История зарубежной литературы конца XIX начала XX века
 Скачать 2.37 Mb.
|
|
Тема 3. Натурализм во Франции. Эмиль Золя (2 часа). ВО П Р О С Ы
К О М М Е Н Т А Р И И Во второй половине 19 века в Европе широко распространяется новое учение, основанное на теории эволюции Дарвина и достижениях естественных наук, - позитивизм. Слово «позитивный» («положительный») в этой системе противопоставлялось не «отрицательному», а «спекулятивному» - так называли в 19 веке умозрительную философию (Гегель, Кант, Беркли и т.п.). Общие рассуждения мыслителя признавались не объективными, философия должна основываться на точном знании - положительных науках (т.е. точных и естественных – физиологии, физике, химии и прочее). Основоположником позитивизма считается французский философ Огюст Конт (1798 – 1857). Главное сочинение Конта – «Курс позитивной философии» (1830). По мнению О.Конта, ни наука, ни философия не могут и не должны ставить вопрос о причинах явлений, а только о том, как они происходят. Исследование должно восходить к факту. Огюст Конт предложил теорию трех стадий интеллектуальной эволюции человечества: на первой – теологической – все явления получают религиозное объяснение; вторая – метафизическая – заменяет сверхъестественные факторами сущностями, причинами, логикой; задача этой стадии критическая, разрушительная, она готовит третью и наивысшую – позитивную или научную. В ней воображение подчиняется наблюдению. Все, что не есть объяснение факта, не имеет смысла. Отсюда агностицизм Конта: мы не можем знать конечные причины явлений, наше изучение всегда относительно и не абсолютно. Вопросы, на которые нельзя ответить, и не должны быть поставлены, - считает Конт. Таким образом, он ставит под сомнение саму специфику философии как направления культуры. Именно Конту принадлежит широко распространенное во второй половине 19 века суждение о том, что наука и религия не совместимы. «Я предпочитаю точное смутному», - говорил Конт. Нужно основываться на здравом смысле. Конт ввел в философию новую категорию - полезности. Мораль должна основываться не на каких-то «вечных ценностях», а на целесообразности. Мораль может меняться со временем и зависеть от особенностей народа. В социальной части своей системы Конт выдвигает идею коллектива вместо личности и идею прогресса как постоянного поступательного движения общества, основанного на достижениях науки и техники. Огюст Конт предвосхитил появление технократизма в Европе, получившего мощное развитие уже в 20 веке. Вторым крупным философом-позитивистом во Франции был Ипполит Тэн (1828 – 1893). В своей теории познания Тэн – материалист: он мечтает о создании «науки вещей и фактов», говорит о необходимости «преодоления галлюцинаций и иллюзий», а критерием истинности считает «взаимную согласованность представлений». Ипполит Тэн является родоначальником культурно-исторической школы в искусствоведении, развивавшей историко-генетический анализ искусства как общественного явления. Основным стержнем философской системы Тэна является детерминизм, (принцип обусловленности), который он возвел на уровень «вечной аксиомы» или «доминирующей способности», из которой логически можно вывести все остальные свойства предмета. Тэн распространяет биологические закономерности на социальные и идеологические изменения. Сама «доминирующая способность» определяется тремя условиями - «расы, среды, момента» - из которых важнейшим является среда. Под расой имеются в виду врожденные свойства, национальные особенности народа; под средой – общественные условия и природа; под моментом - историческая эпоха. Как отмечает Е.Эткинд, концепция общественных и идеологических явлений Тэна может быть определена следующими положениями: 1) сведение причины к абстрактному обобщению – «доминирующая способность»; 2) абсолютный детерминизм, предполагающий полное отсутствие свободы воли у индивида; 3) механистическое отождествление мира природы с социальным миром. Тэн рассматривает человеческое общество как организм, как живое существо. Ипполит Тэн оказал большое влияние на молодого Золя. В одном из интервью Золя признавался: «Я испытал три влияния: влияние Мюссе, влияние Флобера, влияние Тэна. Последнего я прочел в возрасте двадцати пяти лет, и когда я читал его, во мне затрепетала присущая мне жилка теоретика, позитивиста. Могу сказать, что в моих книгах я использовал его теорию наследственности и среды, что я применил ее к моим романам». На основе позитивизма возникло новое эстетическое направление - Н А Т У Р А Л И З М. В 1865 году выходит роман братьев Гонкуров «Жермини Лассерте», с которого и начинается новая школа. В нем изображена жизнь простой девушки, служанки, подверженной порочным страстям. Новым был выбор героини и вид детерминизма (наследственность). В романе отсутствовал четкий сюжет, был изображен «кусок жизни». Позже в духе натурализма стали творить такие писатели, как Доде, Мопассан, Золя. Принципы натурализма
