лекции. Лекция 1 текст как объект филологического анализа план предмет и задачи курса. Текст как объект филологического анализа
 Скачать 382.5 Kb.
|
|
Текстовое время и языковые средства его репрезентации Время - такой же обязательный атрибут денотативного пространства текста, как и пространство. В различных системах знания, накопленных человеческим разумом, существуют разнообразные представления о времени: бытовое, обыденное представление, научно-физическое, научно-философское, грамматическое и проч. Традиционно считается, что исторически в культурном сознании сложилось два представления о времени: о времени циклическом и времени линейном. Время циклическое представляет собой последовательность однотипных событий, жизненных кругов, вращение по кругу, восходящее к сезонным циклам. При подобном представлении о времени акцентируется общность человеческих судеб, наблюдается ориентация на типизацию и отождествление личных событий и их участников. Характерными признаками циклического времени являются завершенность, повторяемость событий, идея возвращения, неразличения начала и конца. Это обобщенное, вечное время, повторяющееся и непреходящее. Время линейное связано с представлением об однонаправленном поступательном движении событий, с формированием исторического сознания, с идеей начала, конца, эволюции, развития. При этом особо значимой является актуализация неповторимости, уникальности событий, их единичности, а также актуализация необратимости самого жизненного процесса. Подобное представление о времени ориентировано на индивидуализацию событий и их участников. Важными признаками его являются конкретность, единичность, однонаправленное культурно-историческое развертывание. Если пространство наполняется вещами, объектами разного рода и ими репрезентируется, то время характеризуется событиями, их развитием и последовательностью. Вследствие этого оно включает, во-первых, семантику ограниченной длительности, различающей события, семантику меры, временного периода, точек времени. Во-вторых, оно включает семантику неограниченной длительности, семантику текущего времени, временных изменений от прошлого к настоящему и будущему. В качестве основных признаков реального времени принято называть его одномерность, необратимость, однонаправленость (от прошлого к настоящему и будущему), протяженность (длительность), временной порядок, одновременность/разновременность, кратность (повторяемость) /однократность. В художественном тексте наблюдается, с одной стороны, стремление авторов передать жизненный поток событий подобно реальному времени, а с другой - стремление передать существеннейшие свойства времени, изменить его ход, размыть, разомкнуть временные границы, прервать однонаправленность времени. Текстовое художественное время является моделью воображаемого мира, в различной степени приближенного к реальному, от которого оно отличается многомерностью, образностью. Каждое отдельное литературно-художественное произведение имеет собственное время, характеризующее отображаемый в данном произведении мир событий, отношений, переживаний. Художественное время - это и репрезентация реального времени в различном объеме, масштабе, с различных точек зрения, и своеобразный аспект художественно изображенной действительности, и конструктивный элемент текста. Сам ход времени в художественном тексте иной, чем в действительности, так как автор текста волен в общем потоке изображаемых событий выделять, укрупнять те из них, которыe в соответствии с его творческим замыслом являются наиважнейшими, ключевыми, и, наоборот, компрессировать, сжимать события менее важные. Описание состояния человека и среды, различных качеств замедляет ход времени и укрупняет макропропозиции, становясь основой дискретности текста. Изображение действий и деятельности - основа временной непрерывности. Кроме того, в художественном тексте могут наблюдаться временные отклонения, нарушения временного порядка другого рода, так называемые ахронии. Они проявляются в двух разновидностях: как ретроспекции, или возврат к уже обозначенному, изображенному событию, взгляд в прошлое, и как проспекции , т. е. взгляд в будущее. В то же время в художественном тексте временные значения не всегда противопоставляются и дифференцируются, так как общая семантика текста способна редуцировать, стирать темпоральные различия, следствием чего является контаминация, переплетение