РАЗРАБОТКА ТЕХНОЛОГИЧЕСКОЙ ЛИНИИ ПО ПРЕДПОСЕВНОЙ ОБРАБОТКЕ СЕМЯН ЭСПАРЦЕТЫ ЭНЕРГИЕЙ СВЧ И УЛЬТРАЗВУКОМ. Диплом. Особенности раскрытия и расследования преступлений, связанных с организацией и деятельностью наркопритонов
 Скачать 341.81 Kb.
|
|
Глава 2. Криминалистическая характеристика расследования преступлений, связанных с организацией и деятельностью наркопритонов Данная глава посвящена анализу второго ряда криминалистических явлений – криминалистической характеристике расследования преступлений, связанных с организацией и деятельностью наркопритонов. Криминалистическая характеристика преступлений и криминалистическая характеристика их расследования, по мнению В.К. Гавло, являются взаимосвязанными компонентами в информационно-познавательной структуре методики расследования преступлений. Если криминалистическая характеристика преступления отражает ретроспективную направленность с ее специфическим содержанием, свидетельствующим о том, что происходит в различных ситуациях совершения преступления, и каковы их закономерности, то криминалистическая характеристика расследования преступлений – перспективную направленность, содержанием которой являются закономерности расследования события преступления1. Специфика организации деятельности по расследованию преступлений порождает новую систему корреляционных связей: субъект расследования – информация о событии преступления – следственные ситуации – следственные версии – тактические операции. В данной главе предпринята попытка исследовать элементы криминалистической характеристики расследования преступлений, связанных с деятельностью наркопритонов, взятые в отдельности и системе. Говоря о взаимодействии криминалистической характеристики преступлений и криминалистической характеристики расследования, необходимо учитывать, что элементам обеих систем присуща амбивалентность (полярность). Так, личности преступника противопоставлена личность следователя (оперативного работника); действиям преступников по подготовке, совершению и сокрытию преступления противопоставлены тактические операции по выявлению и раскрытию преступления. Еще более тесная функциональная зависимость прослеживается во взаимодействии ситуации преступления и следственной ситуации. Очевидно, что сложная криминальная ситуация в деятельности наркопритона неизбежно отразится на генезисе и динамике следственной ситуации по уголовному делу. Категория «следственная ситуация» прочно заняла свое место в понятийном аппарате криминалистики. Само учение о следственной ситуации, впервые появившись почти одновременно в работах А.Н. Колесниченко1 и В.К. Гавло2 в 60-х годах прошлого столетия, продолжает развиваться, обогащая методику расследования преступлений новыми знаниями. Теоретические и практические разработки, накопленные по данной проблеме, уже давно позволили сделать вывод о возникновении новой и перспективной частной криминалистической теории – теории следственных ситуаций. По вопросу определения следственной ситуации у ученых нет единства точек зрения. На момент настоящего исследования существует более тридцати ее определений. Состояние понятийного аппарата криминалистики на сегодня позволяет все это многообразие точек зрения условно свести к трем позициям. Согласно первой точке зрения, следственная ситуация представляет собой системное образование, формируемое сочетанием различного рода компонентов и функциональными связями между ними3. Другими авторами следственная ситуация определяется как мысленная динамическая модель, отражающая информационно-логическое, тактико-психологическое, тактико-управленческое и организационное состояние, сложившееся по уголовному делу и характеризующее благоприятный или неблагоприятный характер процесса расследования1. Существует еще и третья точка зрения, согласно которой следственная ситуация представляет собой «… степень информационной осведомленности следователя о преступлении, а также состояние процесса расследования, сложившееся на любой определенный момент времени, анализ и оценка которого позволяют следователю принять наиболее целесообразные по делу решения»2. Полагаем, каждая из приведенных позиций авторов имеет право на существование, так как в них описываются различные аспекты одного и того же явления. Все же концепции настоящего исследования в наибольшей степени отвечает первое определение следственной ситуации, данное В.