Фойницкий И.Я. Курс уголовного права. Часть особенная Посягатель. Фойницкий И. Я. Под ред., с предисл. А. А. Жижиленко 7е изд
 Скачать 4.43 Mb.
|
|
*(10). Взгляды на это деяние в истории права подвергались существенным изменениям. Древнейший период характеризовался воззрением на него, как на посягательство не против плода, а против матери; поэтому сама мать виновником быть не могла, и деяние формулировалось не как умерщвление плода, а как употребление средств для изгнания плода безотносительно к последствиям, постигшим самый плод. При таком взгляде были эпохи, когда изгнание плода практиковалось в чрезвычайно широких размерах, и абортативные средства продавались и покупались гласно; к ним принадлежит эпоха Горация в Риме Изменение этого взгляда вызвано было соображениями политическими и юридическими. С одной стороны, забота об увеличении народонаселения побуждает правительства принять под свою охрану детей в утробе матери. С другой, за плодом мало-помалу признается до известной степени значение субъекта прав Весьма резко провозглашено это положение данническим правом, объявившим плод человеком и признавшим умерщвление плода за убийство. Современные доктрина и законодательство занимают среднее место, по следующим соображениям. 1) Плод, пока он находится в утробе матери, еще не начал жить самостоятельною жизнью и не может быть признан членом общежития, человеком в точном смысле этого слова; однако существование его стоит под охраною закона, и сам он до известной степени признается субъектом даже гражд. прав, напр., можно завещать имущество еще народившемуся; конечно, посягательство на жизнь его носит особый характер, чем посягательство на человека, оно есть foeticidium, а не homicidium. 2) Особенность этого посягательства условливается тем еще обстоятельством, что оно обыкновенно соединяется с опасностью для жизни и здоровья самой матери; плод подлежит охране по общественным соображениям, независимо от желания или нежелания матери, но при этом нельзя не принять во внимание, учинено ли посягательство на него с согласия или без согласия беременной и какими для последней результатами сопровождалось. Умерщвление плода, учиняемое самою матерью или с согласия ее, по общественному и психическому своему значению стоит для матери в близкой связи с чадоубийством и детоубийством. Обыкновенно оно вызывается теми же побуждениями, происходит при той же обстановке и потому встречает в законодательствах сходную конструкцию; к матери, умерщвляющей свое незаконное дитя или свой незаконный плод, законодательства современные относятся гораздо снисходительнее. Умерщвление же плода без согласия беременной может или 1) осложняться преднамеренным умыслом на убийство са.мой матери; в этом случае мы получаем квалифицированное убийство беременной женщины (1452 Улож.); 'или 2) учиняется без всякого умысла против личности самой матери; тогда получается особое посягательство-умерщвление плода, foeticidium. Нам Свод законов 1832 г. наказывал изгнание плода наравне с умышленным убийством. Уложение, помещая постановления о нем в главе о смертоубийстве (ст. 1461 - 1463), относится, однако, к нему снисходительнее, как по характеру объекта, так и по субъективным особенностям деяния. Субъектом его может быть всякое лицо, а не только мать, как при детоубийстве, и не исключая матери, как по прежнему праву. Объектом его должен быть почитаем человеческий плод зачатый, но еще не рожденный; степень развития зародыша не имеет при этом значения, и современная доктрина отказалась от попыток кантонистов провести различие между foetus animatus u non animatus, опиравшееся на число дней, истекших со дня зачатия; не имеет тоже значения, способен ли был плод жить вне утробы матери или нет. Но, разумеется, плод в момент учинения деяния должен обладать жизнью,-и это весьма трудный вопрос экспертизы; попытка истребления плода у женщины, оказавшейся не беременною, или плод которой умер ранее, будет не умерщвление плода, а только разве посягательство на здоровье беременной Наказуемо лишь умышленное умерщвление плода; для случаев неосторожности существуют особые постановления об ответственности врачей,. аптекарей и т. п. за неправильное врачевание (ст. 867, 870 и 871 1 , 877-880 улож.). Умысел должен быть противозаконный; если врач выполняет законную операцию или лечение и производит выкидыш то, буде он действовал в пределах необходимости, он не подлежит ответственности (цезарское сечение). Совершение по букве нашего права наступает не с момента лишения жизни зародыша, а с момента отделения его от утробы матери, потому что закон говорит не об умерщвлении, а об изгнании плода: но по природе деяния, оно необходимо предполагает ныне (по редакции закона 11 июня 1885 года) смерть плода, момент, которым