временных значений в контексте текстового фрагмента или целого текста. Субъективная природа текстового времени детерминирована точкой зрения автора-наблюдателя, которая является основной организующей силой временных отношений в художественном тексте. Наряду с грамматикой времени, в которой особое значение имеют видо-временные формы глагола и синтаксические конструкции, в литературно-художественном произведении большую роль играют лексические средства, прямо или косвенно обозначающие время. Общая текстовая функция этих слов - указание на время действия изображаемых событий - является основанием их объединения в одну функционально-текстовую парадигму слов. Лексическую основу текстового времени составляют слова время, эпоха; названия времен года (зима, весна, лето, осень); названия месяцев, дней недели, времени суток (утро, день, вечер, ночь); слова минута, секунда, вчера/сегодня/завтра, вечность, пора, миг, мгновение, момент; названия периодов жизни человека (детство, юность и пр.). Именно эта лексика в первую очередь формирует темпоральное пространство художественного текста. Подобная же лексика очень часто является основным компонентом заглавий литературно-художественных произведений, становится основой метафорической номинации времени. Приведем ряд подобных заглавий: «Час быка: (И. Ефремов), «Детство. Отрочество. Юность», «Воскресение» (Л. Толстой) «Детские годы Багрова-внука» (С.Т. Аксаков), «Семнадцать мгновений весны» (Ю. Семенов), «Хмурое утро», «Восемнадцатый год» (А. Толстой), «1984»(Дж. Оруэлл), «Герой нашего времени» (М. Лермонтов), «Исповедь сына века» (А. Мюссе), «Хроника времен Карла IX» (П. Мериме), «19 октября» (А. Пушкин) и мн. др. Большая часть подобных заглавий антропоцентрична, ибо содержит наведенные содержанием целого текста субъективно-оценочные коннотации, связанные с изображенным в тексте временем жизни определенных персонажей, с темпорально-обусловленными переживаниями лирического героя в поэтическом тексте. Таким образом, текстовое время - это созданная фантазией автора и обусловленная его мировоззрением и творческим замыслом модель воображаемого мира, в разной степени приближенная к реальному миру, которая отличается многомерностью, объемностью и иерархичностью частных темпоральных значений. В художественном тексте находят отражение основные универсальные представления о ходе времени и его свойствах: наполненность событиями; цикличность/линейность/временная данность; диалектика времени (движение от прошлого к настоящему, от настоящего к будущему); непрерывная текучесть/длительность/временная фиксированность событий. В художественном тексте воплощаются также и уникальные индивидуально-авторские представления о времени, которые проявляются: 1) в текстовых ахрониях (ретроспекциях и проспекциях); 2) в сжатии (свертывании) и в растягивании (развертывании) времени протекания событий; 3) в дискретности времени. Каждое отдельное литературное произведение имеет собственные уникальные особенности создания образа художественного времени. Обратимся к рассказу В. М. Шукшина «Срезал», который отличается сложным переплетением временных значений. Темпоральное пространство данного текста наполнено одним событием, изображенным в различных временных планах. В этом небольшом рассказе выявляется представительный функционально-смысловой класс слов и словосочетаний с темпоральным значением, актуализирующих разные свойства сюжетного времени: его длительность (долго, два раза, пока, без передышки, за всю свою жизнь, сто раз, сотни раз и пр.); диалектику времени, движение от прошлого к настоящему и будущему (тогда, тогда-то - теперь, сейчас - потом, завтра, дальше); временную фиксированность (к вечеру, решающая минута, в один прекрасный момент, такой момент); повторяемость, цикличность (как всегда, опять, всякий раз). В данном тексте имеются ахронии: ретроспекции (1812 год, в прошлом году), проспекция (завтра). Можно говорить о сложном переплетении различных темпоральных значений, создающих образ многомерного, иерархически организованного темпорального пространства текста с доминантой циклического кругового движения времени люди. Весь контекст задается предикативной конструкцией, акцентирующей повторяемость событий: так повелось. Обобщенность описания усиливается сравнением ситуации со спектаклем, на который ходят деревенские мужики, цикличностью. Сама структура текстового времени в рассказе имеет круговую форму: в последнем авторском описании употребление наречия всегда подчеркивает повторяемость данного события, его типичность: Глеб усмехнулся и не торопясь вышел из избы. Он всегда один уходил от знатных людей. Таким образом, можно сделать вывод: В.