «всем необходимым» – любовью и вниманием, чтобы он остался доволен и не смог навредить.
Умерших из богатых семей провожало в церковь и на кладбище много народа, а на похороны бедняков было принято идти с приношениями – холстом, свечами, мукой, иногда и деньгами – для оплаты похоронных расходов. Неимущих и безродных хоронили и поминали на средства всего общества. Таким образом, смерть односельчанина становилась общественным событием. Родные не оставались со своим горем наедине.
Перед тем как положить покойного в гроб, его окуривали ладаном. День похорон обычно назначал священник. Хоронили, как правило, днем. Во многих местах без священника покойника не клали в гроб, потому что следовало окропить умершего святой водой, а это полагалось делать священнику. Умершего выносили из дома обычно утром, чтобы поспеть в церковь к обедне. Но иногда покойного приносили (или привозили) вечером и последнюю ночь «покойный ночевал» в церкви.
16. Пространственный и словесно-звуковой код ритуала. Какие нормативы там заключены. (Ксюша. А)
Честно, почти ничего не понятно из того, что нужно на этот вопрос отвечать. Как я поняла, что пространственные коды это разделение на свое и чужое. В самых общих чертах свое — принадлежащее человеку, освоенное им; чужое — нечеловеческое, звериное, принадлежащее богам, область смерти. Равновесие между этими сферами поддерживается постоянным обменом различными ценностями: людьми, урожаем, продуктами питания и т. п, Ситуация нарушения равновесия между ними разрешается с помощью (и в ходе) ритуала, в котором устанавливается прямой контакт между представителями своего и чужого.
С помощью этого "чужого" они объясняют многие моменты, которые не могут объяснить и решить эти ситуации.
С точки зрения пространственных структур, используемых в ритуалах, можно условно выделить два основных типа ритуалов. В одном из них действия разворачиваются преимущественно в вертикальной плоскости(почти никогда не бывает чистой и имеет примеси горизонтальной), а другие — в горизонтальной (перехождение из одного мира в другой)
Остальное небольшие вырезки из книги, которые я не могу никак описать своими словами и не особо понимаю, но это вся информация, которая по этому есть:
Характеризуя пространственный код ритуала приглашения, мы, по существу, рассмотрели и его основные акциональные компоненты, ибо, помимо самого акта произнесения формулы, ñ это прежде всего именно пространственные перемещения к границам дома, двора, по направлению к приглашаемым мифологическим персонажам. Отмечаемый некоторыми описаниями способ этого перемещения (бегом, босиком) усиливает действие и подчеркивает сакральность ритуала, а такие действия, как открывание дверей, окна, стук в окно или
в стену, могут интерпретироваться одновременно и как ослабленный, символический акт преодоления границ ´своегоª пространства, и как символическое устранение этих границ и прорыв в ´чужоеª пространство. Бо!льшая часть действий с обрядовой едой, как уже было сказано, представляет собой подношение, угощение приглашаемых персонажей и семантически эквивалентна вербальному
приглашению
Для интерпретации всего ритуала приглашения необходимо объяснить те элементы акционального, предметного и вербального кода, которые носят характер отгонных действий или символов и по своему изначальному смыслу противоречат пригласительным действиям. ´Отгонныеª элементы встречаются во всех славянских традициях, но наиболее последовательно они выражены у восточных славян. К числу отгонных действий относятся прежде всего стук, битье и реже стрельба. Например, в Полесье (Гомельская, Черниговская, Сумская обл.) было принято, приглашая мороз, стучать (часто трижды) в окно или по оконной раме. Ср.: ´На Голодную кутью мароза гукають ñ па рамках стукають па акнуª (Ч. Рпк.
Старые Яриловичи); ´Батька стучит в акно: ìМароз-мароз, иди гушчу есть, ни марозь ячменя и ягод дайîª (Г. Клн. Золотуха); ´Дед стукав у вiконницю i казав на Голодну куттю: ìМороз-мороз, iди куттi їcтиîª (С. Брн. Череповка).
