Кумран и Христос (полное) А.В.Владимиров 2015. Кумран и Христос
 Скачать 7.56 Mb.
|
Хрестос и ХристосВ представлениях современных христиан Христос – это только второе, то есть собственное и оригинальное имя Иисуса. Тем не менее, в новозаветных текстах, основные рукописные фрагменты которых датированы не ранее IV в., совместное употребление имен «Иисус» и «Христос» встречается не так часто. В Евангелии от Марка выражение «Иисус Христос» встречается только в прологе (1.1) – это некая составная формула, поздняя, отражающая эллинистическую терминологию, а не палестинскую (иудеохристианскую). В остальной части повествования Марк везде говорит «Иисус», а не «Христос», и уж совсем не «Иисус Христос». В то же время апостол Павел в посланиях из Тарса преимущественно употребляет имя Христос в манере, как полагают, зарубежной диаспоры, а не как в Палестине 1117. Один раз сочетание «Иисус Христос» встречается у Матфея (16.20) и дважды в «Деяниях» (8.37 и 9.34) 1118. Приведем краткое пояснение происхождения термина Христос, а также не менее известного у ранних последователей Христа слова «Хрестос». Оба термина были распространены не только, когда складывалось Евангельское Предание, но и, как выясняется, задолго до этого. На иврите, об этом мы уже говорили, имеется слово Машиах – «помазанник», и современные комментаторы полагают, что греческое слово «Христос» – это перевод с арамейского слова «мешиха» (אחישמ), или с ивритского – «Машиах», и означает «помазанник». Однако, совершенно очевидно, что именно евреи слово Машиах, как и прочие понятия вавилонской и халдейской более древних культур, включили в свой лексикон будучи в Вавилоне, но не наоборот. Блаватская отмечает, что «на иврите слово חיש шиах, как глагол означает – “спускаться, нисходить (в Преисподнюю)”; а как существительное – “нечто тернистое” или, опять же, “Преисподняя”, а так же “жалоба, плач”. Причастием типа хифиль, образованным от этого слова, будет חישמ (Машиах), или по-гречески – Messias (Мессия), или Христос, означающее “тот, кто заставляет себя спускаться в Преисподнюю” (или в ад – в догматическом варианте)» 1119. В эзотерической философии, руководствующейся принципом «как вверху, так и внизу», мыслится и Вселенский Мессия, нисходящий в ад нашего мира для его преобразования («Спасения»), так и Планетарный и даже личный Мессия, то есть тот внутренний христос, который спасает отдельно взятого человека (хрестоса). Согласно распространенным на Востоке таинствам, «во время мистерий хрестос, неофит и т.д. (т.е. смертный испытуемый человек, – А.В.) мог спуститься в подземелья Посвящения и, пройдя испытания, постичь окончательные тайны бытия во время “Сна Силоама”, или заключительного транса, превращавшего его в нового Посвященного» 1120. Таким образом, греки использовали слово «христос» (а также «хрестос») задолго до близкого знакомства с иудейской традицией, и тем более, задолго до евангельского сына Марии, поскольку получили данное слово вместе с традицией посвящения совсем из иных источников 1121. Таким образом, слово «христос» не является переводом на греческий слова «Машиах», а представляет собой имя самоцельное и самосущностное, включая сакральное звуковое значение этого слова. Последнее вполне очевидно в христианстве, ибо ни один ортодоксальный христианин не согласится греческое слово Христос, например, в «Иисусовой молитве» 1122, заменить на его еврейский эквивалент – Машиах. Наименование Христос очень древнее, гораздо древнее христианства, и в употреблении деградировавшего позднего “языческого” жречества оно наделялось довольно различными значениями. Тем не менее, древними различалось два близких, но, значительно отличающихся по значению понятия: Христос и Хрестос. Даже по тону звучания читатель сможет обнаружить заметную разницу между возвышающимся звуком «и» и понижающимся звуком «е». Написанные по гречески, эти два слова отличаются лишь буквой η «е» и ι «и» 1123. Имя Хрестос употреблялось в пятом веке до н.