Главная страница
Навигация по странице:

  • Мужск. род dжgdжgdegedegesdagesdagesdagadagum Средн

  • Ед. число Именит.Винит.Дательн.РодитМн. число

  • Звегинцев В.А. - Очерки по общему языкознанию. Очерки по общему языкознанию


    Скачать 0.87 Mb.
    НазваниеОчерки по общему языкознанию
    АнкорЗвегинцев В.А. - Очерки по общему языкознанию.doc
    Дата30.03.2018
    Размер0.87 Mb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаЗвегинцев В.А. - Очерки по общему языкознанию.doc
    ТипДокументы
    #17427
    КатегорияЯзыки. Языкознание
    страница13 из 31
    1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   31

    ОБЩИЕ И ЧАСТНЫЕ ЗАКОНЫ ЯЗЫКА


    Среди других явлений общественного порядка язык обладает рядом качеств, которые выделяют его из них. К числу этих качеств языка относится его структурный характер, наличие определенного физического аспекта, допускающего изучение языка физическими методами, включение элементов знаковости, особые формы взаимо<163>связи с психической деятельностью человека и реальным миром действительности и т. д. Вся совокупность ка­честв, характеризующая язык, особая среди прочих об­щественных явлений, свойственная только языку специ­фика обусловливает формы или закономерности его раз­вития. Но человеческий язык получает чрезвычайно мно­гообразное выявление. Строевое различие языков приво­дит к тому, что путь и формы развития каждого языка в отдельности характеризуются индивидуальными осо­бенностями.

    Соответственно тому, соотносятся законы языка с языком вообще как общественным явлением особого по­рядка или же с отдельным и конкретным языком, пред­ставляется возможным говорить об общих или частных законах языка.

    Общие законы обеспечивают регулярное единообра­зие процессов развития языка, которое обусловливается общей для всех языков природой, сущностью специфики языка как общественного явления особого порядка, его общественной функцией и качественными особенностями его структурных компонентов. По отношению к прочим общественным явлениям они выступают как характер­ные для языка, и именно это обстоятельство дает осно­вание называть их его внутренними законами; однако в пределах языка они оказываются всеобщими. Нельзя себе представить развитие языка без участия этих зако­нов. Но хотя формулы таких законов едины для всех языков, они не могут одинаково протекать в разных конкретных условиях. В конкретном своем виде они полу­чают многообразное выражение в зависимости от его структурных особенностей19. Однако какое бы различ­ное воплощение ни получали общие законы развития языка, они остаются общими для всех языков законами, так как они обусловливаются не структурными особен­ностями конкретных языков, а специфической сущно­стью человеческого языка вообще как общественного явления особого порядка, призванного обслуживать по­требность людей в общении. <164>

    Хотя в истории языкознания проблема определения общих законов языка не получала целеустремленного формулирования, фактически она всегда находилась в центре внимания языковедов, смыкаясь с пробле­мой природы и сущности языка. Ведь, например, стрем­ление Ф. Боппа вскрыть в развитии языка физические и механические законы, попытка А. Шлейхера подчинить развитие языка эволюционной теории Ч. Дарвина, а в наши дни включение Ф. де Соссюром языка в «науку, изучающую жизнь знаков внутри жизни общества»20 (семиологии), так же как и трактовка языка методами математической логики21, — все это по существу есть не что иное, как разносторонне направленные исследова­ния, стремящиеся определить общие законы языка. Как правило, эти поиски осуществлялись сопоставительным путем или, лучше сказать, с помощью критериев дру­гих наук — физики (у Ф. Боппа), естествоведения (у А. Шлейхера), социологии (у Ф. де Соссюра), математической логики (у Хомского) и т. д. Между тем не менее важно безотносительное определение общих зако­нов языка (к сожалению, в этом направлении сделано еще очень мало) с прослеживанием того, как они преломляются в структуре и развитии конкретных языков22. С этой точки зрения к общим законам языка следовало бы отнести, например, обязательное наличие в нем двух планов — условно говоря, плана «выражения» и плана «содержания», трехчленность формулы основных эле­ментов структуры языка: фонема — слово — предложе­ние, установление развития как формы существования языка (имеются в виду, конечно, «живые» языки) и т. д. К числу этих общих законов, к тому же позволяющих более просто проследить их преломление в конкретных языках, относится и закон неравномерности темпов развития разных структурных элементов языка.