Еще один самостоятельный и цельный код рассматриваемого ритуала составляют предметы. Вместе с тем, предметный,
или вещный, код оказывается тесно связанным и структурно, и семантически с другими кодами ñ локативным (пространственным) и акциональным (пригласительными и отгонными действиями). Предметы, соотносимые с пространственным кодом, обозначающим локус исполнителей ритуала, размещение
обрядовой пищи, совершение отгонных действий, образуют весьма выразительный ряд. Это элементы ´внутреннегоª пространства: стены, угол дома, порог, окно, подоконник, оконная
рама, печь, печной столб, дверь, дверной косяк, крыша; и элементы ´внешнегоª пространства: забор, ворота, столбы ворот, дерево, стожар (столб на гумне) и т. п. Все они символизируют границы своего и чужого локуса
Таким образом, предметный код ритуала приглашения состоит из нескольких, достаточно автономных по своей семантике и функции рядов, а каждый отдельный предмет получает свое осмысление в рамках своего ряда. Однако некоторые
предметы могут входить одновременно в несколько рядов. Например, ложка может быть орудием и пригласительных, и отгонных действий. В рамках одного ряда предмет может иметь
несколько функций, например, окно в локативном ряду может выступать и как локус исполнителя, и как локус пищи, и
как локус отгонных действий
Проанализированные последовательно основные структурные параметры ритуала рождественского приглашения (временно!й, локативный, акциональный и предметный коды, персонажный и агентивный ряды) суммарно очерчивают его общее структурное пространство, но не дают представления о механизме взаимного согласования кодов, т. е. о правилах (или грамматике) порождения конкретного обрядового текста.
Каждый код представляет собой парадигму из нескольких элементов, а в каждом конкретном ритуале (тексте) представлен лишь один из них. Между разными парадигмами существует определенная зависимость, что накладывает значительные ограничения на сочетаемость элементов, принадлежащих разным парадигмам. Например, признак ´крещенский сочельникª, входящий в парадигму ´календарное времяª, делает весьма вероятным наличие в акциональной парадигме отгонных действий, тогда как признак ´рождественский сочельникª практически это исключает. Особенно велика зависимость ритуального текста от типа приглашаемого персонажа.
17. Поминальные обряды. Какие нормативы там заключены.(Кистаман)
Помана может обозначать: 1) 'поминки вообще 2) 'особый обряд при жизненных поминок, который старики справляют по себе 3) 'набор предметов' (полотно, калачик, свечка, монета), который кладут перед погребальным шествием
С первого же шага к выяснению общей структуры обрядовых актов — с определения
границ обряда, его начала и конца —мы встречаемся с разными традициями, представленными на славянской территории. Обыкновенная продолжительность позднейшего погребального обряда (включая частные поминки) —год, отсчитывая со дня смерти. Однако обряд северо-западной Болгарии обладает значительно большей продолжи тельностью: он начинается с неопределенного времени до кончины (помана, прижизненные поминки) — и длится до 3, 5, 7, 9 лет после смерти (розкопальки, вторичное захоронение, известное также в Валахии, Черногории, Словении и других областях Балкан, как православных, так и неправославных). Восточно- и западнославянские обряды не знают ни такого «предисловия», ни такого «послесловия». Однако реликты и того и другого можно заметить в восточнославянском материале.
Прижизненная помана имеет отголоски в традиционном заготовлении стариками смертного платья и(местами)гроба(или до сок для гроба). Зафиксирован редкий обряд с этим заготовленным гробом: гарна хата вiчна наполняется отборной пшеницей, которая затем раздается в жертву.Этот акт соотносим с «угощением из гроба» на похоронах болгар: приготовленную горячую еду (манджичка, кравай, жито) ставят в гроб, и каждый приходящий берет из нее.К обширному материалу, касающемуся обрядового отношения к старости, подобранному в монографии Белецкой, можно добавить такие факты, как обычай отогревать землю на кладбище навозом — в семье, где есть старики ; весьма близкое «убиению стариков» кормление их забытным хлебом (хлебом, который забыли вынуть из печи);
Что касается той части обряда, которая следует за обычным для современного обряда годовым трауром, Э. Гаспарини без сомнения относит его к общеславянской архаике, приводя фольклорный материал западных и восточных славян, данные археологии, которые должны доказать исходное наличие вторичного захоронения в славянском обряде.