Эмиль Золя (1840 – 1902) Творчество Золя начинается в 60-е годы. В это время Золя находится под большим влиянием романтизма (Гюго и Мюссе). Его первое произведение сборник рассказов «Сказки Нинон» (1864), название которого говорит само за себя – это фантастические, чудесные истории о принцах и русалках. Больше ничего подобного Золя никогда не писал. Через год был написан роман «Исповедь Клода», в котором романтические тенденции сочетаются уже с натуралистическими, но первый, действительно, натуралистический роман - «Тереза Ракен» (1867). В 60 годы были написаны и первые работы Золя об искусстве. В них он еще полемизирует с Тэном по вопросу об индивидуальном (считает, что писатель не может быть безличным). Натуралистическая эстетика сложилась в творчестве Золя только к 80м годам 19 века. ЭСТЕТИКА ЭМИЛЯ ЗОЛЯ. СТАТЬИ О ЛИТЕРАТУРЕ Рассмотрим концепцию экспериментального романа, изложенную Золя в статье «Экспериментальный роман» и вошедшую в одноименный сборник (1880). (Кстати, нужно заметить, что многие из этих статей были впервые опубликованы в России в санкт-петербургском журнале «Вестник Европы»). Золя предлагает новое понятие экспериментальный метод, которое он, как он сам это отмечает, позаимствовал у известного французского биолога Клода Бернара. Книга Бернара «Введение к изучению экспериментальной медицины» стала для Золя своеобразным евангелием, он предлагает полностью применить метод Бернара к художественному творчеству, лишь заменив слово «врач» на слово «романист». Кроме того, есть еще одно различие: медик изучает физические объекты, а художник - страсти. Изучение объекта состоит из наблюдения и эксперимента, то же и в литературе. Золя цитирует одно из важных определений Бернара – «эксперимент - это сознательно вызванное наблюдение», замечая, что в эксперименте всегда есть идея, правильность которой проверяется. Романист следует логике изучаемых событий. «Конечная цель - познание человека, научное познание его как отдельного индивидуума и как члена общества». Привлекательной для Эмиля Золя оказалась также идея детерминизма (каждое явление причинно обусловлено). «Детерминизм должен управлять и камнем на дороге, и человеческим мозгом». «Повсюду господствует детерминизм». «Наш долг - исследование». Золя считает, что романист не должен задаваться вопросом почему?, но - каким образом. В стиле Золя нетрудно почувствовать дух поучения и проповеди, и это несколько противоречит его стремлению к научной бесстрастности, напротив, исходя из своего темперамента, Золя вносит страсть во все, что он делает (и в творчестве, и в жизни). Поэтому неслучайно Золя называет себя «моралистом-экспериментатором»: он верит, что его исследование поможет людям решить проблемы добра и зла, управлять жизнью, обществом, решить проблему преступности – и здесь опять мы видим не столько ученого, сколько идеалиста, романтика, а порой весьма наивного человека, хотя он и постоянно критикует идеализм и очень скептически относится к писателям романтической школы. Предтечей натурализма во Франции Золя считает Бальзака и Стендаля. В статьях «Письмо к молодежи», «Натурализм в театре», «Чувство реального», «Критическая формула в применении к роману» и других Золя развивает свои идеи, дополняет новыми размышлениями, но чаще повторяет вновь и вновь свои любимые изречения о том, что натурализм - это «дух научного метода», «классификация человеческих документов», «анализ и логика», «возвращение к природе, к реальности», «протокол и точность наблюдений» и т.п. «Нынешний роман - это современное орудие познания», - пишет Золя в статье «Письмо к молодежи». С учеными Золя роднит любовь к истине и постоянный бескорыстный поиск ее. «Ругон – Маккары» Так называется цикл из 20 романов Эмиля Золя, которые он писал большую часть своей жизни – первый роман «Карьера Ругонов» был написан в 1871 году, последний – «Доктор Паскаль» в 1893. В названии указаны две фамилии – Ругоны и Макары (два мужа Аделаиды Фук, основательницы рода). Задача - на примере четырех поколений показать законы наследственности: как передаются от родителей к детям и от других родственников те или иные свойства организма. Вторая цель - выявить роль среды в человеческой жизни. Нужно отметить грандиозность и новаторство самого замысла Эмиля Золя – ведь наука генетика тогда еще была в зачаточном состоянии, а в литературе никто подобных задач вообще не ставил. Золя нарисовал родословное дерево Ругон-Маккаров (см. Приложение). Это наглядно представленная метафора жизни как древа – цельного, единого, органического начала с множеством взаимосвязей и ответвлений. Подзаголовок серии звучит так: «биологическая и социальная история одной семьи в эпоху Второй Империи». Золя расширяет рамки традиционного романа семейной хроники, дополняя социальную историю биологической. В предисловии к роману «Карьера Ругонов» Золя пишет: «Я хочу показать небольшую группу людей, ее поведение в обществе, показать, каким образом, разрастаясь, она дает жизнь десяти, двадцати существам, на первый взгляд глубоко различным, но, как свидетельствует