Михаил Булгаков
 Скачать 0.72 Mb.
|
|
странной репутацией. Еще два года тому назад владелицей ее была вдова ювелира де Фужере. Анна Францевна де Фужере, пятидесятилетняя почтенная и очень деловая дама, три комнаты из пяти сдавала жильцам одному, фамилия которого была, кажется, Беломут, и другому – с утраченной фамилией И вот два года тому назад начались в квартире необъяснимые происшествия из этой квартиры люди начали бесследно исчезать Однажды в выходной день явился в квартиру милиционер, вызвал в переднюю второго жильца (фамилия которого утратилась) и сказал, что того просят на минутку зайти в отделение милиции в чем-то расписаться. Жилец приказал Анфисе, преданной и давней домашней работнице Анны Францевны, сказать, в случае если ему будут звонить, что он вернется через десять минут, и ушел вместе с корректным милиционером в белых перчатках. Ноне вернулся он не только через десять минута вообще никогда не вернулся. Удивительнее всего то, что, очевидно, с ним вместе исчез и милиционер Набожная, а откровеннее сказать – суеверная, Анфиса так напрямик и заявила очень расстроенной Анне Францевне, что это колдовство и что она прекрасно знает, кто утащили жильца и милиционера, только к ночи не хочет говорить. Ну, а колдовству, как известно, стоит только начаться, а там уж его ничем не остановишь. Второй жилец исчез, помнится, в понедельника в среду как сквозь землю провалился Беломут, но, правда, при других обстоятельствах. Утром за ним заехала, как обычно, машина, чтобы отвезти его на службу, и отвезла, но назад никого не привезла и сама больше не вернулась Горе и ужас мадам Беломут не поддаются описанию. Но, увы, и то и другое было непродолжительно. В туже ночь, вернувшись с Анфисой сдачи, на которую Анна Францевна почему-то спешно поехала, она не застала уже гражданки Беломут в квартире. Но этого мало двери обеих комнат, которые занимали супруги Беломут, оказались запечатанными Два дня прошли кое-как. На третий же день страдавшая все это время бессонницей Анна Францевна опять-таки спешно уехала на дачу. Нужно ли говорить, что она не вернулась Оставшаяся одна Анфиса, наплакавшись вволю, легла спать во втором часу ночи. Что с ней было дальше, неизвестно, но рассказывали жильцы других квартир, что будто бы в N м всю ночь слышались какие-то стуки и будто бы до утра в окнах горел электрический свет. Утром выяснилось, что и Анфисы нет Об исчезнувших и о проклятой квартире долгов доме рассказывали всякие легенды, вроде того, например, что эта сухая и набожная Анфиса будто бы носила на своей иссохшей груди в замшевом мешочке двадцать пять крупных бриллиантов, принадлежащих Анне Францевне. Что будто бы в дровяном сарае на той самой даче, куда спешно ездила Анна Францевна, обнаружились сами собой какие-то несметные сокровища в виде тех же бриллиантов, а также золотых денег царской чеканки. И прочее в этом же роде. Ну, чего не знаем, затоне ручаемся Как бы тони было, квартира простояла пустой и запечатанной только неделю, а затем в нее вселились покойный Берлиоз с супругой и этот самый Степа тоже с супругой. Совершенно естественно, что, как только они попали в окаянную квартиру, и у них началось черт знает что. Именно, в течение одного месяца пропали обе супруги. Но эти не бесследно. Про супругу Берлиоза рассказывали, что будто бы ее видели в Харькове с каким-то балетмейстером, а супруга Степы якобы обнаружилась на Божедомке, где, как болтали, директор Варьете, используя свои бесчисленные знакомства, ухитрился добыть ей комнату, нос одним условием, чтобы духу ее не было на Садовой улице Итак, Степа застонал. Он хотел позвать домработницу Груню и потребовать у нее пирамидону, но все-таки сумел сообразить, что это глупости. Что никакого пирамидону у Груни, конечно, нету. Пытался позвать на помощь Берлиоза, дважды простонал Миша. Миша, но, как сами понимаете, ответа