PR фирмы технология и эффективность - Тульчинский Г. Л.. Г. Л. Тульчинский pr фирмы технология и эффективность
 Скачать 3.19 Mb.
|
Методы формирования деловой этикиЦелью этики бизнеса является обеспечение и поддержание социально одобряемых содержания и сущности деятельности в сфере бизнеса. А задачей, - нормативная регламентация отношений поведения и действий предпринимателей, менеджеров, организаций и формирования соответствующего этического сознания в сфере бизнеса. Основными категориями этики бизнеса являются: профессиональные этические отношения, этическое сознание, этические действия и профессиональный долг предпринимателей и менеджеров. Основные этические отношения в бизнесе, возникающие в процессе профессиональной этической деятельности как совокупность зависимостей и связей, заключаются в достижении общественного и личного блага в системе человек - среда. Основная проблема этики бизнеса – взаимоотношения между партнерами. Надежность партнеров, соблюдение обязательств и условий договоров, честность и доверие, корректное отношение к конкурентам – наиболее типичные нормы деловой этики. Речь не идет о нравственном утопизме. Доверие между партнерами и надежность – важнейшие предпосылки успешного бизнеса, а репутация фирмы или менеджера – ценятся больше чем деньги. Более того, они сами способны привлекать деньги и не малые в надежный и ответственный бизнес. Что же касается конкуренции, то в этой сфере конфликта интересов, жесткой борьбы, ведущейся не всегда исключительно экономическими средствами, нацеленной на жесткое подавление и вытеснение, разорение соперника, нравственные нормы соблюдать труднее, чем в отношениях с партнерами. Более того, сама нравственная культура бизнеса негативно оценивает псевдогуманную поддержку неконкурентоспособных несостоятельных неудачников. Однако и здесь этика немаловажна. Конкуренция может быть честной или не честной, ведущейся в рамках действующих законов или криминальными методами. И выбор способов конкурентной борьбы с неизбежностью сказывается на репутации фирмы и ее руководителей. Особую роль в деловой этике играют отношения производителей товаров и услуг с их потребителями (клиентами). Права последних в современном обществе защищает законодательство, позволяющее преследовать недобросовестных производителей. Однако и здесь имеется нравственное поле. Выражается это, с одной стороны, в возможностях «честного обмана», когда производитель или продавец пользуется недостаточной компетентностью потребителя. С другой стороны, устойчивый бизнес всегда стремится к поддержке и укреплению своей репутации. Наконец, в сферу деловой этики входят отношения работодателей с работниками, руководства фирмы с ее работниками. Речь идет не только о непосредственно трудовых и должностных отношениях, но и отношениях межличностных. Деловая этика, таким образом, представляет собой целостный комплекс целей, средств, методов, мотивации и т.д. Цели. Любой бизнес начинается с выбора цели. Цель, которую ставит перед собой предприниматель, менеджер приступая к действию в общем виде, может быть выражено формулой: «способствовать решению проблем клиента и улучшению условий совместной деятельности персонала в организации». При всей прагматичности целей бизнеса, целеполагание в нем имеет этические ограничения. Например, нельзя ставить человеконенавистнические цели, будущее не должно приноситься в жертву сиюминутному, а эгоистические мотивы должны уравновешиваться значимыми социально. Мотивация. Любой человек соотносит реальность, будь-то предметы, явления или поступки и действия со своим собственным духовным миром. Менеджер всегда воспринимает свою деятельность с точки зрения не только общечеловеческих или профессиональных ценностей, но и исходя из собственной системы ценностей собственных понятий о морали и нравственности. Легитимизация. Под легитимизацией понимается то правовое обоснование, на которое официально опирается менеджер в своей деятельности. В первую очередь это, конечно, законодательная база развития бизнеса и предпринимательства. Средства. Вопрос о соотношении цели и средств ее достижения является одним из ключевых вопросов этики. Для достижения поставленных целей менеджер использует все доступные ему легальные средства, от материальных до духовных. Действия. Решения менеджера приступить к действиям должно базироваться на понимании и знании того, какую пользу эти действия принесут организации, ее персоналу, клиенту и обществу. Конечный результат. Результат это естественный ожидаемый продукт деятельности. Приступая к работе, менеджер уже на этапе целеполагания