анализ, близко связанным между собой. Наследственность, подобно силе тяготения, имеет свои законы». А вот еще одно высказывание Золя (из романа «Творчество») – «Я возьму одну семью и прослежу историю ее развития, рассмотрю одного ее члена за другим, откуда они произошли, куда идут, как относятся один к другому; в конечном счете это будет вселенная в литературе, анализ того, как общество слагается и движется… Я помещу своих голубчиков в законченный исторический период, это создаст среду и обстановку, кусок истории… серия книг, пятнадцать, двадцать томов, их темы соприкасаются, но каждая замкнута в своей сфере, серия романов, на которых я к старости построю дом, если они меня не раздавят». В этих рассуждениях мы отчетливо видим дух эксперимента, который Золя прославил в своих теоретических работах. «Жерминаль» (1885) Этот роман - тринадцатый в серии «Ругон-Маккары». Он задуман как предельно правдивый рассказ о рабочем классе, об условиях его жизни и забастовке. Жизнь шахты Воре, тяжелый труд, скудное питание, безденежье – сам объект и направленность внимания автора – безусловно говорят о натуралистических установках. «Жерминаль» начинается с описания «непроглядной тьмы беззвездной ночи» холодного мартовского дня – одинокий путник (Этьен Лантье) приходит в поселок Монсу в поисках работы. «Впереди ничего не было видно, даже земли, но он чувствовал, что вокруг плоская равнина, - холодный мартовский ветер гулял тут на приволье, налетая порывами, словно шквал в морских просторах, проносясь над болотами и голой низиной. Ни единого деревца не вырисовывалось в небе; в сыром и холодном мраке дорога пролегала ровная, прямая, как стрела». Этот пейзаж типичен для натуралистического метода: унылая серая обстановка, безысходность, протокольность описания. Золя уделяет много внимания изображению быта. Ему важна каждая мелочь - устройство жилища, одежда, пища, важно как моются, как идут на работу, как просыпаются и т.п. «Свеча озаряла только часть спальни, квадратной комнаты в два окна, заставленной тремя кроватями. Кроме кроватей, тут был еще шкаф, стол и два старых стула орехового дерева, темными пятнами выделявшихся на фоне светло-желтых стен. Вот и вся обстановка. На гвоздях висела старая одежда; для кувшина с водой и глиняной миски, служившей тазом для умывания, место нашлось только на полу». Написанию каждого романа у Золя предшествовал долгий подготовительный период – период сбора материала, так и в случае с «Жерминалем» Золя тщательно изучал жизнь шахтеров, исписал целые тома записных книжек, сам спускался в шахту. В романе царит эстетика факта. Но это лишь одна и, может быть, не самая важная особенность натурализма, другая - биологический детерминизм. Поведение личности автор объясняет прежде всего физиологическими причинами. Здесь мы должны вспомнить о наследственности и о «Ругон-Маккарах». Единственный герой в «Жерминале», имеющий свое место на родословном дереве - Этьен Лантье. Он – третье поколение из рода Макаров (Аделаида Фук – его прабабушка, Антуан Макар («Карьера Ругонов») - его дед, Жервеза ерак («Западня») - его мать). От Макаров Этьен унаследовал порочные инстинкты - тягу к разрушению. Стоит ему выпить хотя бы рюмку-другую, и им овладевают ярость и гнев. В этом смысле очень показательна сцена убийства Шаваля, она написана в стиле биологического детерминизма: причина убийства только одна - дурная наследственность, неожиданно пробудившийся инстинкт уничтожения (хотя более логично и убедительно было бы обозначить ревность или идейные разногласия, о которых упоминалось ранее). «В эту минуту Этьен обезумел. Глаза его застилал какой-то красный туман, кровь бросилась в голову. Его охватила жажда убить, непреодолимая физическая потребность, подобно тому как прилив крови к слизистой оболочке в горле вызывает приступ кашля. Потребность убить все возрастала против его воли, под воздействием наследственной болезни. Он схватил выступавшую из стены слоистую пластину сланца, расшатал ее и оторвал большой, тяжелый кусок. Потом обеими руками с удесятеренной силой обрушил этот камень на голову противника. Шаваль не успел отскочить и упал с разбитым лицом, с размозженным черепом. Мозг брызнул в кровлю галереи; из широкой раны полилась алая струя и побежала, как быстрый ручеек. Тотчас натекла лужа крови, и в ней тусклой звездочкой отражался огонек коптившей лампы. Мрак окутывал замурованную пещеру; мертвое тело, лежавшее на земле, казалось черным бугром, кучей угольной мелочи. Нагнувшись, Этьен смотрел на убитого, широко раскрыв глаза. Смутно вспоминалась ему вся прежняя борьба, тщетная борьба против яда, дремавшего в его крови, в его мозгу, в его мышцах, - яда алкоголя, постепенно отравившего весь его род. Сейчас он был пьян лишь от голода, - всему виной было пьянство его родителей, его предков. У него волосы встали дыбом - таким ужасом наполнило его это убийство, и все же, вопреки взглядам, которые привило ему воспитание, сердце у него билось от радости, от звериной радости