ключи аракин 4курс. Ключи к Практическому курсу английского языка 4 курс
 Скачать 1.55 Mb.
|
|
particularly expressive strands of oboe tone, was sufficiently promising to make the thought of even a familiar piece of Tchaikovsky seem exciting. Nobody, at any rate, could have called the Rimsky familiar. Though it was performed in an arrangement by Maximilian 132 Steinberg, this did not prevent the brazen battle scene, with its ferocious side-drum, from being a sensational display of Russian strength, or the woodwind passages in other movements from being an exquisite display of Russian sweetness. The account of the symphony was quite remarkable. It was played with thrilling velocity (yet with sufficient breathing-space where Tchaikovsky asked for it), with beautifully characterized woodwind, keenly defined textures and a penchant for highlighting inner parts, especially if they happened to involve the horns. The conductor, Mark Ermler was more in his element in Tchaikovsky's fifth symphony. Whether or not one actually liked the horn tune was beside the point. It was authentically Russian, and though, at the start of the slow movement, it sounded like an amplified saxophone, its eloquence was not to be gainsaid. In small details — such as the effect of the cellos and basses doing entirely different things at points in the finale — just as in the symphony's grand design, this was a stunning performance and perhaps, after all, a Festival event. What one did expect and received was a performance of massive vocal integrity and a grand convincing enunciation of the music by Irina Arkhipova, with a recurring arm movement — hand stretched towards the audience. In the event, the curtains of the Playhouse Theatre opened to reveal a company that were the epitome of everything we have come to expect from a Russian folk dance group — vast numbers, and endless variety of colourful and beautifully-embroided costumes, and — most important of all — boundless energy and infectious enthusiasm. The musicians, all extremely accomplished, performed on zither and some remarkable varieties of shawm. It all finished with the entire company lined up in front of the stage singing Auld Lang Syne — a characteristically warmhearted gesture to end a programme that was irresistibly good-natured, impeccably presented, skilfully performed, entertaining and enjoyable — and which left the audience clamouring insatiably for more. (From: "The Scotsman," August 11, 1987) UNIT 4 (2) TEXT From: RAGTIME1 By E.L. Doctorow Ragtime is a novel set in America at the beginning of this century. Its characters reflect all that is most significant and dramatic in America's last hundred years. One character, Coalhouse Walker Jr., a black pianist, had a love affair with young Sarah and abandoned her to later reunite. But Sarah, who bore his child was resentful when he came to rectify his actions. The novel will take you through the tragedy of their lives. The author E.L. Doctorow, an American writer, is famous for his other novels which include Welcome to Hard Times and The Book of Daniel, which was nominated for a National Book Award. One afternoon, a Sunday, a new model T-Ford slowly came up the hill and went past the house. The boy, who happened to see it from the porch, ran down the steps and stood on the sidewalk. The driver was looking right and left as if trying to find a particular address; he turned the car around at the corner and came back. Pulling up before the boy, he idled his throttle and beckoned with a gloved hand. He was a Negro. His car shone. The brightwork gleamed... I am looking for a young woman of color whose name is Sarah, he said. She is said to reside in one of these houses. The boy realized he meant the woman in the attic. She's here. The man switched off the motor, set the brake and jumped down. When Mother came to the door the colored man was respectful, but there was something disturbingly resolute and self-important in the way he asked her if he could please speak with Sarah. Mother could not judge his age. He was a stocky man with a red-complected shining brown face, high cheekbones and large dark eyes so intense as to suggest they were about to cross. He had a neat moustache. He was dressed in the affection of wealth to which colored people lent themselves. 