    В соответствии с этим законом словарный состав<165> языка и его грамматический строй обладают различной степенью устойчивости, и если, например, словарный состав быстро и непосредственно отражает все изменения, происходящие в обществе, и тем самым является наибо­лее подвижной частью языка, то грамматический строй изменяется крайне медленно и потому является самой устойчивой частью языка. Но если посмотреть, каким образом осуществляется этот общий закон в конкретных языках, то тотчас возникнут частные моменты, которые будут относиться не только к формам осуществления данного закона, но даже и к самим темпам развития. Например, если сравнить грамматический строй немец­кого и английского языков (близко родственных герман­ских языков) на древнейшей доступной нам стадии их развития и в современном их состоянии, то предстанет следующая картина. В древние периоды своего развития оба эти языка показывают значительное сходство в сво­ей грамматической структуре, которую в очень общих чертах можно охарактеризовать как синтетическую. Со­временный английский уже значительно отличается по своей грамматической структуре от современного немец­кого языка: он является языком аналитической структу­ры, тогда как немецкий язык в значительной мере про­должает оставаться синтетическим языком. Это обстоятельство характеризует и другую сторону рассматривае­мого явления. Грамматический строй немецкого языка ближе к тому состоянию, которое засвидетельствовано в древнейших его памятниках, чем грамматический строй английского языка. В этом последнем произошло гораздо больше изменений, это и дает основание пред­полагать, что грамматический строй английского языка изменялся более быстрыми темпами на протяжении од­ного и того же времени, чем грамматический строй не­мецкого языка.

    Изменения, которые произошли в грамматической структуре английского и немецкого, хорошо видны уже из простого сопоставления парадигмы склонения одина­ковых по корню слов в разные периоды развития этих языков. Если даже отвлечься от разных типов склонения существительных (слабого — согласного и сильного — гласного) и учитывать только различия форм склонения, связанные с родовой дифференциацией, то и в этом слу­чае будет отчетливо видна структурная близость древне<166>английского и современного немецкого и значительный отход от обоих этих языков современного английского. Английское существительное не различает ныне не толь­ко разных типов (сильного и слабого) или родовых форм, но и вообще не имеет форм склонения (так назы­ваемый саксонский родительный чрезвычайно ограничен в употреблении). Напротив того, современный немецкий не только сохранил древнее различие по типам склоне­ний (несколько видоизменив его ныне) и по родам, но и имеет с древнеанглийским много общего в самих формах парадигмы склонения, что явствует из следующих при­меров:


    Современный английский





    day

    (день)


    water

    (вода)


    tongue

    (язык)



    Древнеанглийский


    Ед. число
    Именит.

    Винит.

    Дательн.

    Родит.
    Мн. число
    Именит.

    Винит.

    Родит.

    Дательн.


    Мужск. род
    dжg

    dжg

    dege

    deges


    dages

    dages

    daga

    dagum


    Средн. род
    weter

    weter

    wetere

    weteres


    weter

    weter

    wetera

    weterum


    Женск, род
    tunge

    tungan

    tungan

    tungan


    tungan

    tungan

    tungena

    tungum



    Современный немецкий


    Ед. число
    Именит.

    Винит.

    Дательн.

    Родит
    Мн. число
    Именит.

    Винит.

    Родит.

    Дательн.