К. Гавло. Проблема борьбы с организацией и функционированием наркопритонов является комплексной, охватывающей деятельность различных правоохранительных органов и специальных служб. В эффективности такой борьбы не последнюю роль играет вооруженность криминалистов методикой выявления и расследования преступлений. Первым этапом в создании подобных методик является программа исследования типичных следственных ситуаций, которая является ключом к пониманию и механизма преступления, и характера поисково-познавательной деятельности различных участников расследования. В следующем параграфе будут исследованы закономерности возникновения и развития оперативно-розыскных ситуаций, связанных с выявлением наркопритонов. Оперативно-розыскные ситуации, связанные с выявлением наркопритонов Высокий уровень латентности преступлений, связанных с деятельностью наркопритонов, значительно поднимает роль оперативно-розыскной работы в деле выявления подобных преступлений. Негласный характер такой работы, полагаем, определяет и особенности оперативно-розыскных ситуаций, возникающих в процессе выявления и расследования деятельности наркопритонов. Оперативно-розыскная ситуация как научная категория является результатом интеграции двух юридических наук: криминалистики и теории оперативно-розыскной деятельности, в научных аппаратах которых она уже прочно заняла свое место. По мнению С.Э. Воронина, оперативно-розыскная ситуация – это тип проблемной следственной ситуации, возникающей в процессе мыслительной деятельности оперативного работника, познающего механизм преступления и разрешающего эту ситуацию с помощью гласных и негласных методов получения информации, составляющих специфическое содержание оперативно-розыскной деятельности1. На наш взгляд, данное определение достаточно полно описывает признаки оперативно-розыскной ситуации под углом зрения поисково-познавательной деятельности оперативного работника. Кроме того, мы разделяем позицию С.Э. Воронина, предлагающего в структуре криминалистической характеристики расследования выделять оперативно-розыскную характеристику расследования, содержание которой, как раз, и составляют оперативно-розыскные ситуации и пути их разрешения2. Очевидно, что оперативно-розыскные ситуации возникают в ходе оперативно-розыскной деятельности. Федеральный закон «Об оперативно-розыскной деятельности» (1995) определяет ее как вид деятельности, «осуществляемой гласно и негласно, уполномоченными на то настоящим Федеральным законом оперативными подразделениями государственных органов в пределах их компетенции путем проведения оперативно-розыскных мероприятий в целях защиты жизни, здоровья, прав и свобод личности, собственности, обеспечения безопасности общества и государства от преступных посягательств»1. Анализ данного определения показывает, что этот вид деятельности, объективно необходимой и полезной, характеризуется следующими признаками: - имеет государственно-правовой характер; - организационно и структурно обособлен от других видов деятельности за счет специального круга субъектов, уполномоченных государством его осуществлять; - реализуется при помощи присущих только для него средств и методов, имеющих специфическую форму оперативно-розыскных мероприятий. Общеизвестно, что в основе оперативно-розыскной деятельности лежат общеправовые принципы законности, уважения и соблюдения прав и свобод человека и гражданина, а также отраслевые (оперативно-тактические) принципы конспирации, сочетания гласных и негласных начал, использование конфиденциального сотрудничества граждан: сведения о силах, средствах, источниках получения информации, организации и методике проведения оперативно-розыскных мероприятий, полученных при этом результатах, а также о штатных негласных сотрудниках и лицах, оказывающих им содействие на конфиденциальной основе. Это мнение высказывают М.Е. Токарева1, А.Ю. Шумилов2, К.В. Сурков3, К.К. Горяинов и Ю.В. Кваша4. В целом, соглашаясь с изложенным и отдавая предпочтение принципу конспирации, без которого невозможно эффективно противостоять преступным проявлениям, мы поддерживаем утверждение Д.И. Беднякова5 и Е.