Книга о собаке спросите вы
 Скачать 0.69 Mb.
|
|
Глава 10.Олег переквалифицируется в гонщика. Совет в Филях. Блицкриг — Я возвращаюсь. — Уже? — Да. — Узнал что-нибудь? — Да. — Расскажешь? — Да. Как приеду. — Жду. Осторожней за рулем, Олег. — Всегда. * * * Олег был осторожным и аккуратным водителем. Хорошим. Уверенно водящим свой огромный и мощный Lexus GS 350. Но не имевшим привычки ездить на адреналине, как Димон. А теперь… Асфальтово-серый Lexus мчался по дороге, словно одержимый демонами. Машина позволяла и прощала многое. Ему сигналили вслед. Наверняка — в салонах других машин возгласы удивления чередовались с нецензурной бранью. Ему было плевать. Он ехал на грани фола. Самодисциплина и умение сдерживаться — эти качества давно и часто помогали и выручали Олега. Даже сегодня. Когда, во время рассказа профессора Худякова, на него волнами накатывала ярость. И затапливало желание пойти, ведь недалеко же! — и разбить в кровь костяшки кулаков об физиономию доцента, а впрочем, нет, теперь уже доктора наук, но все равно — урода и сволочи — Поземина. Но он сумел. Сдержался. Ибо точно знал — он уничтожит этого подонка. Как-нибудь. Придумает что-нибудь. Не зря же он, как любит говорить Димка, «сцуко, гений». Его гнало по дороге и жгло изнутри другое. Чуть позже, но все-таки. Он осознал. Она любила этого… подонка. Сильно. По-настоящему. Любила настолько, что его предательство сбило ее с ног. Поставило на колени. И встать она не может. До сих пор. Что там Олег сказал Худякову? Выжила и не сломалась? Олег не был в этом уверен. Она все еще несет это в себе. Возможно… возможно, она все еще любит его. Она… все… еще… любит… его. Последний раз ему было так больно, когда умер отец. А из динамиков прямо в сердце вонзались слова: Я иду навстречу солнцу. Я дышу порывом ветра. В голове одни вопросы И ни одного ответа. Наконец, все изменилось, Разделилось «до» и «после». Я ловлю себя на мысли: Кто я без тебя? * * * — Ты мне откуда звонил? По дороге? — Нет, из университета. Дмитрий недоверчиво смотрит на часы. — Не может быть… Ты на тормоз вообще нажимал? — Не помню, — Олег открывает дверцы шкафа, достает бутылку. — Где у тебя бокалы? — В приемной, у Аньки. Зубами вытаскивает пробку. И кощунственно отхлебывает «Мартель» прямо из горлышка. Минуту-другую Тихомиров молча созерцает этот акт вандализма. Потом подходит и отнимает у Олега бутылку. — Расскажи-ка сначала. Пока еще говорить можешь. * * * — Ну что, за руль нам сегодня не стоит. — Не стоит. — А не вызвать ли нам такси, Олег Викторович? — Нет. Я не могу. Я не знаю… Дмитрий вздыхает. — Олег, ты хоть понимаешь, что вляпался? — Понимаю. — Что делать будешь? — Думать. — Помощь нужна? — Думать? Как будто ты умеешь! — Но-но, не зарывайся… Один ерничает, другой серьезен, хотя в них обоих плещется один и тот же коньяк. — Дим, у меня есть пара идей. И помощь твоя понадобится, наверное. Я только обдумаю все как следует. А потом уже… поможешь? — Конечно. Ты же знаешь. — Знаю. * * * Почему-то все в квартире напоминает о ней. Он лежит на кровати. И вспоминает. Как она сидела рядом. Ее маленькая ладошка на его щеке. Нежная, но с мелкими камешками мозолей от руля. Золотистые локоны, в которые так хочется запустить пальцы. И глаза, озорные и веселые. И улыбающиеся губы. Черт! В ней не было ничего, что бы ему не нравилось. Кроме одного. Она любила другого. Олег вздыхает. Устало. Обреченно. Потому что понимает, что это не изменит его решения. Он уничтожит Поземина. Чего бы это ему не стоило. Даже если Женя его самого после этого возненавидит. Потому что этот подонок ее предал. И Олег его уже ненавидел. Но не за предательство. А за любовь. Которая досталась этому скоту. И которой он был недостоин. * * * — Ну что, гений мой? Придумал? — Димон отхлебывает кофе. Морщится. Снимает трубку, тыкает в кнопки. — Аня, свари и Олегу Викторовичу кофе тоже, — и добавляет, положив трубку. — Что я, один страдать должен? Как она умудряется портить кофе даже в немецкой кофе-машине, ума не приложу. Олег усмехается. Дежурный вопрос. — Уволь ее. — Секретарша она хорошая, ты же знаешь. Опять же, мать-одиночка. Если Дашка узнает, что