представляет, что именно он хочет и может получить по завершению своей работы. Часто реальный конечный результат отличается от результата планируемого. То есть, от поставленной цели, поскольку цель это идеальный вариант ожидаемого результата. Насколько отличается реальное от идеального зависит как от объективных, так и субъективных причин. Различаются несколько основных групп морально-этических норм, действующих в сфере деловой активности: общегуманитарные, правовые, экологические и профессиональные. Общегуманитарные нормы связаны с отношением к человеку, его личности, достинству, жизни, здоровью, имуществу, условиям труда и жизни. Правовые морально-этические нормы связаны с уважением закона, отказ от немотивированных обвинений, отказ от противоправных действий и т.д. Экологические - включают в себя заботу о живой и неживой природе, отказ от действий и технологий, наносящий природе ущерб, поощрение ресурсосберегающих технологий. Профессиональные - заботу о персонале, честность и пунктуальность в деловых отношениях, проявление заботы о потребителе, социальная ответственность в различных ее проявлениях по отношению к клиентам, партнерам, общественности. В целом этика бизнеса включает в себя следующие уровни:
Нуждается ли деловая этика в сознательной поддержке и культивировании, или она формируется сама, выражая характер деловых отношений в зависимости от состояния общества? Однозначного ответа нет и быть не может. Скорее, происходит второе, но и что есть само состояние общества, как не формирование определенных норм и правил? Поэтому на деловую этику оказывает самое непосредственное влияние оказывает действующее законодательство: гражданское, административное, трудовое право – как сами принятые законы, так и их исполнение, контроль за этим исполнением. Деловая активность, бизнес существенно зависимы от политики. Действующее законодательство, политика федеральных и местных властей задают правила игры, от которых зависит успех коммерческого и некоммерческого менеджмента. Деятельность любой фирмы, сама возможность ее существования, экономические результаты и многое другое - так или иначе, но проявляют зависимость от действующего законодательства и решений исполнительной власти. Поэтому вполне естественным является стремление фирм, финансовых групп, промышленных ассоциаций и т.д. оказать влияние на политическую жизнь. Средством этого воздействия, как уже было показано, выступает одно из средств PR – лоббизм. Играют свою роль разработка и принятие упоминавшихся профессиональных и корпоративных кодексов чести. При этом в условия трудового договора вписывается требование соблюдения этического кодекса фирмы. Нарушения влекут за собой санкции вплоть до увольнения. Например, выполнение требований этического кодекса компании «Кока-Кола» строго обязательно для всех работников корпорации, в том числе и филиалов, действующих в других странах. Кодексом предписывается строго соблюдать законы и традиции любой страны, исходя при этом из абсолютной лояльности по отношению к корпорации и ее интересам. Служащим запрещается иметь свой частный коммерческий интерес в делах поставщиков, клиентов или конкурентов. Строго карается искажение отчетной документации, необъективная картина в финансовом или маркетинговом анализе. Нельзя преуменьшать роль общественности, СМИ в формировании деловой этики. Они могут также координировать свою деятельнеость с органами власти в рамках совместных программ. Примером такой программы может служить также упоминавшаяся Программа «Общественное признание». Жизнь, однако, показывает, что этическое измерение деловой жизни определяется практическими (прагматическими) соображениями. Если оно полезно и выгодно для дела – оно активно проявляется и действует. Если нет – этика остается пустой декларацией. Нравственный уровень бизнеса зависит не только и не столько от предпринимателей, сколько от уровня нравственности общества в целом. Практически в каждой стране существуют коррупция, преступность, криминальный и полукриминальный бизнес. Однако, все-таки, их доля, роль и активность в деловой жизни определяется состоянием общества. В обществе политически и экономически стабильном, когда растет общий уровень благосостояния, этика делового мира формируется и поддерживается на высоком уровне. В условиях кризиса, особенно затяжного и общесистемного смещаются все ориентиры и этическое измерение деловой активности искажается или просто игнорируется. Убедительным подтверждением сказанному является этика бизнеса в современной России. 