История шинуазри. Шануазри. Истоки особенностей китайского стиля
 Скачать 105.69 Kb.
|
|
вань, оправленная в Нюрнберге в 1630 году. Эта традиционная по форме китайская вещь, выполненная, вероятно, в период Ваньли (1573-1620) в мастерских Цзиндэчжэня, украшена изображениями водяных растений и птиц в технике подглазурной росписи синим кобальтом. Благодаря высокой ножке из серебра и красного коралла, чаша превратилась в кубок, крышка которого в настоящее время утрачена. Оправа, изображающая чудесное коралловое древо, окруженное фигурами людей (дровосека, крестьян, охотника, вельможи на коне), животных, рептилий и птиц, представляет собой трехмерную инсталляцию, характерную для европейского (в частности, немецкого) металла XVII века. Художественное решение вещи свидетельствует о том, что один из наиболее эффектных дизайнерских приемов XVIII столетия был введен в обиход европейскими мастерами стиля барокко. Специфике стиля отвечают пропорции с их контрастным преобладанием оправы над функциональной частью (собственно чашей) и яркий колорит вещи. Использование сюжетно обыгранной в композиции коралловой ветви – этого характерного элемента китайского придворного искусства, показывает, что мастерам барокко было присуще стремление к своеобразной романтической интерпретации китайской темы; в то же время, благодаря серебряной оправе предмет, даже пребывая вне своего эстетического комплекса, остается частью барочного ансамбля. Подлинные произведения китайского ремесла, оправленные европейцами, смыкались с оправленными же западными предметами в «китайском стиле», делая неощутимой для поверхностного восприятия разницу между ними. Всеевропейский репертуар оправ XVIII века, особенно охотно применяемых мастерами-мебельщиками, включал пагодообразные крыши, фигуры китайцев под зонтами, «мандаринов», обезьян, драконов (часто стороживших балдахины над кроватями), веток с цветами и птицами в рамах картин и зеркал. 9. Лаковые вещи как этап развития шинуазри в Европе. Подобно тому, как фарфор в Европе стал именоваться «чайна» (china), вне зависимости от его территориальной принадлежности, лаковые изделия получили название «япан» (japan), однако поступали одновременно из Японии и Китая. В коллекции барона Тиссен-Борнемиса представлены лаковые коробки дальневосточного происхождения, оправленные французскими ювелирами в середине XVIII века. Большая прямоугольная в плане коробка с откидной крышкой служила несессером, маленькая использовалась в качестве контейнера для нюхательного табака. Несколько подобных японских лаковых несессеров, содержавших набор фляжек и бутылок из горного хрусталя, а иногда также – туалетный прибор, было продано европейским клиентам при посредничестве купца Лазара Дюво. Несессер, представленный теперь в упомянутом собрании, происходит из коллекции русских императоров. Золотая оправа для японской лаковой табакерки была создана в Париже мастером Ж. Дюкроле между 1750 и 1756 годами. Наряду с этим, среди французских изделий середины века можно видеть имитации или стилизации дальневосточных лаков в ювелирных материалах и техниках. Одна из табакерок той же коллекции, выполненная парижским мастером Н. Прево из золота и черной эмали, точно воспроизводит в изображениях вееров и атрибутов даосских бессмертных на крышке и боковых гранях вещи композиции китайского инкрустированного перламутром чернолакового оригинала. Европа познакомилась с лаковыми изделиями уже в конце XVI столетия, когда из Японии стали вывозить маленькие шкафы с выдвижными ящичками, буфеты и сундуки. Образцами этих форм, по-видимому, послужили предметы португальской или испанской мебели, которую создавали в странах Востока для европейского экспорта. В начале XVII века маятник вкуса в Европе качнулся в сторону привозных лаковых изделий традиционных форм, таких как ширмы, бытовая утварь, посуда. Все эти удивительные вещи, обладавшие новизной материалов и декора, считались предметами роскоши в интерьерах «китайских комнат», что нашло выражение в живописи XVIII столетия. Лаковая ширма, украшенная росписью в жанре цветы-птицы, изображена в живописной композиции Ф. Буше. «Туалет». Поскольку лаковая мебель так высоко ценилась на Западе, она стала фигурировать в наборе дипломатических даров. Подражая китайцам, европейские мебельщики XVII века стали инкрустировать свои изделия теми же драгоценными материалами. В выполнявшихся по заказам Людовика XIV, высшей знати и иностранных дворов изделиях А.