э. Эсхилом, Геродотом и другими известными популяризаторами эзотерических знаний. Согласно древнегреческим авторам, Хрестес есть тот, кто разъясняет прорицания, «пророк и предсказатель», а Хрестериос – тот, кто служит оракулу или богу. «Лишь по невежеству люди называют себя христианами вместо хрестиан», говорит Лактанций (кн. IV, гл. VII), известный христианский богослов (ум. после 317 г.), испытавший влияние позднего гностицизма. Таким образом, термины Христос (Christ) и христиане (Christians), первоначально у ранних христиан писавшиеся как Хрестос и хрестиане, были заимствованы ими из храмового словаря “язычников”, а вовсе не от того, как Иисуса называли ученики и апостолы. Что касается евангельской Иудеи, то сочетание Иисус Христос, тем более в его еврейском эквиваленте – Иешуа Машиах, примененное к сыну Марии, – совершенно немыслимо. В кумранских текстах нет даже намека на такое название. Блаватская пишет, что в этом языческом словаре слово Хрестос (χρηστός) означало ученика на испытании, кандидата на иерофантство 1124. Когда он достигал этого, проходя через посвящение, длительные испытания и страдания, и был «помазан» (т.е. «натерт маслом», как Посвященные и даже идолы богов, что было последним штрихом ритуального обряда), его имя изменялось на Христос (χριστός), «очищенный» – на эзотерическом языке или языке мистерий. В мистическом символизме Христес, или Христос, означало, что «Путь», Тропа уже пройдена и цель достигнута. Это происходит тогда, когда плоды ревностного труда, соединяя личность из бренного праха с неразрушимой Индивидуальностью, преобразили ее этим в бессмертное Эго. «В конце Пути стоит Хрестес», Очиститель, и как только это соединение состоялось, Хрестос, «человек скорби», становился самим Христом. Как отмечает Блаватская, «Павел, Посвященный, знал это, и имел в виду именно это, когда, в плохом переводе, в его уста влагаются слова: “Я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос (Christ)!” (Гал., IV, 19), правильный перевод которых будет “(будете в муках рождения), до тех пор, пока вы не создадите Христа (Christos) в вас самих”» 1125. «Потому, – говорит Блаватская, – каждая добрая личность может найти Христа в своем “внутреннем человеке”, как это выражает Павел, будь то еврей, мусульманин, индус или христианин: “да даст вам, по богатству славы Своей, крепко утвердиться Духом Его во внутреннем человеке, верою вселиться Христу в сердца ваши” (Ефес. 3. 16-17)». 1126 Путаницу в применении слова хрестос и христос к последователям Иисуса Христа мы находим в документах I-II века н.э. Для объяснения происхождения данного слова Ф.В.Фаррар выдвинул гипотезу, что слово «христианин» рассматривалось как обидное, ироничное прозвище последователей Иисуса Христа – «помазанники» и было впервые придумано насмешливыми и глумливыми антиохийцами в 44 г. н.э. и вплоть до репрессий Нерона широкого распространения не имело 1127. Но такое предположение, как мы показали, противоречит фактам. Во-первых, данное имя использовалось среди “язычников” задолго до христианства. Свидетельства об этом содержатся в сочинениях некоторых классиков. У Лукиана (Iupp.Conf., 16) можно прочесть: Φωκίων ó χρηστός и Φωκίων ó επίκλην (λεγόμενος, прозванный) «χρηστός». В «Федре» Платона (266 e) написано: «Ты имеешь в виду Феодора Хрестоса?», «Тον χρηστόν λεγεις Φεοδωρον». Плутарх говорит: почему такой грубый и глупый человек, как Фокион, мог быть прозван Хрестосом (Vitae: Phocion, ch. X, sec. 2). Xρηστός (Хрестос) – было собственным именем оратора и ученика Герода Афинского (Ирода Аттического) (см.: Thesaur.Steph). Эпитет χρηστός ставился также перед именем собственным в качестве комплимента: например, у Платона в «Феэтете» (166a) Хрестосом назван Сократ. Даже на надгробных дохристианских плитах, например, в районе Лариссы или в катакомбах высекалось это имя 1128. Во-вторых, древние последователи Иисуса именовали себя «хрестиане», а вовсе не «помазанники» («христиане»). Так, римский историк Светоний Транквилл (ок.70-140 гг.н.э.) писал: «Иудеев, постоянно волнуемых Хрестом, он (Клавдий, 10 до н.э.-54 гг.н.э.) изгнал из Рима». По этому поводу Б.Г.Деревенский замечает: «То, что Светоний пишет “Chrestus” вместо “Christus” вроде бы свидетельствует о том, что речь идет о каком-то другом лице, не основателе христианства... В свое время Орозий (Vв.), цитируя это место, просто исправил “Chrestus” на “Christus”» 1129. И.М.Тронский также отмечает: «Имя “Chrestus”, являющееся переводом еврейского слова со значением помазанник, могло быть в принципе применимо к любому еврейскому претенденту на роль Мессии» 1130. Но совершенно очевидно, что у Светония речь идет не человеке-Хресте, а о последователях Христа, называющих себя «хрестианами». Е.И.Рерих, почти дословно цитируя Е.П.