Фойницкий И.Я. Курс уголовного права. Часть особенная Посягатель. Фойницкий И. Я. Под ред., с предисл. А. А. Жижиленко 7е изд
 Скачать 4.43 Mb.
|
|
Глава I. Лишение жизни *(5) А. Общее понятие _ 3. Лишение жизни есть причинение виновным смерти другому человеку. Направляясь против существеннъйшаго блага личности, преступление это издавна обращает на себя внимание законодательства и доктрины. Определения о нем встречаются в древнейших памятниках права. Научная разработка его всего ранее выяснила положения, которые мало-помалу стали применять и к иным группам преступлений ими положено начало нынешней т. н. общей части уголовного права. I. Виновником лишения жизни, как видно из представленного определения, может быть всякое вменяемое лицо. Отношения его к жертве преступления могут оказывать влияние на наказуемость, не изменяя самого преступления. II. Предмет преступления. Лишением жизни нарушается заповедь "не убей", которою охраняется жизнь человеческая. Но при этом, разумеется, жизнь человека постороннего, так что к понятию лишения жизни не относится причинение смерти самому себе. _ 4. Самоубийство. Прежними кодексами оно рассматривалось как тяжкий грех и облагалось наказаниями. Но а) наказания за оконченное самоубийство не могут быть направлены против виновного и если кого-либо карают, то только близких ему лиц; таковы лишение христианского погребения и применявшиеся прежде взыскания с имущества самоубийцы; б) наказания за незаконченное самоубийство бездельно и вредны; он не только не удерживают от повторения акта самоубийства, но, сообщая чрезмерную огласку происшедшему, препятствуют успокоению духа покушавшегося на свою жизнь. Поэтому современные кодексы и доктрины отказались от них Из ненаказуемости же самоубийства вытекает и ненаказуемость всякого в нем участия; однако некоторые виды содействия самоубийству наказываются как проступки sui generis, ввиду общегосударственного интереса охранения народонаселения. Но от участия в самоубийстве должно быть отличаемо лишение жизни, средством для которого виновный употребляет деятельность самого убиваемого им. Если убиваемому дать в руки смертоносное орудие, назначение которого для него непонятно, и побудить его сделать из него употребление; если вследствие того он убил себя, то в данном случае мы имеем дело с убийством, а не с самоубийством. Эта форма убийства возможна по отношению ко всякому вменяемому субъекту, для которого неизвестна смертоносность даваемого ему средства; с нею мы обыкновенно встречаемся в делах об отравлении, и оговаривать ее в законодательстве особо не представляется надобности. Надобность эта встречается, однако, в одном случае, когда может возникнуть сомнение, есть ли налицо убийство или самоубийство; именно, если человек невменяемый или несовершеннолетний, еще недостаточно сознающей значение высшего дара-жизни, подстрекается к самоубийству или получает для того какую-либо помощь, поддерживающую явившуюся в нем решимость лишить, себя жизни; для устранения всяких сомнений современные законодательства особо оговаривают этот случай и относят его к убийству Таково отношение современной доктрины к рассматриваемому вопросу. Наше действующее законодательство стоит еще на прежней почве Уложение содержит ряд постановлений о самоубийстве и участии в нем, помещая их в разделе X, о преступлениях против жизни, здоровья, свободы и чести частных лиц (глава 2, ст. 1472-1476). Самоубийство оно наказывает при условии, чтобы оно было учинено не в состоянии безумия, умопомешательства или происшедшего от болезни припадка беспамятства при этом не требуется предварительного признания душевного расстройства в порядке гражданского процесса; сверх того, наказуемость самоубийства отпадает, если оно учинено или по великодушному патриотизму для сохранения государственной тайны и иных подобных целей или женщиною при обороне от изнасилования (ст. 1474 Уложения.); однако, перечисляя эти частные причины отпадения наказуемости, закон не устраняет действия общих постановлений о причинах невменяемости и невменения, так что, очевидно, делаемый им частный перечень представляется совершенно лишним и не полным Наказуемым самоубийство по нашему праву может