М. Шукшин в рассказе «Срезал» использует совокупность лексико-синтаксических и текстовых возможностей для воплощения на его страницах сложного, многослойного образа художественного времени – линейно-циклического, дискретного, содержащего ретроспективные и перспективные временные значения, субъективно окрашенного. 4. Эмотивное пространство текста Основополагающие категории ХТ, являющиеся носителями субъективного и объективного, - автор и персонаж, которые всегда занимают центральное положение в художественном произведении вследствие его абсолютной антропоцентричности. Это обусловливает и путь интерпретации ХТ, в основе которого всегда лежит антропоцентрический подход. Чувства, которые автор приписывает персонажу, предстают в тексте как объективно существующие (диктальные), а чувства, испытываемые автором и выражаемые им, имеют субъективную окраску (модальные). В целостном тексте гармонически переплетаются диктально-эмотивные смыслы (уровень персонажей) и модально-эмотивные смыслы (уровень авторского сознания), совокупность которых и составляет ядро эмотивного содержания текста. Образ автора и образы персонажей – фигуры не равновеликие в ХП. Автор связан крепкими узами с изображенным миром действительности, в том числе и с миром героев. Целостное эмотивное содержание предполагает обязательную интерпретацию мира человеческих эмоций (уровень персонажа) и оценку этого мира с позиции автора с целью воздействия на этот мир, преобразования его. В художественной литературе обнаруживается двойная психология персонажей и психология автора, находящихся в сложных, порой антагонистических отношениях. В связи с этим при относительно безграничном многообразии текстовых эмотивных смыслов можно выделить две типологических разновидности: эмотивные смыслы, включенные в структуру образа персонажа, и эмотивные смыслы, включенные в структуру образа автора. 4.1 Эмотивные смыслы в структуре образа персонажа. Персонаж относится к разряду основных содержательных универсалий текста. Эмоции персонажа изображаются как особая психическая реальность. Совокупность эмоций в тексте - своеобразное динамическое множество, изменяющееся по мере развития сюжета, отражающее внутренний мир персонажа в различных обстоятельствах, в отношениях с другими персонажами. Извлечение из текста эмотивной лексики и рассмотрение ее в изоляции от текста дает лишь приблизительное, самое поверхностное представление о наборе эмотивных смыслов, реализующихся в тексте в целом в плане их однотипности/разнотипности, монотональности/политональности. Так, например, в рассказе В. М. Шукшина «Обида» значительно преобладает изображение негативных эмотивных смыслов, тональность которых задается заглавием. К подобным же, тяготеющим к монотональности текстам можно отнести его рассказы «Горе», «Ванька Тепляшин» (доминантный ряд «тоска»), «Случай в ресторане» (доминантный ряд «любовь, симпатия»), «Медик Володя» (доминанта «радость»), «Ноль-ноль целых» (доминанта «злость, возмущение»). В то же время манера психологического анализа В. М. Шукшина отличается изображением политональности, разнообразия воплощаемых эмотивных смыслов. Так, в рассказе «Верую!» представлена яркая палитра эмоциональных смыслов (жалость, злость, любовь, ненависть, возбуждение, покой, удивление и др.), крайними полюсами которых являются чувства веры и тоски. Эмотивные смыслы имеют различный ранг значимости в тексте, что обнаруживает анализ их структурно-синтаксического воплощения, т.е. анализ употребления эмотивной лексики в различных контекстных условиях. Условием бытования общетекстовых эмотивных смыслов является целостный текст. Проводником этих смыслов является в первую очередь эмотивная лексика. Фразовые и фрагментарные эмотивные смыслы также создаются эмотивной лексикой. Основные приемы текстового выдвижения важнейших элементов содержания текста - это повтор смысла и средств, его обозначающих, с одной стороны, и использование средств окказиональной номинации - с другой. Особо важны в порождении ключевых текстовых эмотивных смыслов слова, обнаруживающие в тексте разнообразие и богатство лексических связей. В рассказе В. М. Шукшина «Страдания