5.5. Парадоксальные особенности коллективизма и либерализма в РоссииНельзя не признать парадоксальность этики современного российского бизнеса. Этичность предпринимательства и менеджмента, деловой успех и этика, честный бизнес в нынешней российской ситуации воспринимаются как нонсенс, что-то вроде круглого квадрата или железной деревяшки - не то прилагательное к не тому существительному. Опыт и мнения С 1997 по 2003 годы в Санкт-Петербурге проходила многоэтапная деловая игра чиновников и бизнесменов, организованная Советом по содействию иностранным инвестициям при Губернаторе Санкт-Петербурга. Одним из этапов была разработка Декларации этики ведения бизнеса. На эту разработки американским фондом Eurasia Foundation был выделен грант в размере $ 85000. Итогом стал трехстраничный документ, который подписали представители отечественных и иностранных бизнес-ассоциаций. Декларация предусматривала, в частности, "отказ от подкупа в деловой практике", которым, в свою очередь, является "передача вознаграждения наделенному полномочиями лицу, либо совершение в его пользу каких-либо иных действий, в целях получения необоснованного преимущества по отношению к другим участникам рынка". Участники обязались отказаться от "использования незаконных и опасных способов отстаивания экономических интересов", признали недопустимыми "любые формы насилия над человеком, в том числе физическое и психическое принуждение". Принявшие Декларацию бизнесмены обязались для ее реализации принять в своих компаниях Внутренние Кодексы этики ведения бизнеса. Для зарубежных партнеров это не проблема. Почти все они давно имеют такие кодексы, да еще и каждый год дают подписки "взяток не давал", "взяток не брал". У отечественного бизнеса даже сама идея разработки и подписания Кодекса чести вызвала неприятие. При этом российские чиновники и бизнесмены несказанно удивили зарубежных "братьев по разуму" готовностью принять все предложения иностранных участников. Член рабочей группы из компании Baker & McKensey даже сокрушался: "Мы потратили много человеко-часов, мы и не ожидали, что все наши предложения будут приняты, но мы надеялись, что нам хотя бы объяснят – почему?" Да и как можно объяснить очевидное: в России между правилом, законом и их исполнением такая же метафизическая пропасть, как между "я тебе дам" и "на – возьми". У подавляющего большинства людей в России и за рубежом образ отечественного предпринимателя ассоциируется с цинизмом, рвачеством, обманом, пренебрежением к человеческой жизни, а то и кровью. Бизнес и менеджмент ставятся рядом с преступностью. Общественное мнение, до сих пор убежденное, что от трудов праведных, не наживешь палат каменных, весьма агрессивно по отношению к «новым русским». «Наворовали», «награбили» - не самые жесткие объяснения происхождения новых благосостояний вполне в духе В.В.Розанова, заметившего, в свое время, что собственность на Руси имеет только два источника: либо наворовал, либо выпросил в подарок. И новейшая история приватизации дает яркие и убедительные подтверждения тому. К сожалению, речь идет не только об общественном мнении, но и о самооценке самих представителей делового мира, живущих и действующих буквально по-ленински: «Мораль? Выдумка слабых, жалобный стон неудачников». Молодыми предпринимателями и менеджерами словосочетание "честный бизнес" воспринимается как лишенное какого бы то ни было реального смысла. Разговоры об этике (не этикете!) бизнеса воспринимаются либо как признак слабости и несостоятельности, а то и слабоумия, либо как особо изощренных хитрости, цинизма и ханжества. Честно говоря, трудно было ожидать чего-то иного. Российский духовный опыт (русское православие, философия, художественная культура, политическая жизнь, обыденный здравый смысл и т.д.) не мобилизуют человека на конструктивную созидательную жизнедеятельность в этом мире. Сама жизнь в этом опыте не является ценностью. Человек не может в этом мире сделать лучше свою жизнь и жизнь своих близких. Этот мир - юдоль страдания, а эта жизнь - нравственное испытание страданием. И чем больше человек пострадает в этой жизни, тем больше ему воздастся в мире ином, светлом будущем, или «за бугром». Это рождает особый российский нравственный максимализм в сочетании с правовым нигилизмом («закон - немецкий фокус»), эскапизм, доходящий до утопизма и эсхатологизма. Это, в сочетании с особенностями российской политической истории, преимущественно вотчинным характером экономики, особой озабоченностью проблемой власти придало российскому духовному опыту особую нравственную напряженность амбивалентности кротости и крутости, чреватую метафизическим самозванством. Советский опыт довел эти черты