я Нюру уволил, она мне голову откусит. Так, ладно, отставить лирику. Рассказывай, что придумал? Аня приносит кофе. Олег даже не делает попыток это пить. Задумчиво размешивает сахар. — Я думаю, можно сослаться на пункт сорок второй. И еще… — Ты о чем? — О последнем письме из таможни. — Какая, нах*й, таможня?! — Тебя же Державин по этому поводу с утра дергал? — Ну и что? Мало ли что Эдуарду приспичило. Перетопчется. У нас на повестке дня более важные вопросы. Олег некоторое время молчит. Что тут скажешь… — Значит так, Дим. Нужна дополнительная информация. Я сейчас буду рассуждать вслух, а ты меня поправляй, если я где не прав, хорошо? — Давай. — Вот смотри. Мы же нашему универу оказываем разнообразную помощь, так? Несколько грантов, именные стипендии. Ты вон лекции читаешь иногда. — Ой, только не напоминай мне про этот кошмар! — Что такое? Вадик говорил, ты пользовался большим успехом. — Как будто ты не знаешь — почему! Ладно, проехали, все равно теперь я на полгода свободен от этой каторги. Давай дальше. — Далее. У нашего холдинга в N есть филиал, бизнес-структуры какие-то, так? — Так. — Логично предположить, что и они как-то могут взаимодействовать с их университетом? — Логично. — Надо выяснить объемы этого взаимодействия. Можно ли там на чем-то сыграть. — Это мы сейчас. Шелестит телефонным справочником, набирает номер. — Александр Алексеевич? Приветствую, Тихомиров. Да что ты напрягся-то так сразу? Не буду я тебя за не вовремя предоставленные данные по регрессам… гхм… ругать. Ну, или, по крайней мере, не сейчас. Сейчас мне нужна информация. Скажи-ка мне, какую помощь вы оказываете вашему университету? Почему против? Не против. Мне вообще все равно, если честно. Данные нужны. Я понимаю, что ты не в курсе. Кто в курсе? Ага, записываю. Это кто? Понял, спасибо. Ну и это… готовься. Завтра перезвоню по регрессам. Вопросы у меня есть. Не сегодня, Саша. Завтра, завтра все обсудим. Опять тыкает кнопки телефона. — Галина Юрьевна? Здравствуйте. Это Дмитрий Иванович Тихомиров, директор правового управ… Вот как? Очень рад, что моя слава бежит впереди меня. У меня пара вопросов к вам. Следующего характера… Димка что-то выясняет, переспрашивает, чиркает на листе бумаги. Наконец, он заканчивает разговор, а Олег с удивлением осознает, что за это время успел выпить весь кофе. Даже не почувствовав вкус. Что, собственно, и к лучшему, наверное. — В десятку, Олег. Они очень плотно работают с универом. Объемы сотрудничества в разы больше, чем у нас. Ну, это и обоснованно, наверное. Там университет мощный. У них даже СП (Совместное Предприятие — прим. автора) какое-то есть. Нам это на руку? — Если все получится, как я планирую, то — да! — А что ты планируешь? Олег вздыхает. Он понимает, что собирается просить много. Но возможности в данном вопросе у него ограничены, и поэтому… Попробовать стоит, в любом случае. — Дим, я понимаю. Я очень многое прошу. Я пойму, если ты не согласишься. Мы многим рискуем, ты — в первую очередь. — Олег, давай без прелюдий! — Ты жене своей тоже так говоришь? — Баженов, твою мать! Ты можешь просто сказать, что ты придумал?! Олег вздыхает. Димка прав, он ведет себя как ребенок. — Хорошо. Слушай. Мне нужен карт-бланш в переговорах с ректором. Вплоть до того, что если они не соглашаются на мои условия, холдинг прекращает всякую финансовую помощь университету. Отзывает свои активы из СП. В общем, перекрывает все денежные краны. Я очень надеюсь, что это будет блеф с моей стороны. И до этого дело не дойдет. Но сам факт. Таких полномочий. На кону большие деньги, репутация. Тихомиров задумчиво постукивает пальцем по верхней губе. — Хороший план. Мне нравится. Изящно. А чего ты хочешь добиться от ректора? — Восстановления справедливости. — И мира во всем мире? — Ты же понимаешь… — Не понимаю. — Хочу, чтобы Жене вернули отобранную у нее кандидатскую диссертацию. Дмитрий изучающе смотрит на Олега. — Это не просто, думаю. Как ты себе это представляешь? — Это не мои проблемы. Захотят — придумают что-нибудь. — Страшен ты в гневе, Олег Викторович. Дмитрий встает, начинает ходить по кабинету. — Впрочем, знаешь… Чисто технически — ничего