Блаватскую, одному из своих корреспондентов дает объяснение древнего таинства преобразования внутреннего (личного) «крестоса» в «Христа»: “Словом «Крестос» обозначался ученик-неофит, находившийся на испытании, кандидат на Иерофанта. И после того как ученик прошел все испытания и через ряд страданий, он был «помазан» при последнем ритуале посвящения и становился на языке мистерий Христом, то есть «очищенным», и это означало, что его преходящая личность слилась с нерушимою Индивидуальностью его и стала Бессмертным Эго. Ведь именно у первых христиан Крестос, или Христос, был синонимом нашего Высшего «Я». И в этом смысле надо понимать, что Христос является искупителем грехов. Искупления за личные грехи совершаются душою-проводником, или носительницей Христа, непрестанно, в целом ряде земных жизней нашего индивидуального Эго. Распятый Христос каждого человека, при достижении известной точки эволюции, должен спуститься в Ад и извлечь оттуда и поднять к высшим или нормальным условиям душу, которая была ввергнута туда в силу беззаконных деяний своего низшего «я». Другими словами, Божественная Любовь должна достичь сердца человека, победить и возродить человека, прежде чем он сможет осознать чудовищность своих прегрешений против Божественного Закона и простить самому себе за грехи, содеянные против самого себя; и прощение это может быть достигнуто лишь при полном слиянии и единении с Высшим «Я», или Божественным Законом Любви” 1131. Об использовании в ранней церкви термина «хрестиане» свидетельствуют труды: Иустина Мученика, Тертуллиана, Лактанция и др., хотя названные авторы вряд ли понимали эзотерический смысл слова «хрестиане» и его отличия от «христиане». Тертуллиан, например, возмущаясь тем, что последователи Христа именуют себя «хрестиане», писал: “слово «христианин», судя по его буквальному переводу, образовано от слова «помазание». И когда вы, по неведению своему, говорите – «хрестианин» (а вы не знаете даже значения самого этого имени), вы пользуетесь словом, означающим «доброту» и «приятность»” (Apologeticus, III) 1132. Но среди последователей новой религии были и те, кто вполне сознавал эту разницу и изначальный смысл слов Христос и Хрестос. Климент Александрийский (ок. 150 – ок. 217) прямо заявлял о нетождественности Хреста и Христа, утверждая 1133, что “те, кто верит в Хреста (т.е. доброго человека 1134), называются и в действительности являются хрестианами, т.е. добрыми людьми” (Strom., II, ch. IV 1135). Блаватская отмечает, что Климент Александрийский, посвященный в александрийский гнозис, «просто не мог не знать, что Христос – это “Путь”, тогда как Хрестос – одинокий путник, следующий по этому “Пути” к достижению конечной цели, которая и есть тот самый Христос – сияющий в славе Дух Истины, воссоединяясь с которым душа (Сын) становится Единым с Духом (Отцом)» 1136. Итак, в представлении древнего мира слово Христос было не собственным именем Бога или Спасителя, а являлось либо родовым определением высочайшего состояния Посвященного, родственного индусскому Самадхи (Просветлению, Озарению), либо в мистическом понимании Посвященных означало высшее «Эго» в человеке, соприродное Вселенскому Логосу (личный Атман человека соприродный Паратману Вселенной). Но это слово никогда не понималось как «мессия» («помазанник») в раввинистическом понимании этого слова, и возникло оно задолго до времен евангельского Иисуса Христа. Само словосочетание «Иисус Христос» при жизни исторического сына Марии, скорее всего, никогда к нему не применялось, как и его ближайшие ученики никогда себя христианами не называли. В кумранских свитках встречаются другие названия – «Учитель Праведности» и «сыны Света», хотя Учение, которое кумраниты исповедывали, называлось также, как и сегодня, – «Новый Завет». Откуда же изначально появилось название Христос? Блаватская предлагает слово Христос, Xριστός, подобно многим другим греческим словам, искать в его филологическом источнике – санскрите. В этом языке Крис означает «священный» 1137, и оттого индусское божество было названо Крис-на (чистый или священный). Таким образом, Христос означало священный. 1138 Но как названное значение не отменяет действительного исторического персонажа – Кришну, так и остаются в силе представления древних, обозначающие синонимичными словами (греч. – Логос, евр. – Мессия, латин. – Verbum, индусское – Вирадж (сын)) – чистую и священную сущность, первую эманацию невидимой Божественности, называемую в христианстве Сын и Христос, что бы под этим мы ни понимали. Заметим только, что между непроявленным Сыном (Сыном в Отце) и проявленным Христом (как между непроявленным и проявленным) существует значительное отличие, несмотря на то, что за пределами данного противоположения это одно и то же. Аватара и МессияВ отличие от прочих древних восточных традиций, в христианском предании об Иисусе Христе, которого ожидают во «Втором Пришествии», совмещены в едином образе элементы, собственно, различных “языческих” доктрин (и их аллегорических выражений), а именно, о Мессии и об Аватаре. Мессия и Аватара в большинстве восточных традиций – это два совершенно различных понятия. Как мы уже говорили, Мессия (Спаситель) у индуистов, буддистов, зороастрийцев, евреев и др. являет удивительно сходные черты, и его ожидаемый «приход» (в этом смысле «первый», но нет никакого «второго» и т.