    Tag

    Tag

    Tag(e)

    Tages


    Tage

    Tage

    Tage

    Tagen


    Wasser

    Wasser

    Wasser

    Wassers


    Wasser

    Wasser

    Wasser

    Wassern


    Zunge

    Zunge

    Zunge

    Zunge


    Zungen

    Zungen

    Zungen

    Zungen

    <167>

    Изменения в обоих языках вместе с тем имели и раз­личные формы, что определяется уже частными законами развития языка. Однако, прежде чем перейти к харак­теристике этой второй категории законов развития языка, представляется необходимым отметить следующее об­стоятельство. Большие или меньшие темпы развития различных языков не дают основания говорить о боль­шей или меньшей развитости языков в сравнительном плане. Так, в частности, тот факт, что английский язык в пределах одного и того же хронологического периода в грамматическом отношении изменился значительно больше, чем немецкий, отнюдь не означает, что англий­ский язык ныне является более развитым, чем немецкий. Судить о большей или меньшей развитости языков по относительно ограниченным периодам их развития было бы нелогично и неоправданно, а для сравнительной оценки применительно к «итоговому» их состоянию на современной стадии развития наука о языке не распола­гает никакими критериями. Такие критерии, видимо, и невозможны, так как разные языки в соответствии со своими частными законами развиваются особыми путя­ми, процессы их развития принимают различные формы и поэтому, по сути говоря, в данном случае выступают несопоставимые явления.

    От общих законов развития языка, как специфиче­ского общественного явления, следует отличать законы развития каждого конкретного языка в отдельности, являющиеся характерными для данного языка и отли­чающие его от других языков. Этой категории законов, поскольку они определяются структурными особенностями отдельных языков, можно также присвоить назва­ние частных внутренних законов развития.

    Как показывает уже приведенный пример, общие и частные законы развития не отграничиваются друг от друга непроходимой стеной, а наоборот, частные законы сливаются с общими. Это обусловливается тем обстоя­тельством, что каждый конкретный язык воплощает в себе все особенности языка как общественного явления особого порядка и поэтому может развиваться только на основе общих законов развития языка. Но, с другой стороны, так как каждый конкретный язык обладает отличным структурным строением, особым грамматическим строем и фонетической системой, различной лекси<168>­кой, характеризуется неодинаковым закономерным соче­танием этих структурных компонентов в системе язы­ка, то формы проявления деятельности общих законов развития в отдельных языках неизбежно видоизменяют­ся. А особые формы развития конкретных языков, как уже говорилось, связываются с частными законами их развития.

    Это обстоятельство можно проследить при сопоста­вительном рассмотрении развития тождественных явле­ний в разных языках. Для примера можно остановиться на категории времени. Английский и немецкий языки в древние периоды своего развития обладали приблизи­тельно единой системой времен, к тому же очень несложной: они имели только формы настоящего времени и простого прошедшего времени. Что касается будущего времени, то оно выражалось описательно или формами настоящего времени. Дальнейшее развитие обоих язы­ков пошло по линии совершенствования их временной системы и создания специальной формы для выражения будущего времени. Этот процесс, как уже указывалось выше, укладывается в общие законы развития языка, в соответствии с которыми грамматическая структура язы­ка, хотя и медленно, но все же перестраивается, значи­тельно отставая в темпах своего развития от других сторон языка. При этом перестройка не носит характера взрыва, а осуществляется медленно и постепенно, что соотносится с другим общим законом, именно с законом постепенного изменения качества языка путем накопле­ния элементов нового качества и отмирания элементов старого качества. Особенности осуществления назван­ных общих законов в английском и немецком языках мы видели уже в том, что процесс перестройки их грамма­тической структуры, в том числе и временной системы, проходил с различной степенью энергичности. Но он проходил и в разных формах, несмотря на то, что в дан­ном случае мы имеем дело с близко родственными язы­ками, обладающими в своей структуре значительным количеством тождественных элементов. Эти различные пути развития (в данном случае форм будущего време­ни) обусловливаются тем обстоятельством, что в немец­ком и английском языках действовали разные частные законы развития языка. Первоначальная же структур­ная близость этих языков, связанная с тем, что Они яв<169>ляются близко родственными, привела к тому, что раз­витие форм будущего времени хотя и происходило в английском и немецком языках по-разному, однако в своем протекании имеет некоторые общие моменты. В чем же заключается близость и расхождение процес­сов образования форм будущего времени в данных язы­ках? Ответ на этот вопрос дают конкретные факты исто­рии этих языков.