Можно предположить, что «вторичное захоронение» представляет собой переходный тип от трупосожжения с последующим погребением останков к трупоположению. В восточнославянском регионе реликты этого обряда можно увидеть в особых актах, совершаемых над старыми костями (если в могиле обнаруживалось старое погребение — кости будить: их перемывают и завертывают в платок, затем предают земле, а также в раскапывании могил «ходячих» покойников — с той же проверкой состояния останков и порчей тела неразложившихся частей: вбиванием осинового кола в рот, отрубанием головы, прокалыванием сердца и др.
С «вторичным захоронением» связан еще один архаичный обряд: крещение костей. Так, на Руси в 1044 г. были крещены Ярославом кости князей Ярополка и Олега. В позднейших белорусских обрядах известна традиция крестить некрещеных детей — «успокоить в могиле.
Основной объем обрядовых действий позднейшего обряда неравномерно распределен в течение года со дня смерти и имеет следующее временное членение:
1) Обрядовые акты до кончины;
2) До погребения: от 1 до 3 дней (трехдневный срок установлен в России указом Петра I;
3) В течение 40 дней (или 6 недель) «поминок», в которых особенно выделяются первые 3 (или 9, или 12) дней по погребении;
4) Год со дня смерти, в течение которого справляется два поминальных обеда (полгода и год, иногда также 3 и 9 месяцев) и исполняются предписания траура
Опишем переход, выход и вход души,в конкретном воплощении обрядовых актов: как переход из одного локуса через ряд посредующих в другой. Единицы пространственного языка,естественно,переменятся:на место области жизни и области смерти,двух полюсов перехода на содержательном уровне, конкретика обрядовых актов ставит дом и кладбище.
Дом противопоставлен смерти как центральный локус жизни. Событие смерти описывается в плачах как ее вторжение в дом, незваный приход злого гостя. Среди примет смерти — стук птицы в окно, в дверь, в стену; прорубание нового окна в доме;беспричинно, сама собой отворяющаяся дверь и другие нарушения замкнутости дома для смерти. Среди сновидений, сулящих смерть, — разрушение дома, вход в дом батюшки (священника), обходящего село. Обряд должен восстановить равновесие, нарушенное вторжением смерти в дом, вынести из него смерть, проводить ее на ее «законное» пространство, кладбище, «спрятать» там и «замкнуть» (см. акт бросания замкав могилу).
В мире живых есть постоянные «точки контакта» с загробьем, «ходы» в иной мир: это колодцы, дупла в корнях, межи, перепутья и другие «выморочные места». Обряд стремится сузить многообразие и бесформенность пространственного представления смерти, ограничить ее область зоной кладбища , не создать новых прецедентов таких «ходов» из области смерти, угрожающих живым. С другой стороны, обряд должен помочь умершему пересечь трудно преодолимую границу двух миров (воплощаемую в образах стеклянной горы, огненной реки, брода, неприступной стражи и др.).
Однако дом и кладбище не только противопоставлены как полюса перехода: в определенном аспекте своей семантики они тесно сближены.
Второй полюс обряда — погост, могила. Основная семантика могилы и погоста — выделенное, ограниченное, ритуально узаконенное место смерти. Существующая до позднейшего времени оппозиция мест захоронения «чистых» и «нечистых» покойников , где погосту противостоят: поля, перекрестки дорог, болота, стоячие воды, границы полей, ворота двора, двор, подпорожье, — построена на различении двух видов смертей: смерти реальной, физической — и смерти обрядово пережитой.
Назначение могилы и погоста как нового дома в обряде дуб лирует гроб. Изготовление гроба уподоблено строительству дома в обрядовых формулах
Однако у гроба есть в обряде и другое, не менее важное символическое значение «транспорта».
На основании пространственного расположения обрядовых дейст вий выделяются три основных этапа обряда:
1. Обрядовые акты в доме: — до положения в гроб; — до выноса.
2.Путь от дома до кладбища.
3. Обрядовые акты, совершающиеся и в доме, и на могиле; хождение на могилу и возвращение домой. Конец этого этапа — приглашение «души» на поминки 40-го дня в дом и проводы ее на кладбище.
Здесь, собственно, активные обрядовые действия («кормление могилы», «угощение души» в доме) в обоих локусах обряда кончаются: временное оформление могилы и неполное очищение дома завершено. Годовые поминки повторяют и закрепляют этот конец: могила оформляет ся окончательно, с дома снимаются предписания траура.
1. Обрядовые действия, направленные на разрыв границы жизнь / смерть. Цель их — помощь умершему в достижении света.