и должен определяться момент совершения Наказания-каторга, сроки которой изменяются смотря по последствиям деяния для матери, если изгнание плода учинено без ее согласия, и исправительные арестантские отделения на время от 5 до 6 лет, если учинено с ее согласия; в последнем случае наказуема одной степенью ниже и виновная мать. Уголовное уложение 1908 г. остается, в общем, на почве Улож. о нак., но оно уже говорит не об изгнании, а об умерщвлении плода, и различает с одной стороны тот случай, когда субъектом преступления является мать, с другой-постороннее лицо с согласия или без согласия ее (ст. 465, 466). Точно такое же различие приводится и финляндским уложением (_ 180 и 181), говорящим об умерщвлении плода посредством изгнания или в утробе и предусматривающим особо неосторожное умерщвление плода посредством умышленного нанесения телесных повреждений женщине заведомо для виновного беременной (_ 182). _ 9. III. Действие лишения жизни с его внешней стороны состоит в причинении смерти. Причинная связь существует, когда виновный своею деятельностью или 1) вызывает действие сил, производящих смерть, независимо оттого, будут ли то силы внешней природы, животного (травление собакою), постороннего невменяемого или вменяемого лица, или самого убитого нужно лишь, чтобы проявление этих сил наступило вследствие деятельности виновного, стоя от нее в возможно более прямой, непосредственной зависимости; чем более отдалена эта зависимость, тем более нарушается и причинная связь с последствием, и в судебной, практике случаи отдаленной связи, во избежание ошибок правильнее относить на счет иных причин напр., если посредствующею силою является деятельность лица вменяемого, не находившегося в соучастии с виновным и действовавшего при условиях вменения (так называемое психическое убийство); или 2) если виновный отвращает своею деятельностью проявление таких сил, вследствие применения которых жизнь сохранилась бы, напр., сиделка не переменяет перевязки и больной истекает кровью; наше законодательство (ст. 1207, 1460 улож.) оговаривает некоторые из этих случаев, относя их к убийству, хотя иногда смягчая наказание; несомненно, что и другие случаи того же рода должны быть относимы сюда же. При этих условиях всякая деятельность, вызвавшая лишение жизни, достаточна для убийства, независимо от формы ее или способа действия, а также употребленных виновным средств Убийство может быть учинено не только положительным действием, но также и бездействием, не только путем насилия, но и обмана или просто хитрости, не только средствами механическими, но также химическими и физиологическими Но от причинения смерти нужно отличать допущение смерти, происходящей от иных причин. Последние могут состоять или в преступной деятельности третьего лица, допущение которой образует понятие попустительства, или в явлениях, безразличных в смысле уголовно-юридическом Допущение лишения жизни в обоих случаях сводится к неоказанию помощи, взгляды на которое изменялись существенно в истории уголовного правосознания Прежде, под влиянием канонического права и вообще религиозных воззрений господствовал взгляд, что, всякий человек обязан оказывать помощь погибающему, особенно если может сделать это без опасности для себя, и при неисполнении этого отвечает за наступивший результат. Но при этом, очевидно, понятие преступного деяния смешивалось с понятием греха В XIX ст. германская доктрина ограничивает наказуемое неоказание помощи случаями, когда на виновном лежала по закону, по естественным отношениям его к пострадавшему или по договору, особая обязанность оказывать помощь; но, очевидно, и в этом случае можно возлагать ответственность лишь за неисполнение обязанности, а не за наступившие в дальнейшем времени явления, которые могли бы быть вовсе последствием деятельности виновного. Ныне господствует по этому вопросу точка зрения германского криминалиста, Людена, который примкнул его к общему учению о причинной связи; если деятельность виновного, не оказавшего помощи, такова, что она должна быть признана причиною наступившей смерти, то виновный отвечает за нее, как за свой результат; в противном случае ответственность за него не имеет места, и он отвечает только за неисполнение обязанности. Но если, не ограничиваясь неоказанием помощи лицу погибающему, виновный деятельностью своею создал то положение, вследствие которого наступила опасность для его жизни, то он должен быть признаваем причиною наступившей смерти, и деятельность его, переставая быть простым неоказанием помощи, становится одним из способов убийства (1519, 1520 улож.). Особо предусматривать такие случаи, собственно, нет надобности. Есть, однако, случаи этого рода, при которых трудно доказать желание на убийство, а желание на оставление в опасном положении несомненно (dolus eventualis), когда притом смерть не наступила. Из этих случаев создается особая группа, наказуемого оставлении в опасности, с которым мы познакомимся далее _ 10. Преступная воля. По участию воли в лишении жизни, последнее распадается на случайное, неосторож.