до крайней формы. Установка на распределительную справедливостью, когда блага распределялись "по заслугам", у нескольких поколений выработал представление о привилегиях, соответствующих социальному статусу. Последний же достигался на основе личной преданности режиму и его представителям, что создавало питательную среду цинизма и правового нигилизма. А если добавить к этому ханжескую пропаганду, заболтавшую высокие нравственные идеалы и выработавшую у тех же поколений устойчивый иммунитет к социальной нравственности, то становится ясным, какая гремучая смесь аморализма накопилась в постсоветском отечестве. Неудачные, а то и авантюрные действия несостоятельных реформаторов российского общества выпустили этого джинна из бутылки обессиленного государства. Главная беда новейшего российского реформаторства и руководства заключается, пожалуй, именно в том, что они мало отдавали себе отчет в том, с каким обществом, с какой нравственной культурой они имели дело. Да, собственно и сами они, принадлежа этому обществу, были и есть носители той же нравственной культуры. Приватизация по наименее перспективному пути, чеченская авантюра... - этот ряд можно продолжать и продолжать. Цинизм, отсутствие нравственных тормозов все более явно осознаются главной угрозой российскому обществу. Угрозой большей и более существенной, чем экономическая стагнация или даже перспектива распада государственности. Тем острей вопрос - каковы перспективы российской нравственной культуры? И имеются ли они вообще? Отсутствие определенности в этих вопросах можно показать на весьма показательном и даже поучительном примере отношения к роли, перспективам коллективизма в нравственной культуре современного российского общества. Речь идет о понимании и оценке коллективизма как одной из основных составляющих российского и советского духовного опыта. С либеральных позиций он оценивается как одно из главных препятствий преобразования общества, лишающее личность мотивов свободного и ответственного отношения к труду, своей жизни в целом. Поэтому условием успешной модернизации оказывается слом традиционной нравственности - в противном случае Россия оказывается обреченной брести по обочине столбовой дороги исторического прогресса. С позиций же изоляционизма и "особого пути" коллективизм трактуется как особое качество российской духовности, проявление соборности, напрочь отрицающее ценности модернизации, связываемые с индивидуализмом и потребительством. Диаметрально противоположные позиции сходятся в главном – коллективизм и рыночная модернизация понимаются как две вещи несовместные. Насколько верно это убеждение? Ведь простое обращение к фактам порождает серьезные сомнения. Разве японцы, корейцы, китайцы - меньшие коллективисты, чем русские? Скорее наоборот. Но почему-то в Японии, Корее, Китае традиционный коллективизм не препятствует рыночной модернизации, даже способствует большей эффективности менеджмента, а в России почему-то становится камнем преткновения. Обе упомянутые оценки часто подкрепляют свою аргументацию ссылками на авторитет М.Вебера и, прежде всего - на его работу "Протестантская этика и дух капитализма", в которой убедительно доказано, что Реформация явилась важнейшей и необходимой предпосылкой экономического преобразования (капитализации) западного мира. Однако при этом почему-то часто упускается из вид, что в классической работе М.Вебера речь идет не о протестантизме вообще, а о нравственной культуре протестантских общин прежде всего кальвинистского толка, методистах, анабаптистах и т.п. Капитализацию западного мира, включая север Америки, осуществляли именно эти общины со свойственной им ригористической нравственностью. Существование религиозной общины в конфессионально, культурно, а то и этнически чуждой среде предполагало необходимость обеспечения воспроизводства этой общины: сохранение священных текстов, традиций, воспитание детей и т.д. Это, в свою очередь, предполагало активную хозяйственную деятельность с изрядной мотивацией самоограничения, а то и самоотречения, аскезы индивида во имя интересов общины. Иначе говоря, речь идет о довольно коллективистской нравственной культуре по отношению к хозяйственной и трудовой деятельности в том числе. Это наблюдение позволяет сделать вывод, что М.