А. Доля6, которые считают, что основу всей оперативно-розыскной деятельности составляет процесс познания, а точнее, его сердцевина – оперативное доказывание, представляющее собой частный случай применения теории познания в интересах достижения целей и решения задач, стоящих перед данным видом деятельности. Оно пронизывает ее существо, системообразует развитие ее содержания и формы во всех ее проявлениях, начиная с момента ее возникновения в простейших формах и заканчивая зрелыми, переходящими в иные качества формами. Определим категорию «познание в оперативно-розыскной деятельности» и ее отличия от «познания в криминалистике». Сразу уточним, что речь здесь пойдет только об одном субъекте познания в ОРД – оперативном работнике. Хотя представляется очевидным, что субъектами познания в оперативно-розыскной деятельности являются и судья, санкционирующий, в соответствии со ст. 9 Закона об ОРД, проведение отдельных оперативно-розыскных мероприятий (например, контроль и запись телефонных переговоров), и прокурор, осуществляющий, в соответствии со ст. 21 этого же Закона, надзор за оперативно-розыскной деятельностью. Любая оперативно-розыскная ситуация, в том числе возникающая в практике расследования деятельности наркопритонов, имеет информационную природу. Оперативно-розыскная информация обладает рядом общих и специфических признаков. Во-первых, по своей природе она носит объективный характер. Возникнув в процессе совершения преступления, она существует независимо от органов, с помощью которых осуществляется ее обнаружение и исследование1. Во-вторых, оперативно-розыскная информация характеризуется устойчивостью своего внутреннего содержания. Ее объективность не зависит от приемов, методов и средств, которые применяются для ее исследования2. Статья 2 Федерального Закона «Об оперативно-розыскной деятельности» называет одной из задач оперативно-розыскной деятельности выявление преступлений. Проведенные нами исследования показали, что наиболее типичными способами получения информации о деятельности наркопритонов являются: агентурный – 72,3 % от общего количества изученных дел; по сообщениям граждан – 18,7 %; из других источников, в том числе из органов ФСБ – 6,3 %; в ходе проведения следственных действий по другим уголовным делам – 2,7 %. На основе приведенных данных можно сделать вывод, что, несмотря на научно-технический прогресс и совершенствование электронных методов разведки, агентурный метод не утратил своей актуальности в практике раскрытия и расследования преступлений, особенно таких латентных, как организация и содержание наркопритонов. Недаром популярная поговорка американских стражей порядка звучит следующим образом: «Полицейский хорош настолько, насколько хорош его осведомитель»3. Усложнение в современном мире социальных связей неизбежно повышает роль человеческого фактора. «Осведомитель – решающее средство расследования», - утверждает американский криминолог Дж. Уилсон, долгое время изучавший деятельность двух спецслужб США – ФБР и ДЕА (Агентство по борьбе с распространением наркотиков). В США уже давно проводятся «тайные операции» с использованием секретных агентов, в роли которых выступают штатные сотрудники ФБР, когда речь идет о получении не просто оперативной информации, а обвинительных доказательств для судебного процесса. Такая практика стала применяться в отношении штатных сотрудников с 1987 г., после указания министра юстиции для ФБР. При этом тайная операция обычно заканчивается судебным процессом, на котором агент выступает в качестве главного свидетеля обвинения. В отличие от зарубежных коллег отдельные российские авторы в своих работах отрицают возможность использования потенциала конфиденциальных источников в уголовном судопроизводстве. Так, Б.А. Филимонов полагает, что использование агентурных сведений в качестве доказательств по уголовным делам противоречит сущности уголовного судопроизводства, его процессуальной форме, правилу о применении только предусмотренных законом процессуальных средств доказывания. Указанный автор исследует данную проблему в законодательстве и практике германского уголовного процесса с позиции использования именно агентурных сведений в уголовном судопроизводстве. Исходя из такой посылки, он пришел к выводу о недопустимости использования агентурных сведений в качестве доказательств по уголовным делам, их трансформации в судебные доказательства путем допроса официальных сотрудников (оперативных работников), агентуры – секретных осведомителей1. Мы не можем согласиться с таким категоричным мнением Б.