Приобретая себя. Наедине с булимией. Обретая себя.. Наедине с булимией. Обретая себя
 Скачать 148.43 Kb.
|
|
Глава 2. – Алло? – голос был молодым и очень приятным. Он подействовал на меня, словно лошадиная доза валерьянки. – Да? Слушаю Вас? – Мария, это Мила. – Я неуверенно пробовала на вкус каждое слово, пытаясь найти правильную тропинку в этом телефонном разговоре. – Мила, с которой Вы переписывались долгое время. – Мила, я Вас сразу узнала. Вы решились встретиться со мной? Как насчет сегодня, в семь часов? Она торопилась, поэтому мы быстро договорились о четком времени и месте встречи. Я недоуменно вздрогнула плечами – как все оказалось быстро и легко – собственно, так получается в большинстве случаев, когда подготавливаешься к чему-то серьезному, большому и ответственному, оказывавшемуся на поверку простым и нестрашным. Целый день я держала в голове план этой встречи, представляла ее внешность, ее манеру говорить, жестикуляцию, одежду, взгляд. Я прокручивала в голове целые монологи, посвященные моему заболеванию, пытаясь облечь мысли в нужные и достойные слова, подготавливая себя к плохо скрываемому негативному восприятию. В какой-то момент я перестала себя мучить и решила, что мне все равно, будь, что будет, но мне нужно начать рубить этот гордиев узел. Однако я ехала на встречу с дрожью в коленках. В какой-то момент Она зашагала рядом, одетая в темно-синее пальто, красные берет, шарф и перчатки, с вызывающим макияжем, и заговорщицки зашептала: «А может, Она не придет? Ты бы уточнила еще раз на всякий случай? Может, у нее не получится? И ей вдруг стало неинтересно встречаться с такой, как ты, и со мной? В любом случае, я буду рядом, я хочу посмотреть в ее глаза и услышать все, до единого слова». Я только отмахивалась от Нее, настраиваясь на лучшее. Я пыталась выполнять различные упражнения из моей копилки, то представляя себя маленьким поплавком, равномерно раскачивающимся на волнах, прыгающего вверх-вниз, вверх-вниз, не имеющим силы что-либо изменить, но получающего полное наслаждение от процесса; то мощным маяком на побережье, среди острых скал, с мощными стенами, внутренней силой и ярким светом, которого не под силу бушующему океану и непогодам. Упражнения не сняли тревогу, но значительно уменьшили ее. До встречи осталось десять минут, и мои нервы были на взводе. Под конец, Мария начала представляться мне неким монстром, облаченным в мантию судьи и стоящая посреди улицы с огромной, бросающейся в глаза, табличкой «Та, которая ждет девушку, больную булимией». Сердце билось испуганной канарейкой, кровь, казалось, уже обращалась и пульсировала, как хотела, голова отказывала соображать. Я досчитала до пяти в обратном порядке и решительно направилась к толпе людей, точно так же ожидавших своих визави. – Мария? – Мила? Здравствуйте! Ну и погодка! Ну, как вы? – ее красивые голубые глаза, острый немного вздернутый носик, четкий овал лица, спортивная одежда – все перечеркнуло разом все мои опасения. Эта женщина понравилась мне с первого взгляда. Мы стали перекидываться короткими фразами, словно старые знакомые, и через десять минут наш диалог расцвел с небывалой для впервые встретившихся людей интенсивностью. Мы говорили обо всем, постепенно подходя к проблеме, которая столкнула нас друг с другом в огромном виртуальном мире. Мария осторожно пробовала почву под моими ногами, и, в конце концов, начала расспрашивать про мое заболевание. Я заметила, как Она, сидевшая до этого рядом, раскачивая ногой и наблюдая за прохожими сквозь окно, напряглась и подалась вперед. Я пыталась отвечать теми же стандартными фразами, которые использовала при переписке, все еще недоверчиво оглядывая эту молодую изящную женщину с головы до ног. Мне показалось, что Мария говорила слишком громко, что все посетители кафе могли слышать, о чем мы говорили, и оборачивались, чтобы посмотреть на меня. Я испуганно огляделась и притянула к себе чашку с горячим зеленым чаем. – Боже мой, ну что ты дергаешься? – прошептала Она. – Какая разница, увидят тебя в компании со мной или нет? Эти люди зашли в твою жизнь ровно на время твоего пребывания за столиком в кафе. Больше ты их никогда не увидишь. – Мне неприятно, что Мария так громко