невозможного в этом нет. Но непросто это, ох как непросто. Ты им собираешься руки выкрутить этим. — Не только этим. Еще я хочу, чтобы этого козла уволили. Я понимаю, Дим, что это сложно. Поэтому мне нужны максимальные полномочия. Чтобы было чем оперировать. — Ну что ж, — Димка садится обратно за стол, — давай быстренько придумаем, что соврать таможне по поводу их последнего бреда. Чтобы мне было чем оперировать в разговоре с Эдиком, когда буду выбивать тебе титул пэра. — Так ты… согласен? — Конечно. А ты что, сомневался? Олег смущенно молчит. — Дурак ты, Баженов. Хоть и гений. * * * — Олег Викторович! Рад, очень рад! Будем знакомы! Олег с совершенно непроницаемым лицом отвечает на рукопожатие. По-хозяйски устраивается в кресле перед столом ректора. Хозяин кабинета — сама любезность. — Могу я вам предложить кофе? Или может быть, чай? — Нет, спасибо. Давайте сразу к делу. — Хорошо. Вы хотели обсудить детали нашего сотрудничества? — Именно. * * * — Олег Викторович! Это совершенно невозможно! — Полностью с вами согласен. — Да нет, вы не поняли. То, о чем вы рассказали — этого не могло случиться! — Иными словами — я лгу? — Уффф… Да нет. Просто… — Наведите справки. Переговорите с заведующим кафедрой генетики. Если он не дурак, то и сам все уже понял. — Я переговорю. Обещаю. Но пока… — Нет. Никаких «пока». Вы можете сколько угодно выяснять и собирать информацию. Но условия я вам озвучу сейчас. * * * Ректор нервно ослабляет галстук. Ему уже плевать, какое впечатление он производит на этого холеного скучающего хлыща, который с хирургической точностью обрисовывает перед ним возможные перспективы отказа от сотрудничества. Под ногами у ректора разверзаются бездны. И нет им числа. — Олег Викторович… — в голосе ректора, помимо его воли, отчетливо слышны просящие интонации, — может быть, мы как-то с вами договоримся? Какой у вас лично интерес в этом деле? — Огромный. Но вас это совершенно не касается. Условия я вам изложил. Достаточно подробно? — Да. Но… — Какие «но»? Неужели вам самому все равно, что у вас в университете творится такой бардак? Что одних лишают полагающихся им научных званий, а других… — Олегу на одну миллисекунду изменяет самообладание, и лицо его перекашивает гримаса гнева. На его счастье, ректор занят, вытирая платком лоб. И лицо Олега быстро принимает надменное скучающее выражение. И он продолжает: — Это все исключительно в ваших интересах. Вы и чистоту научного коллектива поддержите, и финансово университет не пострадает. Не понимаю, о чем тут можно думать. — Олег Викторович! Голубчик! — почти стонет ректор. — Вы не представляете, как это сложно! Это же задним числом! А сколько уже времени прошло! — Я в вас верю, — Олег встает. — Мой телефон у вас есть. Жду от вас ответа в течение недели. В противном случае, через неделю, мы начинаем процесс сворачивания наших программ помощи университету. Когда за Олегом закрывается дверь, ректор без сил откидывается в кресле. Откуда этот… взялся на его голову?! Не человек, айсберг какой-то. Но в одном он прав. Думать тут не о чем. Надо действовать. Снимает трубку. — Декана биологов ко мне! Срочно! И пусть возьмет Кабанова. Это зав. кафедрой генетики. Глава 11. Женя наводит порядок в квартире. Потом — в голове. И, как выясняется, не напрасно Убираться Женька не любила. Первые месяцы, когда она переехала сюда и впервые в своей жизни стала жить одна, она оторвалась по полной. Устраивала себе совершеннейший бардак и бедлам в квартире. Неделями не мыла пол. Вещи валялись где попало. Но ей было все равно. Гостей она не принимала. И опять же — теперь это было можно! А раньше, когда она жила с отцом, наведение порядка в квартире было возведено в ранг культа. И лежало целиком и полностью на Женькиных плечах. Так что наубиралась она в свое время на годы вперед. Однако, пожив в свинарнике несколько месяцев, Женя поняла, что от вбитых с детства привычек никуда не денешься. И квартира постепенно приняла вполне жилой и аккуратный вид. Однако сегодня Женька убиралась с особым остервенением. Отодвинула шкафы, диван, даже холодильник. Устроила себе генеральную уборку. Почему? Потому что трудотерапию, как