п. 1139) в обозримой исторической перспективе еще не наступал. Когда он случится, то будет знаменовать окончание одного (очередного) века 1140 и начало другого (а вовсе не конец мира, как это было неправильно переведено с греческого текста Евангелия). У пророка Аввакума читаем, что грядущий Мессия заявит о себе «между двух эпох» (Авв. 3:2), что в латинском переводе Евангелия псевдо-Матфея показано как расположение родившегося младенца Иисуса в яслях «между двух животных» – волом и ослом (в родительном падеже множественного числа слова «животное» и «эпоха» имеют одну форму) 1141. Даже если для своих последователей – Кришна (Вишну), Будда или Заратуштра (Зороастр) в будущем должны явиться как Мессия–Спаситель (но уже не как Аватара), то их известные прежние (и неоднократные) воплощения никогда не трактовались как мессианские. В отличие от Мессии, совсем иное означает понятие Аватара. Об Аватаре языческие предания сообщают как о реально жившем Пророке – историческом лице, но совсем не как о целокупном Боге. Аватары (воплощения) одной и той же, назовем её, Индивидуальности, уже неоднократно являлись, а затем умирали (возвращаясь к первоистоку), без какого бы то ни было наступления «золотого века», ожидаемого в экзотерических учениях с приходом Мессии (Освободителя). Точно также, рождение евангельского Иисуса (Учителя Праведности) не привело ни к какому «наступлению золотого века», и по тому же верованию иудеев, наследниками сакральной традиции которых считает себя церковь, родившийся у Марии Иисус (в отличие от Христа) не должен был никоим образом пониматься как Мессия. В легендах индусов (о Мессии и об очередном Аватаре) также рождается «ребенок», но значение данного образа в сравнении с христианским, существенно иное. Блаватская пишет: «Это универсальное и чисто языческое пророчество (о Мессии)… действительно обещает нам возвращение золотого века, который вновь наступит после рождения предсказанного “ребенка”; однако это рождение столь же аллегорично, сколь и метафизично. Оно не связано ни с каким конкретным мужчиной и ни с одной непорочной женщиной; оно абсолютно мифологично по своей форме и астрономично и теогонично в своем скрытом значении. Во все века и у всех народов мифический Мессия рождается на свет матерью-Девственницей. Вспомните Кришну и Деваки (мать Кришны, – А.В.); посмотрите, как буддийская легенда была экстраполирована на исторического Гаутаму Будду и его мать Майю; обратите внимание на дополнение к биографии фараона Аменхотепа III из XVII Династии, рожденного матерью-девственницей, царицей Мут-эм-уа. Взгляните также на внутреннее оформление стен в Святая Святых Луксорского храма, построенного тем же самым фараоном, и вы обнаружите там изображения четырех многозначительных сцен: первая изображает бога Тота (лунный Меркурий; египетский Посланник Богов, коему было поручено благовещение; Гавриил из “Книги Мертвых”), приветствующего царицу-девственницу и возвещающего ей о грядущем рождении сына; далее следует бог Кнеф, сотворяющий, с помощью Хатор (Святой Дух в двух своих аспектах – мужском и женском, аналог гностической Софии, превращенной в Святого Духа), прообраз будущего ребенка; далее – утомленная родовыми муками мать сидит в родительном кресле, принимающей новорожденного под сводами пещеры; и наконец – сцена Поклонения. Английский египтолог Джеральд Массей описывает эту последнюю сцену следующим образом: “...И вот ребенок возведен на престол, и ему оказывают почтение боги, а люди преподносят дары. За спиною бога Кнефа, справа, изображены три духа – трое волхвов или царей из легенды: стоя на коленях, правой рукой они протягивают ребенку дары, а левой – жизнь. Этот предсказанный, материализованый, рожденный и обожествленный ребенок – Атон-Солнце у египтян, у сирийцев – бог Адон, у евреев – Адонай; это ребенок-Христос из культа Атона; это чудесное оплодотворение вечно девственной Матери, персонифицированной в образе Мут-эм-уа – Матери «единственного» – и символизирующей божественную мать юного Солнечного Бога. (TheHistoricalJesusandMythicalChrist, p.5, 2ndpara.)” 