говорит о тебе. Я чувствую себя неловко, словно без одежды. – Как ты мне надоела со своей скрытностью. Неужели ты не можешь быть смелой и открытой? Хватит скрывать мое существование! Хотя бы от нее. – Она ткнула пальцем в ничего не подозревающую Марию. – Она специально с тобой встретилась и, уж поверь мне, знает все твои хитрые ходы наперед. Не надо пытаться приуменьшить то, что с тобой происходит. Хватит кокетничать со своими проблемами! – Перестань тыкать пальцем в моего психотерапевта. – Меня начали раздражать Ее неуемные жестикуляции. – С каких это пор она стала «Твоим Психотерапевтом»? – Ты что, ревнуешь? – Нет!! Я не ревную! Но она никогда не будет знать о тебе больше, чем знаю я. – Мила, Вы меня слушаете? – Мария разом прекратила творившееся в моей голове безумие. – Мне показалось, что Вы о чем-то задумались. – Да, есть немного, - я смущенно улыбнулась, поправила волосы и подвинула стул ближе к столику. – Дело в том, что меня смущает, что окружающие люди могут услышать тему разговора, а мне бы не хотелось. – А-а, Вы об этом волнуетесь! – Маша – как-то незаметно я стала называть ее уменьшительным вариантом имени – улыбнулась своей очаровывающей улыбкой и пожала плечами. – Не переживайте так. Им ничего не слышно, да и потом, в кафе никогда никого не интересуют разговоры за соседними столиками. Но, чтобы Вы не переживали, я буду говорить потише. Маша была так обходительна и предупредительна, что я тут же растаяла. И Она тоже расслабилась и замолчала, позволив мне общаться со своим врачом один на один. Из нашей беседы я узнала много интересного и нового о том, что больных булимией огромное количество, и особенно это заболевание распространено среди женщин, но случается и у мужчин; что львиная доля заболевших скрывает это не только от близких людей, но и от врачей, которые пытаются лечить только выявленные симптомы, полагая за ними совершенно другие заболевания. Я узнала, что в сравнении с эффектом групповой терапии, самое бесполезное и вредное, что может быть, - это общаться с другими больными булимией без присутствия терапевта, просто так «за жизнь». Это стало для меня неожиданным и шокирующим открытием. Все дело в том, объяснила мне Маша, что общение с другими булимиками без присутствия третьей стороны – квалифицированного доктора – постепенно превращается в семинар по обмену опытом под названием «А как это делаешь ты?», тем самым еще больше усугубляя положение. Она посоветовала мне прекратить всевозможную переписку с другими такими же девушками и посвятить высвободившееся время и энергию на знакомство с самой собой. Маша покорила меня своим простым, свойским отношением к этому ужасному заболеванию. Не было никакого привычного для меня всеведущего докторского взгляда, нотаций о правильном образе жизни и нескрываемого превосходства. Напротив, я чувствовала себя центром Вселенной, героем сказки, который случайно попал в неприятности и просит доброго джинна о помощи. Аура доброты, понимания, душевности заполнили собой все пространство вокруг нас – вокруг проходили какие-то люди, проносились шумные звуки, смешанные запахи кофе, чая и сигарет – я ничего не замечала, полностью погруженная в разговор с этой женщиной. Как странно – таить в себе секрет, скрывать страшную тайну, и вдруг увидеть, что он раскрыт, не произведя при этом никакого резонанса. Последние несколько лет мне казалось, что я была не такая, как все, что моя болезнь – мой порок. Я была уверена, что при всех моих достоинствах, булимия будет проигрышем перед всем. Жизнь внутренняя и внешняя были разделены тяжелым закулисным занавесом, не давая ни на секунду забыть, что есть что-то ненастоящее, нереальное в происходящем на сцене – моей будничной жизни, общении, деятельности. Подобное состояние причиняло нестерпимую боль: мне приходилось усилиями воли постоянно напоминать себе о том, что я тоже достойна чего-то, что я могу жить, как все, что у каждого есть свои недостатки и, возможно, тайны. Но Она давила на меня, опуская в дебри сознания, придавливая тяжелой смесью чувств вины, страха и сожаления. Общение в форумах на тему болезни, переписка с такими же девушками, как я, не приносило облегчения. И дело было в том, что все мы были на