104 She told him to wait and closed the door. She climbed to the third floor. She found the girl Sarah not sitting at the window as she usually did but standing rigidly, hands folded in front of her, and facing the door. Sarah, Mother said, you have a caller. The girl said nothing. Will you come to the kitchen? The girl shook her head. You don't want to see him? No, ma'am, the girl finally said softly, while she looked at the floor. Send him away, please. This was the most she had said in all the months she had lived in the house. Mother went back downstairs and found the fellow not at the back door but in the kitchen where, in the warmth of the corner near the cookstove, Sarah's baby lay sleeping in his carriage. The black man was kneeling beside the carriage and staring at the child. Mother, not thinking clearly, was suddenly outraged that he had presumed to come in the door. Sarah is unable to see you, she said and she held the door open. The colored man took another glance at the child, rose, thanked her and departed. Such was the coming of the colored man in the car to Broadview Avenue. His name was Cualhouse Walker Jr. Beginning with that Sunday he appeared every week, always knocking at the back door. Always turning away without complaint upon Sarah's refusal to see him. Father considered the visits a nuisance and wanted to discourage them. I'll call the police, he said. Mother laid her hand on his arm. One Sunday the colored man left a bouquet of yellow chrysanthemums which in this season had to have cost him a pretty penny. The black girl would say nothing about her visitor. сильно корректированный машинный перевод: Однажды днем, в воскресенье, новая модель T-Ford медленно поднялась на холм и проехала мимо дома. Мальчик, который случайно видел это с крыльца, сбежал по ступенькам вниз и встал на тротуаре. Как будто пытаясь отыскать [какой-то] адрес; водитель-негр осматривался по сторонам. Затем он завернул на автомобиле за угол и вернулся. Остановившись перед мальчиком, он задержал дыхание (откашлялся?) и поманил рукой в перчатках. Его автомобиль сиял, а металлическая облицовка [кузова] мерцала... Я ищу одну молодую женщину, негритянку, по имени Сара, сказал он. Она, говорят, живёт в одном из этих домов. Мальчик понял, что он имеет ввиду женщину на чердаке. Она - вон там. Мужчина выключил двигатель, поставил на тормоза и спрыгнул [на землю]. Когда(?) Мать подошла к двери, мужчина-негр был почтителен/вежлив, но было что-то волнующе решительное, [полное] большого самомнения в том, как он спросил, не разрешит/позволит ли она ему, пожалуйста, поговорить с Сарой. Мать не могла оценить/(судить о) его возраст/е. Он был коренастым мужчиной с красно-сплетённым светло-коричневым лицом, высокими скулами и большими темными глазами, столь глубокими/напряжёнными, чтобы предположить, что они вот-вот пересекутся. У него были опрятные усы. Одет был из привязанности к достатку, к которому относили себя негры. 104 Она [попросила] его подождать и закрыла дверь и поднялась на третий этаж, где обнаружила, что девушка не сидит у окна, как делала обычно Сара, а неподвижно стоит, переплетя руки перед собой, и [пристально] смотрит на дверь. Сара, сказала Мать, тебя зовут. Девушка ничего не [ответила]/сказала. Ты [спустишься] на кухню? Девушка покачала головой. Ты не хочешь его видеть? Да, сударыня, наконец сказала девушка тихим голосом, смотря в пол. Прогоните/Отошлите его, пожалуйста. Это было самое большее, что она сказала за все месяцы, пока жила в доме. Мать возвратилась вниз и нашла парня/ухажёра не у чёрного хода, а на кухне, где, в углу, в тепле, около кухонной плиты, лежал ребёнок Сары и спал в своей коляске. Чёрный мужчина стоял на коленях около коляски и пристально глядел на ребёнка. Мать, ясно не сознавая, резко возмутилась, как это он посмел [без разрешения] войти (в дверь). Сара не может видеть/[принять] вас, сказала она, держа дверь открытой. Мужчина-негр бросил ещё один [последний] взгляд на ребёнка, поднялся, поблагодарил её и уехал. Таков был приезд на автомобиле мужчины-негра на Броадвью Авеню. Его звали Cualhouse Волкер младший. Начиная с того воскресенья он появлялся каждую неделю, и всегда стул в чёрный ход. И каждый раз уходил без жалоб на отказ Сары видеть его. Отец считал эти его посещения невыносимыми и хотел воспрепятствовать им. Я вызову полицию, сказал он. Мать положила [взяла] его за руку. Однажды в воскресенье мужчина оставил букет жёлтых хризантем, которые в это время года, должно быть, стоили ему немалых денег. Чёрная девушка ничего не говорила о своём посетите- They had no idea where she had met him, or how. As far as they knew she had no family nor any friends from the black community in the downtown section of the city. Apparently she had come by herself from New York to work as a servant. Mother was exhilarated by the situation. She began to regret Sarah's intransigence. She thought of the drive from Harlem, where Coalhouse Walker Jr. lived, and the drive back, and she decided the next time to give him more of a visit. She would serve tea in the parlor. Father questioned