-Ш. Буля из черного дерева с интарсией пластинами из черепахи, полихромных лаков, металлов, с отделкой накладными бронзовыми деталями прослеживаются черты раннего французского шинуазри. Арабесковые орнаменты, украшавшие мебель Буля, включали вместе с грациозными фигурками персонажей итальянской комедии весьма похожие на них изображения «китайцев», экзотических животных и растений в стиле рисунков Ж. Берена, одного из наиболее известных мастеров Королевской мануфактуры Гобеленов. Стиль Людовика XIV был важным этапом в истории мебели. Это был конец многофункциональной мебели, и она начала делаться с индивидуальным, точным назначением. Именно теперь намечается дифференциация мебели, которая была одинаково ценной в художественном отношении: резная и фанерованная. Резными были стулья, кресла, диваны, табуреты, кровати – те предметы, на которых сидели или лежали. Сюда же относились столы, подстолья для зеркал. Делалась она в основном из бука. Сначала она покрывалась сплошь позолотой, затем стала окрашиваться в светлые тона. Делалась мебель и из каштана, дуба, ореха. Дерево могло быть оставлено натуральным или покрашенным в яркие цвета – красным, зеленым или даже посеребрено или позолочено. Из ореха делались более важные части, а менее важные – из тополя и из пихты. К фанерованной мебели относятся шкафы, комоды, бюро, которые фанеровались черным деревом, а мастера назывались чернодеревцами. Инкрустация, в которой использовалось множество пород дерева контрастирующих тонов, мастером которой был Буль, сильно развилась в эту эпоху. Для желтых тонов использовался самшит и миндаль, для белого цвета – остролист, для красного – грушу, для гаммы коричневых – орех. Буль использовал элементы минералов, медные, серебряные пластинки, рога, черепаховый панцирь, слоновую кость и перламутр. Его техника позволяла делать две одновременные композиции: в одной фон – перламутровый, а орнамент медный, в другой – наоборот, фон медный, орнамент перламутровый. Эти инкрустации использовались на двух парных вещах или на двух симметричных частях мебели (двери шкафа). В это время начала появляться лакировка предметов мебели, копируя «китайский» тип. Бронза использовалась для орнаментации и для поддержки структуры мебели. В основном она тонко вырезанная, вычеканенная. Абсолютная симметричная орнаментика придала стилю Людовика XIV величественность и устойчивость. Являясь прекрасным рисовальщиком и скульптором, А.-Ш. Буль сам создавал модели бронзового декора и прекрасные барельефы, украшавшие его произведения. Более того, он отливал эти модели в своей мастерской, что доставило ему немало проблем в отношениях с корпорацией литейщиков-бронзовщиков. Его имя стало по существу нарицательным, дав название не только определенной технике исполнения мебельных предметов — «в технике буль», но и художественному стилю в области мебельного искусства — «стиль буль». Часто в западных собраниях встречаются китайские вещи в так называемой коромандельской (или бантамской) технике полихромного резного лака. Большинство их составляют предметы мебели, в том числе многостворчатые ширмы, размеры которых могли быть поистине огромны (самая крупная известная сейчас ширма достигает в высоту трех, а в длину – более шести метров). Понятно поэтому, что воображение современников герцога Мальборо (1650-1722) так поражало то обстоятельство, что полюбившаяся герцогу коромандельская ширма, подарок папы римского, отправлялась с новым владельцем даже на войну. Среди изделий коромандельского лака кроме ширм встречаются столы, декоративные панели, рамы зеркал и дверцы шкафов-кабинетов. Размеры вещей, затруднявшие их перевозку, отчасти служат объяснением факта ограниченного экспорта лака в сравнении с фарфором. В названиях техники увековечены два порта, через