ное и умышленное. Случайное лишение жизни не подлежит ответственности, безразлично, произошло ли оно от деяния, само по себе запрещенного *(11), или нет (93, 1470 ул.); деятель отвечает только за учиненное, за лишение же жизни даже церковное покаяние для христиан, в видах успокоения их совести налагается только по их желанию. Неосторожность по началам теории права, принимаемым и уголовным уложением 1903 г., распадается на две формы виновности: причинение зла непредвидимого деятелем, но такого, которое можно было предвидеть, и причинение зла предвидимого им, но не желаемого и такого, которое деятель надеялся избежать. Наше действующее законодательство ограничивает понятие неосторожности, первою формою виновности, соединяя вторую с умыслом условным (dolus eventualis, ст. 1458 улож.). Степени неосторожности, при этом построении могут быть определены или по степени возможности и легкости предвидения, или же по степени обязанности виновного действовать с особою осмотрительностью; такая обязанность, в свою очередь, обусловливается или лежавшими на виновном функциями, напр., должностными, или же учинением им противозаконного деяния, когда закон ставит требование, чтобы он действовал с особою осмотрительностью. Наше действующее право для определения тяжести неосторожного лишения жизни соединяет все эти различные основания, почему постановления его по этому предмету отличаются крайнею сложностью. Оно различает 1) простую неосторожность, за которую полагается лишь внушение и которая граничит со случаем (110 улож.); 2) неосторожность общежитейскую, когда лишение жизни произошло от действий неприступных сами по себе, напр., от игры загибания калача; здесь полагаются арест или тюрьма (1469 ул.); 3) неосторожное причинение смерти деянием, запрещенным само по себе уголовным законом В этом отдельном запрете законодатель видит основание возложить на деятеля обязанность особой осмотрительности, и за причинение смерти с нарушением ее преследует строже, чем за обыкновенную неосторож.ность. И чем тяжелее преступное деяние, имевшее смерть своим неосторожным результатом тем строже ответственность за причинение ее. Закон установляет такую градацию действий, неосторожно причинивших смерть. Ниже прочих стоят случаи причинения смерти деяниями, противными ограждающим личную безопасность н общественный порядок постановлениям (1466 улож.). Необходимо, чтоб действие было запрещено законом под страхом наказания или в уставе, или в уложении, или в сепаратных узаконениях. Но действие это не должно направляться против данной личности (к. р 1872 n 235, Денисова), составляя лишь нарушение правил установленных в интересах неопределенного числа лиц,-причем безразлично, запрещалось ли такими правилами положительное действие, бездействие или упущение; таковы, напр., случаи причинения смерти неосторожною ездою в городе неустройством перил на лестнице, неустройством шлагбаумов при путях пролегающих через железную дорогу. Наказуемость-тюрьма или по правилам о совокупности, а для христиан и церковное покаяние. Вторую степень составляет неосторожное причинение смерти деяниями, составляющими легкое умышленное насильственное посягательство против пострадавшего такое именно, которое по обыкновенному порядку вещей не представляло опасности для его жизни и закончилось смертью лишь ввиду особо сложившихся и иепредвиденных деятелем обстоятельств (1464 улож.) Под легкими понимаются насильственные действия, выделяемые из понятия телесных повреждений по нашему праву, но обложенные сами по себе наказаниями или как обида действием (в том числе и побои, предусмотренные ст. 1533 ул.), или как насилие (142 уст. о нак.). Закон требует умышленности их; если же само действие было неосторожным и вследствие его произошла неосторожная смерть, то возможность применения ст. 1464 Уложения исключается (к. р. 1870 n. 560, Витинского) и может быть применена только ст. 1468. Наказуемость-тюрьма с ограничением или без ограничения прав, а для христиан и церковное покаяние. Но так как наказание это значительно ниже положенного за причиненные родителями насилия даже без всякого смертельного результата, то сенат (1875 .n553, Попова) разъяснил, что при посягательствах против родителей применяется не 1464, а 1591 улож. о нак. Выделяются из этих случаев и относятся к следующей по тяжести степени неосторожности случаи неосторожного причинения смерти в драке (1465 улож.). Наконец высшую степень неосторожности