М. Ю. Лермонтов как продолжатель пушкинских языковых традиций, обогативший русский язык новыми выразительными средствами
 Скачать 0.59 Mb.
|
|
11. 2. Особенности лермонтовского синтаксиса и стиля. Индивидуальные черты в языке и стиле произведений М.Ю. Лермонтова Второй стиль в творчестве М.Ю. Лермонтова – эмоциональный. С языковой стороны он достаточно далек от пушкинских традиций. Этот стиль часто называют стилем неточных слов. Образцом произведений, характерных для этого стиля, могут служить: «Молитва», «Выхожу один я на дорогу», «Памяти Одоевского», «Сосед», многие места из «Мцыри», «Демона», «Измаил-Бея». Многие слова употребляются в переносном значении, велико число слов с отвлеченным значением, характерна иносказательность предложений. Для Лермонтова в стихотворениях данного стиля более важен общий эмоциональный эффект речи, нежели конкретность значения отдельного слова. Самой резкой особенностью эмоционального стиля Лермонтова является полная взаимообратимость сравнений: # «…и звуки чередой, как слезы, тихо льются», «…и слезы из очей, как звуки, друг за другом льются» («Сосед»). В грамматическом плане эмоциональный стиль Лермонтова отличается нечеткостью синтаксических конструкций. Лермонтов усиливает эмоциональную и идейную мотивировку стихотворной речи, наделяет стих особой эмоциональной напряженностью, насыщает его яркими эмоциональными языковыми средствами: оригинальными словосочетаниями, в пределах которых слово получает переносное, метафорическое значение, большим количеством эпитетов, сравнений, различными группами книжной лексики (нейтрально книжной и специально поэтической). В более зрелый период творчества Лермонтова эмоциональный стиль перерастает в особый лермонтовский ораторский стиль, который развивается в художественном стиле как его разновидность и в то же время как яркая лермонтовская индивидуальность. Ораторский стиль Лермонтова иногда называют декламационным, а сам поэт называл его «железным стихом». Наиболее яркими примерами ораторского стиля, декламационного стиха являются стихи Лермонтова зрелых лет: «На смерть поэта», «Гляжу на будущность с боязнью…», «Дума», «Поэт», «Не верь себе», «Последнее новоселье». Для ораторского стиля характерны высокий общественно-политический накал, эмоциональность предложений, афористическая законченность стиха, острые, выразительные эпитеты, сильная интонация, риторические вопросы, обращения и восклицания. Лермонтовский стих отличается своеобразным и весьма характерным подбором и приемами употребления речевых средств, с помощью которых создается страстная и сильная ораторская речь и достигаются предельная выразительность, яркость и образность его поэзии. Активизация наиболее эффективных приемов ораторской речи – выразительных речевых периодов, повторений, риторических вопросов, обращений, восклицательных предложений, сравнений, дублирование однотипных выражений и т.п.; стремление к афористичности речи, определяющее выбор и характер объединения речевых средств; стремление создать силу и напряженность стиха; страстность выражений; стремление внести новое в самые принципы образно-метафорического словоупотребления – все это отличает поэзию Лермонтова от произведений его предшественников и современников. Афоризмы Лермонтова весьма своеобразны и характерны: они отличаются не только смысловой ёмкостью и лаконичностью, но и оригинальным подбором речевых средств, с помощью которых передается оценочно-характеристическое отношение поэта к изображаемым им лицам, поступкам, событиям. Частые вопросы и восклицания способствуют созданию ораторской интонации. Поэт стремится сделать поэтический язык способным выражать, с одной стороны, сильные чувства – личные переживания, внутреннюю исповедь и политический протест, недовольство современным обществом, борьбу с ним, с другой стороны, конкретную бытовую жизнь людей со всеми радостями и печалями. Ораторский стиль Лермонтова характеризуется смелой экспрессией, эмоциональностью и напряженной мыслью, выраженными органичным сочетанием отвлеченной и конкретно-бытовой лексики. В.В. Виноградов отмечает особую выразительность эпитета в ораторском стиле Лермонтова: «…ораторская интонация с особой энергией падает на эпитеты, которые благодаря этому выступают на первый план и скопляются в целые группы…» Например: «с насмешкой глупою ребяческих сомнений…» Без эпитетов искажается смысл сказанного. Именно на эпитеты падают у Лермонтова смысловые акценты. Эпитеты несут основную смысловую нагрузку, передают авторское отношение. Смысловые акценты падают на определения и в сравнениях Лермонтова. Особенно значимы в произведениях Лермонтова метафорические словосочетания. В.