    Общее заключается в том, что формы будущего вре­мени образуются по единой структурной схеме, состоя­щей из вспомогательного глагола и инфинитива основно­го глагола, а также в том, что в качестве вспомогатель­ных используются в значительной мере одни и те же модальные глаголы, изменение семантики которых в процессе их превращения во вспомогательные имеет также некоторые общие моменты. В остальном же раз­витие форм будущего времени обладает различиями, характеризующимися в современном своем состоянии еще и тем, что они функционируют в контексте различ­ных временных систем. Конкретно эти различия прояв­ляются в следующих фактах.

    В древнеанглийском языке будущее время обычно выражалось формами настоящего времени. Наряду с этим употреблялись описательные обороты с модальными глаголами shall и will. Эта аналитическая форма по­лучает значительное распространение в среднеанглий­ский период. В процессе своей грамматикализации оба глагола несколько видоизменили свою семантику, но вместе с тем вплоть до. настоящего времени сохранили многие из своих старых значений. В частности, посколь­ку оба глагола являются модальными, они сохранили свои модальные значения также и в функции вспомога­тельных глаголов при образовании форм будущего вре­мени. Вплоть до того времени, когда были закреплены правила их употребления, выбор того или иного глагола определялся их конкретным модальным значением: ког­да действие ставилось в зависимость от индивидуальной воли субъекта, употреблялся глагол will, когда же не­обходимо было выразить более или менее объективную необходимость или обязательность действия, использо­вался глагол shall. В библейском стиле чаще употреб­лялся shall. В драматических диалогах предпочтительно употреблялось will, оно чаще употреблялось и в раз<170>говорной речи, насколько позволяют об этом судить литературные памятники. Впервые нормы употребления глаголов shall и will во вспомогательной функции были сформулированы Джорджем Мэзоном в 1622 г. (в его «Grarnaire Angloise»), которые базировались на тех же конкретных модальных значениях, связывающих shall с первым лицом, a will с остальными лицами. Граммати­ки нашли употребление shall более подходящим для вы­ражения будущего времени от первого лица в силу кон­кретной модальной семантики этого глагола, обладаю­щего в своем значении оттенком принуждения или лич­ной уверенности, что не согласуется с объективной кон­статацией будущего времени при большинстве случаев соотнесения действия со вторым или третьим лицом. Здесь более подходящим по своей семантике является глагол will. В разговорном стиле современного англий­ского языка выработалась сокращенная форма вспомогательного глагола will и именно ’ll, которая вытесняет раздельное употребление обоих глаголов. В шотланд­ском, ирландском и американском вариантах английского языка will является единой общепринятой формой вспомогательного глагола для образования форм буду­щего времени.

    Итак, образование форм будущего времени в англий­ском языке шло в основном по линии переосмысления модальных значений с использованием аналитических конструкций при постепенном изживании в них диффе­ренциации по лицам. Такой путь развития полностью согласуется со стремлением английского глагола максимально разгрузиться от выражения личных значений.

    В немецком языке формы будущего времени разви­вались параллельно на основе модальных и видовых значений; хотя видовое будущее в конечном счете побе­дило, модальное будущее окончательно не вытеснено из немецкого языка вплоть до настоящего времени. Описа­тельный оборот с модальными глаголами sollen и wollen встречается уже в первых памятниках древневерхне­немецкого периода, достигая широкого употребления в период между XI и XIV вв. Причем, в отличие от англий­ского языка во всех лицах употреблялся преимущест­венно глагол sollen. Но в дальнейшем эта конструкция начинает вытесняться другой (видовое будущее). В биб­лии Лютера она употребляется уже редко, а в современ<171>ном немецком языке, в тех немногочисленных случаях, когда она используется, обладает значительным модаль­ным оттенком.