метод лечения душевных расстройств, никто не отменял. Он ей снился. Опять. Уже в который раз. Он ей стал сниться часто. Чаще, чем она могла выдержать. Но сегодня… сон был совершенно особый. Много в нем было на уровне ощущений, того, что так трудно запомнить и передать словами. Небо. Яркое голубое небо. Ощущение большого открытого пространства, степь или луг. Яркий солнечный день. И Олег. Беззаботно хохочет. Громко, заливисто. Радостно. В глазах отражается небо. Точно такого же цвета, как и его глаза. И он ее кружит. На руках. Ощущение кружения. Почти полета. От которого, кажется, душа вырывается из тела. Потому что — глаза в глаза. А потом опускает ее на землю. Она скользит вдоль его тела сверху вниз. И от этого у нее сбивается дыхание. Даже во сне. А потом он… наклоняется. Она чувствует его дыхание на своих губах. И… Женя малодушно просыпается. И тогда, и сейчас — встряхивает головой, отгоняя воспоминания. Докатилась! Стоит и мечтает о поцелуях с мокрой тряпкой в руках. Из ведра, стоящего в ванне, через край переливается вода. Закрывает воду, сливает излишки воды и идет в прихожую. Уборка вышла на финишную прямую, а покоя в душе как не было, так и нет. Женя придирчиво смотрит на зеркало в прихожей. Решает, что ему тоже требуется влажная уборка. А вместо этого — принимается разглядывать себя. Ну, на классических красавиц не тянет, это факт. Опять же, тренировочные штаны, закатанные до колен, и мятая футболка не добавляют ей привлекательности. Но в целом, есть на что взглянуть. Цену себе Женька знала. Не модельного роста, зато со всеми причитающимися женскому телу изгибами. Крутые бедра, тонкая талия, аппетитная грудь. Лично Женька предпочла бы на размер меньше — с одеждой проще и на животе спать удобнее, но ее никто не спрашивал. А мужикам ее третий был вполне по вкусу, это она знала. Ноги не бесконечные, и растут не из ушей, а из положенного им матушкой-природой места. Очень, кстати, упругого и округлого места. Да и ноги сами, хоть и не отличаются особой длиной, ровненькие и пропорциональные. Служат Женьке верой и правдой третий десяток лет и вполне ее устраивают. Волосы — это ее, без сомнения, главное достоинство. Роскошные, густые, вьющиеся потоки солнечного света. Такие же, как у мамы. Лицо тоже не подкачало. Нос — маленький и аккуратный, глаза — наоборот, большие и выразительные. Рот, на ее вкус, узковат, зато губы пухлые. Единственное, что не устраивало Женьку в ее лице — это то, что оно круглое. В той, другой жизни, где у нее были подруги, одна из них дразнила Женьку «луноликой». Женя вздыхает. Что уж теперь… Какая рож… то есть, лик есть — такой есть. Пусть и лунный. Все это в совокупности не помешало, а, точнее, наоборот, помогло, наверное, Олегу заинтересоваться ею. Женька себе не льстила, отнюдь. В том, что Олег «запал» на нее, она не сомневалась. Несмотря на свой почти трехгодичный целибат, определить, когда мужчина «делает стойку» на нее, она могла совершенно безошибочно. А почему бы и нет, собственно? Почему бы и не замутить чего-нибудь с этим великолепным образчиком мужской породы? Раз уж он интересуется ею, а она уже дошла до того, что видит его во сне? Взаимное влечение двух взрослых половозрелых особей homo sapiens при отсутствии внешних форс-мажоров ведет в одну сторону. В сторону постели. Возможно, конечно, что там-то идеальность Олега и заканчивается. Может статься, что в постели он — сплошное разочарование. Но Женька необъяснимым образом была уверена в обратном. Что в постели он может… удивить. По-хорошему. Но уж никак не разочаровать. Так почему бы и нет? Потому. Что она была уверена — одним разом не ограничится. И двумя — тоже. И вообще, дело не в том, сколько раз у них будет секс — один, пять или десять. А в том, что связь с Олегом неминуемо и неотвратимо изменит ее жизнь. И она уже не будет такой, как прежде. А она к этому была… не готова? Звонок в дверь выводит ее из состояния задумчивости. Женька вздрагивает. В голове появляется совершенно сумасшедшая мысль. Что это Олег. Но нет. Не может быть. Вряд ли он явится без предварительного звонка. Да и зачем ему приходить к ней домой? Это, наверное, кто-то