быть только при умышленности; неосторожное самоубийство не наказуемо. При этих условиях закон определяет: за оконченное самоубийствонедействительность завещательных распоряжений самоубийцы, а для христиан, сверх того, лишение христианского погребения; за покушение на самоубийство-церковное покаяние, применяемое только к лицам христианских исповеданий, так что субъектом последнего деяния не могут быть нехристиане. Участие в самоубийстве склонением к нему и пособничеством наш закон сравнивает с пособничеством умышленному убийству, что представляется совершенно ненравильным (ст. 1475). Кроме прямого участия. закон предусматривает побуждение, посредством соединенного с жестокостью злоупотребления власти, к самоубийству подчиненного виновному или вверенного его попечению лица (независимо от возраста последнего); субъектами такого наказуемого побуждения, кроме родителей и опекунов могут быть и иные лица, облеченные властью над самоубийцею; побуждение, о котором говорит ст. 1476, должно быть отличаемо от склонения или прямого подстрекательства к самоубийству, наказуемого более тяжко, по ст. 1475 Уложения наказуемость-тюрьма с ограничением прав, а для христиан, сверх того, и церковное покаяние. Уголовное уложение 1903 г. существенно изменяет эту систему. Самоубийство оно оставляет без всякого наказания, участие же в нем рассматривает как проступок sui generis и облагает незначительным наказанием (заточением до 3 лет), ограничивая наказуемое участие доставлением средства к самоубийству и обусловливая наказуемость наличностью оконченного самоубийства. Но подговор и содействию к самоубийству лица невменяемого или недостигшего 17-летнего возраста и по Уголовному уложению составляют вид убийства, наказуемый каторгой; при этом безразлично для состава преступления, учинил ли в действительности потерпевший самоубийство или только покушался на него (ст. 463). _ 5. Убийство по соизволению убитого По общему правилу, от каждого блага, ему принадлежащего человек может отказаться, и тогда о нарушении его не может быть более речи*(6); имущество брошенное перестает быть возможным предметом похищения, согласившемуся на оскорбление оно может быть нанесено безнаказанно, по правилу: volento non fit inquria. Отсюда исключается благо жизни, признаваемое, по огромной важности его, неотчуждаемым, хотя самоубийца по современным воззрениям ненаказуем, но невозможно предоставить всякому убивать другого по выраженному последним желанию*(7): шансы лишения жизни при этом больше, чем при самоубийстве, опасность злоупотребления слабостями и душевным волнением лишаемого жизни весьма велика. Убийство не перестает быть убийством, хотя бы оно было сделано с согласия убитого. В этих случаях может быть речь только о понижении наказания, но не по причинам лежащим в предмете посягательства, а по особенностям внутренней стороны: виновный мог быть вызван к деятельности мотивами сострадания к убиваемому, напр., докалывая на поле сражения страдающего от ран и просящего прекратить его мучения. Из законодательств иностранных одни, каково французское, не содержат особых постановлений о лишении жизни с согласия убитого, и практика применяет к случаям этого рода общие постановления об убийстве, другие, как кодексы германский (ст. 216) и венгерский (_ 282), особо оговаривают случай, когда убийство учинено по ясно выраженной настоятельной просьбе убитого, и облагают его уменьшенным наказанием. Действующее наше законодательство принадлежит к первой системе, уголовное же Уложение 1903 г. примыкает ко второй, определяя значительно смягченное наказание-заточение до 3 лет-за умышленное лишение жизни, выполненное по настоянию убитого, т.