утоленного наконец желания. Им даже овладела гордость - гордость победителя». Этьен не осознает, что он делает, смотрит на содеянное как бы со стороны и удивляется ему, нет разумной логики в его действиях, авторское объяснение однозначно, оно появляется как «бог из машины», препятствуя всякому психологизму. Это касается и некоторых других героев, например, одного из детей семьи Маэ - Жанлена, который зверски убивает ни в чем не повинного молоденького новобранца только потому, что «его преследовало мучительное желание убить». Жанлен вообще с самого детства отличается склонностью к жестокости и различным порокам и опять-таки по причине дурной наследственности. Биологический детерминизм присутствует и в массовых сценах. Восстание шахтеров показано как стихийное, толпой руководит чувство мести, разрушения, жажда крови, ощущение голода. «Голод доводил людей до экзальтации; еще так никогда не расступались тесные границы их умственного кругозора, никогда не раскрывались такие широкие дали перед этими изголодавшимися мечтателями» - т. Е. даже мечту о будущем счастливом устройстве общества Золя объясняет физиологической потребностью - голодом. В романе очень много сравнений с животными: и отдельные герои (Жанлен похож на хорька, Катрин во время работы в шахте напоминает муравья, аббат Жуар назван «откормленным котом», котом выглядит и лавочник Мегра) и толпа в целом похожи на зверей или насекомых. «…Гнев, голод, страдания, длившиеся два месяца, и эта бешеная скачка от одной шахты к другой разительно изменили добродушные лица углекопов Монсу, придали им что-то звериное, хищное». Особенно ярко физиологизм описаний звучит в эпизоде разгрома женщинами лавки булочника Мегра. «Но тотчас толпа опять завыла. Сбежались женщины, опьяненные пролившейся кровью». Бунтари издеваются над трупом - «Они кружили вокруг, как волчицы, и словно обнюхивали труп». Сам Мегра похож на похотливого кота, свалившегося с крыши. Он наживался на страданиях людей, спекулируя хлебом, теперь - ему набивают рот землей – расплата за то, что он отказывал голодным. Таких подробностей и отталкивающих деталей в тексте очень много, в то же время нельзя не заметить любовь Золя к преувеличенным ярким метафорам (свойство поэтического стиля), заряженным страстностью авторского отношения. Это прежде всего касается самого образа Шахты, это именно образ, символ, а не просто среда, место действия, о которых так много говорится в теоретических публикациях Эмиля Золя. Вот описание шахты в самом начале романа, шахта показана глазами новичка (Этьена) только что пришедшего в поселок Монсу - «Шахта, сгрудившая в лощине свои приземистые кирпичные строения, вздымавшая высокую трубу, словно грозный рог, казалась ему каким-то злобным ненасытным зверем, который залег тут, готовый пожрать весь мир». Это сравнение будет очень часто возникать на протяжении всего повествования. «Теперь ему стало понятно, откуда раздавались странные звуки: с равномерным непрестанным пыхтеньем в шахте работал насос, и казалось, что это дышит притаившееся во тьме чудовище, дышит надсадно, хрипло, с долгими всхлипываниями, словно у него заложило грудь». Прием олицетворения имеет у Золя скорее не художественный (как например, в фольклоре), а философский смысл: в мире произведений Золя все - живое, у него нет ничего мертвого. Особенно это касается природы. Через весь роман проходят символические лейтмотивы Луны и Солнца. Очень много важных, значимых событий происходит ночью при свете луны: это и собрание бастующих в лесу; и убийство, которое совершает Жанлен; и теракт Суварина (а сам Суварин не случайно назван «лунатиком» - !) и многое другое. А вот в конце романа, когда Этьен ранней весной идет по свекловичному полю, идет (опять-таки символично), по существу, в будущее, ярко сияет апрельское солнце и просыпается земля. Природные символы в романе «Жерминаль» имеют натуралистическую окраску: они связаны с верой автора в могущество Жизни, в законы бесконечного поступательного развития. И здесь необходимо поговорить о смысле названия романа. Первоначально у Золя было около двадцати вариантов заголовка - «Дом трещит», «Надвигающаяся гроза», «Прорастающее семя», «Сгнившая крыша», «Дыхание будущего», «Кровавые всходы», «Подземный огонь» и другие. Все они носят более или менее обобщенный характер, но Золя от них отказался в пользу более точного и конкретного - Жерминаль. Жерминаль - седьмой месяц (с 21 марта по 19 апреля) календаря, установленного во время французской революции 1789 – 1793 годов. Месяц, когда начинается весеннее пробуждение природы, когда набухают почки, прорастают семена. «Я хотел бы закончить Жерминалем, - писал Золя. – Все работают в глубине. Мрачная злоба, подземные удары кирок, молчание, таящее бурю будущего… а вверху цветущий апрель, над полями встает солнце. Покой, прекрасное прохладное утро. Затаенный гул земли и семена нового века, еще не взошедшие, но уже пробивающие почву. Они недаром боролись и страдали. Грядущий день». И все-таки