А. Филимонова. Внимательно изучив практику раскрытия преступлений, связанных с деятельностью наркопритонов, мы пришли к выводу, что в современных правовых реалиях агентурный метод был и остается наиболее эффективным способом расследования указанной категории преступлений, а судебную перспективу как раз имеют те уголовные дела, где возможна трансформация агентурных сведений в судебные доказательства. Однако, на пути использования в ОРД данного поисково-познавательного метода возникает целый ряд оперативно-розыскных ситуаций проблемного типа. Первая группа проблемных ситуаций возникает в связи с определением степени риска вербовки агента. По делам о преступлениях, связанных с деятельностью наркопритонов, эта задача усложняется вдвойне. Как известно, сообщество наркоманов – сверхзакрытое. Внедриться в него, будучи здоровым человеком, практически невозможно. Поэтому в большинстве случаев оперативные работники спецслужб по борьбе с незаконным оборотом наркотиков имеют агентов на связи из числа наркоманов. Подобная ситуация отличается следующими признаками: 1. Как правило, при внедрении агента в наркопритоны легенда не требуется. В теории ОРД под «легендой» обычно понимается внутренний образ, определяющий цель деятельности, ее направление и содержание. Мотивировка при этом является внутренним компонентом «легенды», маскирующим в глазах других людей действительный мотив проводимого оперативно-розыскного мероприятия. «Легенда» как рефлексивный замысел оперативного работника, является весьма эффективным приемом разрешения оперативно-розыскных ситуаций. Д.В. Гребельский1 и В.Г. Самойлов2 относят понятие легенды к числу системообразующих, так как она пронизывает все оперативно-розыскные мероприятия, которые сопровождаются зашифровкой, маскировкой, инсценированием. Хотя выше уже отмечалось, что по делам о преступлениях, связанных с организацией и деятельностью наркопритонов, оперативные работники редко прибегают к легендированным мероприятиям, предпочитая иметь агентов из того же наркоманского сообщества, все же необходимость «легенды» иногда возникает. При этом, как правило, она включает в себя описание «социального положения», происхождения конфидента, истории его болезни. Требования, предъявляемые к легенде, весьма жесткие. Она должна быть логичной и внутренне детерминированной. В противном случае при оперативном внедрении в наркопритон может произойти демаскировка источника. Подобная ситуация имела место в г. Барнауле. Сотрудники ОБНОН УВД г. Барнаула разрабатывали сеть наркопритонов, специализирующихся на героине и производных опиатов. По легенде, наркокурьер Халилов являлся уроженцем Кулябского района Республики Таджикистан. На самом деле, Халилов являлся уроженцем Тюменской области и последние десять лет проживал в Сибири. В наркопритоне оказался наркоман со стажем, гражданин Кривцов, уроженец г. Душанбе, который и обнаружил незнание Халиловым ни местности, ни обычаев Таджикистана, ни употребляемых там жаргонных названий героина. Халилов был разоблачен и жестоко избит посетителями наркопритона, а оперативная разработка потерпела неудачу. Описанная оперативная ситуация возникла из-за неспособности оперативного работника спрогнозировать ход оперативно-розыскного мероприятия, а также в достаточной мере проработать легенду, адекватную криминальной ситуации наркопритона. 2. Вторым существенным признаком ситуаций по исследуемой категории дел являются сложности оценки информации, предоставленной агентом. Это, в первую очередь, связано с особенностями деформации личности конфидента из числа наркоманов и возможными искажениями восприятия им окружающей действительности. Определенное влияние на степень искажения информации могут оказать также корпоративный интерес наркосообщества и патологическая лживость наркомана. По образному определению В.