составляют случаи причинения смерти путем телесных повреждений, каковы увечья, раны, расстройство здоровья, опасные для жизни тяжкие побои, истязания и мучения. В этих случаях получается понятие смертельного повреждения (1484, 1488, 1490 ул.), наказуемость которого, иногда доходя до 10-летней каторги, условливается объективною тяжестью самого повреждения и степенью обдуманности его. Со смертельными повреждениями мы встретимся в дальнейшем изложении, здесь же нужно остановиться на убийстве в драке. В прежнее время у нас кулачные бои были весьма распространенным явлением. Действующее законодательство (38 уст. о нак.) запрещает всякую ссору, драку и кулачный бой в публичном месте, как нарушение общественной тишины и безотносительно к последствиям. Закон об убийстве в драке относится не только к дракам в местах публичных, но и не публичных Драка есть физическая схватка между двумя или более лицами, которые к ней приступили добровольно, хотя бы по внезапному побуждению и без определения условий. Признаком предполагаемой добровольности, в свою очередь презумирующим известное, хотя бы далеко не полное, равенство борющихся сторон драка отличается от нападение, которое дает право самозащиты или обороны. Равенство борющихся условливается приблизительным равенством сил их, хотя бы, по мнению одной стороны; число борющихся на каждой стороне, а также род орудий могут быть и не одинаковы, если только эти обстоятельства известны обеим сторонам. Но схватка сторон, из которых одна явно превосходит другую ввиду неожиданно для последней превзошедших условий, не может быть почитаема дракой; напр., если в начавшемся кулачном бою одна из сторон внезапно пускает в ход огнестрельное оружие. Так, и сенатом признано, что нанесение смерти лицу, поставленному в такое положение, в котором он не мог защищаться, не может быть подводимо под действие законов об убийстве в драке (1869 .n 565, Калантар-Оглы) *(12). Для понятия драке безразлично, употреблялись ли при этом какие-нибудь орудия, или драка ограничивалась кулачной схваткой; нельзя согласиться с толкованием сената, полагающим, что употребление смертоносного оружия исключает понятие драке. Другое дело, если оружие употреблено с умыслом на убийство, или когда непредвиденное другою стороною употребление его нарушает равенство сил борющихся и превращает драку в нападение. Со стороны внутренней, убийство в драке предполагает отсутствие умысла на убйство: без этого умысла борющиеся должны приступить к драке и он не должен возникнуть у них в момент самой драки. В противном случае наступает ответственность за умышленное убийство, согласно общим о том постановлениям (к. р. 1871 г. n 1311, Данилова). Отсюда уже видно, что в драке убйство может быть или умышленное, или неосторожное, и не все, учинившие убийство в драке, наказуемы по ст. 1465 улож.; поэтому новейшие западно-европейские кодексы не содержат особых постановлений об убшстве в драке, предоставляя суду оценку этого деяния в каждом отдельном случае на основании общих начал об умысле и неосторожности. Смерть при убийстве в драке должна быть последствием насильственных действий, учиненных во время физической схватки; тяжесть насильственных действий при этом безразлична. Нужно лишь, чтобы они были нанесены лицом, участвовавшим в драке, а не лицом посторонним и притом также лицу, принимавшему в драке участие поэтому, напр., причинение смерти грудному младенцу, находившемуся на руках женщины, с которою дрался виновный, не составляет убийства в драке. Ответственность за убийство в драке определяется различно, смотря по тому, обнаружены ли судом нанесение умершему смертельные удары, или нет. В первом случае наказываются только причинившие смертельные удары (тюрьма с ограничением прав). Для второго случая в законодательстве нашем сохранился остаток групповой ответственности, к которой, однако, привлекаются не все участники драке *(13), а только те, которые принимали участие в насильственных против убитого действиях. Но о каком участии здесь речь? Нужно, прежде всего, исключить из числа ответственных всех тех, которые были на стороне убитого Затем, из участвовавших на стороне противной подлежат наказанию не все, а те только, кто физически выступал против убитого, нанеся ему какое-нибудь насильственное действие или распоряжаясь нанесением его; тяжесть послднего безразлична, но, во всяком случае, физическое воздействие на тело пострадавшего или распоряжение оказать его, безусловно, необходимо для применения 1465 ст.; недостаточно участие в самой драке нужно именно участие в причинении убитому насилия во время драке. При определении таким лицам наказания (тюрьма без ограничения прав закон различает зачинщиков драки и возбуждавших к продолжению ее, наказываемых строже, от прочих