е. по его категорической о том просьбе, предполагая полную свободу его воли, и притом из сострадания к нему (ст. 460). Этим последним требованием уголовное уложение отличается от германской системы. Убийство по согласию убитого, вне указанных условий учиненное, и по Уголовному уложению наказуемо по общим правилам о лишении жизни. Финляндское уложение (_ 164) усваивает германскую систему. _ 6. Отсутствие правовой охраны убитого. В прежнее время существовали целые категории людей, признаваемых бесправными и не пользовавшихся никакою охраною государства. Всякий, их встретивший, мог убить их безнаказанно, так что они не могли быть объектом преступного лишения жизни. Таковы, с одной стороны, приговоренные к некоторым наказаниям (aquae et ignis interdicnio в Риме, Friedlosigkeit в Германии), с другой-принадлежавшие к некоторым племенам или сословиям (цыгане и рабы в Европе у нас по Соборному уложению холопы, убийство которых рассматривалось только как причинение имущественного вреда хозяину). Современное государство не знает таких бесправных классов, и жизнь каждого человека пользуется охраною по отношению ко всякому частному лицу. Даже приговоренный к смертной казни не может быть убиваем всяким: лишить его жизни может только государство посредством своих органов Равным образом и на войне неприятель может быть убиваем только членами войска. Но и ныне остались, как видно и из приведенных примеров, такие случаи, когда жизнь человека перестает пользоваться охраною закона и может быть безнаказанно нарушаема при известных условиях; по пластическому выражению римских юристов, cum homo quste occiditur, lex eum occiditur, lex eum occidit, non tu. Право лишения жизни, устраняя наказуемость последнего, существует во всех тех случаях, когда закон предоставляет его или для ограждения частного интереса, или во имя интересов общественных Французское законодательство на этом основании различает два вида ненаказуемого лишения жизни:homicide legale и homicide legitime, лишение жизни законное и правомерное; первое обнимает всякое лишение жизни по предписанию закона или по законному распоряжение власти, второе имеет место в случаях необходимой обороны. Наше право в общих своих постановлениях равным образом указывает, что преступность деяния устраняется при отпадении его противозаконности (ст. 1 Уложения), и намечает условия, при которых дозволяется нарушение чужих благ для охранения блага собственного или иных лиц, именно, состояние необходимости и право обороны., Сверх того, по этому предмету относительно убийства имеется специальное постановление, называющее некоторые ненаказуемые случаи его (1471 Улож.), именно,-причинение смерти при необходимой обороне и при употреблении оружия по долгу службы или требованию закона для пресечения преступлений карантинных таможенных, лесных, или побега из-под стражи, и вообще по требованию начальства в пределах закона. Но это лишь примерные указания, а не исчерпывающий перечень; их нужно дополнить другими случаями, где противозаконность нарушения отпадает на основании общей части кодекса. _ 7. Жизненность и жизнеспособность объекта посягательства. Таким образом, жизнь всякого человека может быть предметом деяний рассматриваемой группы. Но отсюда вытекает уже, что в момент учинения деяния человек, против которого оно направляется, должен находиться в живых преступного лишения жизни нет, если деяние направлялось, с одной стороны, против умершего с другой-против не начавшего жить. Если оно направлялось против умершего, которого виновный ошибочно считал живым, то мы получаем преступление мнимое (delictum putativum) по общим началам уголовного права не подлежащее наказанию, за отсутствием объекта посягательства. Безразлично при этом, умер ли такой человек задолго до предпринятого против него посягательства, или немедленно перед ним Необходимо лишь, чтобы в момент учинения деяния он был мертв, т.е. чтобы в нем прекратились все органические отправления, характеризующие жизнь. Вопрос о том, наступила ли смерть, принадлежит медицинской экспертизе при разрешении его важно помнить, что не достаточно прекращение одного из отправлений организма (напр. дыхания, кровообращения, прекращающихся и при летаргическом сне), необходимо прекращение, и притом бесповоротное всех отправлений организма, переход из бытия в небытие *(8). Но от наличности жизни или жизненности объекта нужно отличать его способность к жизни. Как скоро установлено, что человек в момент, учинения деяния был жив, то для состава деяния безразлично, способен ли он был жить более или менее долгое время: убийство может быть учинено как против цветущего жизнью юноши, так и против старика, стоящего одною ногою в могиле и против