идея весны и будущего - не единственная из заложенных автором, иначе почему он отказался от названий «Дыхание будущего» или «Прорастающее семя»? «Жерминаль» же соединяет два понятия, два образа - революции и эволюции. Революция, скачок не отрицаются Золя, но она – лишь этап в эволюции, которая значит для Золя гораздо больше. К разрушению как таковому он относится в целом негативно. (Об этом свидетельствуют образы революционеров в романе, о которых мы поговорим чуть позже). Символизм метода Золя сочетается с мифологизмом. Об этом впервые написал Томас Манн - «Кто станет отрицать в эпосе Золя символизм и склонность к мифичности, поднимающие созданные им образы выше действительности». Размышляя над романом Золя «Нана», Томас Манн замечает в образе центральной героини черты вавилонской богини Астарты (Иштар) (Нана – это, оказывается, ее прозвище). Мифологический подтекст ведет к глобализации образов. То же можно сказать и о методе в романе «Жерминаль». Образ Шахты не только символичен, но и мифологичен: Шахта – «напившийся крови зверь», вампир, вытягивающий жизнь и душу у живых существ. Кроме того, Шахта - Ад, Преисподняя; здесь темно и душно, зловеще мерцают красные огни; это - место страданий и мук; глубины земли, темная нора. Но в то же время Шахта - это и материнская утроба, вынашивающая семена нового. Последнее ярко представлено в финальной сцене - «Солнце, сверкающее апрельское солнце уже сияло в небе во всей красе, согревая кормилицу-землю, совершавшую чудо рождения. Из недр ее возникала жизнь… по всей равнине набухали брошенные в почву семена, и, пробивая ее корку, всходы тянулись вверх, к теплу и свету…. И снова, все явственнее раздавались удары, как будто углекопы, товарищи Этьена, поднимались вверх». Это, безусловно, натуралистический тип мифологизма – в нем главную роль играют природные, естественные силы. Образ с е м е н и - один из центральных во всем творчестве Золя. Ему посвящен целый роман («Плодовитость»). На последних страницах романа можно также увидеть аллюзию на античный миф о Кадмоне, который посеял зубы убитого им дракона, и из него вышло целое войско. Таким образом, мы еще раз можем подчеркнуть, что натурализм не является лишь регистрацией фактов, это - искусство, художественный метод, в котором важное место занимают символика и мифологизм. Золя никак не мог оставаться на уровне «научного протоколирования» и бесстрастности наблюдателя, его постоянно влекли разного рода преувеличения и обобщения: г и п е р б о л а и к о н т р а с т - его любимые приемы, однако нужно заметить, что именно гиперболизируется - биологические и физиологические аспекты. (Интересным примером сочетания биологического и социального в контрасте является сцена убийства стариком Бессмертным Сесиль Грегуар: он - немощный, старый, больной; она - молодая, цветущая, сильная. Но в то же время она – богатая, представитель высших классов, а он - из среды неимущих). И последний аспект - изображение в романе социалистических деятелей. Золя прекрасно знаком со всеми оттенками и течениями социализма: в романе называются имена Прудона, Лассаля, Маркса, Бакунина. Четыре героя представляют разные пути рабочего движения в 19 веке – Раснер, Плюшар, Этьен и Суварин. Раснер – в прошлом шахтер, держит питейное заведение, он советует рабочим отстаивать только экономические интересы. Золя иронически именует его «сытым кабатчиком». Плюшар – представитель Интернационала, тоже больше думает о своей выгоде, вернее, о своей карьере, он много и красиво говорит, много обещает, заботится о своей внешности, но мало делает нужного и полезного для бедных рабочих. В описании его личности также сквозит ирония - «Всегда надо проводить собрания, если это можно сделать» - вот кредо Плюшара. Этьен - самый симпатичный автору персонаж, он наиболее близок простым людям, но и он в конце заражается карьеризмом (ведь после обвала шахты он спешит в Париж, к Плюшару, мечтает выступать на трибуне и сидеть в теплом кабинете). Социалистические брошюры, которые он читает в большом количестве, не сделали его лучше. Но наиболее интересный из этих образов - русский анархист Суварин, последователь Михаила Бакунина. Речи Суварина предельно просты по своей мысли: все разрушить до основания, но его личность (и весь образ в целом) - гораздо сложнее. В нем противоречивое, неожиданное сочетание культуры и варварства, мечтательности и жестокости, кротости и дикости. «Устремив куда-то вдаль затуманенный взор, Суварин перебирал по коленям руками и, казалось, совсем не слышал разговора. В его белом девичьем лице с тонкими чертами появилось что-то дикое, отражавшее его сокровенные мечтания, уголки губ приподнялись. Обнажая мелкие, острые зубы. Перед глазами его вставали кровавые видения». Суварин постоянно гладит находящуюся у него на коленях беременную крольчиху, а когда узнает, что съел ее на обед, заболевает - и в то же время он совершенно хладнокровно подпиливает крепления шахты, зная, что там погибнут люди - те самые шахтеры, за которых он мстит. Как понять этот психологический парадокс? Здесь Золя очень глубоко понял и пророчески предсказал роль русских дворянских революционеров, людей интеллигентных и часто добрых, но, фактически, убийц. И таковыми их сделала идея (ложная идея), превратив их в фанатиков. (Недаром сцена с крольчихой так нравилась В.