одной ступени, в другом, параллельном от других – не больных булимией людей – мире, в который жаждали однажды вернуться. Общение друг с другом лишь подтверждало факт неизлечимости, презрения к подобному существованию и необходимости свыкнуться и перестать бороться, но я хотела снова жить в мире красок, полноценной реальности, открытости и искренности с самой собой. – Вы снова о чем-то задумались, – голос Марии вынырнул откуда-то из-под моих мыслей, щелкнув посреди пустого пространства безвременья. – Мы говорили о моих семинарах. – Да-да, извините меня. Я слушала, просто немного отвлеклась. – Да ничего, что Вы. Это в порядке вещей. – Она не выглядела ни рассерженной, ни утомленной. Я сконцентрировалась на нашей беседе, пытаясь не сорваться снова с орбиты разговора. – Но мне кажется, Вы хотели мне что-то сказать? – Маша смотрела на меня так внимательно, словно прямо в сердце. В двух предложениях я рассказала ей свои последние мысли. – Вы знаете, действительно это первая проблема, с которой сталкиваются терапевты! Вы зрите прямо в корень! Все пациенты, имеющие проблемы с зависимостью, считают себя единичными случаями, а потому скрывают все до последнего момента. – Видимо, подобные люди, - подхватила я, поспешно сглатывая чай, - считают себя чем-то уникальным, не имеющим аналогов. Они слишком увязли внутри себя, занимаясь интроспекцией и самоедством. Им кажется, что только они способны совершить нечто ужасное, то, о чем не говорят вслух. Всем остальным эти чувства и поступки чужды и непонятны. Такие люди боятся быть отвергнутыми, боятся увидеть ужас, презрение и отвращение в глазах близких и любимых людей – вот почему все это таится внутри, скрывается и осторожно несется сквозь жизнь под завесой тайны. – Я говорила и говорила, не останавливаясь, лишь прерываясь на глоток воздуха. Маша слушала меня, не отрывая от меня взгляда и сочувственно кивая. Впервые в жизни я говорила вслух о проблеме, мучившей меня долгие годы. – И знаете – Вы правы. У каждого есть своя зависимость. Лишь по-настоящему зрелые, мудрые, полноценные, счастливые люди живут так, как им это нравится, не мучаясь ежедневным выбором поступков. И у меня, и у этих людей в кафе, и у Ваших друзей – у всех есть своя маленькая или большая тайна, о которой они вряд ли когда-то расскажут. Но это жизнь, природа всех людей одинакова. И с этим нужно считаться. Меня удивило, что Она сидела молча почти час, не вставляя своих замечаний и лишь задумчиво качая головой и помахивая красной перчаткой. Она смотрела не на меня, а на психотерапевта, изучая движения ее губ, нос, глаза – и я могла определить по движениям Ее зрачков внутреннее одобрение всего происходящего. «Ей это нравится», - подумала я. – «Ей нравится то, что я в течение столь долго времени говорю про Нее, а не некое абстрактное явление. Она купается в лучах нашего с Машей внимания и требует его еще больше и больше. Она так привыкла к моим убеждениям в Ее отсутствии, что мое собственное признание в Ее существовании ошеломили Ее. Может, теперь, наконец, Она уйдет?» – И не надейся. – Она посмотрела ледяным взглядом мне в душу. От неожиданности у меня сжался желудок, и тысячи бабочек начали рваться наружу. – Я останусь с тобой, пока ты не вспомнишь. – Вспомнишь что? – Я с отчаянием начала царапать ногтем большого пальца кожу на указательном пальце. Я всегда так делала, когда нервничала, от этого на указательном пальце уже появились незаживающие ссадины. – Что я должна вспомнить? Я ничего не хочу вспоминать. Просто уйди. – Я не уйду, пока ты не вспомнишь. – Она повторила еще раз и замолчала. Наша беседа с Машей уже подошла к концу, мы вышли из кафе на залитую вечерним светом улицу. Гул проезжающих мимо автомобилей заглушал наши голоса, и Маша стала говорить громче. Я постоянно оглядывалась, опасаясь что кто-то мог услышать тему нашего разговора, но тем не мене, чувствовала себя уже гораздо комфортнее, чем за час до этого. Мой психотерапевт – мне нравилось смаковать эту фразу – продолжала давать мне наставления и проводить краткий экскурс в историю моего заболевания, а я тем временем благодарила небо за эту встречу, которая, я была уверена, поможет мне открыть двери в закрытый мир счастья. – И