из соседей. Или эти… как их… «Веруете ли вы в господа нашего Иисуса?». Женька верила в двигатель внутреннего сгорания. И в то, что надо мыть форсунки каждые двадцать пять тысяч. С этой мыслью она открыла дверь. И остолбенела. * * * Что вы чувствуете, когда видите перед собой воплощение своих самых страшных кошмаров? Когда открываете шкаф, в котором, по уверению ваших родителей, никого нет, а из него на вас смотрит то самое. Страшное чудовище из ваших снов. Она была уверена, что больше никогда его не увидит. Никогда. Никогда. Никогда. И вот вам… — Здравствуй, Женя. И голос. Этот голос. Хорошо поставленный голос преподавателя. Его она тоже не хотела больше слышать. Никогда в жизни. Никогда. Никогда. Никогда. — Пригласишь меня войти? И легкая улыбка. Такая… победоносная. Он наслаждается ее замешательством. Женю выручило ее ослиное упрямство. Бешеный темперамент. И заоблачная гордость. — Нет, — привалилась к дверному косяку, скрестила руки на груди. — Боишься меня? Женька фыркает. Распахивает шире дверь, демонстрируя ведро с водой и лежащую на полу тряпку. — Опомнись, Валера! Кто тебя боится? Не видишь, что ли? У меня уборка. Так что выкладывай по-быстрому, чего тебе надо, и проваливай. Я занята. Он неодобрительно качает головой. — Я же ради тебя приехал, Женя. Чтобы помочь. — Оху*ть! — всплескивает руками Женька. — Какое благородство. Всемирная организация «Доценты без границ»! Ой, пардон, доктора наук. — Жеееееня, — предупреждающе тянет Поземин, — ты совершаешь огромную ошибку, неужели ты не понимаешь! — Да понимаю я! Что ошиблась! Дурака сваляла! Но что мне было делать? Виталька пошел с пик, а у меня на руках были одни трефы! Валерий Поземин в немом изумления смотрит на нее, пытаясь переварить услышанное. Наконец, до него «доходит». — Все шутишь. Даже сейчас. — Почему «даже»? Сейчас самое время! Ты такой… забавный. Он преувеличенно громко вздыхает. — Женя, пожалуйста. Давай поговорим как взрослые люди. — Так я жду! Начинай уже говорить как взрослый. Конкретно и по делу! — Женя! — он серьезен. Даже торжественен. Но Женька вдруг с удивлением замечает, что он… волнуется. — Отзови своих псов. Это ни к чему хорошему не приведет. — Псов?! Валерик, ты головкой не ушибался? — Женя!!! — Что «Женя»?! Прекрати изъясняться загадками и скажи внятно и четко, зачем приперся. Он издает еще один театральный вздох. Но руки выдают волнение. А Женькино удивление возрастает. Похоже, она чего-то не знает. — Я про твоего… Баженова. У нее внутри все обмирает. Как?! Каким образом? Почему? Откуда он знает про Олега? Что вообще, черт подери, происходит?! Один медленный вдох-выдох. Чтобы успокоиться. Она уже достаточно взрослая, чтобы держать свои эмоции и темперамент в узде. — Что ты имеешь в виду? — обманчиво спокойно интересуется она. — То, что по твоей указке этот господин адвокат поставил на уши весь университет. Женя вся сосредоточена на том, чтобы успокоиться. И не дать, ни в коем случае не дать понять Поземину, что она совсем, напрочь не понимает, о чем речь! Думать о том, что умудрился натворить Олег, она будет потом. А сейчас, сейчас ей надо выдержать бой с собственным прошлым. — И что тебя не устраивает? — Женя, — Поземин складывает руки в почти молитвенном жесте, — зачем ворошить прошлое? Это никому не принесет счастье. Чего ты добиваешься? — Неужели Олег это недостаточно ясно объяснил? Странно, он квалифицированный юрист, и должен был четко обрисовать ситуацию. Женька с удовольствием наблюдает, как Валерий нервно сглатывает. Бледнеет. — Женя, ты не представляешь, что у нас там происходит… Она пожимает плечами. — И знать не хочу. — Женя, я прошу тебя. Я тебя умоляю, Женечка. Останови это. Она так этого ждала. Когда-то. Что он придет. Вернется. Будет просить, умолять. Да вот только сейчас ей было… неинтересно. До смерти было интересно выяснить, что такое учудил этот «господин адвокат». Аж руки чесались… Вцепиться в его вечно идеально лежащие русые волосы и вытрясти из него всю правду! А вот излияния Валеры Поземина, который когда-то был ее солнцем, вокруг которого вращалась планета по имени «Женя Миллер», ее оставляли