Тирания слов. Готовый перевод the tyranny of words by stuart chase тирания слов
 Скачать 0.5 Mb.
|
|
Готовый перевод THE TYRANNY OF WORDS BY STUART CHASE / ТИРАНИЯ СЛОВ. СТЮАРТ ЧЕЙЗ: Страницы 001-010. Главы: 1 Глава 1. Писатель в поиске нужных слов Я написал несколько книг и довольно много статей, но только сейчас я задумался над природой инструментов, которые я использую. Это довольно любопытно, если подумать. Ведь плотники, каменщики и инженеры, которые будут пользоваться, чем попало, не смогут возвести надёжное здание. Хотя я немногим отличаюсь от большинства писателей, лишь некоторые из нас задумываются над используемыми инструментами. Да, мы иногда изучаем синонимы, правила образования новых слов, ритм и стиль, но мало кто изучает природу самих слов. Мы не задумываемся над тем, возможно ли с их помощью создать надёжную структуру человеческой коммуникации. Любой язык, будь то английский, французский или китайский, мы воспринимает как нечто само собой разумеющееся. Писатели ищут в глубинах своей памяти подходящее для данного контекста слово, но они задумываются о природе языка не чаще, чем они думают о погоде за окном. Вот в чём дело. Мы думаем, что мы говорим именно то, что хотим сказать, и считаем читателей, которые нас не понимают, недостаточно образованными. Однажды я прочитал небольшую книгу Алана Апворда (Allen Upward), которая называлась «Новый мир». В ней автор попытался найти объяснение понятию «идеализм» в том его смысле, в котором оно используется в названии Нобелевской премии – премии за «самую выдающуюся работу идеалистического направления». Апворд начал выполнение поставленной задачи – которой, безусловно, суждено было провести его через современную жизнь назад, к рассвету человеческой истории – с опроса друзей, как они понимают термин «идеализм». И он получил следующие ответы: фанатичный | поэтичный | который нельзя доказать | бескорыстный | непостижимый | противоположный материализму | теоретичный | основанный на эмоциях | в чём люди нуждаются | точный | соответствующий действительности | воображаемый И тут я задумался. Я был уверен, что в точности знаю, что значит слово « идеализм», да и столько раз я уверенно его использовал. Но очевидно, если опираться на исследование Апворда, то, что я подразумевал под « идеализмом» редко, если вообще когда-либо, доходило до слушателя. Действительно, изучив процессы, происходящие в моей голове, я не смог точно определить, что я имел в виду под этим высоким словом. И впоследствии я так и не смог избавиться от этого странного чувства, еле уловимого, но довольно надоедливого – как мышь, скребущаяся в стене комнаты – что что-то не так. И это чувство только усилилось, когда я наткнулся на небольшую брошюру Г. Д. Уэллса, написанную, как я полагаю, для представителей фабианского общества, которое занималось тем, что автор назвал «критикой инструмента». «Щипцы разума», - говорит он, - « довольно неуклюжие, и когда они хватают правду, что-то от неё откалывается». Хм… в этом что-то есть. Ещё больше выбило меня из колеи мудрое наблюдение Лао Цзе (Lao Tse): Те, кто знают, не говорят; Те, кто говорят, не знают. А ведь для писателя, имеющего дело с идеями, этот афоризм является совершенно неприемлемым. Лучше забросить его подальше, определив его как древнюю китайскую шутку. Что ещё расстроило меня, так это то, что я больше не смог читать философию. Глубокие слова долго кружились в моей голове, пока окончательно не сбивали меня с толку. Иногда они были для меня приятной музыкой, но я едва ли мог обнаружить связь между ними и реальным миром ощущений. Уильям Джеймс (William James), которого я временами переводил, не значил для меня ничего – лишь надменный парад, в котором участвовали «правда», «субстанция», «бесконечность», «абсолют», « абсолютная сущность», «вселенский», «номинал», «вечность». И так как его работы веками называли частью бесценного культурного наследия человечества, мне казалось очевидным, что что-то ускользнуло из моего образования. Поэтому я заставлял себя понимать Платона, Аристотеля, Спинозу, Гоббса, Канта, Гегеля, Герберта Спенсера, Шопенгауэра. И чем больше я боролся с ними, тем больше величественных процессий из призраков слов проходило в моей голове, насмехаясь над моим невежеством. Почему это было так? И был ли я один. Виновен, или что-то было в структуре самого языка, который отвечал за информацию? Между тем, я уже давно был осведомлен о тревожной тщетности большей части литературы, посвященной экономическим и социальным реформам. Будучи юным реформатором, я организовывал встречи, писал