еще, - Маша остановилась, чтобы застегнуть свою спортивную куртку. – Попробуйте все-таки рассказать об этом мужу. Вот увидите, он Вас поддержит. А если не получится, то поставьте себе рамки – допустим, год – когда Вы должны будете рассказать. Возможно, к тому времени, уже и не придется ничего рассказывать. Мне было приятно встретиться с Вами! – Спасибо! Взаимно, - Мы попрощались и разошлись в разные стороны. Вечерний морозец щипал за щеки, но я ничего не замечала, полностью погруженная в радужные мысли о том, что, возможно, через год все мои проблемы станут лишь достоянием прошлого. * * * «Сорок три», - я смотрю на весы. Да, при моем росте метр шестьдесят шесть и постоянной тренировке мышц - это немного, даже мало. Мне все равно. Я хотела бы совсем ничего не весить, сойти на нет. Видимо, это одна из граней желания самоубийства. Убить себя, убить свое я, сделаться незаметным для мира, для окружающих – и, что парадоксально – обратить тем самым на себя внимание. Обратить на себя внимание после своей смерти? Я часто думаю об этой бессмыслице. Страшно умирать, а еще страшнее – знать, что после твоей смерти о тебе забудут очень быстро. Даже в самые страшные минуты и часы своего существования что-то внутри меня все равно протестует против смерти. «О, небо, забери меня к себе!» - так я молюсь в такие моменты, перекладывая тем самым ответственность за свою жизнь с себя на небо. – «Но если я умру, что будет после? Я ведь даже не увижу слез горести родных. Мне будет все равно. И если я готова пойти на смерть, чтобы уйти от жизни, то, что же может жизнь дать мне взамен – бессмертие?» На этом мои мысли прерываются, так как разум не может перейти определенную границу: размышления о бесконечности Вселенной в определенный момент начинают пугать своим безумием. Я ухожу на свою временную летнюю работу голодной. Желудок все равно давно перестал понимать, голодна ли хозяйка. Чувство голода я могу определить лишь по критическому отсутствию глюкозы в крови: когда сильно кружится голова, и каждой клеточкой тела ощущаешь непреодолимую усталость. В течение дня я ничего не ем и, возвращаясь домой, устраиваю себе обильный ужин, который не переваренный летит в унитаз. Мне плохо, дрожит все тело, мигрень яркими пульсирующими искрами начинает пробиваться через левую теменную кость, безумно хочется чего-то сладкого – я погибаю, но каждый день напоминает другой, ничего не меняя в своем расписании. На лице остались одни глаза, которыми я наблюдаю за окружающими, пытаясь определить, чем те живут. С некоторых пор меня повсюду сопровождает Она, спасая от одиночества. Она все время со мной спорит, пытается доказать, что я не могу без Нее жить. И хуже всего, что это действительно так. Я ем, почти не пережевывая, булку с маслом, запиваю сладким чаем из огромной зеленой чашки. Перелистываю страницу книги, почти не понимая, о чем там написано. Это особая книга: ее я читаю только во время приступов - так я называю моменты, когда я ем, заранее зная, чем закончится моя трапеза. Намазываю маслом еще один кусок хлеба, доливаю чай. Еще один – и чай. Еще. Еще, пока желудок не взмолится о пощаде. Я, как пузырь, набитый смесью чая с булкой, смесью, в которой растворяются все мои тревоги и волнения. И я вырываю с корнем себя саму из себя. Все уходит, и остаются только стены, впитавшие в себя прошедшие жизни множества предыдущих обитателей. Через десять минут мне становится жутко холодно. Мысли начинают суетиться и путаться, а тело ломит. Я пытаюсь потянуться – и с гулким грохотом падаю на пол. Первый раз в жизни я теряю сознание. Зеленые лианы, обезьяны, безумное движение и шум. Через какое-то время я открываю глаза и удивленно обнаруживаю, что лежу на полу. По стоявшему на полке будильнику определяю, что пролежала так пятнадцать минут. «А если бы я умерла, то лежала бы так до появления интереса со стороны соседей к неприятному запаху из квартиры?» - думаю я, и от этой мысли мне становится страшно. Я ложусь на диван и пытаюсь согреться: меня колотит, а в голове ударным молотом бьется мигрень. – Ну что, доигралась? – Она сидит в кресле рядом, нога на ногу, и, словно доктор, изучающе смотрит на меня. – Я тебя предупреждала, что со мной нужно быть