the propriety of this. Mother said, he is well-spoken and conducts himself as a gentleman. I see nothing wrong with it. When Mr Roosevelt3 was in the White House he gave dinner to Booker T. Washington. Surely we can serve tea to Coalhouse Walker Jr. 105 And so it happened on the next Sunday that the Negro took tea. Father noted that he suffered no embarrassment by being in the parlor with a cup and saucer in his hand. On the contrary, he acted as if it was the most natural thing in the world. The surroundings did not awe him nor was his manner deferential. He was courteous and correct. He told them about himself. He was a professional pianist and was now more or less permanently located in New York, having secured a job with the Jim Europe Clef Club Orchestra, a well-known ensemble that gave regular concerts at the Manhattan4 Casino on 155th Street and Eighth Avenue. It was important, he said, for a musician to find a place that was permanent, a job that required no travelling... I am through travelling, he said. I am through going on the road. He spoke so fervently that Father realized the message was intended for the woman upstairs. This irritated him. What can you play? he said abruptly. Why don't you play something for us? The black man placed tea, on the tray. He rose, patted his lips with the napkin, placed the napkin beside his cup and went to the piano. He sat on the piano stool and immediately rose and twirled it till the height was to his satisfaction. He sat down again, played a chord and turned to them. This piano is badly in need of a tuning, he said. Father's face reddened. Oh, yes, Mother said, we are terrible about that. The musician turned again to the keyboard. "Wall Street5 Rag," he said. Composed by the great Scott Joplin.6 He began to play. Ill-tuned or not the Aeolian had never made such sounds. Small clear chords hung in the air like flowers. The melodies were like bouquets. There seemed to be no other possibilities for life than those delineated by the music. When the piece was over Coalhouse Walker turned on the stool and found in his audience the entire family: Mother, Father, the boy, Grandfather and Mother's Younger Brother, who had come down from his room in shirt and suspenders to see who was playing. Of all of them he was the only one who knew ragtime. He had heard it in his nightlife period in New York. He had never expected to hear it in his sister's home. 106 Coalhouse Walker Jr. turned back to the piano and said "The Maple Leaf". Composed by the great Scott Joplin. The most famous rag of all rang through the air. The pianist sat stiffly at the keyboard, his long dark hands with their pink nails seemingly with no effort producing the clusters of syncopating chords and the thumping octaves. This was a most robust composition, a vigorous music that roused the senses and never stood still a moment. Theboyperceivedit ле. Они и понятия не имели, где или как она его встретила. Насколько им было известно, у неё не было ни семьи, ни каких-либо друзей от негритянского сообщества городского района Даунтаун. Из Нью-Йорка она, вероятно, приехала одна, работать прислугой. Мать была воодушевина/ подбодрена ситуацией. Она уже сожалела о непримиримости Сары, подумала о дороге из Гарлема, где жил Coalhouse Волкер младший, о дороге обратно, и в следующий раз решила дать ему больше, чем посещение. Она [подаст/накроет чай] в гостиной. Отец подверг сомнению уместность этого. [На что] мать сказала, он учтив и ведёт себя как джентльмен. Я не вижу ничто неправильного в этом. Когда г. Рузвельт был в Белом доме, он дал обед бухгалтеру Т. Вашингтону. Конечно мы можем [подать чай] Coal-house Волкеру младшему. 105 Так это и случилось в следующее воскресенье, негр принял [приглашение выпить] чаю. Отец заметил, что не испытывает никакого неудобства, будучи в комнате с чашкой и блюдцем в руке. Напротив, он вёл себя так, будто это была самая обычное дело в мире. Окружение/среда не внушала ему страха, и его манеры не был почтительными. Он вёл себя учтиво и корректно. Он рассказал им о себе, что он - профессиональный пианист и поселился теперь в Нью-Йорке более или менее постоянно, имея гарантированный заработок в оркестре клуба «Джим Юроп Клиф», известном ансамбле, который регулярно даёт концерты в Манхеттен Казино на 155-ой Стрит и Восьмой Авеню. Он сказал, что для музыканта [очень] важно найти такое место, которое было бы постоянным, работу, которая не требовала бы переездов... Я закончил разъезжать/ездить, сказал он. Я больше не странствую по дорогам. Он говорил настолько горячо/страстно, что Отец понял, сообщение это было предназначено для женщины наверху и это раздражало его. Что вы можете сыграть? сказал