памфлеты, готовил лекции, придумывал программы, распространял рекламу с энтузиазмом. Те, кто уже склонились к моей точки зрения, посещали собрания, читали памфлеты, слушали лекции, участвовали в программах, но равнодушие необращенных было огромным и сбивающим с толку. Годы шли, и становилось очевидным, что я попросту теряю свое время зря. Посыл - и я все еще верю, что это был гуманный и добрый посыл - не прошел; информация была заблокирована. То, что имели в виду мы, реформаторы, воспринималось нашими слушателями совершенно иначе. Несколько семян, которые я посеял, подтвердили древнюю теорию о том, что семя правды, однажды посаженое, обязательно даст побеги. Но эта чертова штука не давала ростков. Почему? Почему сомнительная "война за демократию" господина Уиллсона имела оглушительный успех, в то время как наши тщательно аргументированные призывы равнодушно катились по пустым аллеям? Был ли способ сделать язык лучшим транспортом для перевозки идей? Я читал Фрейда, Троттера, Лебона, Макдугала, Уотсона, которые проливали мне некоторый свет на мотивы, но не на язык. Один находил в ежедневной жизни своего рода недоверие к стереотипным словам, отраженным в таких фразах как "все обобщения ошибочны, включая и это", "обвинения во время дебатов", "пустые слова", "слоганы", "простое сотрясение воздуха", "не переходить от слов к делу". Но недоверие редко было глубокомысленным; оно как правило использовалось для того, чтобы одержать верх в дебатах или подвергнуть сомнению утверждения, с которыми говорящий не был согласен. Сам язык нужно было отправить в лабораторию для полноценного исследования. Долгое время я был озадачен и растревожен своим багажом знаний, но только в последние три года я последовал за несколькими отважными первопроходцами в лабораторию. И, как сказал Малисов: "Это ужасно - и сбежать непросто - бороться с мудростью Лаокоона с языком". Первым первопроходцем, который помог мне, был граф Альфред Коржибски, польский математик, ныне живущий в соединенных штатах. Он написал книгу, опубликованную в 1933 году, под названием "Наука и психическое здоровье"? и под ее обложкой содержался список нескольких самых выдающихся мировых ученых: таких как Кельвин Блекман Бриджес, Крейг Чайлдс, Герберт Спенсер Дженнингс, Раймонд Перл, Бронислав Малиновский, Бертран Рассел, Перси Уильямс Бриджмен, Эрик Темпл Белл, Лилль. Они соглашались с тем, что Коржибски открыл золотую жилу, и что результаты могут быть очень важны. Он исследовал возможность разработки оригинальной науки общения. Термин, который вошел в обиход, обозначающий эти исследования - "семантика", означает, что он имеет дело со значениями или смыслом. Я часто буду использовать этот термин на следующих страницах. Так что вам бы лучше привыкнуть к нему, так как я думаю, что мы все чаще будем его слышать в последующие годы. " Науку и психическое здоровье" читать было тяжелее, чем всех философов вместе взятых, но она сочеталась с моим реальным миром. Слова больше не крутились у меня в голове. Коржибски провел десять лет над этой книгой, затронув практически каждую ветвь науки, начиная от неврологии заканчивая квантовой теорией, в упорной попытке найти то, как ведут себя слова и почему их смысл так часто нарушается. По мере прочтения, медленно, болезненно, но с возрастающим энтузиазмом, я впервые взглянул в ужасные дебри самого языка - глубины, в которые грамматисты и лексикографы редко заглядывали, так как это не их дело. Грамматика, синтаксис, словарные извлечения относятся к семантике также, как история чеканки монет относится к операциям в большом современном банке. Я продолжил чтением "Значение значения" Ч.К. Огдена и А.А. Ричардса. Люди говорили, что это было тяжелое чтение. Название звучало слишком по- философски. С другой стороны, философы метались из стороны в сторону: "Талантливые логики это именно те, кто которые привели к изменению самых фантастических систем при помощи их вербальных техник". Книга вселила меня веру в то, что проблема заключается не столько во мне, сколько в философах. С инструментами семантического анализа, авторы лежат в руинах возвышающегося здания классической философии от Аристотеля до Гегеля. Психология (до Фрейда) находится лишь в чуть более лучшем состоянии. Огромные разделы социологии, экономики, юриспруденции, политики и даже медицины, были как города после землетрясения. Эти трое исследователей - Коржибски, Огден и Ричадс - сошлись во взглядах на два главных пороках языка. Один - это определение слов вещами. Другой - это неверное использование абстрактных слов. "Это