1142 «По духу учений Будды и Пифагора, – пишет в другом месте Блаватская, – мы легко можем понять идентичность их доктрин. Всеобъемлющая, универсальная душа, Анима Мунди, есть Нирвана, и Будда, как общее имя, является антропоморфизированной монадой Пифагора. Во время пребывания в Нирване, в конечном блаженстве, Будда (не пророк Гаутама Будда, а Тóт, Кто выражает идею будд, – А.В.) является безмолвной монадой, пребывающей во тьме и молчании; он является также Брахмой, не имеющим формы, возвышенным, но непознаваемым Божеством, невидимо объемлющим всю вселенную. Когда он проявляется, желая запечатлеть себя в облике, понятном нашему интеллекту, назовем ли мы его Аватарой, или Царем Мессией, или пермутацией Божественного Духа, Логосом, Христом – все это одно и то же. Во всех случаях это “Отец”, который в Сыне, а Сын в “Отце”. Бессмертный дух осеняет смертного человека. Он входит в него, обнимает все его существо, делает из него бога, который нисходит в свою земную обитель. Каждый человек может стать Буддой, говорит Учение. Итак, на протяжении бесконечного ряда веков, в разные времена, мы встречаем людей, более или менее преуспевающих в слиянии “с Богом”, что нужно понимать – со своим собственным духом 1143. Буддисты называют такого человека Архатом» 1144. «Все эти (указанные выше Адам Кадмон иудеев, Прометей и Геракл греков, Поймандр египтян и др.), Логосы старались наделить человека бессмертным духом, потерпели неудачу, и всех их изображают, как понесших наказание за свою попытку, причем наказания суровые. Те из ранних христианских отцов церкви, которые, подобно Оригену и Клименту Александрийскому, хорошо разбирались в языческом символизме, так как начали свою карьеру в качестве философов, чувствовали себя в большом затруднении. Они не могли отрицать в старейших мифах предвосхищения их собственного учения. Последний Логос (Христос), по их учению, также появился, чтобы показать людям путь к бессмертию; и в своем желании наделить мир вечной жизнью через огонь Святого Духа поплатился жизнью в соответствии с традиционной программой. Таким образом, создалось очень неуклюжее объяснение, которым свободно пользуется духовенство наших дней, говоря, что все эти мифические типы свидетельствуют о пророческом духе, которым Господь по своей милости наградил даже языческих идолопоклонников! Язычники, они утверждали, предвосхитили в своем воображении великую драму Голгофы – отсюда и подобие» 1145. Во избежании недоразумения, повторим еще раз, что мы не отвергаем ни восприятие Иисуса как Пророка, ни понимание Христа – как Мессии (Спасителя). В нашей книге мы исследовали прежде всего свидетельства относительно земной истории Иисуса Христа, того тонкого слоя в новозаветных текстах, который можно отнести к «историческому Иисусу Христу». Объяснение того, Кто есть Христос, необыкновенно сложно и требует отдельного разговора. Кроме того, это та самая тема, о которой не говорят всуе. Блаватская, несмотря на различного рода язвительные вопросы: а как же она сама относится к Иисусу Христу, – давая ответы об Иисусе, насколько нам известно, так и не раскрыла своего собственного отношения ко Христу (реальному, а не богословскому). Вероятно, об этом не знал даже ближайший круг её учеников (или не понял). Используя трудность и необычность этого единства и различия в понимании Иисуса и Христа, многие тексты Блаватской были её недоброжелателями оклеветаны как яро-антихристианские, что совершенно не соответствует действительности. Так, в журнале «Теософист» (№ 10, июль 1883 г.) Блаватская отвечает ортодоксальному христианину, задавшему (с иронией) ей вопрос: «Какое место отводят Учителя теософов Иисусу Христу?». Она дала исчерпывающий ответ, но он касался исключительно Иисуса, но не Христа. Она даже не стала объяснять прописную для теософов истину, что эти понятия абсолютно разные. Об Иисусе она сказала: “Насколько нам известно, статус, который Они (Учителя) определили для Иисуса, – это великий и чистый человек; реформатор, который с радостью бы жил, но вынужден был умереть за то, что считал величайшим неотъемлемым правом человека – абсолютную свободу совести; адепт, который проповедовал всемирную религию, не признающую никакого другого «храма Господня», кроме самого человека; благородный Учитель эзотерических истин, которые он не успел объяснить; посвященный, который не делал различий – кроме моральных – между людьми; кто отвергал привилегии и презирал богатство; и кто предпочел смерть разглашению секретов посвящения. И, наконец, тот, кто жил за сто лет до начала общепринятого, так называемого христианского летосчисления. Мы не знаем, какого из будд имеет в виду наш корреспондент, так как их было много. Махатмы признают в нем (Иисусе) одного из Просветленных, следовательно, одного из будд в этом смысле слова; но они совсем не считают Иисуса евангельским Христом. Однако на такие вопросы едва ли могут быть даны ответы в общественном журнале” 1146. 