В. Виноградов отмечал такую особенность лермонтовских эмоциональных формул: «Яркий блеск лирических формул, их экспрессивная сила, как бы гипнотизирующая читателя своей эмоциональностью, иногда вырастают в ущерб простоте и точности. Экспрессивный подбор выражений и образов, иногда приводящий к неточности, предметной противоречивости или логической неоправданности словесных сцеплений». Эмоциональные формулы Лермонтова иногда даже вызывали недоумение современников. Например: «Я знал одной лишь думы власть, / Одну но пламенную страсть: / Она, как червь, во мне жила, / Изгрызла душу и сожгла» (сжечь душу может страсть, изгрызть душу может червь, у Лермонтова – контаминация образов). В ораторском стиле Лермонтова заметно «тускнеет» семантическая сторона слов и целых словосочетаний. На первый план выступает эмоциональная «окрашенность» слова. Лермонтовские приемы метафоризации слов, т.е. употребления их в образном, переносно-фигуральном значении, отличаются смелым перемещением средств из одной стилистической сферы в другую, часто весьма далекую и противоположную. Например, в поэме «Демон»: «Я бич рабов моих земных, / Я царь познанья и свободы, / Я враг небес, я зло природы…» Барон Розен считал странными строки: «О, как мне хочется смутить веселость их / И дерзко бросить им в глаза железный стих, / Облитый горечью и злостью…» Однако за счет подобных словосочетаний в стихах Лермонтова создается эмоциональный настрой, необходимый поэту. Лермонтов метафорически употребляет речевые средства, используя их в качестве сравнений и аналогий. Пленник монастыря сравнивается с оторванным грозой листком, с бледным темничным цветком. Наряду с образцами высокохудожественной речи, создаваемой благодаря метафорическому словоупотреблению, у Лермонтова иногда встречаются примеры логически неточного построения фраз и отдельных выражений. Как бы увлекаясь яркими и выразительными образами, поэт прибегал к метафоризации, несколько затемняющей смысловую структуру выражений. Например: дух изгнанья – «дух изгнанный» или «дух изгоняющий»? «И Терек, прыгая, как львица, с косматой гривой на хребте, ревел…»: косматая грива бывает не у львицы, а у льва. Еще Белинский указывал, что выражение «клинок, покрытый ржавчиной презренья» – неточное. Элементы ораторского стиля, располагающего своеобразной синтаксической структурой, красочными и острыми эпитетами, декламационной интонацией, речевыми периодами, вопросительными и восклицательными предложениями, соответствовали общей идейной направленности поэзии Лермонтова и основным тенденциям развития его языка. Блестящим образцом такого стиля является стихотворение «На смерть поэта». В первой его части использованы слова, по стилевым качествам противоположные друг другу: высокая поэтическая лексика и сниженная. При их помощи поэт создает контрастные образы. Соединение разностилевых лексических элементов создает эмоциональную напряженность в первой части стихотворения. Созданию эмоциональности речи способствуют и синтаксические элементы: инверсия слов в предложении, чередования восклицательных и вопросительных предложений, повторения однотипных выражений и синтаксических конструкций, риторические обращения. Общая эмоциональность и образность речи поддерживается и другими стилевыми особенностями произведения: метафорическими образами (# невольник чести, судьбы приговор, чуть затаившийся пожар); оценивающими эпитетами (# гений добрый, гордой головой, мелочных обид, пустых похвал, ненужный хор). Эпитеты несут в стихотворении большую смысловую и эмоциональную нагрузку. Лермонтов оригинально совмещал и чередовал ораторский пафос и приемы выражения, характерные для напевно-романсового стиля (при обращении к самому Пушкину). Такое резкое изменение всего строя речи находится в полном соответствии с ее содержанием и идейной целеустремленностью. Вторая часть стихотворения проникнута общественно-политическим накалом, динамична, полна резких контрастов. Синтаксический строй второй части отличается от первой: усиливается ритмичность речи, значительно больше восклицательных предложений, много обращений, риторических вопросов, частых повторов. Противопоставление различных образов производит сильное впечатление на читателя своей несовместимостью. Соединение различных по смыслу слов является особым стилистическим приемом. Неточность в значении слов и общая эмоциональность речи говорят о том, что ораторский стиль Лермонтова – это продолжение эмоционального стиля его поэзии, своеобразная новая его разновидность. Основные черты эмоционального стиля (стиля неточных слов) в творчестве М.Ю. Лермонтова:
Этот стиль достаточно далек от пушкинских языковых традиций, он представляет индивидуальные черты поэзии Лермонтова. Некоторые стихотворения Лермонтова невозможно отнести ни к одному из этих стилей («Три пальмы», «Дубовый листок», «Когда волнуется желтеющая нива», «Из-под таинственной холодной полумаски», «Утес»). В стихотворении «Когда волнуется желтеющая нива» наблюдается соединение резко противоположных стилевых особенностей – ораторского стиля со стилем, близким к песням (романсно-напевным). К произведениям, стоящим по языковому оформлению между первым и вторым стилем, относятся многие его лирико-элегические стихотворения. Особенности синтаксиса Лермонтова Лермонтовские речевые периоды, входящие в систему средств и приемов ораторского стиля, представляют собой большую художественную ценность. Создав превосходные образцы речевых периодов, Лермонтов обогатил поэтический синтаксис и показал примеры подлинно художественного новаторства в развитии образно-поэтической речи. Речевой период – синтаксическая конструкция, построенная по принципу кругообразно замыкающихся и гармонически организованных частей, образующих в логическом и интонационном отношениях вполне законченную единицу речи. В переводе на понятия синтаксиса период – это преимущественно сложное предложение, в котором несколько придаточных, как правило, однотипных, как бы замыкаются главным, или же несколько равноценных главных, соединенных по способу сочинения, образуют цельную в смысловом и законченную в интонационном отношениях гармоническую единицу. Различаются двух-, трех-, четырех- и многочленные периоды. В произведениях Лермонтова встречаются преимущественно многочленные периоды, в которых восходящая часть создается путем повторения однородных придаточных предложений, а после кульминации следует главное. В стихотворении «Когда волнуется желтеющая нива» Лермонтов дал образец логической и интонационно-синтаксической организации огромной фразы (в ней больше 80 слов). Каждая часть подъема здесь строго соразмерна в количественном и качественном отношениях. Даже число слов в каждой ступени дано в строгих пропорциях, не говоря уже о мелодической и ритмической организации всего стиха. Многократно повторяется слово когда, которое не сообщает периоду временнóго характера, а лишь служит целям синтаксической градации и усиления компонентов периода, замыкающегося главным предложением, в котором тогда адресовано ко всем трем предшествующим предложениям. Однако во многих лермонтовских периодах придаточные предложения следуют после главного. Например, в начале «Демона»: главное предложение предваряет целую группу однородных придаточных временных. Развивая напевно-музыкальные (романсовые) и повествовательные стили лирики, Лермонтов уделял большое внимание самой обработке языка, силе, остроте и отточенности каждой фразы. Поэтому речевые периоды, как и другие синтаксические конструкции, используемые в лирических произведениях, отличаются смысловой законченностью и афористической целостностью. Каждый период лермонтовской лирики – это целое и законченное произведение. 11. 3. Своеобразие прозы М.Ю. Лермонтова (от «Вадима» через «Княгиню Лиговскую» к «Герою нашего времени») В истории русского литературного языка творчество Лермонтова определило развитие не только стихотворного, но и прозаического языка. Особенно ярко реалистические тенденции проявились в прозе Лермонтова (в его зрелых произведениях). Лермонтов сыграл важную роль в формировании языка русской прозы, продолжив деятельность Пушкина по освобождению прозаического языка от канцеляризмов, архаизмов и славянизмов. Лермонтов постепенно создавал строгий, ясный и сжатый язык и стиль художественной реалистической прозы, который вырабатывался постепенно, преодолевая влияние романтизма Бестужева-Марлинского. Постепенно он отказался от традиционных приемов романтической прозы (перифраз, аллегорий), отошел от того «неистового романтизма», который был присущ школе Бестужева-Марлинского, прямой наследнице карамзинской традиции, характеризовавшейся длинными периодами, усложненными обособленными оборотами, развернутыми сравнениями и выспренной романтической лексикой. Первый прозаический опыт Лермонтова – неоконченный исторический роман «Вадим» из эпохи пугачевского восстания – был