К. Зникина, данное явление в ОРД носит название «смыслового шума»1. Профессионализм оперативного работника и состоит в том, чтобы отделить криминалистически значимую информацию от дезинформации или «смыслового шума». В теории ОРД под намеренной дезинформацией понимают как «… заведомую ложь, так и утонченную полуправду, исподволь подталкивающую воспринимающих к ложным суждениям. Наиболее распространенными приемами здесь являются: прямое сокрытие фактов; тенденциозный подбор данных; нарушение логических и временных связей между событиями; подача правды в таком контексте (добавлением ложного факта или намека), чтобы она воспринималась как ложь; изложение важнейших данных на ярком фоне отвлекающих внимание сведений; смешивание разнородных мнений и фактов; сообщение информации такими словами, которые можно истолковывать по-разному; неупоминание ключевых деталей факта»2. Проблема искаженной информации и дезинформации в теории ОРД актуализирует проблему ее восприятия и оценки оперативным работником. Оценка оперативно-розыскной информации, прежде всего, связана с мыслительной деятельностью оперработника, направленной на формирование определенного вывода. Его вывод представляет собой «обоснованное полученными данными логическое умозаключение о наличии в определенном действии признаков преступления и причастности к нему определенных лиц»1. В теории ОРД, в этой связи, разработаны достаточно четкие рекомендации по распознанию ложной оперативно-розыскной информации. В частности, предлагается: «… различать факты и мнения; понять, способен ли информатор по своему положению иметь доступ к соответствующим фактам; учитывать субъективные (самомнение, фантазию) характеристики источника и его предполагаемое отношение к выдаваемому сообщению; применять дублирующие планы информации; исключать все лишние промежуточные звенья; помнить, что особенно легко воспринимается та информация, которую вы предполагаете, или желаете услышать»2. При разработке наркопритона оперативный работник сталкивается со всей представленной палитрой проблемных ситуаций. Во-первых, имея наркомана на связи в качестве конфидента, оперработник всегда рискует столкнуться с «двойной игрой» агента. Представляя корпоративный интерес наркосообщества, такой источник с легкостью меняет убеждения, щедро снабжая дезинформацией обе заинтересованные стороны. Как известно, оперативно-розыскная деятельность представляет собой «… двустороннюю тайную борьбу, отличительным признаком которой является стремление каждой из сторон к взаимоисключающим целям»1. В современной преступной среде знание методов агентурной работы является почти обязательным условием образа жизни, так называемой, «преступной субкультуры». Субкультура наркоманской среды представляет собой весьма сложный сплав корпоративных интересов отвергнутых обществом больных, наркозависимых людей с ожесточенной против общества распадающейся психикой, со своим «арго», криминальными традициями и достаточно искаженными, но часто проявляющимися представлениями о товариществе и взаимовыручке больных людей. При разработке наркопритона любого уровня оперативный работник обязан учитывать все эти обстоятельства, которые и составляют содержание оперативно-розыскных ситуаций по исследуемой категории дел. По нашему мнению, наркотическая зависимость не является обязательным атрибутом легендированного мероприятия в процессе оперативного внедрения агента в наркопритон. Практика показывает высокую эффективность привлечения для такого оперативно-розыскного мероприятия так называемых «аутрич-работников» - лиц, в прошлом активно употреблявших наркотики, но сумевших преодолеть наркотическую зависимость и изъявивших желание спасать своих бывших товарищей по несчастью. Они разговаривают с потребителями наркотиков на их «сленге», хорошо знают все их проблемы, поэтому пользуются в этой среде безграничным доверием. «Аутрич-работников» даже пускают в «варочные», то есть помещения, где готовят наркотики и продают уже готовые к употреблению дозы. При работе с такими конфидентами, как правило, не возникают проблемы оценки искаженной болезненным восприятием оперативной информации. Большое значение в деле раскрытия преступлений, связанных с деятельностью наркопритонов, имеет умение оперативного работника прогнозировать ход оперативно-розыскной ситуации. С.