Вебером описан важный, но частный случай следствий существования общины (клана) в противостоящей социально-культурной среде. Именно последнее является общим случаем, а то, на какой основе создалась община, что обеспечивает ее сознание "Мы" - является частными проявлениями. И исторический опыт подтверждает этот вывод. Без учета этого обстоятельства оказывается необъяснимым опыт еврейской, армянской, китайской диаспор, для нравственной культуры которых характерна высокая степень мотивации на активную хозяйственную деятельность. В ряде случаев она дополнительно усиливалась прямым противодействием среды, например, запретами на владение недвижимостью, следствием чего стало вытеснение представителей скотоводческой и земледельческой культур в коммерческую деятельность. Капитализацию японского общества осуществили остатки феодальных кланов. В Африке это делают тейпы. В Китае родовые кланы. Да и в самой дореволюционной России предпринимательская и коммерческая элита состояла преимущественно из староверов и выкрестов из иудеев и мусульман, а также протестантов-инородцев. Из этого следует, во-первых, что М.Вебером описан лишь частный случай социально-культурных предпосылок и механизма модернизации для западного мира это были конфессиональные общины кальвинистского плана. Во-вторых, коллективистская мораль не противоречит рыночной модернизации, а наоборот предполагается ею. И главное, в-третьих, для успешной модернизации в обществе должна быть достаточно зрелая традиционная культура с ее общинно-коллективистским сознанием и мотивацией. Оголтелый индивидуализм и потребительство не могут быть нравственной основой модернизации. Последняя предполагает нравственную аскезу, самоограничение индивидуального потребления в интересах общности. Из этого принципиального факта, применительно к современной России, можно сделать два, представляющихся существеннейшими, вывода: один оптимистический, а другой - трагический. Оптимистический состоит в том, что традиционный российский коллективизм отнюдь не противостоит модернизации. Наоборот, он, да еще в сочетании с терпеливостью, неприхотливостью, смекалистостью и т.д. является золотым фондом реформирования и преобразования российского общества. Необходимы только реальное знание содержания и развития социальной культуры (не просто как сферы, а именно духовной, нравственной культуры) и опора на реальные социально-культурные механизмы структурирования общества, воспроизводящие этот коллективизм. Именно опора на них, а не ломка. Установка типа "Россия пластилин и мы слепим ее заново" ничего хорошего не принесет ни России, ни самим модернизаторам. И в этой связи на первый план выходит второй - трагический вывод. Дело в том, что в России не вызрела традиционная культура. Ее ткани и механизмы постоянно и систематически разрушались серией реформ, проводимых сверху силовыми методами. В современной же России практически не осталось нормальных, здоровых механизмов структурирования общества, а значит - и обеспечения общинного сознания. В России практически не осталось структур зрелой традиционной культуры. "Клановизация" на конфессиональной основе оказывается невозможной. Ведь не опираться же на общины типа "Белого братства" или "Аум синрикё". Хотя само возникновение и бурное развитие таких общин - очевидное подтверждение наших выводов "от противного". Аристократические кланы в России разрушены полностью. Семейная клановизация также оказывается практически невозможной - семьи порушены и "размазаны" в такой степени, что большинство знает, в лучшем случае, только своих бабушек и дедушек, да и то не всех. А в отсутствие здоровых социально-культурных механизмов клановизации начинают действовать не-здоровые, патологичные. Что и проявляется с очевидностью в России, где единственным реальным социально-культурным механизмом необходимой клановизации оказалась организованная преступность, кланы которой и осуществляют "модернизацию", "преобразование" России на свой лад. И вряд ли кто-нибудь сможет доказать, что в преступном клане нет своеобразной "аскезы", самоограничения и работы на "общак", то есть своеобразного коллективизма. Срабатывает общий универсальный социально-культурный механизм. Другой разговор, что больному обществу характерны и болезненные, патологичные формы его развития. Драматическая парадоксальность ситуации заключается в том, что носителем наиболее активного, действенного «этического» начала в современном российском обществе оказывается криминалитет. Приблатненная терминология становится языком истеблишмента, причем не только для «внутреннего пользования», но и публичного. Думцы, министры, губернаторы, сам президент говорят о «разборках», «сдачах», кто кого «заказал», необходимости «делиться» и т.