2.Обрядовые действия,направленные на восстановление, укрепление границы жизнь/смерть. Цель их — замкнуть смерть, оградить живых от ее нового вторжения.
3. Обрядовые действия, направленные на установление контакта через границу жизнь/смерть. Следствием этого контакта ожидаются плодородие и обилие, посылаемые из области Смерти (метафора смерть
плодородие).
Все эти три функции одновременно присутствуют в течение всего обрядового времени.
Обобщенная схема погребального обряда
Обрядовые акты:
ПРИГОТОВЛЕНИЕ К СМЕРТИ (у стариков)
1.Приготовление одежды
2. Заготовление гроба (или досок)
3. Особые ритуалы с гробом: стоят перед ним без шапки; наполняют зерном и раздают его
4. Отправление поминок по себе (подоб- ные поминкам годовым, сороковым)
ПОХОРОНЫ
ДО МОМЕНТА КОНЧИНЫ
1. Прощание умирающего с землей (вы-
нос на поле, на двор)
2. Прощание умирающего с соседями,
близкими; прощение долгов
3. Последняя исповедь, причащение умирающего
4. Омовение, обряжение
ПОСЛЕ КОНЧИНЫ
1. Проверка «выхода души» (зеркало подносится ко рту)
2. Омовение души»: чашка с водой в головах покойного
3. Оповещение смерти. Вывешивание снаружи дома особого знака траура
ОБРЯДОВЫЕ АКТЫ В ДОМЕ ДО ВЫНОСА ГРОБА
1.Испечение хлеба (блинов)
2.Помещение его на окно, на лавку, в гроб
3.Омовение тела
4.Уничтожение воды, мыла, горшка
5.Одевание умершего; завязывание всех узлов — или наоборот
6.Перевязывание рук и ног покойного красными (белыми) нитками
7.Внесение гроба в дом
8.Кропление его святой водой, осыпание зерном
9.Переложение покойного в гроб
10. Помещение в гроб трав, вина, хлеба; обуви, платья; иглы и т. п.
11. Вбивание в гроб осинового колка; осы пание маком
12.Обрядовые акты с местом, где лежал покойный (хлеб, топор и т. п. на место)
13. Плач (продолжается все время до по гребения днем: ночью можно только приговаривать; усиливается во время процессии; во время предания земле; затем прекращается). Возобновляется на 2,3-й день и особенно на поминках
40-го дня
ДЕНЬ ПОГРЕБЕНИЯ
14.Панихида с причтом
15. Развязывание всех узлов на покойном
ВЫНОС ГРОБА
ПОГРЕБАЛЬНАЯ ПРОЦЕССИЯ
ПОГРЕБЕНИЕ
Поминальные дни, относящиеся к проводам души в иной мир (до сорокового дня), имеют общую структуру ритуальных действий, но наибольшей насыщенностью и выделенностью отличается последний 40–й день. В общем виде система поминального дня включает в себя:
канун – обрядовую баню, окликание или «привод» с кладбища, встреча–приглашение на «у́жну», обрядовый стол, ночные бдения;
собственно поминальный день (как правило, с утра до полудня) – призывают, кличут – «гука́ют», «ведут», «встречают» на крыльце, приглашают за столы, поминальная трапеза;
полдень сорокового дня – последние «проводы душеньки».
18. Эпическое наследие. Былины. Какие стереотипы и нормы зафиксированы в былинах.(Даша)
Былины – это эпические песни героического, бытового или фантастического содержания. Они составляли основной стержень русской устной поэзии. По словам академика Грекова, «это история, рассказанная самим народом». Специфика русского эпоса в том, что он состоит из отдельных самостоятельных произведений, каждая былина имеет свой законченный сюжет и своего героя. Термин «былина» утвердился в науке только во второй половине ХIX века, в народе былины обычно назывались «ста́рина» или «стари́нка». В.Ф.Миллер, а за ним и другие ученые считали, что термин «былина» имеет литературное происхождение; это условное обозначение введено в научный оборот И.П.Сахаровым в 30-е годы XIX века и заимствовано из «Слова о полку Игореве» («По былинам сего времени»). До введения термина «былина» в русской науке употреблялся термин «богатырские сказки», этот термин использовал в своих «Статьях о народной поэзии» В.Г.Белинский, но позднее этот термин не употреблялся в фольклористической терминологии.