которые производился вывоз изделий в Европу – Бантам на Яве и Коромандель на южном побережье Индии, поэтому в Англии в течение XVIII века к лакам применялся также термин «индийская» мебель. Образцы коромандельских изделий представлены во многих коллекциях в Китае и за его пределами – в лондонском Музее Виктории и Альберта, музее Гиме в Париже и в петербургском Государственном Эрмитаже. Коромандельская техника, распространенная в империи Цин во второй половине XVII и XVIII столетиях, была последним значительным изобретением в искусстве китайских лаков. Самая ранняя точно датированная вещь (1659), отделанная в этой технике, находится в галерее Фрир (Вашингтон), но лучшие изделия такого рода были созданы в период Канси (1662-1722). Коромандельские ширмы предназначались не только для продажи на внешнем и внутреннем рынке. В Китае они служили почетными дарами высокопоставленным лицам обоего пола, как об этом свидетельствуют посвятительные надписи на некоторых предметах. Для украшения ширм использовались традиционные сюжеты – пейзажи, сцены из дворцовой жизни, изображения цветов и птиц, даосских бессмертных. Но встречаются и сцены охот, характерные для разных видов прикладного искусства маньчжурского периода. Ширмы из западных собраний демонстрируют примеры европейских образов и тем, актуальных для стилизаций шинуазри. На упоминавшейся выше ширме из Национального музея в Копенгагене изображено голландское посольство, направляющееся в Пекин. В собрании китайской Ост-Индской компании представлена не менее редкая ширма с сюжетами истории Христа. Сырьем для лакового производства на Дальнем Востоке служили природные полимеры – смолы лаковых деревьев – урушиол (добывается из Rhus vernicifera в Японии и Китае) и лаккол (смола Rhus succedania, произрастающего во Вьетнаме). Поскольку доставка сырого материала – сока лакового дерева, в Европу была невозможна (он слишком быстро твердел и становился непригодным для работы), европейцы часто посылали на Восток эскизы требуемых лаковых вещей или их деталей, осуществляя тонкую столярную работу в «западном вкусе» и монтируя фрагменты мебели уже в Европе. С той же целью могли быть использованы отдельные японские или китайские лаковые панно. Французские имитации лака, испытавшие сильное влияние Китая, применялись в сочетании с восточными лаками на лучших образцах мебели в стиле Людовика XV. В собрании Государственного Эрмитажа представлены парные угловые шкафчики первой трети XVIII века, имеющие клеймо французского мебельщика Этьена Дуара. Расположенные уступами полочки верхней части шкафов образованы пластинами подлинных китайских панно с росписью, изображающей фантастического единорога-цилиня. Сравнительно небрежная подгонка частей панно и срезанные в некоторых местах или перекрытые бронзовыми деталями рамки бордюров свидетельствуют о том, что панно были всего лишь произвольно использованы европейским мебельщиком. Созданная западным художником роспись с изображением цветов и птиц на нижних створках шкафов, как в колористическом, так и в качественном отношении приближается к китайским оригиналам. Эти парные предметы не были единственными в своем роде. В списке мебели, оставшейся после смерти Дуара, есть туалет, украшенный лаком черного цвета, и экраны, расписанные «под Китай». Поскольку уже с конца XVII века лак пользовался большой популярностью во Франции как материал для мебели и панельной обшивки комнат, сразу несколько парижских чернодеревщиков стали изготовлять произведения в духе шинуазри. Известно, к примеру, что табуреты и столы, вошедшие в композицию «китайских комнат» Пагоденбурга, были созданы для курфюрста Баварии Макса Эммануэля в Париже. Высокой стоимостью и редкостью восточного лака стимулировались поиски его заменителей. Еще раньше, чем во Франции «лаки» начали производить в Италии (конец XVI века), Голландии и Англии (в течение первой четверти XVII века). В Италии вещами из лака с росписью шинуазри славились мастерские Венеции, изготовлявшие кофейные подносы, веера и предметы мебели. Методы западных мастеров детально описаны в руководствах, выходивших в Европе конца