собака". Да? Предмет, который называется "собака" - это невербальный объект. Ее можно рассматривать со стороны чувств, ее можно описать, и в конце концов, для удобства, на нее можно повесить ярлык "собака", или ярлык "hund", или "chien", или "perro". Но ярлык - это не животное. Мы осознаем это, когда мы перестаем думать об этом. Беда в том, что мы не перестаем думать об этом. Мы постоянно присваиваем ярлыки невербальным объектам, и таким образом придаем ложное значение слову, как будто бы что-то живет и лает само по себе. Когда эта тенденция к идентификации расширяется от собак до более высоких абстракций, таких как "свобода", "справедливость", "вечность", и присваивает им сущность живущего и дышащего, почти никто не знает, что кто-то еще имеет в виду. Если мы беспокоимся об абстракция "хороший" и "хорошо", мы можем оперировать этими высокими терминами как опытный дрессировщик управляется со львом. Если мы не беспокоимся об этом, то мы с большой долей вероятности столкнемся с трудностями. Определение слова вещами хорошо проиллюстрировано детским высказыванием "Свиней очень правильно назвали, так как они такие грязные животные". Огден и Ричардс вводят технический термин, "референт", которым они называют объект или ситуацию в реальном мире, к которому относится слово или ярлык. Луч света прошел через движущееся животное к моему зрительному нерву. Животное, которое я воспринимал через предыдущий опыт с такими же животным, это референт. С этого момента я добавил ярлык и сказал: "Это милая собака". Как и термин "семантика" я буду использовать термин "референт" на этих страницах достаточно часто. Фактически цель семантики можно обозначить как "Найти референта". Когда люди соглашаются с вещами, к которым относятся их слова, то находится смысл. Коммуникационная линия понятна. Ярлыки, служащие названиями предметов, могут быть разделены приблизительно на три группы по восходящей шкале: 1. Ярлыки для заурядных объектов, таких, как «собака», «стул», «карандаш». Здесь мы сталкиваемся с минимальными трудностями. 2. Ярлыки для собирательных объектов, таких как «человечество», «товары широкого потребления», «Германия», «белые», «суд». Это уже абстракции более высокого уровня, и путаница в их использовании случается чаще. Не существует такой сущности как «белые» нигде, кроме как в нашем сознани, а есть лишь несколько миллионов человек с очевидно, а возможно, и неочевидно белым цветом кожи. 3. Ярлыки для сущностей и качеств, таких как «великое», «свобода», « индивидуализм», «правда». Для таких терминов не существует референтов во внешнем мире, и ошибочно придумывая для них референты где-то в огромном мире, мы создаём вымышленную вселенную. И эта вселенная является территорией философов, политиков и экономистов. Обычно мы с трудом находим референты, а затем научно объясняем термины с помощью других словарных абстракций, например, объясняем термин « независимость» через термин «свобода», «таким образом, населяя вселенную вымышленными сущностями, путая их с референтами». Мы редко спускаемся на землю, но позволяем словам и этим выдуманным сущностям формировать новую демонологию, как учение об абсолютах и абстракциях высокого уровня, во что мы верим так же слепо, как Кэлвин верил в Дьявола. Вы в этом сомневаетесь? Позвольте в таком случае задать вам следующий вопрос: Несёт ли коммунизм угрозу миру? Пока вы не задумаетесь над опасностями, которые несёт использование абстрактных терминов, вы будете воспринимать этот вопрос всерьёз. Вы можете персонифицировать « коммунизм», как нечто физически подавляющее несколько континентов, придав ему форму дьявола или ангела в зависимости от ваших политических взглядов. Вы осторожно, взвешенно ответите на этот вопрос, а, может, и наоборот возбуждённо, с энтузиазмом. Но вы идентифицировали слово и вещь, и более того, вам будет сложно найти референт более низкого уровня для этого термина. Я их искал годами. Сам вопрос, однако, не имеет никакого значения. Я так же мог бы спросить: Несёт ли всезнание угрозумиру? или Буддизм несет угрозу миру? Если мы согласны - если вменяемый человек в принципе может с этим согласиться - с тем, что некоторые вещи в реальном мире действительно можно объединить под одним ярлыком "коммунизм", тогда вопрос имеет смысл и мы можем перейти к обсуждению. С другой стороны нет. Можете ли вы или я, или Джонс и Финкельштейн прийти к согласию о том, что в действительности значит "коммунизм"? Попробуйте как-нибудь сделать это с Джонсом и Финкельштейном. В главе 2 вы найдете удивительные результаты попытки узнать что такое "фашизм" почти