Не стоит воспринимать былину как историческую хронику: она толкует историю по-своему. Реально существующие города становятся “точками” приложения богатырской силы: пространство в былине напрямую связано с описываемыми событиями, с действием. Вместо сказочного “долго ли, коротко ли…” — быстрая смена событий, гиперболизация временных промежутков (Илья Муромец, отстояв заутреню в Муроме, почти успевает к обедне в стольный Киев-град, по дороге освобождая от “тёмной силы” город Чернигов и побеждая Соловья-разбойника). Историческое время, отразившееся в былинах киевского цикла, — своеобразное “единое эпическое время”, знаком которого является князь Владимир. Реальное историческое лицо становится условным персонажем — князем единой, могучей Руси, фактически не имеющей пространственных пределов и ограниченной лишь богатырской заставой в необозримой степи. Героя окружают предметы быта, свойственного времени, но эти предметы подчас нарочито приукрашены или гиперболизированы (снаряжение Ильи или “сошка” Микулы).
Бо́льшая часть былин была записана учеными-собирателями со слов жителей определённых местностей. Каждая из них входит в список художественных ценностей в русской литературе. Человек, который рассказывал эпосы, назывался сказителем. Он должен был обладать специальными качествами. Короткий текст необходимо было запомнить и рассказать его, не искажая сути услышанного. Сказителем мог быть кто угодно, человек абсолютно любой профессии. Поэтому часто в текстах упоминались сравнения, близкие рассказчику. Например, сказитель-портной мог сравнить отрубленную голову с маленькой пуговицей, отвалившейся от рубахи.
в фольклористике различают три этапа в развитии былин:
1 этап – 9-12 века, он совпадает с расцветом Киевской Руси. Былины этого периода рассказывают о змееборцах, так как враг в этих былинах предстает в образе мифологического чудовища – змея. Один из первых героев былин – это Добрыня Никитич, который имеет исторический прототип («Добрыня и Змей»). Эта былина аллегорически представляет принятие на Руси христианства, т.е. борьбу христианства с язычеством. Уже в этих былинах появляется образ князя Владимира, прототипом которого был князь Владимир Святославович. Вначале образ князя был положительным, он обрисован как человек, объединивший русские земли.
2 этап – 13-15 века, период распада Киевской Руси, период нашествия татаро-монгол на Русь, поэтому все былины получают антитатарскую направленность. В былинах произошло хронологическое смещение времени, события более поздние приурочены к периоду Киевской Руси. На этом этапе возникают новые персонажи – Илья Муромец и Алеша Попович. Происходит циклизация былин, т.е. былины объединяются в группы вокруг одного центра: киевские (воинские, богатырские) и новгородские (социально-бытовые). В былинах, возникших на этом этапе, происходит «снижение» образа князя Владимира, из положительного героя он превращается в отрицательный персонаж (не может найти богатыря, который бы защитил город, его поведение и внешность выглядят смешно).
3 этап– 16-17 века, происходит окончательное формирование жанра, былины получают тот завершенный вид, который зафиксирован в записях собирателей. Не появляются новые сюжеты, не возникают новые образы. В некоторых былинах вместо Киева упоминается Москва, отражается идея необходимости централизации русских земель, но сохраняется идейная направленность былин – рассказ о героической борьбе богатыря с внешними врагам
В отличие от литературного эпоса, создаваемого поэтами и предназначенного для книги, для чтения, русская народная эпическая поэзия — всегда поэзия песенная, она творилась, хранилась, воспроизводилась устным путем, в пении. Песенное начало в ней — исконное, заложенное в самых ее основах. Былинный текст не перекладывался на музыку (как это бывает с литературными произведениями), но рождался непосредственно в музыкальной форме — выпевался из уст сказителя в процессе создания, а затем — и при каждом новом исполнении.
Разновидности былин:
В фольклористике былины традиционно делят на 3 группы:
Богатырские (героические);
Социально-бытовые;
Сказочные.
Героические былины бывают двух типов:
Более архаические, повествующие о «старших» богатырях (былина «Святогор», сказание о Микуле Селяниновиче).
И относящиеся к периоду расцвета Киевской Руси былины основного цикла с «младшими» богатырями: Ильёй Муромцем, Добрыней Никитичем и Алёшей Поповичем.