XVII – первой четверти XVIII веков и имевших приложения в виде гравюр с декоративными мотивами для использования в лаковых изделиях. Этими руководствами, по-видимому, интересовались даже дамы из аристократических семейств, желавшие обучиться модному рукоделию. Создавая имитации лаков, европейцы были вынуждены обращаться к доступным для них материалам, чтобы добиться необходимого художественного эффекта. В результате многочисленных проб изделия конца XVII и XVIII веков зачастую обладали уже очень хорошим качеством. Живописный лак покрывал детали европейских паланкинов и карет, мебели, модных безделушек (вееров и табакерок). Большой популярностью у западных изготовителей и потребителей лака пользовались цветные фоны (белый – из рыбьего клея и мела, голубой – из смальты и свинцовых белил, красный разных оттенков – из краплака). В Англии создавались лаковые изделия черного или черно-коричневого цвета, подражающего окраске черепахового панциря, а также темно-зеленые, желтые, голубые и ярко-красные с декором в виде тонкого золотого рельефа, изображающего пейзажи и жанровые сцены. Эти красно-золотые изделия, вызвавшие, в свою очередь, повторения в китайских экспортных лаках XIX века, сбывались не только в самой Англии, но также в Испании и Португалии. Мебель, покрытую белым, голубым или зеленым лаком, производил по заказам знати модный английский мастер Томас Чиппендейл (1718-1779). В произведениях Чиппендейла и некоторых его английских коллег встречается причудливая смесь «китайских» и «готических» мотивов, отвечавших романтическим настроениям эпохи. Гениальный английский резчик по дереву, англичанин Томас Чиппендейл, был знаменит не только своей мебелью, но и оставил потомкам «Руководство для дворянина и краснодеревщика» — классическую книгу с гравюрами продукции собственной мастерской. Мебель и картинные рамы Чиппендейла в стиле рококо легли в основу «английского». Еще одна книга, повлиявшая на стиль шинуазри — «Новые дизайны для китайских храмов» архитектора Уильяма Халфпенни, вышедшая в 1750 году, которая предварила работу Чиппендейла. Широко известной в Европе была немецкая мануфактура Штобвассера в Брунсвике, производившая «лаковые» табакерки на основе папье-маше. На фабрике Томаса Олгуда, которая располагалась в Понтипуле (Монмаутшир), а позднее – на производствах в Бирмингеме и Лондоне, в качестве основы под лак стали использовать металлические формы. Лакированный металл с успехом служил дешевым заменителем серебра в отделанных таким способом подносах, чайниках, чайницах с изображениями золотых «китайских» фигур и пейзажей на блестящем черном фоне. 10. Одно из межкультурных изобретений 18 века. Перечень приобретений, сделанных европейской культурой из китайского источника, не будет полным без упоминания искусства фейерверков, увековеченного в гравюрах XVIII. Популярность его на Западе в это время была так высока, что император Канси включил два ящика ракет в состав государственных даров, отправленных им Петру I с посольством Л.В. Измайлова. Заимствованные из Китая европейцами «огненные забавы» относятся к наиболее традиционным формам праздничных развлечений Поднебесной империи и восходят к древнему культу огня, нашедшему выражение в новогоднем празднике фонарей. В правление династии Цин эта традиция имела продолжение при маньчжурском дворе. Сопровождавший посольство Л.В. Измайлова художник Г.И. Унферцагт весьма красочно описал фейерверк в Пекине по случаю наступления 1721 года. Забава произвела большое впечатление на русских послов, приглашенных на этот праздник императором. В новогоднем небе поочередно вспыхивали изображения драконов, змей, часов. Заключительной стадией представления было появление множества фонарей и огненной пагоды. Искусство «игры с огнем», имевшее глубокую традицию в Китае, едва возникнув на европейском небосклоне, в XVII – XVIII веках сделалось любимой забавой высшей знати, поскольку в полной мере отвечало настроениям времени. Следы увлечения фейерверками можно видеть даже в декоре европейских механических часов XVIII столетия. И все же популярность нового искусства в западных странах