молодого Ваганова» ключевую эстетическую значимость имеет эмотивный смысл «страдание», характеризующий психологию главного персонажа. Этот смысл вынесен в сильную позицию текста - в заглавие, что концентрирует на нем внимание читателя, ориентирует на восприятие эмотивного содержания определенной тональности. Весь последующий текст рассказа является художественно-образной конкретизацией эмотивной семантики заглавия. Существуют три разновидности эмотивных смыслов: фразовые, фрагментарные, общетекстовые, определяемые эмотивной лексикой (контекст фразы, текстовой фрагмент, целостный текст). В структуре образов персонажей обнаруживается многообразие эмотивных смыслов. Но внутренняя жизнь персонажа получает эстетическое осмысление только в контексте всего произведения, с учетом всей системы образов персонажей в свете авторской концепции. Жизнь души персонажей полна противоречий, вызываемых самыми разными мотивами и соответственно имеющих различные проявления: это может быть внутренний конфликт эмоций (например, антагонизм любви и боязни в душе Ваганова, вызывающий его страдания), межличностный эмоциональный конфликт (отношения супругов Поповых), конфликт персонажа и мира в целом. Конфликтность эмоциональной сферы персонажа отражает общий закон художественного текста, так как принцип противоречия - основной движущий механизм поведения литературного героя. Итак, образ персонажа вне текстовых связей - это схема, скелет, который обрастает плотью смысла только в контексте всего произведения и прежде всего в контексте авторских интенций, так как «автор интонирует каждую подробность своего героя, каждую черту его, каждое событие его жизни, каждый его поступок, его мысли, чувства» (Бахтин М.М.). В связи со сказанным особо важным представляется рассмотрение эмотивных смыслов в структуре образа автора. 4.2. Эмотивные смыслы в структуре образа автора Художественный текст как законченное речевое произведение пронизан субъективностью и антропоцентрическими устремлениями, а антропоцентричность выражается в речи и как субъективно-модальное значение. Вследствие этого в эмотивном содержании текста есть макрокомпонент, объединяющий модальные эмотивные смыслы, которые мы относим к разряду интенциональных. Интенсиональность - устремленность личности вовне. Особенно ярко эта черта личности обнаруживается в творческой деятельности и воплощается в ее результатах, поэтому интенции <намерения> автора должны быть отнесены к смысловой стороне формирования текста и рассматриваться при этом в качестве его определяющих свойств. Художественный текст формируется образом автора и его точкой зрения на объект изображения. Один из самых важных и трудных вопросов связан с изучением языковых средств выражения интенциональных эмотивных смыслов. Многие исследователи субъективной модальности текста обращают внимание на наличие в языке комплекса способов выражения отношения субъекта к объекту. Среди приемов выражения этого отношения прежде всего выделяются эксплицитные и имплицитные способы. Лексические средства выражения авторской оценки являются одним из важнейших способов отражения авторского «я» в тексте. Эмоциональность текста питается всеми эмотивными смыслами: эксплицитными и имплицитными, диктальными и модальными, выраженными в тексте, поэтому она зависит от всего содержания текста в целом и прежде всего от его эмотивного содержания. Осознавая эту зависимость и обусловленность ее целостным содержанием текста, нужно учитывать неравноценность различных факторов ее порождения. Существенная черта текста - его многокомпонентность, многозвучие. Полифонизм эмоциональных тонов возникает в результате взаимодействия уровня образа автора и уровня образов персонажей. Но при всей сложности эмотивного содержания текста обычно в нем ощущается ориентация на актуализацию определенного эмоционального компонента, который становится доминирующим и воспринимается как олицетворение эмоциональной тональности всего текста в целом (ср. веселые, грустные, мрачные, лиричные, оптимистические, печальные и прочие определения-эпитеты к произведениям искусства). Гармоническое единство тональности скрепляет текст и обусловливает его смысловую целостность. Безусловно, эмоциональная тональность вбирает в себя все эмотивные смыслы, содержащиеся в тексте, но ведущая партия в хоре текстовых эмоций принадлежит все-таки интенциональным эмотивным смыслам, отображающим