у сотни людей. До тех пор, пока договоренность не достигнута, вопрос может вызывать бурю эмоций, но иметь мало значения. Джонс будет отстаивать свою точку зрения, а Финкельштейн свою, и будут критиковать вашу. Я читал "Логику современной физики" Бриджмана и обнаружил такую же критику языка. Находясь в согласии относительно основных трудностей с четырьмя хорошими людьми, я продолжал. Действительное значение термина можно найти если посмотреть, что человек с этим делает, а не что он об этом говорит. Ученые, через наблюдения, измерения и проведение опытов, которые может повторить другой ученый, достигают согласия и находят смысл. Они находят референты. Если у вопроса есть смысл, то должно быть возможным найти операцию посредством которой может быть дан ответ. Во многих случаях будет отмечено, что операция невозможна, потому что вопрос не имеет смысла. Наблюдайте за их падением, Великих вопросов до-Эйнштейновской науки! До сих пор невозможно провести какой-либо эксперимент или осуществить операцию, чтобы их проверить, и, таким образом, до тех пор, пока такая операция не будет обнаружена, они остаются бессмысленными. Может ли время иметь начало и конец? Можно ли ограничить космос? Есть ли части природы, находящиеся за гранью нашего понимания? Было ли время, когда материя не существовала? Может ли космос или время прервать? Почему отрицательная энергия притягивает положительную? Я вздохнул с облегчением и надеюсь, что читатель присоединится ко мне. Можно разговаривать до второго пришествия - такие разговоры уже заполнили много томов - об этих вопросах, но без действий они бессмысленны, и наш разговор имеет не больше пользы, чем обсуждение в психбольнице. Многие вопросы касающиеся социальных и философских тем, могут оказаться бессмысленными, когда смотришь на них с точки зрения действия. Бриджман не приводит примеров, но мы может найти множество их со всех сторон. Что важнее, наследственность или окружающая среда? Что такое правда? Что такое экономическая ценность? Что важнее, душа или тело? Что такое национальная честь? Что такое бесклассовое общество? Создает ли труд избыточные ценности? Превалирует ли арийская раса над еврейской? Что важнее, наука или искусство? Я читал "Символика правительства" Турмана Арнольда и смотрел на язык под другим смещенным, но проливающим свет углом. Я читал Белла, Ланселота Хогбена, Хеншоу Уорда, Джереми Бентама, Е.С. Робинсона, Хьюза, Малиновски, Людвига Уиттгенштейна, главы Парето, "Обсуждение человеческих дел" Чарльза Берда, величественное разрушение формальной логики Шиллера. Я читал все, что попадало мне в руки,касающееся семантики и смысла. Наконец, я начал узнавать немного об инструментах своей профессии. Не много, так как семантика все еще деликатный вопрос для ученых, но кое-что. Она подтвердила, что является знанием самого шокирующего вида. Я напал на след высокий, крутой и ужасный, след, который серьезно имеет серьезное влияние на степень объяснения частых трагических ошибок человека, приводящего термины к окружающей среде. Большинство созданий воспринимает окружающий мир так, как они его видят и инстинктивно становятся напарниками с окружающей средой. Человек - это единственное создание, которое может привлечь внимание к себе и к его окрестностям, как мудро заметил геолог Джон Годжон Брэдли, хоть он и возможно самое плохо приспособленное из всех живущих созданий (Некоторые рыбы, как я понимаю, плохо приспособлены к сегодняшнему дню). он единственное создание, которое может накапливать доказуемые знания о себе и его окружающей среде, и в то же время он единственный, кто по сути своей сбит с толку. Ни одно другое животное не производит вербальных монстров в своей голове и не проецирует их на мир, находящийся за пределами его головы. Язык определенно является мечом, которые режет в обе стороны. Без него человек не мог бы воевать с неизведанным, но с ним он может сильно поранить сам себя. На уровне простых указаний, команд, описаний, сложность невелика. Когда слова означают "осторожнее!" "вот твоя еда"., "идите к белому дому по соседству и поверните налево", коммуникация ясна. Но когда мы слышим слова на уровне идей и обобщений, мы громко веселимся, мы сердимся, мы штурмуем баррикады - и зачастую мы не знаем, что говорит другой человек. Когда русский говорит с англичанином, не знакомым со славянским, ничего не выйдет. Британец пожмет плечами и оба поймут, что коммуникация равна нулю. Когда англичанин говорит с англичанином об идеях - политических, экономических, социальных - коммуникация также зачастую нулевая, но слушатель