объяснялась не только присущей фейерверкам зрелищностью и эффектностью – в век Просвещения были максимально использованы пропагандистские возможности этого новшества, что особенно заметно в России. Русские фейерверки первой половины XVIII века были спроектированы учеными Академии наук и, знакомя зрителей с аллегориями и символами европейского искусства, в то же время прославляли научные достижения эпохи. Даже фейерверк по случаю рождения императрицы Анны Иоанновны, решая общие задачи Просвещения, включал изображения астрономических приборов и инструментов и пропагандировал знания о строении Вселенной, демонстрируя очевидцам гелиоцентрическую систему Коперника и модернизированную геоцентрическую систему Тихо Браге, сохранившую популярность в то время. Дань искусству фейерверков отдал и М.В. Ломоносов, в своих проектах 1750-х отразивший (в согласии с настроениями эпохи «просвещенного» абсолютизма) идею расцвета торговли, наук, искусств в мирной и преуспевающей России. Академик Август Шлётцер, восхищенно описывая фейерверк 1762 года, указывал, что это искусство в России достигло такого совершенства, какого не знали в Европе, поскольку русские фейерверкеры «изобрели способ придавать огню цвет, чего долго добивались за границею, но еще не нашли». Смена вкусов сказалась в ироничном отношении к фейерверкам Екатерины II (в пору господства классицизма последней четверти того же века) как «дурацким и несносным аллегориям… и притом громадных размеров, с необычайным усилием произвести что-нибудь бессмысленное». Этот комментарий всего лишь отражает общую тенденцию в западном искусстве к концу XVIII столетия. Когда век Людовика XIV, главного вдохновителя раннего западного шинуазри, сменился периодом Регентства, а затем и реальным царствованием Людовика XV, замечательным по своей расточительности и прошедшим под знаком непрерывного праздника, жизни ради удовольствий, напоминавшим великолепие эры Цяньлун, стиль шинуазри в Европе достиг, наконец, вершины в своем развитии. Искусство середины века извлекло из «китайской темы» максимум возможного, чтобы исчерпать ее и перейти к другим (греко-римским) источникам вдохновения. 11. Изделия из металла и эмали по китайским образцам. Чай, кофе и шоколад появились в Европе почти одновременно и сразу же распространились в «веселом и флиртующем» обществе, используясь знатью как тонизирующие и стимулирующие средства. Благодаря этому, в последней четверти XVII века возникает и необходимая бытовая утварь. При создании чайников и емкостей для кофе и шоколада была использована форма китайского винного сосуда: в 1680-е годы английские чайники почти копировали этот тип вещей. Период расцвета английского серебра в стиле шинуазри (1750-1770) дал образцы самых разных сосудов для чая – квадратных в плане, грушевидных, имеющих формы павильонов или храмов с колокольчиками на карнизах. Среди мотивов декора преобладали сцены «китайского чаепития», музицирования, пикников, свидетельствующие о влиянии французских гравюр по рисункам Пиллемана. Следует отметить, что аналогичные жанровые сцены сделались наиболее характерным декором не только изделий из металла, например, табакерок и шкатулок в стиле шинуазри, но также шпалер, тканей, деревянных панелей для отделки стен и мебели. Перефразируя высказывание одного из исследователей европейской «китайщины», можно заметить, что некоторые из этих вещей, попадавшие в самые отдаленные уголки Европы, порой были в художественном отношении так же далеки от центра шинуазри – Версаля, как и от самого Пекина. Подлинного китайского металла, который мог бы послужить источником для европейских мастеров шинуазри, на Западе было сравнительно немного. В небольшом количестве в Европу ввозилась китайская золотая и серебряная филигрань, бронза и перегородчатые эмали, порой украшавшие ориентальные интерьеры. Так, бронзовая курильница начала XVII века, отделанная в технике клуазонне, представлена в Большом кабинете Китайского дворца (Ораниенбаум). Золотые филигранные украшения и туалетные наборы из серебряной «канители», созданные в Китае около середины XVIII века, оказались в собрании