безнадежно больного. Поэтому степень энергии и правильности жизненных отправлений убитого степень нормальности развития органов его тела не оказывают никакого влияния на состав убийства. Положение это, общим образом не возбуждающее сомнение, в истории законодательств ограничивалось для случаев Убийства урода. По воззрениям классического мира, урод не имел права на жизнь; римское право признавало убийство его дозволенным (monstrosos partus sine fraude coedunto); взгляд этот усвоен был и средневековою юриспруденцией, на которую имели влияние суеверные воззрения о происхождении таких существ от таинственной связи с дьяволом Противоположный взгляд проводился каноническим правом, опиравшимся на то, что всякое существо, рожденное от человека имеет человеческую душу, и потому относившим лишение жизни урода к убийству. Но весьма долгое время господствующим в законодательствах было первое воззрение. Еще Каролина и основанные на ней памятники германского права требовали, чтобы обект детоубийства не только пользовался жизнью (lebendig), но и обладал нормальными органами (gliedmassig), почему убийство урода считалось ненаказуем. Прусское земское право 1794 г. ограничило понятие урода существами, не имевшими человеческого образа, продолжая считать убийство и ненаказуемым Тот же взгляд проводился в германской доктрине даже в начале XIX в.; на сторону его склонялись Фейербах Грольман, а позднее Россгирт, Мартин и Гефтер. В современной доктрине он признается неправильным по следующим соображениям. Понятие уродства в высшей степени неопределенно; строго говоря, оно обнимает всякое уклонение от нормального строения человеческого тела; но в таком случае под это понятие подойдет почти всякий человек. Вот почему его уже издавна стремились ограничить. Древнейшее и постоянно державшееся ограничение относилось к возрасту: понятие урода применяли только к детям и потом даже только к новорожденным не распространяя его на взрослых. Но почему же ребенок, начавши жить, менее огражден в этом своем благе жизни, чем прочие лица, может быть доживающие свой век? Другое ограничение, внесенное позднее, относилось к самому свойству уродства; ненаказуемое убийство ограничивали или "уродами в тесном смысле" (eigentliche Missgeeburte), не определяя этого ближайшим образом или уродами, не имеющими человеческого образа", равным образом оставляя и это описание без более точного определения; в обоих случаях понятие уродства было неясно, и суду предоставлялся огромный простор в решении этого вопроса. Конечно, если родился ребенок чудовищного вида, то у лиц, ему близких особенно у родителей, могут появиться такие сильные побуждения прекратить его существование, которые должны быть приняты во внимание при установлении степени ответственности их; но убийство урода не перестает быть убийством человека, и изменение наказуемости возможно при этом в силу условий лежащих не в объективном, а в субъективном составе деяния. К этому решению вопроса примыкают новейшие законодательства; они не содержат особых постановлений об убийстве урода, обнимая их общими постановлениями об убийстве, но, открывая суду возможность смягчать наказание по субъективным особенностям Наше законодательство до Петра I оставляло убийство детей-уродов без наказания; при Петре I состоялись Указы 1704 и 1718 годов, предписывавшие не убивать и не таить уродов, а объявлять о них священникам для представления по начальству в кунсткамеру, причем за представление их назначены награды, а за непредставление и убийство - взыскания, частью денежные, частью даже (в Указе 1804 г.) смертная казнь. Постановления эти, следовательно, имели в виду не охрану жизни младенца-урода, а цели полицейские. Позднее в Своде 1832 г., к нам проникает и взгляд на урода, как на человека, жизнь которого охраняется законом и из соединения этих взглядов образовалась ст. 1469 Уложения, предусматривающая убийство младенца чудовищного вида или даже не имеющего человеческого образа; влияние петровских воззрений сказалось на содержащемся в этом законе предписания доносить надлежащему начальству о рождении таких уродов и на установлении за убийство их иных наказаний, более мягких, чем за убийство вообще