он резко. Разве вы не сыграете что-нибудь для нас? Чёрный мужчина поставил чай на поднос, поднялся, похлопал губы салфеткой, положил салфетку рядом со своей чашкой и подошёл к фортепьяно. Он сел на табуретку фортепьяно, но, неожиданно, встал и завертел её, пока высота не [показалась ему] удовлетворила его. Он снова сел, сыграл аккорд и обернулся к ним. Это ужасное фортепьяно требует настройки, сказал он. Лицо отца покраснело. О, да, сказала Мать, мы ужасны об этом (?). Музыкант обратился снова к клавиатуре. " Вуол Стриит Рэг, " сказал он. Сочинённый великим Скоттом Джоплином. Он заиграл. Плохо настроенный или не Эолийский никогда не делал подобных звуков. Маленькие чистые аккорды висели в воздухе подобно цветам. Мелодии были подобно букетам. Казалось, не существовало иного способа изобразить жизнь, чем выразить её в музыке. Когда часть была по Coalhouse Волкер, повернулся на табурете и обнаружил своей аудиторией всё семейство: Мать, отца, мальчика, дедушку и младшего брата матери, который спустился из своей комнаты в рубашке и подтяжках, чтобы увидеть, кто играет. Среди их всех он был единственным, кто знал рэгтайм. Он слышал его в время ночной жизни в Нью-Йорке и никогда не ожидал услышать его в доме своей сестры. 106 Coalhouse Волкер младший снова повернулся к фортепьяно и сказал "Кленовый лист", сочинено великим Скоттом Джоплином. Самый известный из всех, рэг звенел в воздухе. Пианист чопорно сидел за клавиатурой, его длинные темные [пальцы] (кисти рук?) с розовыми ногтями, казалось, без какого-либо усилия извлекали группы синкопирующих аккордов и гигантских/громадных октав. Это было самое трудное произведение, энергичная музыка, которая пробуждала чувства и никогда не останавливалась ни на as light touching various places in space, accumulating in intricate patterns until the entire room was made to glow with its own being. The music filled the stairwell to the third floor where the mute and unforgiving Sarah sat with her hands folded and listened with the door open. The piece was brought to a conclusion. Everyone applauded. Mother then introduced Mr Walker to Grandfather and to Younger Brother, who shook the black man's hand and said I am pleased to meet you. Coalhouse Walker was solemn. Everyone was standing. There was a silence. Father cleared his throat. Father was not knowledgeable in music. His taste ran to Carrie Jacobs Bond.7 He thought Negro music had to have smiling and cakewalking. Do you know any coon songs?8 he said. He did not intend to be rude — coon songs was what they were called. But the pianist responded with a tense shake of the head. Coon songs are made for minstrel shows,9 he said. White men sing them in black face. There was another silence. The black man looked at the ceiling. Well, he said, it appears as if Miss Sarah will not be able to receive me. He turned abruptly and walked through the hall to the kitchen. The family followed him. He had left his coat on a chair. He put it on and ignoring them all, he knelt and gazed at the baby asleep in its carriage. After several moments he stood up, said good day and walked out of the door. мгновение. Мальчик воспринимал/чувствовал её как свет, прикасающийся к различным местам в пространстве, складывающийся/собирающийся в запутанные формы/узоры, пока полная комната не стала светиться/сверкать/озаряться своим собственным существом. Музыка заполнила лестничную клетку до третьего этажа, где сидела Сара, безмолвная и неумолимая, со сложенными на груди руками, и слушала через открытую дверь. Пьеса закончилась . Все аплодировали . Затем Мать представила г. Волкера дедушке и младшему брату, кото- рый пожал руку чёрного мужчины и сказал, рад встретить вас. Coalhouse Волкер был серьёзен. Все стояли. Без- молвно. Отец откашлялся. Отец был не очень осведомлен в музыке. Его вкус [сводился] к Керри Джекобс Бонд, он думал, что негритянская музыка должна быть с улыбкой и кекуоком. Вы знаете какие-нибудь негритянские песни, спросил он. Он не намеревался быть грубым [он не хотел обидеть] - негритянские песни были тем, чем их называли. Но пианист ответил возбуждённым толчком головы. Негри- тянские песни сочиняются для шоу менестрелей, сказал он. Белые мужчины поют [исполняют] их с чёрными лица- ми. Снова наступила тишина. Чёрный мужчина посмотрел на потолок. Хорошо, сказал он, кажется, будто мисс Сара не сможет принять меня. Он резко развернулся и вышел через зал га кухню. Всё семейство последовало за ним. Он надел пальто, оставленное им стуле и, не обращая ни на кого внимания, опустился на колени и пристально посмот- рел на ребёнка, спящего в своей коляске. Через несколько мгновений он поднялся, (пожелал хорошего дня)/сказал «До свидания» и вышел в дверь. |