2. Природа Христа“История богословской мысли первых веков христианства представляет собою комментарий на слово «Богочеловек»” В.В. Болотов 1147 “Может быть, кто-то любопытствующий скажет – поясните нам Облик Христа. Ответьте словами Учения: «Невозможно измерить дальние миры, можем лишь восхищаться ими» 1148. Тайны духа так прекрасны, что можно лишь сказать – нельзя говорить о Несказуемом. Лишь сердце может трепетать от восторга, прикасаясь духом к Красоте Высшей” Е.И.Рерих 1149 Вопрос о двух природах Иисуса Христа необычайно сложен. Мы только фрагментарно отметим наиболее важные аспекты данной проблемы. Современный исследователь раннего христанства Джеймс Д.Данн в книге, переведенной и изданной Библейско-богословским институтом св. ап. Андрея, отмечает, что «новозаветные исследования двух последних веков чрезвычайно затруднили провозглашение даже скромного тезиса о единстве Иисуса и Христа, не говоря уже о более серьезных утверждениях о Его божественности. Причем именно единство и преемственность между земным Иисусом и вознесенным Христом оказались чрезвычайно проблематичны. Во-первых, между проповедью Иисуса и верой ранних церквей обнаруживается скорее разрыв, чем преемственность – “Иисус проповедовал Царство, первые христиане – Иисуса”. Те богословы-новозаветники, которые полагали, что могут воссоздать облик исторического Иисуса, по-видимому склонны были считать, что Иисус не рассматривал Себя как часть проповедуемой Им Благой вести. Во-вторых, среди авторов Нового Завета наблюдается такая разноголосица, когда они говорят о Христе, что никоим образом не ясно, о какой преемственности (вероучения об Иисусе Христе, – А.В.) идет речь. Другими словами, требуется более тщательно рассмотреть наш вывод (“Христос – средоточие единства (церкви)”), поскольку неясен облик исторического Иисуса, неясны представления первых христиан о Христе веры; неясно, насколько прочно коренится традиционная христология в раннем христианстве» 1150. Ориген подчеркивал недопустимость сведения Сына (Логоса) как Вселенского бесконечного Начала исключительно к человеку Иисусу, уподобившемуся на время стать сопреемником в какой-то мере Христа. В этом в какой-то мере заключается кардинальное отличие Учения древних христиан от догмата константиновской церкви 1151, ставшего с IV в. утверждать, что тело Иисуса вместило в себя всего Бога и было целиком Богом. Ориген, возражая обвинениям Цельса об абсурдности христианской веры в то, что «человек Иисус был Богом», писал, что христиане так примитивно вовсе не мыслят. Христиане, – свидетельствовал Ориген, – говорят о двойном присутствии в Иисусе души Иисуса и Духа Христа, о том, что «Он есть какое-то сложное существо»: “…Цельс отвергал в человеческом теле и душе Иисуса присутствие какой бы то ни было Божественности… Мы же, со своей стороны, верим свидетельству Иисуса, когда Он указывает на присущее в Нем Божество в словах: Я есмь путь и истина и жизнь 1152 или когда говорит нечто подобное этому выражению (в других местах). Что касается положения, что Он имел человеческое тело, то об этом Он говорит в следующих словах: А теперь ищете убить Меня, Человека, сказавшего вам истину 1153. Словом, по нашему учению, Он есть какое-то сложное существо… Он как человек, засвидетельствованный Богом (глас Бога при Преображении на горе, – А.В.), желал показать, что в Нем – человеке, которого каждый видел, обитает нечто Божественное, что Он именно есть истинный Сын Божий, Бог-Слово, Сила Божия и Мудрость Божия, Тот, которого называют Христом. Здесь, конечно, не место входить в обсуждение вопроса о составе, из чего именно сложен вочеловечившийся Иисус 1154, так как это составляет уже, так сказать, домашний вопрос и может обсуждаться только среди верующих (или допущенных к тайне Христа, – А.В.)” (Против Цельса I. LXVI). Позже Ориген скажет, ссылаясь на приведенный нами фрагмент: “…Мы выше уже… показали, в каком отношении мы считаем Его Богом (т.