К социально-бытовым можно отнести былину «Садко».
Сказочные былинные тексты сочетают черты сказки (наличие волшебных персонажей, троекратность испытаний) и образы былинных героев.
Русские былинные герои представляются как могучие и смелые защитники великой земли русской. Киевский князь Владимир Красно Солнышко собрал в своей дружине весь свет воинов (Илья из города Мурома, Добрыня из Рязани, Алёша, родившийся в Ростове, Михайло Потык, Ставр Годинович, Чирило Пленкович). Имеются предания и о новгородских героях (Василий Буслаев — силач, купец Садко). Существуют истории, в которых рассказывается о женщинах-богатырках. Так, Добрыня нашёл свою жену в битве и понял это только после того, как она закончилась. Прекрасный воин оказался дочерью Микулы Селяниновича. С появлением этой героини происходит интересный поворот сюжета. После того как муж ее, Добрыня, уходит в поход на целых 12 лет, к Настасье приходит Алёша Попович и говорит, что видел её мужа убитым. После этих слов он делает предложение руки и сердца молодой женщине и она, не долго думая, соглашается.
Герой былины не располагает волшебными средствами, если не считать его богатырской силы (которая лишь в былине об исцелении Ильи Муромца трактуется как следствие воздействия некоего напитка). Как правило же, эта особая сила — то, что выделяет героя, даётся ему от рождения и делает его воином — защитником государства.
Важная особенность былины в том, что враг в ней (даже будучи мифическим существом) воспринимается как враг государства, которому служит богатырь. Видимо, и создаются былины тогда, когда нация испытывает необходимость объединения, сплачивания.
Поэтика былин
В своем историческом развитии былины претерпели изменения не только в своем содержании, но и в своей художественной форме. В какой мере крестьянский период жизни былин сохранил их старинную форму, говорить можно лишь относительно.
Выработанные в течение веков композиционные и стилистические приемы создали традиционность былинной поэтики. Сказитель, обладая запасом таких традиционных формул и комбинируя их, получает возможность варьировать былины, то уменьшая, то увеличивая ее, однако не нарушая нисколько самого сюжета.
Поэтические приемы эпоса вместе с тем являются часто и приемами мнемоническими, облегчающими запоминание и воспроизведение былинного текста. Выдержанный эпический стиль былин отличается медлительностью и спокойствием.
Былинный эпос любит медленное развертывание действий, часто прибегает к различным видам повторений, с большой обстоятельностью описывает отдельные детали и нисколько не боится утомить сравнительным однообразием своего стиля.
Внешними приемами былинной композиции являются отстоявшиеся в эпической традиции вступления («запевы», «зачины») и концовки, а также «общие места», т. е. типические традиционные формулы, описывающие излюбленные для былинных сюжетов положения героев или обстановку (таковы напр. типические описательные формулы поклонов богатыря при входе в терем, просьбы благословения у матери, седлания богатырского коня).
Сами былины отличают иногда разницу между «запевом» или «прибауткой» и следующим за ним «зачином». Так в известном начале былины о Добрыне — «Из-под белыя березы кудреватыя» — после поэтического описания величественной «Матки Волги реки» идут такие примечательные слова:
«Все это, братцы, не сказочка,
а все это, братцы, прибауточка.
Теперь-то Добрынюшке зачин пошел:
Во стольном-то граде во Киеве…» и т. д.
Запевы не имеют прямой связи с содержанием былин — они лишь служат как бы увертюрой, прелюдией, их цель привлечь внимание слушателей, настроить их и самого исполнителя на соответствующий данному былинному сюжету общий тон и лад.
доп. лекция на арзамасе:
https://arzamas.academy/courses/14/1
19. Эпическое наследие. Исторические песни. Какие стереотипы и нормы зафиксированы в исторических песнях
Эпическое наследие – носитель реликтового мировосприятия и духовности, прообраз основы новой цивилизации. Эпическое наследие народов мира традиционно рассматривается как богатейший источник изучения прошлого, неоценимые материалы по их истории, языку и этнографии. В силу многих обстоятельств (политического, религиозного, национального, исторического характера) это бесценное достояние всего человечества по-прежнему остается слабо изученным, что приводит к потере.