    Зарождение видового будущего следует отнести так­же к древним периодам развития немецкого языка. Зачатки его, очевидно, надо видеть в преимущественном употреблении для выражения будущего времени форм настоящего времени перфективных глаголов. Но по мере того как вид в качестве грамматической категории изжи­вается в немецком языке, последовательность примене­ния настоящего времени перфективных глаголов в каче­стве будущего времени нарушается и уже в древне­верхненемецком языке употребляются в этих случаях уточняющие обстоятельства. С XI в. происходит станов­ление аналитической конструкции, состоящей из глаго­ла werden и причастия настоящего времени, которая пер­воначально имела видовое значение начинательности, но в XII и XIII вв. уже широко употребляется для выраже­ния будущего времени. В дальнейшем (начиная с XII в.) эта конструкция несколько видоизменяется (werden+инфинитив, а не причастие настоящего времени) и вытесняет модальное будущее. В XVI и XVII вв. она фигурирует уже во всех грамматиках как единственная форма будущего времени (наряду с формами настояще­го, которые широко применяются в значении будущего времени в разговорной речи и в современном немецком языке). В отличие от английского языка, немецкий, используя для образования форм будущего времени схо­жую аналитическую конструкцию, сохраняет в ней свойственные всему грамматическому строю немецкого языка синтетические элементы. В частности, глагол wer­den, используемый в немецком в качестве вспомогатель­ного глагола для образования будущего времени, со­храняет личные формы (ich werde fahren, du wirst fahren, er wird fahren и т. д.).

    Таковы конкретные пути развития тождественного грамматического явления в близко родственных языках, которое, однако, принимает различные формы в соответ­ствии с частными законами развития, действующими в английском и немецком языках.

    Характерно, что подобные же различия пронизывают и лексику английского и немецкого языков, обладающих разными структурными типами и различным образом<172> соотносящихся с понятийными комплексами. На это об­стоятельство (трактуя его несколько своеобразно) обра­тил внимание Палмер. «Я полагаю, — пишет он, — что эти различия следует приписать особенностям англий­ского и немецкого языков как орудий абстрактного мышления. Немецкий значительно превосходит англий­ский простотой и прозрачностью своего символизма, что можно показать простейшим примером. Англичанин, же­лающий говорить о небрачном состоянии вообще, дол­жен употреблять celibacy — новое и трудное слово, совершенно отличающееся от wed, marriage и bachelor. Этому противостоит простота немецкого языка: die Ehe означает супружество; от этого слова образуется прила­гательное ehe-los — «незамужний» или «неженатый» (unmarried). Из этого прилагательного посредством прибавления обычного суффикса имен существительных абстрактных возникает Ehe-los-igkeit — «небрачное со­стояние» (celibacy) — термин, настолько ясный, что мо­жет быть понятным даже для уличного мальчишки. А абстрактное мышление англичанина спотыкается о трудности словесного символизма. Другой пример. Если мы говорим о вечной жизни, мы должны обращаться к помощи латинского по своему происхождению слова immortality—«бессмертие», совершенно отличного от обычных слов die — «умирать» и death — «смерть». Не­мец опять имеет преимущество, так как составные части Un-sterb-lich-keit — «бессмертие» ясны и могут быть об­разованы и поняты всяким членом языкового коллекти­ва, знающим базовое слово sterben — «умирать»23.

    На основе отмеченных Палмером особенностей анг­лийской и немецкой лексики возникла даже теория о том, что в противоположность грамматической структу­ре немецкая лексика по своему строению более аналитична, нежели английская.

    Таким образом, частные законы развития показыва­ют, какими способами и путями совершается развитие того или иного языка. Так как эти способы у разных языков неодинаковы, можно говорить о частных законах<173> развития только конкретных языков. Тем самым законы развития конкретного языка определяют национально-индивидуальное своеобразие истории данного языка, его качественную самобытность.