думает, что он понимает, и иногда переходит к беспорядочным действиям. След, к которому привели меня чтение и наблюдение, оказался неожиданным. Я старался научится как писать и находить себя впервые в своей жизни, учился как читать, как слушать, как интерпретировать язык. я искал смысл, чтобы понять идеи того, что казалось мне абсолютным экономическим хаосом, и я обнаружил, что величайший хаос всегда возникает из неправильного общения. По меньшей мере это то заключение, к которому ведут очевидные факты. Для личности, что я могу подтвердить, поверхностные знания о семантики, помимо того, что делает нечитаемой философию, также делает нечитаемой большинство политических речей, классическую экономическую теорию, послеобеденные прения, дипломатические ноты, газетные статьи, трактаты по педагогике и образованию, комментарии финансовых экспертов, диссертацию по денежно-кредитным отношениям, множество дебатов и великие мысли великих мыслителей в целом. Вы будете удивлены количеству времени, которое это вам сбережет. Но нужно знать, как применять тесты. Пренебрежительное отношение ко всем обсуждениям абстрактных идей это просто другая форма спутанности сознания. Это любопытная история, которую я должен рассказать вам. Едва ли я расскажу ее очень хорошо, потому что проводить исследование слов словами почти так же сложно как самому пробивать себе путь в жизни. Последователи формальной логики по этой и другим причинам сбросят меня со счетов, но у меня есть талисман против чар тех, кто имеет дело с формальной логикой. В нужное время я им воспользуюсь. Более серьезные помехи - это множество ям, в которые я наверняка попаду из- за устойчивости и силы языковых привычек, которые не столько мои, сколько общая национальная принадлежность. Пока я буду писать, я буду идентифицировать слова с вещами, я буду путать уровни абстракции, я буду персонифицировать абсолюты, я буду иметь дело с разнообразными магическими словами. Отредактировав и исправив все, что могу, многие из этих провалов все-равно останутся. Но вы будете читать книгу, где автор по меньшей мере пытается увидеть нехватку смысла и понимает все сложности, касающиеся общения. Это что-то, с чем вы не сталкиваетесь каждый день. В конце концов, с чего-то нужно начинать, и это мое начало. Я собираюсь рассказать вам, просто насколько смогу, что я узнал о семантике; какая это хитроумная и восхитительная штука; что она сделала для меня лично успокоив призраков и обозначив смысл, и что она может сделать для людей в целом, если их достаточное количество захочет познакомиться с этой дисциплиной. Три человеческих существа, насколько мне известно, наблюдали и отразили смысл природы и коммуникация для любого значимого периода времени. Под " значимым периодом" я имею в виду годы и годы интенсивных попыток. Это Огден, Ричардс и Альфред Коржибски. Каждый отдал более дюжины лет своей жизни изучению. Это трудно, но, возможно, не сложнее исследования космического излучения - которые сегодня без уточнения используются кем угодно. Без раздумий кто-то ожидает библиотеки полные книг, анализирующие лингвистические ситуации, а стулья семантики есть в каждом университете. Еще Ричардс сказал в 1936, что нет ни одного уважающего себя трактата по теории лингвистики интерпретация которой бы существовала. Если и есть, то очень мало профессиональных студентов или преподавателей семантики. Даже теория тенниса или футбола была изучена более тщательно. Поэтому у меня нет признанной систематизированной основы знаний, чтобы поставить ее перед вами, кроме результатов нескольких набегов то в ту, то в эту лабораторию. Есть по меньшей мере одна добродетель в этих обстоятельствах. Так как в изучении этого предмета нет обоснованного интереса, никто не может назвать меня выскочкой или незваным гостем, как назвали бы, если внедряешься на уже более изученную ниву. Я часто буду пойман в свою же собственную ловушку, когда буду использовать плохой язык в призыве к лучшему. Правда. Но не путайте метафору и сравнение плохого языка. Как мы увидим, смысл предполагает перепроверку, отсылку к опыту слушателя, полученному в окружающем мире. Если метафора расширяет основы знания - которые являются намерением - помогающего улучшить общение. Говоря словами доктора Джонсона, слушатель получает два смысловых значения вместо одного - или же 100% за свои деньги. Последняя фраза конечно же является метафорой, служащей примером того, что я имел в виду. Эту книгу не легко писать. Возможно она даст вам идею того, как написать лучше. Поле распахано, но очень нужны культиваторы. |