Исправительные арестантские отделения на время от 1 до 1,5 года *(9), а для христиан - и церковное покаяние); влияние новых взглядов проявилось в отношении этого постановления к главе о смертоубийстве и в указании. что это есть "по невежеству или суеверию посягательство на жизнь существа рожденного от человека и, следственно, имеющего человеческую душу". Таким образом, убийство урода по нашему праву есть особый, привилегированный вид лишения жизни. К выделению его из общего понятия убийства могут иметь значение обстоятельства, лежащие в субъективной стороне деятельности, в особенности побуждений законодатель обращает внимание, с одной стороны, на существующие суеверия, с другой - на отчаяние и глубокое разочарование, в котором находятся лица близкие, особенно родители. Поэтому: 1) субъектами такого особого вида убийства могут быть признаваемы лишь родители урода; наше законодательство не содержите такого ограничения; 2) главное внимание при установлении понятия уродства должно обращать не на физиологическое значение ненормальностей строения ребенка, а на их внешний вид, на противоречие их человеческому образу; это требование содержится и в действующем законодательстве; 3) мотивами, заслуживающими снисхождения, кроме указываемых нашим законодательством суеверия и невежества, должны быть признаны также стыд отчаяние и т. п. Нужно заметить, наконец, что понятие умерщвления урода по действующему законодательству относится лишь к случаям умышленного убийства (неосторожное лишению урода жизни наказуемо по общим правилам), и что при этом условии лишение жизни наказуемо во всяком случае; из неудачной конструкции ст. 1469 Улож. ("вместо того, чтобы донести о сем начальству"), по-видимому, вытекает иное заключение, будто бы наказуемость отпадает, если умертвивший урода донес о том начальству; но эта конструкция указывает лишь на историческую связь действующего правила с постановлениями петровского законодательства. Уголовное уложение 1908 г. и Финляндское уложение особых постановлений об умерщвлении урода не содержат. _ 8. С другой стороны, для наличности лишения жизни необходимо, чтобы жизнь началась. Но вопрос о том, с какого момента нужно считать начало человеческой жизни, в истории права подвергался разным решениям, имеющим огромное значение для разграничения детоубийства и чадоубийства-с одной стороны, изгнания и умерщвления плода-с другой. Весьма далеко отодвигался этот момент каноническим правом; выставляя положение: homo est, et qui est futurus, и признавая, что и зародыш имеет человеческую душу, оно провозглашало убийством и умерщвление плода в утробе матери. Но уже среди кантонистов происходил спор, на каком месяце утробной жизни зародыш получает человеческую душу. Другое, противоположное мнение требует, чтобы зародыш, вполне созрев, отделился от чрева матери и начал самостоятельную внеутробную жизнь; внешним признаком такой самостоятельности считается всего чаще начало дыхательного процесса, работы легких. Но и это мнение идет очень далеко; при родах бывает такой промежугок времени, когда ребенка соединяет еще с матерью пуповина, когда, след., продолжается еще общая жизнь ребенка с матерью, а между тем несомненно, что ребенок уже должен быть признан рожденным и, след., начавшим жить. Мало того, самый акт рождения предполагает известное время, напр., вышла головка, но все туловище еще остается в утробе рождение совершается, жизнь внеутробная начинается. Обыкновенно для экспертизы самым твердым признаком начатия жизни служит дыхание; но бывают случаи, когда о нем можно судить и без этого акта, напр., при рождении созревшего плода ребенок удушается в момент появления головки, когда он еще не успел вздохнуть и в легких не может быть обнаружено никакого дыхательного процесса. По этим соображениям ныне усвоен средний взгляд: зародыш, находящейся в утробе матери, отличается от человека и понятие лишения жизни принимается лишь с момента рождения, хотя бы самостоятельная внеутробная жизнь ребенка еще не началась. Но, ввиду такого разделения понятий, оказываются необходимыми особые постановления об умерщвлении плода, для ограждения последнего от противозаконных посягательств Умерщвление плода |