е. что Богом называем Иисуса Христа условно, – А.В.) и почему, с другой стороны, называем человеком” (Против Цельса. II. VIII). Цельс считал нелепой христианскую веру в то, что Бог христиан был человеком: «если бы Он… на самом деле был Богом, то тогда едва ли Ему пристойно было бежать: Он не был бы схвачен и связан» (Против Цельса. II. IX). “На это, – говорит Ориген, – мы дадим такой ответ: и мы также не признаем, чтобы видимое в то время и подверженное чувствам тело (σωμα) Иисуса было Богом” (Против Цельса. II. IX). В другом месте, возмущаясь против использования Цельсом грязной интерпретации легенды о нечестивом рождении Иисуса, известной нам сегодня также по «Тольдот Иешу», Ориген говорит, что, напротив, душа Иисуса благодаря прошлой нравственной жизни снискала право быть воплощенной в чистое, безупречное (свободное от греховности) тело, обуславливаемое чистотой родительских отношений: “Я обращусь к грекам и особенно к Цельсу… – я задам ему такой вопрос: да неужели Тот, Кто ниспосылает души в тела людей, стал бы подвергать самому позорному рождению Того, Кто совершил столь великие (деяния), научил столь многих людей и отвратил их от потока пороков (к доброй нравственности)? Неужели Он не мог приобщить Его к жизни людей по крайней мере путем законных брачных уз? Да не вероятнее ли всего (предположить), что всякая душа, назначенная для тела, назначена (ему) по заслугам, согласно предшествующему нравственному состоянию, по некоторым таинственным причинам – и это я говорю в данном случае следуя Пифагору, Платону и Эмпедоклу, которых так часто называет по имени Цельс? Если же это так, то тогда прямое требование справедливости, чтобы и эта душа (Иисуса), пришедшая в мир и более полезная для жизни людской, чем (души) большинства людей, – я не хочу сказать «всех» (людей), дабы не показаться предубежденным, – чтобы эта душа соединилась с телом, которое не только отличалось от (обыкновенных) человеческих тел, но и было лучше всех (тел)” (Против Цельса. I. XXXII). Сказанное Оригеном сильно отличается от укоренившегося в поздней церкви учения об Иисусе как о Боге. Однако, вот что пишет раннехристианский апологет св.Феофил Антиохийский (168 г.) о невозможности Бога целиком существовать в каком-либо отдельно взятом месте, а значит, и в теле отдельного человека: “Богу же Всевышнему, всемогущему и истинному Богу, свойственно не только быть вездесущим, но и всё видеть и всё слышать и не ограничиваться каким-либо местом (ср. с телом Иисуса, – А.В.); в противном случае место, содержащее Его, было бы больше Его, ибо содержащее больше содержимого, а Бог не ограничивается местом, но Сам есть вместилище всего” (Автолик., II. 3) 1155. Напомним, что древние христиане ничего не знали об идеи включения земного сына Марии в качестве «лица» в Святую Троицу, которая ко всему прочему еще и стала мыслиться Единым Богом. Ориген продолжает размышления о том, что в Иисусе Христе являлось, а что не являлось Богом: “И что я говорю: тело? Также и душа (ψυχή) (была не Бог), – та душа, о которой сказано: душа Моя скорбит смертельно 1156. Тот, кто в Книгах пророков говорит: Я Господь, Бог всякой плоти и прежде Меня не было Бога, и после Меня не будет 1157, – этот, по разумению иудеев, есть Сам Бог (в данном примере – Христос, – А.В.), который избрал Себе душу и тело пророка (здесь – Иисуса, – А.В.)… Подобно иудеям и грекам учим и мы, утверждая, что Бог – Слово и Сын Бога всячески говорил в Иисусе: Я есмь путь и истина и жизнь 1158, Я дверь овцам 1159, Я хлеб живый, сшедший с небес 1160 и так далее в том же роде… Тот, Кто говорит в Иисусе: Я есмь путь и истина и жизнь 1161, не является, по смыслу Евангелий, каким-то ограниченным существом в том смысле, что помимо души и тела Иисуса Он нигде не существовал (ибо Христос – неограничен, – А.В.). Это ясно из многих мест; но из них мы позволим себе привести только немногие. Когда Иоанн Креститель возвещал близкое пришествие Сына Божия, то он, конечно, думал не о Существе, которое было ограничено телом и той душою, но о Том, Который всюду проникает (φθάνοντα πανταχο) (т.е. Который вездесущ, – А.