    Частные законы развития языка охватывают все его сферы — фонетику, грамматику, лексику. Каждая сфера языка может иметь свои законы, почему оказывается возможным говорить о законах развития фонетики, мор­фологии, синтаксиса и лексики. Так, например, падение редуцированных в истории русского языка следует отне­сти к законам развития фонетики этого языка. Станов­ление рамочной конструкции может быть определено как закон развития синтаксиса немецкого языка. Унифи­кация основ в истории русского языка может быть на­звана законом развития его морфологии. Таким же зако­ном развития морфологии русского языка, проходящим красной нитью через всю его многовековую историю, является прогрессировавшее усиление в выражении со­вершенного и несовершенного видов. Для немецкого языка характерно обогащение словарного состава языка путем создания новых лексических единиц на базе сло­восложения. Этот способ развития словарного состава немецкого языка, несвойственный другим языкам, на­пример современному французскому, можно рас­сматривать как один из законов немецкого словообра­зования.

    Однако это не значит, что законы развития конкрет­ных языков механически складываются из законов раз­вития отдельных сфер языка, представляя их арифмети­ческую сумму. Язык не простое соединение некоторого количества лингвистических элементов — фонетических, лексических и грамматических. Он представляет образо­вание, в котором все его детали взаимосвязаны системой закономерных отношений, почему и говорят о структуре языка. А это значит, что каждый элемент структурных частей языка, так же как и сами структурные части, со­размеряет формы своего развития с особенностями всей структуры языка в целом. Следовательно, при наличии отдельных и особых форм развития для фонетической системы языка, для его словарной стороны и граммати­ческого строя, законы развития отдельных его сторон взаимодействуют друг с другом и отражают в себе каче­ственные особенности всей структуры языка в целом.<174>. В качестве примера такого взаимодействия можно при­вести процессы редукции окончаний в истории англий­ского языка. Эти процессы были связаны с возникнове­нием в германских языках силового ударения и закреп­лением его на корневой гласной. Попавшие в неударное положение конечные элементы редуцировались и постепенно совершенно отпали. Это обстоятельство отрази­лось как на словообразовании в английском языке, так и на его морфологии (широкое развитие аналитических конструкций) и синтаксисе (закрепление определенного порядка слов и наделение его грамматическим зна­чением).

    В русском языке, с другой стороны, упорное стремле­ние к незакрепленному ударению (чем он отличается от таких славянских языков, как польский или чешский) следует приписать тому обстоятельству, что оно исполь­зуется в качестве смыслоразличительного средства, т. е. оказывается во взаимодействии с другими сторонами языка (семантика).

    Наконец, следует указать на возможную близость частных законов развития разных языков. Это имеет ме­сто тогда, когда такими языками являются родственные, имеющие в своей структуре тождественные элементы. Очевидно, что чем ближе стоят друг к другу такие язы­ки, тем больше основания для наличия у них одинако­вых частных законов развития.

    Ко всему сказанному следует добавить еще следую­щее. Лингвистические законы не являются той силой, которая двигает развитие языка. Эти силы являются внешними по отношению к языку факторами и носят чрезвычайно разнообразный характер — от носителей языка и их общественных потребностей до разного вида контактов языков и субстратных явлений. Именно это обстоятельство и делает невозможным рассмотрение раз­вития языка в изоляции от его исторических условий. Но, восприняв внешний стимул, лингвистические законы придают развитию языка определенные направления или формы (в соответствии с его структурными особен­ностями). В ряде случаев и в определенных сферах язы­ка (в первую очередь в лексике и в семантике) конкрет­ный характер внешних стимулов развития языка может вызывать соответствующие конкретные изменения в си­стеме языка. Подробнее этот вопрос рассматривается<175> ниже, в разделе «История народа и законы развития языка»; пока же следует иметь в виду указанную общую зависимость, существующую между законами развития языка и внешними факторами.
    1. 1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   31


    написать администратору сайта