участвовавших в драке, которым наказания определяются несколько более слабые При неосторожном убийстве к установленному гражданскому наказанию для христиан присоединяется церковное покаяние. Уг. улож. 1903 г. в отношении неосторожного убийства различает простую неосторожность и неосторожность, бывшую последствием несоблюдения виновным правил установленных законом или законным постановлением власти для его рода деятельности, в ограждение личной безопасности. Кроме того, отдельно стоят постановления о смертельном повреждении, убийство же в драке особо не предусматривается. Фянлянд. улож. различает простую неосторожлость (_ 171), убийство в драке (_ 169 и 170) и смертельное повреждение (_ 165, 167 и 168). В отношении убийства в драке, подобно улож. о нак., в нем приводится различие между тем случаем, когда нельзя выяснить, кто из участвовавших в драке причинил потерпевшему смерть, и тем, когда выяснить это можно. В первом случае каждый причинивший потерпевшему насилие отвечает за тяжкую драку, во втором-каждый нанесший смертельное повреждение или причинивший такое повреждение, которое в совокупности с другими причинило смерть, признается убицей; кроме того, установляется ответственность других лиц, причинивших иным образом насилие потерпевшему, а также всех участвовавших в драке _ 11. Наиболее тяжелую форму лишения жизни образует умышленное лишение жизни, которому единственно усваивается наименование убийства уголовным уложением 1903 г. Но и умысел по интенсивности своей имеет различные оттенки Низшую степень его представляют случаи, когда виновный, сознавая, что действие его или бездействие может причинить известный результат, тем не менее, совершает свою деятельность, хотя не в видах достижения преступного результата, но допуская его наступление и относясь к нему безразлично. Это преступное безразличие законодательство даже особо оговаривает лишь в случаях, когда преступное последствие было результатом иного умышленного преступного деяния, обыкновенно сравнивая его по наказуемости с умыслом (108, 109 Улож.), а при убийстве несколько понижая наказуемость (1458 Улож.). Последнее постановление, по толкованию Таганцева, должно быть применяемо и к случаям убийства, которое допускал виновный при учинении деяния, само по себе непреступного, так как если бы их наказывать по общим постановлениям об умышленномъ убийстве, то, вопреки принятой у нас системе, последствия деяний преступных сами по себе наказывались бы слабее чем последствия деяний непреступных. По самой природе преступного допущения здесь о наказуемом покушении не может быть речи Притом по толкованию сената (1871 n 86, Коренюгина). при преступном допущении родственные отношения не повышают ответственности за убийство; это положение должно быть распространено и на прочие основания квалификации убийства. Умысел прямой в противоположность преступному допущению есть такое направление воли виновного, при котором он не только предвидел те последствия, которые могут возникнуть из его действий, но и желал их наступления, действуя ради осуществления этого желания. При этом безразлично, составляло ли такое последствие, в данном случае лишение жизни, единственную и исключительную цель, к которой направлялась деятельность виновного, или он желал его в ряду других последствий. При этом умысел или 1) возникает и приводится в исполнение под влиянием сильного душевного волнения; или 2) образуется в нормальном и хладнокровном состоянии духа, но выполняется немедленно по его возникновению, так что виновный не имел времени обсудить свою преступную решимость и вдуматься в последствия ее; или, наконец, 3) он не только складывается в нормальном состоянии духа, но и приводится в исполнение по истечении некоторого времени с момента его возникновения, после более или менее тщательной оценки образовавшего в деятеле преступного желания. Первой форме умысла соответствует понятие убийства в запальчивости или раздражении относящегося к привилегированным видам убийства. Различие между второй и третьей его формами образует различие убийства умышленного (meurtre, Todtschlag) и предумышленного (assassinat, Mord). Это деление убийства, на континенте Европы ныне общепринятое, принадлежит сравнительно недавнему времени. В старонемецком праве понятие Mord означало всякое тайное убийство из особенно низких побуждений и противополагалось открытому (offenes) лишению жизни, совершенному из побуждений гнева, ненависти, мщения. Точно также и в старофранцузском праве до XVII в. под assassinat понимали не предумышленное убийство, а убийство по найму или тайное, из засады. Русская Правда различала явное убийство в ссоре (в сваде или на пироу явлено) и убийство тайное, из засады, разбойническое (на разбой безо всякая свады |