скучающе-равнодушной. «Поздравляю тебя! — мысленно сказала себе она. — Вот ты и вылечилась. Сама не заметив, как». — Женя! Что ты молчишь? — Иди на х*й, Поземин! Он бледнеет еще больше. Пытается сохранить лицо. — Грубо, Женя, очень грубо… Так сильно хочешь мне отомстить? — Да сдался ты мне! У Олега очень широкие… полномочия. Хочешь договариваться — договаривайся с ним. Поземин отчетливо вздрагивает. Он видел Баженова всего один раз, когда тот приходил на кафедру и о чем-то разговаривал с профессором Худяковым. И этого одного раза хватило, чтобы оценить все: и холодный, с отблеском хирургической стали взгляд светло-голубых глаз, и спокойные, говорящие о превосходной выдержке, манеры, и великолепный (он не мог не обратить внимание!) итальянский темно-синий костюм, и небрежно выглядывающий из-под манжеты рубашки Rado. И понять, что такой соперник ему не по зубам. Договариваться с ним бесполезно. Он попробовал повлиять на более слабое звено. Но, похоже, его план не удался. Звено оказалось не таким уж слабым. Поземин злится. Все рушится. Идет прахом. И его вдруг охватывает непреодолимое желание… напомнить ей. Сделать больно. Унизить. — А ты стала стервой за это время, ты знаешь? Что, трудно пришлось? Непросто жить на дне? Зато ты теперь самая настоящая сука! Он хотел ее оскорбить. Но вместо того, чтобы обидеться, задохнуться от боли и возмущения, Женя фыркает. Смотрит на него с веселым изумлением. — Ай-ай-ай, Валерий Анатольевич! Это откуда же доктора наук знают такие слова? Стыдно, стыдно… — и, сложив руки на груди и смерив его с ног до головы пристальным взглядом, добавляет: — Ты тоже не похож на цветущий бутон. Отнюдь. Всего-то пара лет, но как они тебя потрепали! Привстает на цыпочки, пытаясь заглянуть ему в макушку. — Что это, лысина просвечивает? Боже, какая досада! И мешки под глазами — жуть. А пузо-то какое отрастил, — Женька неожиданно хлопает его по животу, отчего Поземин едва ли не складывается пополам. — Наверное, и с эрекцией проблемы… усугубились? Она бьет его по больному. Он и опомниться не успевает, а Женька все продолжает: — Как же ты теперь такой потрепанный-потасканный студенток и аспиранток клеишь? Еще получается? — Ссссссука, — только и может злобно прошипеть он. — Повторяешься. Ладно, утомил ты меня, Валерон. Adios, аmigos! Супруге сердечный привет! И перед его носом захлопывается дверь. * * * От звука захлопнувшейся двери вздрагивает стоящий двумя лестничными пролетами ниже Олег. Это вышло случайно. Он даже не узнал Поземина со спины. Просто вошел в подъезд практически следом за каким-то мужиком с портфелем. Но когда услышал Женин голос, остановился как вкопанный. Так и простоял на протяжении всего их разговора. Несколько раз умирал. И воскресал. Дверной грохот заставляет его выдохнуть. Дышал ли он вообще все это время? Наверное. Но в груди тесно. От жгучей ненависти. От облегчения. И от чего-то еще… Олег поворачивает голову в сторону спускающегося Поземина. И тот спотыкается об этот холодный, презрительный, с отчетливым блеском металла взгляд. И об улыбку, при виде которой на ум приходит одно слово — «акулья». Нехорошая улыбка. Очень нехорошая. Поземин готов отдать многое, очень многое, чтобы оказаться сейчас в другом месте. — Валерий Анатольевич! Какая неожиданная встреча. Вы же знаете, кто я? — Эээээ… Да. — Прекрасно, прекрасно. Уже подыскали себе новую работу? — Эээээ… — Что-то вы немногословны для доктора наук. Впрочем, мне тоже с вами беседовать недосуг. Вот что я хочу вам сказать, — Олег делает несколько шагов и подходит вплотную к панически застывшему доктору биологических наук Поземину. Олег выше, сильнее, и, что самое главное, от него волнами исходит ощущение едва сдерживаемой ненависти. Ярости. — Если еще раз, хотя бы один раз, я увижу вас рядом с Женей… От моральной и психологической расправы я перейду к непосредственным методам физического воздействия. Иными словами, будет больно. Очень больно. Я доступно объясняю? — В-в-вы что… мне угрожаете?! Олег улыбается. Улыбкой, от которой у Валерия Поземина сбегает по спине струйка холодного пота. — Что вы! Ни в коем случае. Предупреждаю. В целях полной ясности. — И