И.Ленину: очевидно, почувствовал что-то близкое себе). Суварин недаром назван «лунатиком», в нем есть черты аутиста, он вне реальности, он замкнут в своем мире; а для Золя это являлось очень серьезным недостатком. Неприятие Золя анархизма и терроризма очень отчетливо звучит в эпизоде встречи Сувариным Этьена сразу же после его теракта, ведь он, фактически, совершенно сознательно отправляет своего друга на верную гибель (хотя первым порывом души было - не пустить). Почему? Потому что рядом с Этьеном - женщина (Катрин). Таким образом, в романе Суварин предстает врагом самой жизни, ее продолжения, что в системе Эмиля Золя звучит приговором. Итак ни один из социалистов не получает авторского одобрения, просто потому, что Золя не доверяет никаким теориям. Он мог бы вместе с великим Гете сказать: «Теория, мой друг, суха, но зеленеет древо жизни». Это говорит гетевский Фауст, говорит Вагнеру, формалисту, высокоученому педанту. Золя верит в Жизнь, в ее законы, в ее мудрое развитие. Такова его философия, ставшая основой его натурализма. М А Т Е Р И А Л Ы К Т Р Е Т Ь Е М У С Е М И Н А Р У Из работы Ипполита Тэна «О методе критики и об истории литературы» (1864) Наблюдение - единственный путь, представляющий возможность познать человека. Изучая человека, надо учитывать эпоху, среду, климат и расу. Расой мы называем врожденные и наследственные наклонности, которые человек приносит с собой на свет и которые обыкновенно сопровождаются различиями в темпераменте и в строении тела. Среда - это природа и окружающие люди, а также климат. Момент - это историческое время, эпоха. Единственная разница между нравственными проблемами и физическими заключается в том, что в первых направления и величины не могут быть вычислены в цифрах, как во вторых. Порок и добродетель - суть продукты, как купорос или сахар. Всякая цивилизация представляет одно целое, части которого соединены между собой наподобие частей органического тела. В мире духовном, как и в мире физическом действуют связи синхронные и связи последовательные. Историк производит опыт, как физик или химик - анализирует и синтезирует. История должна быть наукой. Человек - продолжение животного мира. Из работы Ипполита Тэна «Социализм как правительство» (1884) За образец социалистического правительства можно взять якобинскую диктатуру во Франции 18 века. Государство при социализме владеет всем, в том числе и душами людей. За частным лицом не остается ни малейшей свободы. Это возвращение к древней системе - государствам Рима и Спарты. Жизнь в таком государстве напоминает жизнь в монастыре или армии. Социализм отрицает цивилизацию, зовет человечество назад. Совесть и честь - два корня, из которой вышла вся цивилизация, и эти корни стремился подрезать якобинский топор! В чьи руки нам предлагают отдать драгоценнейшие завоевания? В руки общины, т.е. толпы, где действие обезличено коллективностью, в руки поголовного большинства. Каковы права и роль государства в обществе? Обеспечить безопасность граждан, но оно не должно брать на себя роль моралиста, филантропа или педагога. Оно не имеет права навязывать мне свою религию или философию. Революционные иезуиты (социалисты) хотят превратить людей в автоматы. Из статьи Эмиля Золя «Экспериментальный роман» (1880) «…Обратившись к роману, мы видим, что романист является и наблюдателем, и экспериментатором. В качестве наблюдателя он изображает факты такими, какими он наблюдал их, устанавливает отправную точку, находит твердую почву, на которой будут действовать его персонажи и развертываться события. Затем он становится экспериментатором и производит эксперимент - то есть приводит в движение действующие лица в рамках того или иного произведения, показывая, что последовательность событий в нем будет именно такая, какую требует логика изучаемых явлений» (Э.Золя. Собр. соч. в 26 т., Т. 24, с.244). «Конечная цель - познание человека, научное познание его как отдельного индивидуума и как члена общества» (с. 245). «Экспериментатор - это следователь, изучающий явления природы. Мы же, романисты, - следователи, изучающие людей и их страсти… Мы исходим из подлинных фактов, действительность - вот наша несокрушимая основа; но чтобы показать механизм фактов, нам нужно вызывать и направлять явления, и тут мы даем волю своей творческой фантазии» (с. 246 – 247). «Экспериментальный метод целиком основывается на идее, возникшей из наблюдения, и на сомнениях в ней» (с.247). «Словом, мы должны экспериментировать над характерами, над страстями, над фактами личной и социальной жизни человека так же, как химик или физик экспериментируют над неодушевленными предметами, как физиолог экспериментирует над живыми