осторожнее. Ты убьешь и себя и меня, если продолжишь поедать дешевые булки в таких количествах. Я хочу обратить твое внимание, что я воспринимаю в качестве жертвы любую еду, даже полезную, ну и вкусную, конечно. – Обойдешься. – Я злобно огрызаюсь. От неожиданного сопротивления Она удивленно поднимает брови. – Я не для того столько работаю, чтобы спускать это на тебя. Ты итак обходишься дорого моему здоровью, чтобы еще тратиться на тебя. Я все посчитала, и затрачиваю в день на еду ровно столько, сколько указано в прожиточном минимуме на день. – Ты с ума сошла? – Она фыркает и достает откуда-то книгу о вкусной и полезной пище. – Вот, погляди, тут написано, что молодые девушки – вроде тебя – должны потреблять в день две тысячи пятьсот калорий, из них минимум пятнадцать процентов жира, тридцать процентов белка и остальное – углеводы. Обязательной основой правильного питания является наличие овощей, фруктов, кисломолочных и мясных продуктов. – Она потрясла этой книжкой у меня перед носом. – Я все это знаю, не издевайся надо мной. Я могу лекции читать о правильном питании и здоровом образе жизни. Все процентные соотношения и калорийность продуктов, режим приема пищи, правильная физическая нагрузка – я изучила не один десяток книг, посвященных всему этому. – Тогда почему ты ешь булку с маслом и с чаем?? – Потому что у меня нет денег, чтобы есть в таких количествах что-то другое! Мне было бы стыдно тратить столько денег на еду! И так будет, пока я не расстанусь с тобой. И потом – у булки с маслом аромат детства. По крайней мере, для меня. – О, дорогая, бедная моя девочка, - Она пытается меня погладить, но я отдергиваю Ее руку. – Ты так страдаешь. Мне жаль. Однако ты должна понять, что я не уйду, не брошу тебя, пока ты не вспомнишь. Ты должна вспомнить. – Я так устала это слышать «должна вспомнить». Может, ты мне скажешь, что ты имеешь в виду? – Я не могу. Ты должна дойти до этого сама. Знаешь, чем отличается хороший учитель от плохого? – Чем же? – Хороший учитель лишь помогает ученику найти дорогу к правде, которая у каждого – своя. И ты когда-нибудь поймешь, что я лишь мерцанье маяка, на который ты идешь, спотыкаясь и проклиная все на свете. Я лежу на диване и изучаю потолок. Солнце, не спеша, скатывается к горизонту, озаряя комнату, в которой я лежу, в золотистые оттенки осени. Я обожаю закаты, но не нахожу в себе достаточно сил, чтобы перебраться на подоконник. К тому же я опасаюсь, что любое движение повлечет меня на кухню, а еще один приступ способен убить меня сегодня. Я поворачиваюсь на живот и, зажмурив глаза, смотрю прямо на солнце сквозь ресницы. Когда солнце садится, я думаю о волшебстве, которым обладает эта вечная планета, способная оживить или убить, осветить или сжечь. Помоги мне, солнце, проснуться завтра вместе с тобой здоровым человеком. – Ты можешь обратиться к врачу, я не возражаю. - Она все еще сидит рядом. – Только вряд ли тебе поможет врач. – Почему это? – Потому что вряд ли он мне понравится. Если он мне не понравится, то ты не сможешь ему доверять, а он не сможет тебе помочь. – Замкнутый круг. – Точно. – И почему он должен тебе понравиться? – Потому что на самом деле я – твой друг, и я вижу всех людей насквозь. Если врач мне не понравится, я не смогу позволить ему лечить тебя. – Ты мой друг? – Я приподнимаю голову, чтобы посмотреть на Нее. – Друзья не заставляют людей так страдать. – А я и не заставляю тебя страдать, ты сама это делаешь. Я лишь наблюдаю и подсказываю дорогу. – Какую дорогу? Куда? О чем ты опять говоришь? – Я откидываю голову обратно на подушку и начинаю тихонько постанывать. Головная боль не дает о себе забыть ни на секунду. – Ты устала. – Да, я устала. Я постоянно думаю о том, какой бы была моя жизнь без булимии. Я представляю, как я была бы счастлива. – Ты рассуждаешь в корне неправильно, ведь ты несчастна не оттого, что страдаешь булимией, а, наоборот, ты страдаешь булимией оттого, что ты несчастна. Ты понимаешь? – Ты хочешь сказать, что неважно, болела бы я или нет, я чувствовала себя не менее несчастной? – Именно. Булимия – это лишь верхушка айсберга, возвышающаяся над целой тонной проблем, которые ты потопила в себе. Они огромной ледяной глыбой теснятся в