на вас управа найдется! — у Поземина сдают нервы, и последнюю фразу он выкрикивает фальцетом. — Неужели? Желаете подискутировать? С перечислением статьей Уголовного Кодекса? Вы не забыли случайно, с кем разговариваете? Поземин нервно сглатывает. Он понимает, что его последняя попытка сохранить лицо провалилась. — Мы достигли взаимопонимания? — издевательски вежливо интересуется Олег. — Да! — Отлично. Тогда более вас не задерживаю. И едва не задев Поземина плечом, Олег стал подниматься по лестнице. * * * Он стоял перед дверью и не мог решиться. В голове был полный сумбур. Он долго откладывал этот разговор. Он должен был сказать ей раньше. О том, что сделал. Ради нее. Но не мог себя заставить позвонить ей. В итоге, не давая себя ни малейшего шанса задуматься, — сегодня просто сел в машину и приехал. И все равно — опоздал. Олег вздохнул и нажал на кнопку звонка. * * * Ее начало трясти. Мелкой противной дрожью. От пережитого потрясения. От облегчения. От неизвестности. От злости. Да дофига отчего. Повернулась и не узнала свое отражение в зеркале. Бледная, с сумасшедшим блеском в глазах. С разгорающимися на скулах алыми пятнами румянца. Поднесла руку ко лбу, чтобы убрать волосы. И глазам ее предстал лихорадочный танец дрожащих пальцев. Черт знает что! Это вообще никуда не годится! Очень кстати она вспоминает о заныканной на кухне на такой вот поганый случай пачке сигарет. Курить Женька начала еще в школе, из ослиного упрямства и духа противоречия. Назло отцу. Но привычка у нее не прижилась. И курила она редко, под настроение (а точнее, его полное отсутствие) или в компании, на пьяную голову. Главное, чтобы спички или зажигалка нашлись! И они нашлись, предусмотрительно положенные рядом с пачкой Kent. Две волшебные затяжки, и руки перестают дрожать. Но не успела она насладиться достигнутым эффектом, как ее буквально подбросила на месте трель дверного звонка. Ну, Валерон! Ну, падла, держись! Женька с упоением чувствовала, что персона Поземина не вызывает внутри ничего, ничегошеньки, кроме досады. И еще — желания дать ему в бубен. Пора показать Валере Поземину, кем стала его бывшая аспирантка. Пристроив сигарету в уголке губ, Женька отправилась открывать дверь. И не нашлась, что сказать. Олег тоже говорить ничего не стал. Решительно шагнул через порог, захлопнул за собой дверь. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Потом Женька спохватилась и вынула изо рта сигарету, пока она не обожгла ей губы. Олег по-прежнему молчит. Взгляд серьезен. И абсолютно непроницаем. А Женя между тем складывает два плюс два. Временной интервал между двумя визитами незваных гостей. Да неужели?.. — Ты все слышал? Кивает. И по-прежнему не размыкает губ. Зато с Женькиных срывается пара очень нецензурных слов. Но Олег даже не морщится. Сигарета начинает жечь пальцы, и Женька двигается на кухню. Олег следует за ней. Жене плевать, что он о ней подумает. После всего, что он о ней уже знает. Ей очень хочется курить. Вытряхивает из пачки очередную сигарету. Не успевает протянуть руку к коробку со спичками, как Олег уже галантно протягивает ей свой золотой zippo. Джентльмен, мать его! Закуривает, искренне надеясь, что больше никто не придет. Например, опять Валерон. Хотя… Судя по всему, эти двое должны были пересечься в подъезде. Искоса взглянув на Олега, который за компанию с ней задумчиво курит, Женя вдруг понимает. После встречи с Олегом Валерий Анатольевич Поземин вряд ли еще раз появится в ее жизни. Женя вздыхает. Произносит мрачно: — Он ведь полное ничтожество, да? — Да, — осторожно кивает Олег, щурясь от дыма. — Как же меня угораздило, а? Вот же я дура была… — почти стонет Женя. — Дура набитая. Вот дураааааа… — Ну, не стоит так убиваться, — против воли, Олег улыбается. Самым уголком губ. Несмотря на всю сложность ситуации, ему доставляет удовольствие, как Женька костерит своего бывшего. И свое чувство к нему. — С кем не бывает… — С тобой бывает? — Бывает. Еще и не такое бывает. Он смотрит на то, как она курит. Закинув голову, выдыхает дым и разглядывает что-то, видимое ей одной, на потолке. Копна роскошных волос почти касается кончиками столешницы, на