не получил. В квартире стояла полнейшая тишина Пошевелив пальцами ног, Степа догадался, что лежит в носках, трясущейся рукою провел по бедру, чтобы определить, в брюках он или нет, и не определил Наконец, видя, что он брошен и одинок, что некому ему помочь, решил подняться, каких бы нечеловеческих усилий это ни стоило Степа разлепил склеенные веки и увидел, что отражается в трюмов виде человека с торчащими в разные стороны волосами, с опухшей, покрытою черной щетиною физиономией, с заплывшими глазами, в грязной сорочке с воротником и галстуком, в кальсонах ив носках Таким он увидел себя в трюмо, а рядом с зеркалом увидел неизвестного человека, одетого в черное ив черном берете Степа сел на кровать и сколько мог вытаращил налитые кровью глаза на неизвестного Молчание нарушил этот неизвестный, произнеся низким, тяжелым голосом и с иностранным акцентом следующие слова – Добрый день, симпатичнейший Степан Богданович Произошла пауза, после которой, сделав над собой страшнейшее усилие, Степа выговорил – Что вам угодно – и сам поразился, не узнав своего голоса. Слово что он произнес дискантом, вам басом, а угодно у него совсем не вышло Незнакомец дружелюбно усмехнулся, вынул большие золотые часы с алмазным треугольником на крышке, позвонил одиннадцать рази сказал – Одиннадцать И ровно час, как я дожидаюсь вашего пробуждения, ибо вы назначили мне быть у вас в десять. Вот и я Степа нащупал на стуле рядом с кроватью брюки, шепнул – Извините. – надел их и хрипло спросил – Скажите, пожалуйста, вашу фамилию Говорить ему было трудно. При каждом слове кто-то втыкал ему иголку в мозг, причиняя адскую боль – Как Вы и фамилию мою забыли – тут неизвестный улыбнулся – Простите. – прохрипел Степа, чувствуя, что похмелье дарит его новым симптомом ему показалось, что пол возле кровати ушел куда-то и что сию минуту он головой вниз полетит к чертовой матери в преисподнюю – Дорогой Степан Богданович, – заговорил посетитель, проницательно улыбаясь, – никакой пирамидон вам не поможет. Следуйте старому мудрому правилу, – лечить подобное подобным. Единственно, что вернет вас к жизни, это две стопки водки сострой и горячей закуской Степа был хитрым человеком и, как ни был болен, сообразил, что раз уж его застали в таком виде, нужно признаваться во всем – Откровенно сказать. – начал он, еле ворочая языком, – вчера я немножко – Ни слова больше – ответил визитер и отъехал с креслом в сторону Степа, тараща глаза, увидел, что на маленьком столике сервирован поднос, на коем имеется нарезанный белый хлеб, паюсная икра в вазочке, белые маринованные грибы на тарелочке, что-то в кастрюльке и, наконец, водка в объемистом ювелиршином графинчике. Особенно поразило Степу то, что графин запотел от холода. Впрочем, это было понятно – он помещался в полоскательнице, набитой льдом. Накрыто, словом, было чисто, умело. Незнакомец не дал Степиному изумлению развиться до степени болезненной и ловко налил ему полстопки водки – А вы – пискнул Степа – С удовольствием Прыгающей рукой поднес Степа стопку кустам, а незнакомец одним духом проглотил содержимое своей стопки. Прожевывая кусок икры, Степа выдавил из себя слова – А вы что же. закусить – Благодарствуйте, я не закусываю никогда, – ответил незнакомец и налил по второй. Открыли кастрюлю – в ней оказались сосиски в томате И вот проклятая зелень перед глазами растаяла, стали выговариваться слова, и, главное, Степа кое-что припомнил. Именно, что дело вчера было на Сходне, на даче у автора скетчей Хустова, куда этот Хустов и возил Степу в таксомоторе. Припомнилось даже, как нанимали этот таксомотору «Метрополя», был еще при этом какой-то актер не актер. с патефоном в чемоданчике. Да, да, да, это было на даче Еще, помнится, выли собаки от этого патефона. Вот только дама, которую Степа хотел поцеловать, осталась неразъясненной. черт ее знает, кто