Э. Воронин выделяет два вида прогнозирования в ОРД: стратегическое и тактическое. По его мнению, «стратегическое прогнозирование в структуре оперативно-розыскной ситуации заключается в оценке вероятности раскрытия преступления в целом. Тактическое прогнозирование более предметно и представляет собой оценку эффективности конкретных тактических операций»1. Тактическое прогнозирование в ситуации раскрытия преступления, связанного с деятельностью наркопритона, особенно ярко проявляется в оценке оперативным работником степени риска вербовки агента из числа наркоманов. Здесь могут возникнуть следующие типичные ситуации: Ситуация, когда предложение о сотрудничестве вызывает у конфидента активно-негативную реакцию. Ситуация, когда происходит нежелательное «засвечивание» личностей вербующих (помехи в их дальнейшей деятельности, «бросание теней» на контактеров). Ситуация, когда тактически неверное проявление интереса вербующего к конкретной теме насторожит противника и осложнит намеченную разработку, даст нить в активной контригре. Ситуация неопределенности того, сообщит ли объект «своим» (опасность «двойной игры»), или нет. Ситуация, в которой информационная лазейка может позволить противнику добраться до вербующей структуры. Несмотря на множество проблемных ситуаций, связанных с использованием агентурного аппарата, данный метод был и остается основным в деле раскрытия и расследования деятельности наркопритонов. В этой связи весьма интересен опыт деятельности спецслужб США. Чем они руководствуются, определяя необходимое количество осведомителей? Из открытых исследований некоторых американских криминологов известно, что, например, в ДЕА (Агентство по борьбе с распространением наркотиков) не предусмотрены количественные квоты по агентуре. Расследование дел в сфере борьбы с наркобизнесом невозможно без активного участия агентов, поэтому в штаб-квартире этого ведомства вполне резонно судят о качестве агентурной работы любого территориального отделения по количеству успешно расследованных дел. В ФБР, в отличие от ДЕА, контроль над использованием агентуры более централизован. В течение многих лет это ведомство стремилось поддерживать высокий количественный уровень осведомителей путем введения определенных квот их наличия в оперативных подразделениях. Руководители отделений ФБР, допустившие общее снижение количества агентуры, могли подвергнуться суровой критике со стороны инспекторов центрального аппарата. Зачастую такой подход порождал нарушения в статотчетности, а говоря более понятным языком, - приписки31. Подобная ситуация наблюдается и в деятельности отечественных спецслужб по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Формальные критерии эффективности работы этих подразделений зачастую сводятся к количественным показателям агентов на связи у оперативного работника, что с неизбежностью приводит к припискам и искажениям статотчетности вместо «живой», творческой работы по раскрытию этих опасных преступлений. Ситуация еще более осложнилась после создания специализированного ведомства Государственного комитета по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ с соответствующими региональными управлениями. Созданное на базе департамента налоговой полиции данное ведомство вряд ли будет эффективно работать в ближайшие годы, так как специфика деятельности требует кардинального перепрофилирования всех оперативных сотрудников, в том числе и агентов, состоящих на связи. Кроме того, созданный комитет в своей деятельности оказался не обеспеченным правовой базой, так как были достаточно запоздало внесены изменения в ст. 151 УПК РФ («Подследственность»), в ст. 40 УПК РФ («Орган дознания») и в ст. 13 («Органы, осуществляющие оперативно-розыскную деятельность») Закона об ОРД. В результате было потеряно время, а большинство дел о преступлениях, связанных с незаконным оборотом наркотиков, по-прежнему, расследуются органами предварительного расследования МВД, и все оперативные разработки по указанной категории преступлений тяжелым бременем легли на сотрудников уголовного розыска и участковых, т.е. сотрудников МОБ и КМ. Уточним, что такая ситуация фиксировалась на момент нашего исследования, хотя приказы Госкомнаркоконтроля, регламентирующие оперативно-розыскную работу, стали появляться. Как уже отмечалось выше, оперативное внедрение широко применяется в практике раскрытия преступлений, связанных с деятельностью наркопритонов. Однако на этом пути возникают весьма сложные проблемные ситуации, связанные с легализацией информации, добытой таким путем. Так, расследуя уголовное дело в Октябрьском районе г. Барнаула, оперативный сотрудник ОБНОН, по согласию со следователем ОВД, использовал операцию прикрытия по выводу своего конфидента, разрабатывающего наркопритон, из орбиты уголовного судопроизводства. Ни в материалах