авторскую позицию и концепцию. Особое значение имеет и место эмотивной лексики в синтагматике текста, например, употребление эмотивной лексики в позиции заглавия. Это связано с тем, что заглавие содержит в сжатом, компрессированном виде информацию текста, отражает смысловую детерминанту структуры. Заглавие, по словам Умберто Эко, - «ключ к интерпретации... Восприятие задается им» (Эко. Заметки на полях «Имени Розы» 1988, с. 89). Если в этой позиции оказывается эмотивная лексика, она заряжает своей тональностью весь текст. Так, В. М. Шукшин активно использует в функции заглавий эмотивную лексику, интерпретирующую в определенном эмоциональном смысле события, изображенные в тексте: «Страдания молодого Ваганова», «Горе», «Обида», «Верую!», «Упорный», «Чудик» и др. Эмоциональная тональность текста создается также неоднократным повторением отдельного стилистического приема, поэтому любой повтор - не только средство текстовой связи, но и обязательное условие возникновения эмоциональной тональности, а повторная лексическая номинация - ее сильное и действенное средство, особенно если дублируется лексика эмоций. Обычно то, что обозначено в повторе, - центр, предмет писательских устремлений. Следует различать фразовую и текстовую эмоциональные тональности. Они отличаются и внешне - по конкретным условиям реализации, и внутренне - по функционально-смысловой направленности. Фразоваяэмоциональная тональность - фундамент, основа, помогающая осмыслить и воспринять текстовую эмоциональную тональность, которая обычно включает фразовую и опирается на нее. В сфере текста властвует авторская супероценка, скрепляющая все семантические составляющие текста, в том числе эмотивные смыслы, и обеспечивающая целостность содержания текста. Как видим, художественный текст обнаруживает многообразие эмотивных смыслов, отличающихся по содержанию, степени конкретизации, композиционным условиям их выражения, по функции в тексте и по соотнесенности с субъектом эмоций, испытывающим их (диктально-персонажные, модально-авторские). Эмотивные текстовые смыслы разнообразно взаимодействуют друг с другом: пересекаются и расходятся, притягиваются и отталкиваются. В результате подобного взаимодействия складывается эмотивное содержание художественного текста, категориальной основой которого является эмоциональная тональность текста. ЛЕКЦИЯ №3 СТРУКТУРНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ТЕКСТА ПЛАН
1.1.Объемно-прагматическое членение. 1.2. Структурно-смысловое членение. 1.3. Контекстно-вариативное членение. 2. Связность текста. 2.1. Текстообразующие логико-семантические связи. 2.2. Текстообразующие грамматические связи. 2.3. Текстообразующие прагматические связи. 1. Членимость текста Признавая целостность универсалий текста, филологи, исследуя текст, всегда выявляли в этой целостности разного рода компоненты, части, элементы в зависимости от параметров рассмотрения (см., например, структуру сюжета, композиционное устройство, типы повествования, систему образов и мн. др.). Категория членимости, с одной стороны, имеет субъективную природу, так как она всегда интенциональна (запрограммирована автором) и экстенсиональна (осмыслена читателем). С другой стороны, она объективно обусловлена необходимостью отражения мира в его упорядоченности и устроенности. Членимость текста также напрямую связана с характером человеческого мышления, включающего одновременно операции анализа и синтеза поступающей информации, взаимодополняющие друг друга, что также объясняет объективную обусловленность этой категории. Научное осмысление категории членимости связано с выделением в тексте на одном основании структурных, формально выраженных однотипных частей, компонентов Предложим выделить три типа членения текста: 1. Объемно-прагматическое. 2. Структурно-смысловое. 3. Контекстно-вариативное. К первому типу отнесем членение текста на тома, книги, части, главы, главки, отбивки, абзацы. Ко второму - выделение ССЦ. Третий тип членения включает следующие формы речетворческих актов: 1) Речь автора: а) описание; б) повествование; в) рассуждение автора; 2) Чужую речь: 2.1) Внешнюю речь персонажа: а) полилог; б) диалог; в) монолог; г) прямая речь; д) косвенная речь; е) несобственно-прямая речь; 2.2) Внутреннюю речь персонажа: а) поток сознания; б) внутренний монолог; в) аутодиалог; г) малые вкрапления внутренней речи; 1.1. Объемно-прагматическое членение текста На первый взгляд, этот тип членения максимально обусловлен механизмом восприятия текста читателем и стремлением писателя облегчить его: внешне, графически отделить части друг от друга, обозначить их (том, раздел, глава и т.