которую она опирается. Беззащитно натянутая нежная шея. Маленький упрямый подбородок. Черт! Есть только один способ выяснить. Действительно ли все обстоит именно так, как он хочет верить. И в ее сердце уже нет любви к другому. Он быстро тушит свою сигарету, потом то же самое делает с Женькиной. И, бросив один короткий взгляд ей в глаза и не разобрав, какое выражение таится за этими великолепными загнутыми ресницами, наклоняет голову. И делает то, о чем мечтал уже столько времени. Это был горький поцелуй. С привкусом табачного дыма. И пережитого потрясения. С отблеском тех злых слов, которые они говорили так недавно, пусть и не друг другу. Это был сладкий поцелуй. Невероятно сладкий. Олег был готов к чему угодно. К тому, что она сразу же оттолкнет его. Укусит за губу или язык. Вцепится в волосы или саданет кулаком в ухо. Даже к удару в пах был готов, хотя к этому невозможно приготовиться. А вот к чему он не был готов, так это к тому, что ее губы раскрылись сразу же, впуская его. Подчиняясь ему. Подчиняя его. И к ее руками, по-хозяйски притянувшим его к себе за шею, он тоже не был готов. И уж совершенно точно не был он готов к тому, как она выгнулась, прижимаясь к нему с таким откровенным желанием ощутить, почувствовать его, что тело отозвалось мгновенно. В ответном желании ощутить, почувствовать ее. Какая она… Мягкая. Нежная. Податливая. Плавящаяся и текущая в его руках. Выдыхающая что-то бессвязное ему в губы. К этому невозможно быть готовым. И от этого все было еще более сладким. И Олег отпустил себя на волю. Свои губы. Свой язык. Свои руки. И они творили все, что хотели. Его руки опустились на ее попку, с наслаждением впитывая ее округлость. Прижал к себе, потому что тело уже не просто просило, оно требовало! Женя возмутилась? Ничего подобного! Его эрекция заставила ее лишь еще сильнее выгнуться, прижимаясь, вжимаясь в него еще крепче. Закидывает ногу ему на бедро, делая их контакт таким плотным, что Олег чудом не лишается чувств от затопившего его острого наслаждения. Наслаждения, которое уже выплескивается за границы тела. Черт, как же начинает мешать одежда! Запускает руку ей под футболку, обжигая горячей ладонью нежную кожу спины. Женька стонет. Для него ее стоны звучат как музыка. Прекрасная музыка. И она действительно звучит. А потом к звукам добавляется вибрация. В заднице! А точнее, в заднем кармане джинсов, где проснулся, ожил и с чувством исполняет музыку мобильник, мать его! Любимый Равель, на сей раз — болеро. Тихомиров, сукин сын! И Женя уже начинает потихоньку упираться руками, которые еще недавно нежно перебирали его волосы, ему в грудь. Отодвигая его. Отталкивая. Он делает глубокий вдох. Один. Второй. Достает телефон. — Да? — Олег, мать твою! Где тебя черти носят! Я тебя обыскался! — Я… мммм… не в офисе. — Это я уже понял! А мне нужно, чтоб ты был в офисе! Позарез! Он вздыхает. — Хорошо. — А что у тебя с голосом? — вдруг подозрительно спрашивает Димка. — Ничего. Через полчаса буду. — Подожди, Олег! Что-то случилось? — Нет. Я скоро буду. У Тихомирова случается крайне несвоевременный приступ прозрения. — Ты… ты с Женькой, что ли? — Я буду в офисе через полчаса, — отрезает Олег и нажимает отбой. Смотрит на нее, и в груди все переворачивается. Он раньше думал, что это выражение такое. Теперь понимает — это просто констатация факта. Действительно. Переворачивается. Что-то. Хрен знает — что. Огромные потрясенные глаза. Припухшие губы. Растрепанные волосы. Свежий засос на шее. Он не хочет уходить и оставлять ее одну. Хочет опять сграбастать в объятья и целовать. И держать крепко-крепко. И не отпускать. Словно прочитав его мысли, Женя отрицательно качает головой. Олег шумно выдыхает. Что ж, одно к одному. Ладно, он уступит сейчас. Но окончательно — не сдастся. И поэтому говорит не терпящим возражений тоном: — Я приеду еще. Сегодня. Вечером. И все-таки не выдерживает. Наклоняется. Один поцелуй. Последний. Женя не отвечает. Но и не делает попыток отстраниться или оттолкнуть его. Все, надо уходить. Пока он еще может. Олег разворачивает и выходит из кухни. Он убьет Тихомирова! А Руслан поможет ему спрятать труп. |