она. кажется, в радио служит, а может быть, и нет Вчерашний день, таким образом, помаленьку высветлялся, но Степу сейчас гораздо более интересовал день сегодняшний ив частности, появление в спальне неизвестного, да еще с закуской и водкой. Вот что недурно было бы разъяснить – Ну, что же, теперь, я надеюсь, вы вспомнили мою фамилию Но Степа только стыдливо улыбнулся и развел руками – Однако Я чувствую, что после водки выпили портвейн Помилуйте, да разве это можно делать – Я хочу вас попросить, чтоб это осталось между нами, – заискивающе сказал Степа – О, конечно, конечно Но за Хустова я, само собой разумеется, не ручаюсь – А вы разве знаете Хустова? – Вчера в кабинете у вас видел этого индивидуума мельком, но достаточно одного беглого взгляда на его лицо, чтобы понять, что он – сволочь, склочник, приспособленец и подхалим Совершенно верно – подумал Степа, пораженный таким верным, точными кратким определением Хустова. Да, вчерашний день лепился из кусочков, но все-таки тревога не покидала директора Варьете. Дело в том, что в этом вчерашнем дне зияла преогромная черная дыра. Вот этого самого незнакомца вберете, воля ваша, Степа в своем кабинете вчера никак не видал – Профессор черной магии Воланд, – веско сказал визитер, видя Степины затруднения, и рассказал все по порядку Вчера днем он приехал из-за границы в Москву, немедленно явился к Степе и предложил свои гастроли в Варьете. Степа позвонил в московскую областную зрелищную комиссию и вопрос этот согласовал (Степа побледнели заморгал глазами, подписал с профессором Воландом контракт на семь выступлений (Степа открыл рот, условился, что Воланд придет к нему для уточнения деталей в десять часов утра сегодня. Вот Воланд и пришел Придя, был встречен домработницей Груней, которая объяснила, что сама она только что пришла, что она приходящая, что Берлиоза дома нет, а что если визитер желает видеть Степана Богдановича, то пусть идет к нему в спальню сам. Степан Богданович так крепко спит, что разбудить его она не берется. Увидев, в каком состоянии Степан Богданович, артист послал Груню в ближайший гастроном заводкой и закуской, в аптеку за льдом и – Позвольте с вами рассчитаться, – проскулил убитый Степа и стал искать бумажник – О, какой вздор – воскликнул гастролер и слушать ничего больше не захотел Итак, водка и закуска стали понятны, и все жена Степу было жалко взглянуть он решительно не помнил ничего о контракте и, хоть убейте, не видел вчера этого Воланда. Да, Хустов была Воланда не было – Разрешите взглянуть на контракт, – тихо попросил Степа – Пожалуйста, пожалуйста Степа взглянул на бумагу и закоченел. Все было на месте. Во-первых, собственноручная Степина залихватская подпись Косая надпись сбоку рукою финдиректора Римского с разрешением выдать артисту Воланду в счет следуемых ему за семь выступлений тридцати пяти тысяч рублей десять тысяч рублей. Более того тут же расписка Воланда в том, что он эти десять тысяч уже получил Что же это такое – подумал несчастный Степа, и голова у него закружилась. Начинаются зловещие провалы в памяти Но, само собою, после того, как контракт был предъявлен, дальнейшие выражения удивления были бы просто неприличны. Степа попросил у гостя разрешения на минуту отлучиться и, как был в носках, побежал в переднюю к телефону. По дороге он крикнул в направлении кухни – Груня! Но никто не отозвался. Тут он взглянул на дверь в кабинет Берлиоза, бывшую рядом с передней, и тут, как говорится, остолбенел. На ручке двери он разглядел огромнейшую сургучную печать на веревке. Здравствуйте – рявкнул кто-то в голове у Степы. – Этого еще недоставало И тут Степины мысли побежали уже по двойному рельсовому пути, но, как всегда бывает вовремя катастрофы, в одну сторону и вообще черт знает куда. Головную Степину кашу трудно даже передать. Тут и чертовщина с черным беретом, холодной водкой и