уголовного дела, ни в обвинительном заключении не говорилось о гражданине Иванищеве, в то время как обвиняемые указывали на активную роль Иванищева в деятельности наркопритона, в том числе, и в качестве наркокурьера. В данном случае речь шла о провокации преступления сотрудниками спецслужб, которую суд признал незаконной. Суд совершенно обоснованно возвратил уголовное дело на дополнительное расследование1. Проведенные нами исследования показали, что степень эффективности легализации информации, добытой оперативным путем, оценивается оперативными сотрудниками и следователями по-разному. Так, на вопрос: «Как Вы оцениваете процент реализации оперативной информации в уголовных делах по наркопритонам, оконченных производством?», из 100 опрошенных сотрудников оперативно-розыскных подразделений 83 оценили в границах от 2 до 19 %, 8 человек – в границах от 40 до 47 % и только двое оценили эффективность в 50 %. Опрошенные следователи дали иную оценку данной ситуации. Так, из 100 следователей 65 в целом удовлетворены процессом легализации оперативной информации, оценив ее в границах 70-80 %, 14 следователей оценили ее как средне эффективную (50 %), и только 8 человек признали ее низкой по своей эффективности (в границах от 5 до 17 %). Очевидно, столь существенные расхождения во мнениях связаны с различиями в критериях оценки эффективности деятельности оперативных служб и следственных аппаратов, являющейся, как известно, мотивационным ядром в деле раскрытия и расследования преступлений. Оперативного работника интересует, прежде всего, раскрытие преступления, следователя – перспективы «прохождения» уголовного дела в суде. Поэтому, полагаем, следователь, который в силу своего процессуального положения часто скептически относится к использованию в доказывании данных ОРД, вполне удовлетворен современным уровнем легализации оперативной информации. Следует согласиться с В.А. Азаровым, что раскрытым может быть признано лишь преступление, факт совершения которого подтвержден судом, т.е. обвинительным приговором1. Еще больше проблем легализации оперативной информации возникает при проведении других ОРМ, например, контролируемой поставки. Здесь значительно больше оснований говорить о законности и незаконности подготовленной спецслужбами провокации преступления. Так, практике известен случай контролируемой поставки с непрогнозируемыми последствиями из-за отсутствия взаимодействия с органами ФСБ. Из фабулы дела: Барнаульской спецпрокуратурой по надзору за исполнением уголовных наказаний совместно с сотрудниками Алтайского ГУИН Министерства юстиции РФ была подготовлена и реализована оперативно-тактическая операция по разработке наркокурьера из числа аттестованных сотрудников УБ-14/8 строгого режима начальника отряда Смирнова. Была тщательно спланирована и организована контролируемая поставка наркотиков – героина высокой очистки афганского производства. За Смирновым было установлено скрытое наблюдение с использованием видеокамеры. В результате правоохранительным органам стал известен адрес предполагаемого наркопритона в г. Барнауле. Смирнов был задержан в установленной квартире, при этом оперативными сотрудниками был обнаружен арсенал огнестрельного оружия, в том числе автоматического, упаковки с наркотическим веществом и денежные средства в размере 1,5 млн. $. Как оказалось, все это принадлежало «общаку» - воровской кассе. Поэтому проведенная оперативно-тактическая операция стала развиваться в дальнейшем совершенно по другому сценарию, с привлечением более квалифицированных специалистов, а также сил и средств служб УФСБ по Алтайскому региону, хотя, следует отметить, что последний эпизод с «общаком» так и остался на уровне оперативной разработки, не получив уголовно-процессуальной реализации. В описанном примере также и в суде возникла проблемная ситуация, связанная с использованием в процессе доказывания данных, полученных с помощью технических средств. Дело в том, что во время контролируемой поставки применялась цифровая видеокамера. Это был один из первых случаев применения цифровой видеотехники в практике спецслужб г. Барнаула, в основном применялись аналоговые видеокамеры. Однако защитник в суде заявил ходатайство о признании видеозаписи, полученной цифровой видеокамерой, недопустимой, так как она легко поддается компьютерной обработке и