создан в духе стилистических установок Карамзина – Марлинского. Он писался в стиле романтической повести 30-х гг. с ее экспрессивностью, метафорической, украшенной, поэтической манерой письма. В языке много устаревших книжных слов с отвлеченным значением, традиционных для романтиков: # бесконечность, весельство, вознаградить, вопрошать, жрецы, лик, одр, перси; выражений: # грозное таинство, златоглавые церкви, демонская стихия, миллион чувствований, святая печаль, хладный ветер. В этом романе много устойчивых формул, возникших в стихотворной речи и оттуда перенесенных в прозу, которым легко подобрать параллели в лирическом языке 20-х – 30-х гг.: # дева красоты; как свинец, упало на его душу; невинный воспитанник природы. Персонажи разговаривают неестественным, напыщенным языком, используя торжественные слова в книжных оборотах и вопросительно-восклицательных эмоциональных конструкциях, придающих изложению искусственную приподнятость. Авторский текст иногда полностью совпадает по стилю с лирическими монологами героев. В языке и стиле этого романа много романтических трафаретов, традиционной декламации. Показательна мелодраматическая фразеология, выражающая чувства, настроения. В связи с романтическими принципами изображения внешних проявлений страстей находится и напряженно-метафорическая, богатая эмоциональными эпитетами, изысканными сравнениями, отвлеченно-риторическая фразеология, описывающая психологическую сложность или исступленность внутренних переживаний романтической личности. Для углубления психологизма в изображении внутренних переживаний героев Лермонтов прибегал к приему чужой или несобственно-прямой речи. Он широко использует принцип смешения повествовательного стиля с «чужой речью», с языком «внутренних монологов» главных героев. В реплики и монологи главных героев, полные романтической патетики и красивых фраз, Лермонтов вносит эмоциональную прерывистость. Диалоги героев пестрят многоточиями, символизирующими глубокие паузы. Они подчинены темпу судорожной, аффективной речи задыхающегося от волнения человека. Этот прерывистый синтаксис, опирающийся на экспрессивные формы сентиментального стиля, должен был внушить иллюзию, что перед читателем воссоздавалась во всем ее беспорядочном и иррациональном течении эмоциональная пульсация речи и мысли бурно чувствующей личности. Это была как бы «стенограмма» души романтического героя. Вместе с тем в «Вадиме» уже намечен метод аналитического расчленения переживания, впоследствии реализованный в «Герое нашего времени». Герой, как бы экспериментируя, предается самонаблюдению, и автор раскрывает противоречивый и сложный поток его душевной жизни. В книжной речи отвлеченно-возвышенные слова перемежаются с заимствованными: # арабески, вампир, галванизм, дишкант, кумир, мантия, оркестры. Язык «Вадима» переполнен синтаксическими и фразеологическими галлицизмами. Его связь с французским романтизмом очевидна. Это и конструкции «именительный самостоятельный», и самостоятельное употребление деепричастного оборота вне отнесения его к субъекту предложения, и фразеологизмы (# молчание смерти, дева красоты, жилище мрака). Вместе с тем в романе употребляются и разговорно-просторечные слова и выражения вперемешку с бранными: # балбес, головешка, больно ( = очень), дядюшка, зачванились, инде, мужичок, леший, проклятый, окаянный, собачий сын; или диалектными: # бис его знает, мачка ( = мать), москали, што. Создавалось впечатление лексической пестроты и многословия. В бытовых сценах манера письма менялась: в авторском повествовании появляется нейтральная, общеупотребительная, конкретная лексика. Речь персонажей из простонародья реалистична, социально дифференцирована, каждый персонаж имеет свой склад речи. Например, в сцене пугачевской расправы с приказчиком речь казака Орленко, речь приказчика и язык мужиков социально дифференцированы. Романтический индивидуализм в романе сочетается с реалистической манерой воспроизведения сцен и картин народного или профессионального быта. Реализм изображения сказывается в показе сцен крестьянского и помещичьего быта. Общий социально-диалектный состав этого повествовательного языка, кроме фраз и синтаксических схем лирико-драматического стиля, восходящих отчасти к русской литературной традиции, а в большей степени к западноевропейским литературным формам, определяется широким и не вполне органичным использованием русской речевой стихии – как книжной, так и устной народной. Резкие колебания авторского тона связаны с быстрыми