невероятным контрактом, – а тут еще ко всему этому, неугодно ли, и печать на двери То есть кому хотите сказать, что Берлиоз что-то натворил, – не поверит, ей-ей, не поверит Однако печать, вот она Да-с... И тут закопошились в мозгу у Степы какие-то неприятнейшие мыслишки о статье, которую, как назло, недавно он всучил Михаилу Александровичу для напечатания в журнале. И статья, между нами говоря, дурацкая! И никчемная, и деньги-то маленькие Немедленно вслед за воспоминанием о статье прилетело воспоминание о каком-то сомнительном разговоре, происходившем, как помнится, двадцать четвертого апреля вечером тут же, в столовой, когда Степа ужинал с Михаилом Александровичем. То есть, конечно, в полном смысле слова разговор этот сомнительным назвать нельзя (не пошел бы Степана такой разговор, но это был разговор на какую-то ненужную тему. Совершенно свободно можно было бы, граждане, его и не затевать. До печати, нет сомнений, разговор этот мог считаться совершеннейшим пустяком, но вот после печати Ах, Берлиоз, Берлиоз! – вскипало в голове у Степы. – Ведь это в голову не лезет Но горевать долго не приходилось, и Степа набрал номер в кабинете финдиректора Варьете Римского. Положение Степы было щекотливое во-первых, иностранец мог обидеться на то, что Степа проверяет его после того, как был показан контракт, да и с финдиректором говорить было чрезвычайно трудно. В самом деле, ведь не спросишь его так Скажите, заключал ли я вчера с профессором черной магии контракт на тридцать пять тысяч рублей Так спрашивать не годится – Да – послышался в трубке резкий, неприятный голос Римского – Здравствуйте, Григорий Данилович, – тихо заговорил Степа, – это Лиходеев. Вот какое дело. гм. гм. у меня сидит этот. э. артист Воланд... Так вот. я хотел спросить, как насчет сегодняшнего вечера – Ах, черный маг – отозвался в трубке Римский, – афиши сейчас будут – Ага, – слабым голосом сказал Степану, пока – А вы скоро придете – спросил Римский – Через полчаса, – ответил Степа и, повесив трубку, сжал горячую голову руками. Ах, какая выходила скверная штука Что же это с памятью, граждане А Однако дольше задерживаться в передней было неудобно, и Степа тут же составил план всеми мерами скрыть свою невероятную забывчивость, а сейчас первым долгом хитро выспросить у иностранца, что он, собственно, намерен сегодня показывать во вверенном Степе Варьете Тут Степа повернулся от аппарата ив зеркале, помещавшемся в передней, давно не вытираемом ленивой Груней, отчетливо увидел какого-то странного субъекта – длинного, как жердь, ив пенсне (ах, если бы здесь был Иван Николаевич Он узнал бы этого субъекта сразу. А тот отразился и тотчас пропал. Степа в тревоге поглубже заглянул в переднюю, и вторично его качнуло, ибо в зеркале прошел здоровеннейший черный кот и также пропал У Степы оборвалось сердце, он пошатнулся Что же это такое – подумал он, – уж не схожу ли я сума Откуда ж эти отражения – он заглянул в переднюю и испуганно закричал – Груня! Какой тут коту нас шляется Откуда он И кто-то еще с ним – Не беспокойтесь, Степан Богданович, – отозвался голос, ноне Грунин, а гостя из спальни, – кот этот мой. Не нервничайте. А Груни нет, я услал ее в Воронеж, на родину, так как она жаловалась, что вы давно уже не даете ей отпуска Слова эти были настолько неожиданными и нелепыми, что Степа решил, что ослышался. В полном смятении он рысцой побежал в спальню и застыл на пороге. Волосы его шевельнулись, и на лбу появилась россыпь мелкого пота Гость пребывал в спальне уже не один, а в компании. Во втором кресле сидел тот самый тип, что померещился в передней. Теперь он был ясно виден усы-перышки, стеклышко пенсне поблескивает, а другого стеклышка нет. Но оказались в спальне вещи и похуже на ювелиршином пуфе в развязной позе развалился некто третий, именно – жутких размеров черный кот со стопкой водки водной лапе и