д.), выделить текстовый фрагмент, используя абзацный отступ. Но если бы это было только так и только этим обусловлено, литературные тексты имели бы зачастую сходное объемно-прагматическое членение. В то же время анализ литературных произведений различных авторов обнаруживает совершенно обратное явление - уникальность объемно-прагматического членения в идиостиле различных авторов. Есть произведения, где этот тип членения текста используется максимально, при этом значимость каждой отдельной фразы (или двух-трех фраз) повышается за счет их графического выделения, выдвижения в качестве самостоятельного абзаца. См., например, ряд текстовых фрагментов в повести О. Мандельштама «Египетская марка»: Ломтик лимона - это билет в Сицилию к жирным розам, и полотеры пляшут с египетскими телодвижениями. Лифт не работает. По домам ходят меньшевики-оборонцы, организуя ночное дежурство в подворотнях. И страшно жить и хорошо! Он - лимонная косточка, брошенная в расщелину петербургского гранита, и выпьет его с черным турецким кофием налетающая ночь. Графическая интерпретация отдельных фраз в качестве самостоятельных абзацев выделяет их крупным планом, замедляет чтение теста и, пожалуй, скорее затрудняет его восприятие, чем облегчает, так как заставляет читателя, осознающего их текстовую значимость, задуматься над смыслом подобного выдвижения. Подобная максимальная редукция абзаца до объема одной фразы - явление достаточно характерное для прозы XX в., особенно для произведений В. Xлебникова, Б. Пильняка, А. Веселого и многих других. Другой, противоположный пример - текст, для которого объемно-прагматическое членение не актуально, в котором нет зрительного графического выделения отдельных текстовых фрагментов. Яркий пример тому – 18-й эпизод романа Джеймса Джойса «Улисс». В нем не только нет абзацных отступов, но и совершенно не используются пунктуационные знаки - показатели внутрифразовой членимости. Приведем начало этого эпизода, занимающего около 35 страниц: Да потому что такого с ним никогда не было требовать завтрак себе в постель скажи-ка пару яиц с самой гостиницы Городской герб когда все притворялся что слег да умирающим голосом строил из себя принца чтоб заинтриговать эту старую развалину миссис Риордан воображал будто с ней дело в шляпе а она нам и не подумала отказать ни гроша все на одни молебны за свою душеньку скряга какой свет не видал жалась себе на денатурат потратить четыре шиллинга все уши мне прожужжала о своих болячках да еще эта вечная болтовня о политике и землетрясениях и конце света нет уж дайте сначала нам чуть-чуть поразвлечься упаси господи если бы все женщины были вроде нее сражалась против декольте и купальников которых кстати никто ее не просил носить... Этот текст еще более сложен для восприятия, так что в данном случае объемно-прагматическое членение, вероятно, в большей степени все-таки обусловлено общим творческим замыслом произведения, его концептуальной основой, чем намерением облегчить восприятие текста читателям. Объемно-прагматическое членение в поэтическом тексте осуществляется в графическом выделении строф, по своей сути напоминающих прозаические абзацы, хотя имеющих принципиально иную природу благодаря ритмико-мелодической организации поэтической речи. Здесь также обнаруживается разная степень проявления объемно-прагматического членения: от максимального (например, лесенка В. В. Маяковского) до минимального и вплоть до нулевого. Например, стихотворение Сергея Соловьева «Андрею Белому» построено таким образом, что графически выделенной наряду со строфами оказывается каждая фраза строфы: Ты помнишь ли, как мы с тобою встали У царских врат, Облекши грудь броней из тяжкой стали, Мой старший брат? Когда мы поклялись до смерти биться С напором бурь, Навстречу нам взвились две голубицы, Пронзив лазурь. Таким образом, объемно-прагматическое членение, воспринимаемое первоначально как чисто формальное, внешнее выделение текстовых фрагментов графическими средствами содержательно, концептуально и стилистически обусловлено. 