переходами от разных форм литературно-книжной речи к устно-бытовой в ее разных социальных, иногда даже «простонародных» вариантах. Различные манеры письма в этом романе не переходят одна в другую, а контрастируют друг с другом, в языке романа осуществляется романтическое сплетение или чередование стилистических контрастов, смешение высокого с тривиальным, патетического с комическим. Во втором неоконченном романе Лермонтова – «Княгиня Лиговская» (1837) – меньше традиционно романтических расплывчатых выражений. Этот роман почти свободен от напряженно-эмоциональных контекстов, поэтическая манера письма встречается здесь редко, по синтаксической структуре и лексическому составу роман близок к прозе Пушкина и Гоголя. Элементы «неистовой» стилистики, идущей от французского романтизма, здесь или ограничены и ослаблены, или переосмыслены и преобразованы. В языке этого романа происходит сближение повествовательного стиля с бытовой речью. В композиции рельефно выделяется стиль устно-бытового рассказа (или сказа). Он характеризуется более разговорной лексикой и более заметной примесью синтаксических конструкций живой устной речи с ее бытовыми интонациями. В стиле этого романа намечается лермонтовская манера детализованного индивидуального портрета, основанного на принципе психофизиологического параллелизма, на тонком психологическом анализе, иногда же и на парадоксальном истолковании отдельных примет как признаков характера. Характер героя не только изображается, но и комментируется автором. Авторские комментарии чаще всего приобретают яркий отпечаток публицистического стиля. На них лежит отпечаток общественной сатиры. Стиль становится более отвлеченным, «метафизическим». Афоризмы, иронические обобщения и эпиграммные характеристики придают речи энергию и едкость. В стиле Лермонтова углубляется язык психологических описаний, стремившихся охватить чувство во всей его противоречивой сложности, который у Лермонтова основан обычно на неожиданном сплетении и сцеплении поэтической фразеологии, поэтических образов и выражений с отвлеченным языком почти научного, «метафизического» рассуждения. В повествовательный язык внедряются выражения и формулы книжно-теоретического языка. Публицистический стиль Лермонтова нередко облекается в синтаксическую форму устного живого монолога, во всем многообразии присущих ему интонационных средств и разговорных конструкций. Голос автора звучит как голос общественного трибуна, произносящего обличительную речь. Начав с романтических стилей в прозе, Лермонтов вскоре перешел к реалистическим, став основоположником русской реалистической прозы. Убедительной иллюстрацией является язык романа «Герой нашего времени», в котором Лермонтов обнаруживает блестящее мастерство в стилизации речи рассказчика (главы, рассказанные Максимом Максимычем – «Бэла» и главы – дневники Печорина – «Княжна Мери»). Язык этого романа – современный русский литературный язык со всем богатством его форм и стилей. Как и в современных художественных произведениях, в романе сочетаются средства литературного языка и живой народной речи (в сказе Максима Максимыча). Речь действующих лиц обусловлена социально (Печорин – Максим Максимыч, рассказчик – Максим Максимыч), национально (передача особенностей речи кавказцев), профессионально (передача особенностей речи военных) и психологически (психологический портрет Печорина создается за счет авторской характеристики, характеристик со стороны, самохарактеристики и речевой характеристики, предвосхищая портреты героев Толстого и Достоевского). В языке романа находят отражение особенности публицистического и научного стилей, используемые автором в целях эстетического воздействия на читателя, и различные приемы языка художественной литературы (приемы устного народного творчества в главах «Бэла» и «Тамань» и пародирование романтической манеры речи в монологах и репликах Грушницкого, пространные, психологически насыщенные дневниковые записи Печорина, пытающегося понять самого себя, и лаконичные реплики Печорина-собеседника, не заинтересованного в познании других людей). В романе – несколько независимых друг от друга повестей, объединенных одним героем, рассказанных разными лицами: «Бэла» – Максимом Максимычем, «Максим Максимыч» – автором, остальные три – Печориным, автором дневника. В первой новелле («Бэла») два рассказчика: автор и Максим Максимыч. Образ автора нейтрален, он является объективным наблюдателем. Главная его функция – описание природы. Эта повесть («Бэла») представляет собой