п. Сказанное не вина, а беда нынешней России. Поэтому тем более важно не разбрасываться национальным духовным опытом, не отказываться от него, не ломать через колено, но и не самозамыкаться в нем. Особую актуальность приобретает известная мудрость: "Не плакать и не смеяться, но понимать". Без опоры на реальное знание реального духовного и исторического опыта, реальное знание состояния общества и конкретные социально-культурные технологии, учитывающие это знание, принятие решений и попытки их реализации оказываются не только малоэффективными, но и безответственно усугубляющими социальные патологии. Действительно, имеется ли в российском духовном и историческом опыте нравственный потенциал социально ответственного автономного поведения? Связан ли он с идеей экономической свободы и успеха? Если - да, то тождественнен ли он либерализму, и тогда - почему тот оказывается до сих пор столь несостоятельным и невостребованным? Если - нет, то имеются ли в российской культуре иные импульсы и ткани свободы и ответственности? Несомненного внимания в этой связи заслуживает по-своему уникальный проект «Этика успеха», реализованный Центром прикладной этики СО РАН в Тюмени совместно с Финансово-инвестиционной корпорацией «Югра». В течение 1994-1997 годов были проведено крупномасштабное развернутое по многим направлением осмысление перспектив либералистски ориентированной достижительной этики в современных российских условиях. Замечательной особенностью проекта было то, что речь шла не только и не столько о теоретических аналитиках и разработках этики успеха в контексте отечественной профессиональной, политической, деловой, обыденной нравственности. Вышедшие за четыре года одиннадцать выпусков «Этика успеха. Вестник исследователей, консультантов и лиц, принимающих решения» содержали также тематизированные экспертизы, развернутые ответы на вопросы, интервью успешных предпринимателей и менеджеров, руководителей регионов и отраслей, политических деятелей федерального уровня, публицистов. Подводя промежуточные итоги проекта авторы вынуждены были отметить, что перспективы достижительной этики успеха в контексте российского этоса весьма неоднозначны: как в плане российской модели успеха, так и в плане рецепции ее известной протестантской модели. Дело не в том, чтобы стать "как на Западе", а в том, чтобы перейти от слов о высокой духовности, нравственной правде и соборной свободе к поступкам и жизни по ним, от слов и заклинаний к реальности и делам. Простое заимствование либерализма потому и отторгается российским духовным опытом, что берется "готовый продукт", не имеющий органических связей с реальной культурой, в них не укорененный. Вся российская история, включая советский период, свидетельствует об особой напряженности постановки проблемы свободы в российском контексте. Дело доходит до несовместимости и противопоставления России и свободы. Распад СССР - наследника российской империи осуществился под флагами ценностей либеральной демократии: независимости, демократии, национальной самостоятельности. По этим же позициям испытывает напряжение и российский федерализм. Некоторые авторы доводят дело до противопоставления российского коммунизма и либерального западнизма. Но тогда перспективы либерализма в России оказываются связанными с ... отрицанием России: или Россия, или либералистское - что? Сказанное лишний раз подтверждает тезис о поверхностности и несостоятельности воспроизводства западных либералистских прописей в русской ситуации - как в силу особенностей российского культурно-исторического опыта, так и в силу некоторых особенностей русского либерализма. Даже атеистические, революционно-демократические и нигилистические течения выработали определенный тип благочестия, самоотречения и служения - вплоть до подвига и самопожертвования во имя общего дела. Применительно к личности - понятию, важнейшему для трактовки (не только либералистской) свободы - речь идет о соборности как собранности человеческих душ в некотором единстве, прежде всего - единстве веры и любви. Отдельная душа понимается не как изолированная монада, а как уникальный момент совместного духовного существования. Идея преодоления крайностей индивидуализма и поверхностного коллективизма выглядит чрезвычайно привлекательной - настолько, что иногда трактуется как сердцевина русской идеи, как "определенный ответ" на вопрос "Что такое Россия?", который дала "вся наша история и наша национальная мысль": "Россия - это Собор земли, державы и церкви, т.