В.); он говорит: стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете: Он-то Идущий за мною 1162. Если бы (Иоанн Креститель) думал, что Сын Божий находится только там, где должно быть видимое тело Иисуса, то каким образом он тогда мог бы сказать: стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете? И сам Иисус направляет ум своих учеников к более высокому представлению о Сыне Божием, когда говорит: где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них 1163. Такого же характера было и обетование, которое Он дал ученикам, обращаясь к ним со следующими словами: и вот Я с вами во все дни до скончания века 1164” (Против Цельса II. IX). “Мы питаем именно такую веру в Иисуса («изменяющего» свой внешний облик, – А.В.) и не только в Его Божество, которое было в Нем и которое Он открывал лишь немногим, а также и в Его тело, вид которого Он изменял, когда и перед кем это Ему было угодно… Его Божество («которое было в нём», – А.В) со времени совершения Им домостроительства (снисхождения «голубя», Преображения, – А.В.) стало сиять еще более ослепительным блеском” (Против Цельса II. LXV). Последняя мысль, в частности, вменяется Оригену как неправославная, ибо, по учению Церкви – Христос (в том числе когда он родился у Марии, рос и мужал) всегда пребывал неизменным (!), а Ориген будто бы показывает Спасителя “спиритуалистически” меняющимся. Именно как отклонение от церковно-догматического учения воспринимал идею Оригена о теле Иисуса, например, проф. В.В.Болотов (1853–1900). Вместе с тем, он же приводил мысль Оригена, что «каждый, взиравший на Лицо Богочеловека во время Его земной жизни, видел в Нем то, чего был сам достоин» 1165. Совершенно очевидно, что критики Оригена не обратили внимание на то, что согласно ему, не тело менялось у Иисуса, а восприятие об Иисусе Христе менялось у взирающих на него. Так, Ориген пишет: “И только чтобы приспособить себя к не могущим выносить лучей и блеска Его Божества, Он (Христос) делается как бы плотью и плотски ведет Свои разговоры до тех пор, пока всякий, (сначала) принимающий Его в таком виде, а затем постепенно поднятый Словом выше, не окажется, наконец, в состоянии – если можно так выразиться – созерцать начальный (и высочайший) Его образ… Так именно различны, в некотором роде – образы Слова, под какими Оно является тем, кто желает сделаться Его учениками. Слово поступает так со степенью восприимчивости каждого из них… Если Он, взошедши (с учениками) на высокую гору, благоволил там показаться в ином и гораздо более величественном образе сравнительно с тем, в каком Его созерцали оставшиеся внизу и оказавшиеся не в состоянии следовать за Ним на гору, то случилось все это потому, что глаза (т.е речь идет не о теле Иисуса, – А.В.) этих последних были еще слишком слабы, чтобы воспринять блеск этого величественного и Божественного Преображения Слова… Вот те замечания, которые я счел нужным привести в отповедь Цельсу, не понимающего того, что говориться в (Евангельских) сказаниях о преображениях или изменениях образа Иисуса, не могущему различить в Нем смертное от бессмертного” (Против Цельса IV. XV-XVI). Именно с того самого дня, когда Христос пресуществился в Иисусе, начинают своё повествование два канонических Евангелия (Марка и Иоанна), а также многие гностические тексты. Мы наиболее общими словами попробовали изложить представления гностического христианства и восточного тайноведения о тайне Вселенского Логоса (Христа), что, конечно, требует более обстоятельного разговора. Но целью нашей книги является все же исследование жизни исторического Иисуса и богословские споры выходят за рамки объявленной темы. Однако, ввиду устоявшегося представления об Иисусе Христе как о целостном явлении (парадоксально, правда, присутствующем в Бого-Троице), сочетавшем в себе Бесконечное и конечное, Божественное и человеческое, мы вынуждены были кратко, и, конечно, очень поверхностно изложить наше представление о том, Кто же в таком случае есть Христос. Еще более сложной остается тема о том, кто есть Бог, или Абсолют. Ведь Христос, согласно Евангелию от Иоанна, – не Бог, но – Сын Бога (Ин 1. 1-5). Для ответа на этот вопрос мы предлагаем читателю обратиться к труду Оригена «О началах». Ниже, систематизируя сказанное Оригеном, в помощь читателю в табличном виде мы приводим отличительные признаки понятий: Бог, Христос, Иисус и Иисус Христос. Необходимо обратить внимание, что таблица предусматривает выявление именно отличий. Но это, безусловно, только один из методов познания многогранной истины, раскрывающий только один из её полюсов. Акцентируя свое внимание на отличиях, необходимо помнить о единстве мироздания и бытия. Как утверждается на Востоке, различения мира существуют только в человеческом уме. В наибольшей мере это касается представлений о Божественном.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||