монтажу. Суд удовлетворил ходатайство стороны защиты, тем более что по данному вещественному доказательству не была проведена криминалистическая экспертиза1. Данный пример обозначает проблему ввода в процесс доказывания оперативно-розыскной информации, полученной с помощью технических средств. Эту проблему ученые стали разрабатывать сравнительно недавно2. При этом большинство работ связано с приемами формирования вещественного доказательства из полученной оперативной аудио- и видеозаписи. Основное требование, при этом, сводится к тому, что видеозапись должна быть официально представлена органом, уполномоченным на ведение оперативно-розыскной деятельности, с соответствующим препроводительным документом. В нем должны содержаться сведения о происхождении видеозаписи: времени, месте, условиях и обстоятельствах ее получения, технических характеристиках применяемой аппаратуры, лице, осуществляемом видеозапись. В случае негласного видеодокументирования предусмотрен порядок составления документов и их рассекречивания. При этом, как правило, выносится постановление о рассекречивании данных ОРМ, а само видеодокументирование оформляется протоколом оперативного эксперимента. И вновь возникают проблемные ситуации, в том числе и при разработке наркопритонов. Дело в том, что оперативные разработки наркопритонов, как правило, имеют длящийся характер. По такого рода делам видеозаписи долго не хранятся, так как порядок хранения не предусмотрен приказами и инструкциями, а протоколы использования технических средств приобщаются к оперативно-поисковым делам (ОПД). Как известно, материалы ОПД не рассекречиваются, а в материалах уголовных дел не может быть документов и сводок о проведении оперативно-технических мероприятий. Таким образом, исключается сама возможность ввода подобного рода оперативной информации в процесс доказывания. Какова же дальнейшая судьба оперативно-служебных документов, зафиксировавших в соответствующей форме результаты оперативно-розыскных мероприятий, именуемых актами осмотра, протоколами применения технических средств, объяснениями, письменными заявлениями граждан, протоколами приема устных заявлений, официальными справками различных учетов, итоговыми справками о ходе и результатах опроса, опечатанных и упакованных образцов, материалов видео-, кино-, фотосъемки, аудиозаписи, предметов и веществ? Согласно ч. 3 ст. 11 Закона Об ОРД руководитель органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность, выносит постановление о представлении следователю материалов, отразивших результаты оперативно-розыскных мероприятий. Представляется, что следователь и сам может истребовать материалы по результатам ОРД у субъекта этой деятельности, воспользовавшись своими процессуальными правами реализации представленных и истребованных материалов, отражающих результаты оперативно-розыскной деятельности. На наш взгляд, имеются два основных пути решения данной проблемы: 1) принятие решений правового и тактического характера в интересах доказывания; 2) использование в качестве доказательств по уголовному делу. И, в заключении, необходимо сказать еще об одной группе оперативно-розыскных ситуаций проблемного характера. Это ситуации, возникающие при проведении проверочной закупки. При расследовании преступлений, связанных с деятельностью наркопритонов, проверочная закупка выполняет двойную роль. Во-первых, это оперативно-разведывательное мероприятие, направленное на установление лиц, причастных к организации наркотрафика и наркопритона. Во-вторых, проверочная закупка, в условиях недостаточных финансовых средств, выделяемых на содержание негласного аппарата, весьма часто превращается в замаскированный источник средств финансирования услуг конфидента. Это, как показывает практика, иногда становится причиной злоупотреблений служебным положением оперативными работниками, задействованными в сфере борьбы с незаконным оборотом наркотиков. Негласный характер деятельности, содержание на связи агентов, страдающих наркоманией, часто порождает у оперативных сотрудников чувство вседозволенности и безнаказанности, способствуя коррупции правоохранительных органов, призванных бороться с одной из самых опасных категорий преступлений. Однако исследование данной проблемы выходит за рамки настоящей работы. Перейдем к анализу следующей группы следственных ситуаций. |