новый гибридный жанр – путевой очерк со вставной драматической новеллой. Стиль автора – сухое и обстоятельное описание событий, характерное для стиля путевых записок. Картины природы рисуются лирическим стилем, который сочетает лирические краски с этнографической точностью научного описания. Основу составляет рассказ Максима Максимыча. Повествование от лица Максима Максимыча пересыпано формами живой, разговорной речи, уменьшительно-ласкательными именами. Рассказ носит непринужденный характер с незамысловатым, но выразительным рисунком интонации, свойственной народной речи. Весь строй речи Максима Максимыча и ее чисто языковые черты выдержаны в определенной социальной направленности, отражающей весь образ Максима Максимыча – полуобразованного штабс-капитана, долгое время прожившего среди народов Кавказа, знающего их язык, быт, привычки. Речь Максима Максимыча – устно-бытовой сказ, построенный на основе фамильярного просторечия, на основе простой мещанской речи, с примесью выражений военного диалекта и местных экзотизмов. Военная окраска речи сказывается в употреблении выражений и образов из круга его профессиональной терминологии, в служебной точке зрения на явления и предметы. Сказ Максима Максимыча носит отпечаток его знакомства с языком и бытом окружающей этнографической среды. Рассказывая об истории Бэлы, Максим Максимыч употребляет нерусские кавказские слова и обороты. Иногда его речь сближается с литературной речью, теряя просторечную окраску. Сказ Максима Максимыча в силу своей конкретной изобразительности, нередко тончайшим, но простодушным описанием внешних явлений открывает глубины индивидуальной человеческой психики. В портретных зарисовках Лермонтова можно отыскать элементы не только пушкинской, но и гоголевской стилевой манеры. Пушкинская манера сказывается в последовательном, остром, ироническом показе свойств героя. Гоголевское влияние сквозит в лаконичной, и в то же время исчерпывающей точности в перечислении внешних признаков портрета. Но у Лермонтова, по сравнению с Гоголем, ослаблены комические моменты. При описании портрета Печорина идет подбор внешних деталей, которые сразу же истолковываются автором в физиологическом, социологическом или психологическом плане как признаки разных свойств характера. Язык становится отвлеченным, синтаксис – распространенным. Резко увеличивается количество определений и определительных конструкций. Лексическую основу романа составляет нейтральная литературная лексика. В «Бэле» встречаются разговорно-просторечные слова: # жальче, насилу, покамест погода, чудно, своротить, худо; грубая простонародная лексика: # балбес, идол, брякнулась, взбеленился, избочился; формы с суффиксами субъективной оценки: # глазенки, историйка, лошаденка, маленько, мальчишка, речка, сынишка; междометия, произведенные от глаголов: # прыг, цап-царап; фразеологические выражения: # да и тягу, драть деньги, не смыкать глаз, сложил буйную голову, не сносить головы; диалектизмы: # вчерась, пужаешься, вестимо, издалече; кавказская экзотическая лексика: # кунак, джигит, сакля, духанщица, бешмет, гяур, калым, яман. В «Тамани» и «Княжне Мери» Печорин выступает одновременно героем и автором рассказов. Этот прием характеристики героев через призму «ложного» автора известен еще в «Повестях Белкина» Пушкина и в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Гоголя. Но все тонкости психологического облика героя раскрываются только с участием авторского голоса. Читатель воспринимает образы Мери, Грушницкого, Вернера не по обрисовке Печорина, здесь проявляются авторские характеристики. Язык «Журнала Печорина» отличается от языка «Бэлы». Стиль «Княжны Мери» – книжная речь с отвлеченной лексикой, монологами, раздумьями, глубокими оценками действительности, образно-метафорическими средствами литературного выражения. Отличительные свойства стиля Печорина: динамизм повествования; драматизм естественной, фонографической передачи чужой речи; лирическая поэтичность экспрессивных описаний природы как символическое выражение эстетически развитой и тонко чувствующей души; точное воспроизведение настроений и обнаженный протоколизм в раскрытии всех внутренних противоречий душевного мира личности, разъедаемой самоанализом. Форма журнала Печорина, записывающего как бы для себя и не стесненного условными традициями книжного выражения, позволила ему нарисовать яркие сцены и характеры с помощью простых и весьма сильных и выразительных средств языка. Строй речи, характерный для его записей в журнале, очень