вилкой, на которую он успел поддеть маринованный гриб, в другой Свети так слабый в спальне, и вовсе начал меркнуть в глазах Степы. Вот как, оказывается, сходят сума подумал они ухватился за притолоку – Я вижу, вы немного удивлены, дражайший Степан Богданович – осведомился Воланд у лязгающего зубами Степы, – а между тем удивляться нечему. Это моя свита Тут кот выпил водки, и Степина рука поползла по притолоке вниз – И свита эта требует места, – продолжал Воланд, – так что кое-кто из нас здесь лишний в квартире. И мне кажется, что этот лишний – именно вы – Они, они – козлиным голосом запел длинный клетчатый, во множественном числе говоря о Степе, вообще они в последнее время жутко свинячат. Пьянствуют, вступают в связи с женщинами, используя свое положение, ни черта не делают, да и делать ничего не могут, потому что ничего не смыслят в том, что им поручено. Начальству втирают очки – Машину зря гоняет казенную – наябедничали кот, жуя гриб И тут случилось четвертое, и последнее, явление в квартире, когда Степа, совсем уже сползший на пол, ослабевшей рукой царапал притолоку Прямо из зеркала трюмо вышел маленький, но необыкновенно широкоплечий, в котелке на голове и с торчащим изо рта клыком, безобразящими без того невиданно мерзкую физиономию. И при этом еще огненно-рыжий. – Я, – вступил в разговор этот новый, – вообще не понимаю, как он попал в директора, – рыжий гнусавил все больше и больше, – он такой же директор, как я архиерей – Тыне похож на архиерея, Азазелло, – заметил кот, накладывая себе сосисек на тарелку – Я это и говорю, – прогнусил рыжий и, повернувшись к Воланду, добавил почтительно – Разрешите, мессир, его выкинуть ко всем чертям из Москвы – Брысь – вдруг рявкнул кот, вздыбив шерсть И тогда спальня завертелась вокруг Степы, ион ударился о притолоку головой и, теряя сознание, подумал «Я умираю...» Но он не умер. Открыв слегка глаза, он увидел себя сидящим на чем-то каменном. Вокруг него что-то шумело. Когда он открыл, как следует, глаза, он увидел, что шумит море, и что даже больше того, – волна покачивается у самых его ноги что, короче говоря, он сидит на самом конце мола, и что под ним голубое сверкающее море, а сзади – красивый город на горах Не зная, как поступают в таких случаях, Степа поднялся на трясущиеся ноги и пошел помолу к берегу На молу стоял какой-то человек, курил, плевал в море. На Степу он поглядел дикими глазами и перестал плевать. Тогда Степа отколол такую штуку стал на колени перед неизвестным курильщиком и произнес – Умоляю, скажите, какой это город – Однако – сказал бездушный курильщик – Яне пьян, – хрипло ответил Степа, – я болен, со мной что-то случилось, я болен. Где я Какой это город – Ну, Ялта Степа тихо вздохнул, повалился набок, головою стукнулся о нагретый камень мола Глава 8 Поединок между профессором и поэтом Как разв то время, когда сознание покинуло Степу в Ялте, то есть около половины двенадцатого дня, оно вернулось к Ивану Николаевичу Бездомному, проснувшемуся после глубокого и продолжительного сна. Некоторое время он соображал, каким это образом он попал в неизвестную комнату с белыми стенами, с удивительным ночным столиком из какого-то светлого металла и с белой шторой, за которой чувствовалось солнце Иван тряхнул головой, убедился в том, что она не болит, и вспомнил, что он находится в лечебнице. Эта мысль потянула за собою воспоминание о гибели Берлиоза, но сегодня оно не вызвало у Ивана сильного потрясения. Выспавшись, Иван Николаевич стал поспокойнее и соображать начал яснее. Полежав некоторое время неподвижно в чистейшей, мягкой и удобной пружинной кровати, Иван увидел кнопку звонка рядом с собою. По привычке трогать предметы без надобности, Иван нажал ее. Он ожидал какого-то звона или явления вслед за нажатием кнопки, но произошло совсем другое. В ногах Ивановой постели загорелся матовый цилиндр |