душе, и стали уже настолько тяжелыми, что одной тебе не удастся их поднять на поверхность и растопить. Но ты устала. Я пойду, а завтра начинай искать себе доктора. Утро. Я сижу в интернете и пытаюсь найти врача. На запрос «лечение булимии» появляются тысячи ссылок, и среди них в основном форумы, какие-то сомнительные сайты с описанием болезни, изредка мелькающие фамилии знаменитостей – и ни одной руки помощи. Пытаюсь найти обычного психолога, который знаком с проблемой зависимости. Лечение наркомании, алкоголизма, табакокурения – нет, это все не про меня. С большим трудом нахожу какого-то врача, выезжающего на дом, - да, это то, что мне нужно. Ехать куда-то в публичное место, открыто признаваться в таком заболевании – меня на это не хватит. Во время встречи с доктором я выдавливаю из себя лишь вступление – «У меня булимия», после чего он недолго говорит, а затем выписывает мне таблетки от депрессии и обсессивно-компульсивного синдрома. Она сидит рядом, недовольно морщится и качает головой. После ухода врача я слышу раздраженное: – И это врач?? Да он шарлатан! – Но это лучшее, что мне удалось найти! По крайней мере, он выписал мне таблетки, которые мне помогут. – Тебе не помогут таблетки. Точнее, только таблетки – тебе точно не помогут. Депрессия, одиночество, навязанные внешним миром алгоритмы, нервное и физическое истощение, нехватка витаминов – да, все это есть, и прекрасно, что врач это понимает. Однако он видит в тебе лишь пациента, механизм, поддающийся логике, нисколько не принимая во внимание, что, возможно, на самом деле, логика и пациент несовместимы. – Опять ты говоришь загадками. Давай пример? – Пример? Ну, хорошо. Давай разберем в качестве примера ситуацию с некой дамой Н. Она, как и ты, больна булимией, но ей уже, допустим, тридцать пять. Ход мыслей врача – все признаки депрессии и нервной булимии, пятнадцать лет – в анамнезе, нехватка витаминов, гормональный сбой, все остальное хорошо – есть муж, достаток, дети, карьера. Он решает, что дело в несоответствии навязанных внешних стандартов 90-60-90 и стандартов общества потребления, где все пересекается с едой. В итоге, на фоне продолжительности борьбы желания оставаться очень стройной и желания поесть, развивается болезненное желание возместить затраченные микроэлементы и калории. В итоге – булимия, затем – невроз, затем – депрессия. И круг замкнулся! – Логично. – Да, и доктор так же думает - прекрасно! Он выписывает ей таблетки от депрессии с расчетом, что они помогут разорвать порочный круг. Ей станет хорошо, с учетом ее интеллекта она понимает и принимает себя, и станет правильно питаться, оставаясь в нормах худобы. И жизнь наладится, гормоны – тоже. В общем, перфекто! – Все верно. Что здесь нелогично? – А то, что доктор не спросил «Скажите, дама, вам тридцать два, вам секса хочется?» – О, Боже, а это здесь при чем? – Конечно, ни при чем. Не очень-то логично спрашивать такое, но все же если бы он спросил, то, вполне возможно, услышал бы развернутую историю о том, что в тридцать пять ей снова как пятнадцать. Ей хочется гулять и целоваться, а дома – муж, два сына, куча дел. И каждый день она, как королева, восседает в джипе и мчится туда, откуда ей хочется сбежать. Приезжает домой, снимает сапоги, идет во внутренний дворик, нюхает цветы и понимает, что больше всего на свете ей хотелось бы сейчас убежать к тому молодому парню, который постригает кусты на соседнем участке. И от этой мысли ей не по себе. Затем она идет на кухню – и глушит эту мысль едой. Ты думаешь, логично ей прописывать таблетки? – Дура она, эта твоя пациентка. – Конечно, дура. А кто не дура? Вот где здесь логика? При этом, заметь, ей очень нравится сама она, и свое тело. Все дело в том, что в своих проблемах лишь люди сами могут разобраться. И только ты сама себе помочь способна. А доктор – как костыль – опора в виде опыта и знаний. – Мда, все запутанно. И что же, не стоило мне вызывать врача? А, может, все же он поможет? – Все может быть. По крайней мере, это точно лучше, чем лежать на месте и упрекать себя и всех в своих проблемах. – Она смотрится в зеркало, расчесывает волосы, поворачивает ко мне, наклоняется и шепчет. – И все равно – пока я не уйду. Часть II. |