существами. Повсюду господствует детерминизм» (с.252). «…наследственность оказывает большое влияние на интеллект и страсти человека. Я придаю также важное значение среде» (с.253). «В этом и состоит суть экспериментального романа: овладеть механизмом явлений человеческой жизни, добраться до малейших колесиков интеллекта и чувств человека, которые физиология объяснит нам впоследствии, показать, как влияет на него наследственность и окружающая обстановка, затем нарисовать человека, живущего в социальной среде, которую он сам создал, которую повседневно изменяет, в свою очередь подвергаясь в ней непрестанным изменениям» (с.254). «Итак, я пришел к следующим выводам: экспериментальный роман есть следствие научной эволюции нашего века; он продолжает и дополняет работу физиологии, которая сама опирается на химию и физику; он заменяет изучение абстрактного, метафизического человека изучением человека подлинного, созданного природой, подчиняющегося действию физико-химических законов и определяющему влиянию среды; словом, экспериментальный роман - это литература, соответствующая нашему веку науки, так же как классицизм и романтизм соответствовали веку схоластики и теологии» (с.256). «Одним словом, мы - моралисты-эспериментаторы, показывающие путем эксперимента, как действует страсть у человека, живущего в определенной социальной среде. Когда станет известен механизм этой страсти, можно будет лечить от нее человека, ослабить ее или, по крайней мере, сделать безвредной. Вот в чем практическая полезность и высокая нравственность наших натуралистических произведений, которые экспериментируют над человеком, разбирают на части и вновь собирают человеческую машину , заставляя ее функционировать под влиянием той или иной среды» (с.258). (Курсив наш – Л.Т.). «Мы - работники, мы предоставляем жрецам отвлеченного мышления разрешить вопрос почему, над которым они тщетно бьются веками, а сами займемся другим неведомым - вопросом, каким образом, область которого благодаря нашим исследованиям сокращается. Для нас, романистов-экспериментаторов, должен существовать лишь один идеал - тот, который мы можем постигнуть» (с.268). «Прежде всего, хочется подчеркнуть безличный характер экспериментального метода…. В натурализме не может быть ни новатора, ни главы школы. Тут есть только работники, одни более, другие менее сильные» (с.273). «Мы теперь заражены лиризмом и некстати воображаем, будто прекрасный стиль порождается возвышенным смятением, которое, того и гляди, низринет нас в хаос безумства, - нет, логика и ясность, вот что создает прекрасный стиль» (с.275). «Метафизический человек умер, все наше поле наблюдений преобразилось, когда на него вступил живой человек, интересный и для физиолога. Разумеется, гнев Ахилла, любовь Дидоны останутся вечно прекрасными картинами; но вот у нас явилась потребность проанализировать и гнев и любовь, увидеть, как действуют эти стасти в человеческом существе. Совсем новая точка зрения - и роман становится экспериментальным вместо философского» (с.280). Из статьи Е.Эткинда «Эстетические работы Эмиля Золя» (Э.Золя. Собр. Соч. в 26 т. Т. 24) «…Перед Золя встает вопрос, какова же нынешняя эпоха?... Нынешняя эпоха – переходная. Время господства творческой личности позади. Впереди - так полагает Золя - время ее уничтожения. Трагедия художников данного поколения в том, что они - художники, то есть, согласно взглядам Золя в 60-е годы, люди, в первую очередь стремящиеся к выражению своей личности. «Железное будущее» - против искусства, потому что оно против личности, оно - антигуманистично» (с.531). «Наука - вот единственно возможный выход из идейного тупика, из трагического противоречия, раздирающего молодого Золя». «Единство мира - это то, что Тэн ищет на путях философских абстракций, а Золя на путях «научности» (с.535). Один из принципов эстетики Золя - «произведение искусства - это кусок действительности, увиденный через темперамент». Братья Гонкуры провозгласили следующее: «научность как метод, демократизм как тема, филантропизм как цель». «Золя отталкивается в замысле своей серии от Бальзака, однако он отвергает принципы автора «Человеческой комедии»…. Золя не хочет быть социологом и историком, но исключительно натуралистом, т.е. физиологом» (с.546). «…Золя отвергает какую бы то ни было точку зрения на изображаемые им факты и события….» «Я не хочу, как Бальзак, иметь свои предвзятые мнения о делах человеческих, быть политиком, философом, моралистом», - говорит Золя. «Отношение Золя к Бальзаку противоречиво: с одной стороны Бальзак для него учитель, бог, величайший художник нового времени, равный Шекспиру; с другой - мыслитель, концепция которого ошибочна» (с.548) Отрывки из комментариев С.Емельяникова о романе «Жерминаль» (Э. Золя. Собр. соч. в 26т. Т. 24) «Золя действительно располагал огромным количеством документов. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к его подготовительным материалам, относящимся к «Жерминалю». Они составляют два больших тома (третий и четвертый тома рукописей): том третий - «Аналитический план» (1-400стр.), «Набросок (401-499). Том четвертый - «Персонажи» (1-96), «Болезни шахтеров» (97-107), «Планы местностей, дома шахтеров» (108-116), «Заметки главного инженера шахт» (117-150), «Забастовки…» (151-207), «Заметки от Анзене» (208-321), «Словарик технических терминов и инструментов шахтеров» (322-324), «Заметки об угольных кризисах и забастовках» (325-341), «Заметки о социализме, рабочем вопросе и Интернационале» (342-370), «Общество в Монсу. Общество в Анзене» (371-376), «жалобы шахтеров» (377-384), «Заметки о книге Симонена «Подземный мир» (385-397), «Забастовка в Анзене в 1884 году» (вырезки из газет и другие документы) (398-414), «Разное» (415-453). Отрывки из романа Э.Золя «Жерминаль» «В течение получаса ствол шахты, то с большей, то с меньшей быстротой, в зависимости от глубины горизонта, но безостановочно, с неослабевающей жадностью проглатывал людей, стремясь набить исполинскую утробы шахты, способную пожрать целый народ. Ее наполняли, наполняли, а мрак все оставался мертвым, и клеть поднималась из пустоты все с той же немой алчностью» (с.33). Доктор осматривает искалеченного Жанлена - «Он сам раздел мальчика, развязал колпак, снял куртку, стянул штаны и рубашку. Обнажилось жалкое маленькое тело, тощее, как у насекомого; оно было запачкано черной пылью, желтой глиной, испещрено пятнами крови. Ничего нельзя было разглядеть, пришлось вымыть и его. Он как будто все худел под мокрой губкой, все ребра были видны. Жалко было смотреть на это бледное, прозрачное существо, в котором сказалось вырождение многих поколений, живших в нищете, на этого чахлого мальчика, на истерзанного болью заморыша, полураздавленного обвалом» ( с. 206). Митинг рабочих в лесу - «В лесной чаще загремели и докатились до него крики восторга. Луна заливала теперь ярким сиянием всю просеку, четко обрисовывая море голов, захлестнувшее своими волнами даже густую поросль, темневшую вдали, между сероватыми стволами высоких буков. И эта морозная ночь явила картину ярости народной: повсюду пылающие лица, сверкающие глаза, раскрытые в неистовом крике рты; изголодавшиеся люди – мужчины, женщины, дети - откликнулись на призыв совершить справедливое насилие, отбить отнятое у них добро. Они не чувствовали холода, от пламенных речей у них все горело внутри. В благоговейном восторге они вознеслись над землей и, подобно первым христианам, полны были страстной надежды на скорое пришествие царства справедливости» ( с. 307). (Курсив наш – Л.Т.). «Луна заливала своим безмятежным светом бушующую толпу; лесную тишину нарушали крики, призывающие к резне. Подмерзший мох хрустел под ногами, а могучие буки, ветви которых вырисовывались в светлом небе тонким черным узором, не слышали, не замечали обездоленных, суетившихся у их подножия» (с. 313). (Курсив наш - Л.Т.). Этьен идет по дороге и случайно видит, как Жанлен убивает часового - «Когда он проходил мимо террикона, лунный свет стал ярче. Этьен поднял голову, посмотрел на небо. Там все также мчались облака, гонимые яростным ветром, задувавшим в высоте, но теперь они побелели, стали тоньше, прозрачнее, разорвались на узкие полосы, и луна проглядывала сквозь них, словно сквозь волны мутной воды. Они проносились, набрасывая на луну прозрачный покров, но через мгновение она вновь и вновь возникала во всей своей красе. Полюбовавшись чистым лунным сиянием, Этьен опустил глаза, и вдруг его остановило зрелище, открывавшееся перед ним на вершине террикона. (Этьен видит, как Жанлен подбирается к часовому). … Этьен хотел было окликнуть его, чтобы Жанлен не выкинул какую-нибудь безобразную глупость. Луна скрылась за облаком, Этьен видел перед этим, что мальчишка весь подобрался, приготовился к прыжку, но вот снова показалась луна. Жанлен застыл все в той же позе. Часовой, шагая на посту, всякий раз доходил до будки, круто поворачивался и шел в другую сторону. И вдруг, когда облака затянули луну, Жанлен огромным прыжком, как дикая кошка, вскочил на плечи солдата, уцепился за него и воткнул ему в горло большой нож. … Все произошло мгновенно, в ночи раздался только короткий стон да, словно железный лом, упав на землю, звякнуло ружье. А в небе опять засияла луна». (с. 441) (Курсив наш - Л.Т.) Суварин подпиливает опоры шахты - «И с этой минуты он работал в каком-то исступлении. Эта черная ужасная пропасть, в которой хлестал ливень, рождала в нем яростную жажду разрушения. … Он терзал дерево с такой свирепостью, словно вонзал нож в тело живого, ненавистного ему существа. Погодите, он в конце концов уничтожит Ворейскую шахту, этого злого зверя с разинутой пастью, пожравшего столько человечьего мяса» (с.487) «Зверю нанесена рана в самую его утробу, к вечеру видно будет, жив ли он еще». (с. 487). Вопросы для дискуссии
Актуальные аспекты темы (для курсовых и дипломных работ)
Ключевые слова этого занятия: НАТУРАЛИЗМ, ПОЗИТИВИЗМ, МИФОЛОГИЗМ, ЭКСПЕРИМЕНТ, СОЦИАЛИЗМ, ЭВОЛЮЦИЯ, РЕВОЛЮЦИЯ. Л И Т Е Р А Т У Р А
|