е. единство духа, царства и гражданского общества", "изначально присущий ей образ единства "верхов" и "низов", власти и народа", "исходное согласие, изначальное единство идеалов и интересов всех русских православных людей, независимо от их возраста, положения и богатства". Неистребим утопизм в российском духовном опыте. Где и когда на Руси был осуществлен этот Собор? Противостояние народа и власти, перманентный внутрицерковный раскол, противостояние и нетерпимость в обществе, гражданские конфликты и войны - или этого всего не было? Или речь идет об очередном заклинании желаемого в действительное? Скорее всего, мы имеем дело с выражением тоски по тому, чего не было и нет. У кого что болит, тот о том и говорит. Стремление к единству объединяло и правых и левых, и верхи и низы, которые, тем не менее, до сих пор никак не объединятся несмотря на все слова, призывы и заклинания "не делить страну на красных и белых, на победителей и побежденных". Раздираемое коллизиями общество держалось исключительно силой власти, подминавшей под себя и гражданское общество и веру (церковь). Высокая идея соборности на практике оборачивалось идеологическим и духовным обоснованием и оправданием имперской экспансии по всем азимутам и полным попранием личности. Какое уж тут разделение властей, гражданское общество и права человека, когда требуются "массовый порыв", оправданность любых жертв бескорыстием и беззаветностью. "Варварский народ тот, писал С.М.Соловьев, - который сдружился с недостатками своего общественного устройства, не может понять их, не хочет слышать ни о чем хорошем; напротив, народ никак не может назваться варварским, если, при самом неудовлетворительном состоянии, сознает эту неудовлетворенность и стремится выйти к порядку лучшему". Выработав высокий идеал духовности, но не имея ему опоры в реальности, русская философия свободы попала в безвоздушное пространство между призывом "Смирись, гордый человек!" и человекобожеским самозванством. А русским либералам оказалось нечего противопоставить своим идейным противникам на практике. Не видя в условиях торжествующего самовластья реальных основ свободы, они питали надежды на ту же власть, апеллировали и апеллируют к ней же. Вопрос о свободе в российском контексте стал вопросом о власти. В совершенно аналогичной ситуации находится и нынешний российский либерализм, отнюдь не всегда совпадающий с демократией: не доверяя электоральному большинству, он тяготеет к авторитарному режиму личной власти. Проблемы личности и свободы, заклятые в словесные формы соборности, но не решаемые реально, оборачиваются проблемой личности первых лиц государства. Всех волнует вопрос о власти, но исключительно в плане воли и мотивов первых лиц, но не заботит собственная личная свобода. Забота о процедурах, гарантиях и т.п. интереса не вызывают - кто бы их не начинал об этом разговор. Не понятый в прошлом веке К.Д.Кавелин, правозащитники от В.С.Есенина-Вольпина до А.Д.Сахарова и С.А.Ковалева, фигура А.И.Солженицына вызывали общественный интерес только в качестве страдальцев от режима. Но слова о личности, о правах человека, о возрождении земства и выращивании власти снизу остаются не услышанными, невостребованными, отодвигаемые - как нечто скучное. Идея соборности как свободного союза свободных людей столь же русская как и французская, и американская. Свобода - она "и в Африке" свобода, вне зависимости от способа ее метафизического осмысления и выражения: то ли как соборность,то ли как кантовская свобода воли - модификация категорического императива. Дело не в том, чтобы стать "как на Западе", а в том, чтобы перейти от слов о высокой духовности, нравственной правде и соборной свободе к поступкам и жизни по ним, от слов и заклинаний к реальности и делам. Сколько ни говори "Халва, халва..." - во рту слаще не станет. И какая разница, кто говорит о "халве" - то ли романтик всеединства, полагающий, что великую идею почему-то всегда извращают при попытках реализации, то ли либерал-западник, тоже обижающийся на реальность и электорат. Простое заимствование либерализма потому и отторгается российским духовным опытом, что берется "готовый продукт" (black box без знания в кончиках пальцев его сделанности), не имеющий органических связей с реальной культурой, в них не укорененный. Поэтому главная задача заключается в поиске реального культурно-исторического опыта свободы, сегментов российского общества, в которых реализовывался и реализуется опыт автономного (от государственной власти) существования. Сфера деловой активности в этом плане несомненно представляет особый интерес. В отличие от форм официальной и неофициальной религиозности, диссиденства в среде научной и художественной интеллигенции, субкультуры андерграунда, сфера бизнеса дает опыт не столько духовного самоопределения и самостояния, сколько опыт реального практического самостоятельного жизненного обустройства. |