Исторические песни - это фольклорные эпические, лиро-эпические и лирические песни, содержание которых посвящено конкретным событиям и реальным лицам русской истории и выражает национальные интересы и идеалы народа. Они возникали по поводу важных явлений в истории народа - таких, которые производили глубокое впечатление на участников и сохранялись в памяти последующих поколений. В устной традиции исторические песни не имели специального обозначения и назывались просто «песнями» или, как былины, «старинами» .
Воспроизведение действительности в исторических песнях отличается некоторыми особенностями. Наряду с исторически верным отражением событий, Отдельные явления общественной и политической жизни изображаются в этих произведениях не так, как они происходили на самом деле, а так, как они представлялись воображению народа. Поэтому в исторических песнях всегда необходимо иметь в виду соотношение вымысла, народной фантазии и реальных, действительных фактов, послуживших основой для создания песен. Народ стремился за отдельным историческим фактом увидеть общие закономерности, основные коллизии эпохи. Вот почему тот или иной конкретный факт истории в народном творчестве мог подвергнуться изменению, вступить в соединение с художественным вымыслом.
Признаки исторической песни:
В отличие от былин они более короткие и более достоверные
Используется былинная поэтика: драматичный сюжет и простой язык
Часто (не обязательно) отсутствует стройная рифма
.20. Эпическое наследие. Скоморошины. Какие стереотипы и нормы зафиксированы в скоморошинах. Смех и его значение в высоком жанре. (Варя)
Скоморошина — эпический жанр песенного фольклора, с установкой рассмешить, позабавить слушателей, высмеять отдельные явления жизни.
Небылица или небывальщина — жанр устного народного творчества, прозаическое или стихотворное повествование небольшого объёма, как правило, комического содержания в основе сюжета которого лежит изображение нарочито искажённой действительности
Скоморошины пародируют былины, а небылицы пародируют сказки
Этномузыкологи называют скоморошины особой сферой музыкально-поэтического фольклора, сочетающей в себе черты музыкального эпоса, плясовых форм, связанных с инструментальными наигрышами и народно-драматических действ.
Почему эпос?
Сольная форма исполнения
Особое внимание к слову
Сказовая манера интонирования
Поэтика и содержание былин, но в перевернутом виде. Пародирование стиля высокого эпоса.
Принципы пародийности:
стиль героических былин, приемы, служившие изображению богатырей, богатырских сражений и тому подобного, прилагаются к персонажам отнюдь не былинным, к ситуациям самым обыденным, «низким», что и создает комический эффект
подчеркнутое снижение стиля героического эпоса, его мотивов, образов, элементов композиции. Следуя за эпосом, скоморошина «переворачивает» в комическом духе величественные описания природы, гиперболические изображения богатырей и их подвигов, нарочито показывает подчеркнуто некрасивое, уродливое, нелепое. Ситуация похожа на былинную, но изображает её скоморошина в мнимо героическом духе
пародия выступает как основной художественный приём и цель создания текста. В композиционном отношении такие скоморошины воспроизводят жанровый канон пародируемого произведения
К скоморошинам относятся разные сюжеты: о неверной жене, которая прикинулась больной и отослала мужа в город, но была изобличена и назакана при помощи скоморохов (“Гость Терентий”), песня о том, как ватага веселых разбойников ограбила кулака (“Усы”), о том, как зарезали и делили очень большого быка и что из этого вышло (“Старина о большом быке”).
21. Эпическое наследие. Баллады. Какие стереотипы и нормы зафиксированы в балладах.(Арина)
Баллада – лироэпическая песня, отображающая драматические и трагические коллизии в сфере личного, семейного и общественного быта человека.
Баллады:
1. Средневековая поэтическая или тексто-музыкальная форма
2. Лирический жанр англо-шотландской народной поэзии XIV—XVI вв.
3. Поэтический и музыкальный жанр в XVIII и XIX вв., популярный у романтиков (Жуковский, Батюшков, Полонский, Фет, Пушкин, Лермонтов, А. Толстой)
4. В популярной музыке для обозначения медленных композиций – рок-баллада
Но для обозначения русского фольклорного жанра термин практически не использовался!!!!
Классическая фольклорная баллада возникает в конце XIII—XIV веках и творчески затухает в конце XVII—XVIII веках. В XIX столетии появляется новая баллада полулитературного характера.
Первым баллады выделил в самостоятельную группу:
|
|
|
Скачать 105.57 Kb.