1.2. Структурно-смысловое членение текста Это членение связано уже непосредственно с семантическим развертыванием содержания литературного произведения и осуществляется при выявлении в нем сложных синтаксических целых, так как считается, что ССЦ являются единицами текста, качественно новыми по сравнению с предложениями, функционирующими в составе целого текста. Например, в рассказе В. М. Шукшина «Срезал» выявлено 8 ССЦ, раскрывающих смысл события-действия, названного в заглавии. Сначала дается описание ключевой для рассказа ситуации «срезания» в обобщенном, предельно типизированном виде. Этому посвящено ССЦ, содержащее характеристику Глеба Капустина и описание того, как он «срезал знатного гостя». Типичность, повторяемость, регулярность ситуации актуализируется в развязке данного ССЦ: И как-то так повелось, что когда знатные приезжали в деревню на побывку, когда знатному земляку в избу набивался вечером народ - слушали какие-нибудь дивные истории или сами рассказывали про себя, если земляк интересовался, - тогда-то Глеб Капустин приходил и срезал знатного гостя. Многие этим были недовольны, но многие, мужики особенно, просто ждали, когда Глеб Капустин срежет знатного. Второе ССЦ с данной микротемой описывает подобный случай, произошедший в прошлом, когда Глеб Капустин срезал полковника - с блеском, красиво. Далее в тексте выделяется несколько диалогических единств, в которых Глеб Капустин неоднократно ставит в тупик кандидата наук Константина Ивановича, а затем и его жену, как бы готовя кульминационную сцену унижения (диалог о первичности духа и материи, диалог о шаманизме в отдельных регионах Севера, вопрос о Луне - деле рук разума, монолог Глеба Капустина о кандидатстве, о словах «покатить бочку», о нескромности и огромном желании Глеба Капустина кое-кого по носу щелкать, чтоб не зазнавались). Расположенные в разных точках текстового словесного пространства, эти ССЦ интегрируются, сближаются в единый смысловой блок, но в то же время четко отграничиваются от текстовых фрагментов, раскрывающих другие микротемы. Следовательно, выявление ССЦ в тексте - это осуществление его смыслового членения. Подобное членение является и структурным, так как в тексте выделяются единицы, участвующие в его общем композиционном устройстве и обладающие собственным внутренним устройством. Г. Я. Солганик, глубоко и многосторонне осветивший природу прозаических строф (ССЦ), выявил в их множестве два структурных типа: прозаические строфы с цепной связью и прозаические строфы с параллельной связью. Эти связи имеют не столько межфразовую, сколько текстовую природу и проявляются во всем тексте, они в большей степени свойственны тексту. Итак, самые существенные стороны сложного синтаксического целого, важные для структурно-смыслового членения текста, - это его смысловое единство, обусловленное единством микротемы, текстовые функции в семантическом развертывании текста и собственное внутреннее композиционное устройство. 1.3. Контекстно-вариативное членение текста Существенная черта художественного текста - отражение в нем множественности точек зрения, что, собственно, соответствует множественности голосов, точек зрения в самой жизни. Ведь в действительности самые разные точки зрения сосуществуют, при этом происходит их наложение, совпадение, пересечение, отталкивание или притяжение. Если обобщить множественные точки зрения, то среди них выделяются две важнейшие, генерализирующие все остальные в тексте. Это точка зрения автора и точка зрения персонажа, которые соответственно формируют базовые композиционно-речевые формы изложения - авторскую речь и речь персонажа (чужую речь). Расположенные линейно, горизонтально по всему тексту, высказывания автора и персонажей составляют речевые партии, выражающие определенное мироощущение, позицию. Для того чтобы выявить эти речевые партии, необходимо осуществить вертикальное членение текста с целью обнаружения вертикального контекста для каждого голоса. Вертикальные контексты, представляя собой различные речевые партии, пронизывают горизонталь, структуру текста и отражают множественность точек зрения. Они предстают в тексте в различных композиционно-речевых формах. Система использования в литературных произведениях различных точек зрения для выражения различных субъектных позиций берет свое начало в русской литературе с произведений А.С. Пушкина - романа «Евгений Онегин», «Повестей Белкина» и др. Таким образом, контекстно-вариативное членение текста в первую очередь разграничивает в нем два речевых потока - речь автора и речь персонажа. |