Государственного Эрмитажа уже в годы царствования Екатерины II (записаны в каталоге дворцовой коллекции от 1789 года). В конце правления Канси в западные страны попали первые кантонские эмали (о которых речь ниже). Вероятно, их особенно охотно приобретали в середине и второй половине XVIII столетия, поскольку во многих коллекциях Европы и России (в том числе пригородных дворцах Санкт-Петербурга) сохранилось значительное число таких вещей, созданных в период Цяньлун и очень близких к образцам экспортного фарфора. В результате сложившейся ситуации западные ювелиры и эмальеры черпали вдохновение в произведениях самых разных видов китайского прикладного искусства (особенно часто – в лаках и фарфоре), а также рисунках и гравюрах с китайскими сюжетами. Характерным образцом придворного шинуазри в европейском металле представляется скульптурное украшение для центра обеденного стола («сюрту/surtout-de-table») «День рождения Великого Могола», созданное (1702) И.-М. Динглингером по заказу курфюрста Саксонии и короля Польши Августа Сильног. Композиция произведения организована как трехмерная модель из золота, серебра и эмали с инкрустацией жемчугом и драгоценными камнями, смонтированная на широком основании; она состоит из архитектурных форм (содержащих намек на восточный «псевдокитайский» дворец в духе шинуазри) и сотни экзотических фигур, подносящих дары по случаю дня рождения Великого Могола. Отличающаяся помпезностью и размахом, свойственным искусству периода абсолютизма, эта линия скульптурного металла в стиле шинуазри была продолжена в работах 1760-80-х годов прославленного английского часового мастера Дж. Кокса, поставщика многих правителей Запада и Востока, в том числе – маньчжурских императоров Китая. Карты как ещё одно развлечение европейской знати, впервые появившиеся в Европе в конце XIV в., быстро приобрели популярность, несмотря на противодействие церкви. Среди экспортных изделий кантонских ремесленников сохранились предметы для европейских любителей этой игры, например, лаковые коробки для хранения карточных жетонов. С другой стороны, трельяжные сетки «рубашек» европейских игральных карт XVII–XVIII веков буквально повторяют рисунки некоторых китайских геометризованных узоров, встречающихся в росписи кантонских эмалей и фарфора. Изображение карт и карточных персонажей были характерны в прошлом для европейского (особенно немецкого) прикладного искусства. Санкционированная католической церковью борьба общества с пороками, к которым были причислены и азартные игры, породила морализирующее направление в европейском искусстве. Особую роль в этой борьбе играла гравюра, обладавшая широкими возможностями тиражирования произведений. Популярность морализирующих гравюр в XVIII веке привела к такому своеобразному явлению, как воспроизведение их на европейских игральных картах. Предложенный в китайском художественном ремесле середины XVIII века способ адаптации западных влияний знаменовал расцвет цинского стиля периода трех правлений. И все же встречающиеся иногда в кантонских эмалях анахронизмы или фантазии, касающиеся китайских костюмов и бытовых деталей, обладая некоторым внешним сходством со стилизациями шинуазри, не всегда объясняются европейским внушением; они могут быть следствием использования театральной гравюры в качестве сюжетного и композиционного источника росписей. Следует отметить, что любовь к театру была в этот период общей для правителей Запада и Востока. Рожденная умонастроениями общества в эпоху барокко театральность приобрела в европейской культуре всеобъемлющий характер, отразившись не только в празднествах и развлечениях как таковых, но также в градостроительстве, науке, политике, религии, военном ремесле и придворном этикете. Страстными поклонниками театрального искусства были Людовик XIV. Само зарождение данного ремесла в Кантоне было вызвано ситуацией, обеспечившей расцвет «китайщины» на Западе; разнообразие источников, послуживших образцами для кантонских эмалей, представляется отличительным признаком международного стиля шинуазри в целом. Китайские живописные эмали на металле, часто именуют |