близок к разговорному, отличающемуся своеобразным порядком слов, структурой неполных предложений, восклицаниями, неоконченностью фразы, что вместе создает характерный стилистический профиль всего повествования. В повествовательную канву нередко вводятся обладающие эмоциональной выразительностью своеобразные диалоги, в которых участвует Печорин, обращающийся к своему противнику. Афористичность речи – также характерный признак лермонтовской прозы, отличающейся лаконизмом и смысловой емкостью выражений. Как в поэзии, так и в прозе Лермонтов стремится создавать точные и выразительные речевые средства. Усиление реалистических средств и приемов выражения, преобразование романтической культуры образного слова – такова характерная закономерность, прослеживающаяся в развитии языка и слога лермонтовской прозы. Лермонтов отходит от искусственно-риторических выражений и самой манеры приподнято-романтического описания и иронизирует над ней, описывая своеобразие речи Грушницкого. Синтаксис романа прост и выразителен: конструкции сжаты, лаконичны, часто включают присоединение частей союзами и, а, как в разговорной речи. Лермонтов усложняет синтаксис по сравнению с Пушкиным, сохраняя логическую стройность и ясность пушкинских синтаксических конструкций. В основе диалогов лежит живая разговорная речь. В отношении грамматических форм, синтаксических конструкций и словарного состава языка «Герой нашего времени» свободен от архаизмов и тяжеловесных оборотов речи. В прозе Лермонтова нет той архаической окраски, которая характерна для пушкинского языка. Лермонтовская проза последнего периода освободилась от всякого груза церковнославянизмов и канцеляризмов. Если в прозе Пушкина преобладали глагольные конструкции, то в прозаическом стиле Лермонтова найдено равновесие между всеми основными грамматическими категориями: в динамических фрагментах текста преобладают глагольные конструкции, в лирических важную роль играют прилагательные, увеличивается количество определений и определительных конструкций. Глаголы и другие элементы повествовательно-динамического характера в его прозе своеобразно сочетаются и удачно сменяются средствами описательно-характеристическими, среди которых ведущую роль играют эпитеты. Таким образом, Лермонтов унаследовал лишь общий стилевой принцип Пушкина, грамматико-стилистические (или чисто языковые) детали у него носят самобытно-индивидуальный характер. В истории русского литературного языка роман «Герой нашего времени» важен в плане дальнейшего развития синтаксической системы русского литературного языка и в плане дальнейшей разработки «метафизического языка». Последнее отмечал еще В.Г. Белинский. В 1830-е гг. с ростом реалистических тенденций в художественной литературе, с развитием публицистики и науки обострился вопрос о языке прозы. Решение этого вопроса вызвало важный языковой процесс – широкое введение в прозу слов конкретно-предметного значения для выражения отвлеченных понятий из области социальной жизни и духовного мира человека. Лермонтов решил в «Герое нашего времени» поставленную Пушкиным проблему метафизического языка. Элементы публицистического и научно-философского языка стали органической, составной частью стиля художественной прозы. Осуществляя синтез повествовательной и отвлеченно-книжной речи, Лермонтов последовательно включал в словесную ткань своих произведений лексику абстрактно-отвлеченного характера, в которой так нуждался литературный язык того времени. Лермонтов заметно активизировал отвлеченную лексику, обозначающую внутреннее состояние и переживания его героев. В журнале Печорина употребляется лексика, относящаяся к сфере психического состояния людей. В употреблении отвлеченной лексики у Лермонтова прослеживается характерная закономерность: он часто прибегает к ярким определениям, выразительным эпитетам, с помощью которых уточняет и подчеркивает значение абстрактных слов: # самое восхитительное бешенство, холодная злость, неизъяснимое бешенство, ядовитая злость, безумное отчаяние, неистовая храбрость, глубокое презрение, притворная холодность, сладкие заблуждения, ненасытная жадность, насыщенная гордость, холодное отчаяние и т.п. В отношении словообразовательных средств употребляемая Лермонтовым абстрактная лексика отражает общие закономерности развития словарного состава русского языка в первой половине XIX в. Это преимущественно суффиксальные образования, причем в качестве наиболее продуктивных выступают суффиксы «-ание / -ение», «-ость», «-ство», «-ие», «-ствие». |