Алхимик. Питер ДжеймсАлхимик Peter James
 Скачать 2.97 Mb.
|
|
46 Лондон. Пятница, 18 ноября 1994 года Эта сука хочет выдоить у него каждое пенни. Дети у нее уже есть. Теперь ей нужны его деньги. Билл Ганн сидел за письменным столом, попивая кофе, и второй раз за сегодняшний день перечитывал письмо на трех листах от солиситора. «До нашего внимания дошло сообщение, что Вы владеете акциями фармацевтической компании „Бендикс Шер“, каковую информацию Вы не сообщили ни нам, ни Агентству по защите детей. Мы будем благодарны Вам, если Вы будете настолько любезны, что в течение семи дней сообщите нам, каким количеством акций в вышеупомянутой компании Вы на самом деле владеете». Он снова перечел этот абзац. Откуда они получили эту информацию? Должно быть, сука сообщила им. Но разве он откровенничал с сукой? Должно быть, прикинул он, несколько лет назад в то время, когда любил ее или думал, что любит. Или кто-то докопался? Он был серьезно обеспокоен. Владение акциями «Бендикс Шер» было строго охраняемой тайной. Никаких бумаг и вообще никакой документации – все строилось на доверии. И на самом деле вы никогда не владели акциями. Когда Ганн стал сотрудником компании, ему было сказано, что на его имя сделан взнос в виде двухсот тысяч акций. Ежегодные дивиденды должны были выплачиваться ему 1 мая каждого года на номерной счет в швейцарском банке. Так оно и было. За последние десять лет сумма на его депозитном счете в цюрихском банке превысила три миллиона фунтов. Тем не менее воспользоваться этой суммой мешали два препятствия: вы не могли коснуться денег, пока не вышли на пенсию, и вы теряли на них право, если расставались с фирмой – добровольно или вас увольняли. Ему стоило бы поговорить с кем-нибудь в юридическом департаменте компании – пусть они с этим разбираются, решил он. Сложив письмо, он обратился ко второй проблеме дня. К Коннору Моллою. Почему мистер Моллой вчера ездил в Брайтон? Он уставился в распечатку вчерашних перемещений американского патентоведа, которая была предоставлена в его распоряжение менеджером, отслеживавшим все передвижения сотрудников. Распечатка была дополнена проверками, как Моллой использовал свою карточку-пропуск для входа в здание и перемещений по нему, плюс спутниковые данные отслеживания маршрутов его автомобиля, которые автоматически вводились в компьютерную систему. Ганну потребовалось не больше нескольких секунд изучения распечатки, чтобы понять – эта поездка американца представляет собой существенное отклонение от его обычных маршрутов. Такой вывод требовал уточнения: в среду Моллой перебрался в новую квартиру, с чем, можно предположить, и было связано изменение привычного порядка вещей. Ганн нажал определенную последовательность клавиш, и на экране появился суммарный отчет о перемещениях Коннора Моллоя в понедельник, вторник, а также в четверг на прошлой неделе. Все было достаточно обыденно. Американец являлся в офис незадолго до восьми, оставлял его примерно в семь вечера. Обеденный перерыв занимал у него около часа, проводил он его порой в столовой компании, а порой вне здания компании. Из своего жилища он ехал прямо в офис, а из него – снова домой. Ничего необычного. В среду он совершил две поездки на автомобиле из квартиры, предоставленной ему компанией, в свое новое жилище на Фулем-роуд. Это тоже было в порядке вещей: таких поездок и следовало ожидать, когда человек перебирается на новую квартиру. Так что же было вчера? Моллой явился в офис в 6:54 утра – на час раньше, чем обычно. На ланч он потратил всего десять минут и в три пополудни поехал в Брайтон. Ганн набрал номер телефона менеджера, который фиксировал передвижения. – Где Моллой парковался в Брайтоне? – едва была поднята трубка, спросил он. – У какого-то небольшого здания рядом с набережной, неподалеку от Дворца на пирсе. – Вы знаете Брайтон? Там много древностей? – Да, сэр. Кое-кто даже называет его античной столицей Европы. – Скорее уж столица всяческого барахла, – буркнул Ганн. – Это здание может устроить человека, который прибыл для закупки старья? – Я прикидываю, что оно довольно близко от торговых улиц Лейнс и Кейптаун. Я могу все точно выяснить и тут же связаться с вами, сэр. Ганн повесил трубку и снова уставился в распечатку. Моллой покинул Брайтон в 6:20 вечера, добрался до гостиницы «Пост-Хаус» в Гатвике, где провел три часа и десять минут, после чего вернулся в Лондон. Три часа и десять минут в гостинице? Что он там делал? С кем-то встречался? Может, с приятелем из Америки, пока тот ждал пересадки на другой рейс? Возможно. Дорожная авария? И это возможно, но в таком случае он, скорее всего, остался бы на ночь. Ганну незамедлительно была нужна какая-то весомая удача, ему нужно было живьем вытащить на берег большую рыбу, и интуиция подсказывала ему, что эту возможность предоставит ему Моллой. Но пока он не знал, как за него взяться. Его раздражало американское происхождение патентоведа, он был уверен – в его документах таится что-то неправильное, что-то не стыкуется, но он был не в состоянии понять, что именно. Едва только Моллой при подсчете еженедельных результатов работы получил высокую оценку Роули, набрав всего на два пункта меньше максимума, и продолжал это делать каждую неделю, Ганн встревожился. Но Моллой удостаивался высоких оценок и от Роули, и от старшего менеджера группы патентов и соглашений. Не было никаких оснований для подозрений. Никаких – кроме инстинкта Ганна. Он обдумал, не стоит ли установить за Коннором Моллоем круглосуточное наблюдение и так или иначе поставить все точки над «i». Но в таком случае человеко-час работы обойдется слишком дорого, что и скажется при оценке эффективности работы его директората. Стоял только ноябрь, а у него уже перерасход суммы годового бюджета, и, кроме того, необходимо было вести наблюдение за несколькими работниками из других отделов. На заводе компании в Ньюкасле исчезали химикалии. Кроме того, Ганн подозревал, что несколько новых маркетологов из отдела детского питания в Рединге на самом деле журналисты, которые собираются разоблачить технику продаж «Бендикса» в странах третьего мира. В конце прошлого года доктор Кроу устроил ему взбучку по поводу стоимости службы безопасности и низких результатов ее работы. Итоги этого года будут еще хуже. Он не выявил ни одного случая промышленного шпионажа, мелкого или крупного, он оказался не в курсе планов Джейка Силса дезертировать, а теперь Кроу собирается повесить его на собственных кишках за то, что он не смог предотвратить расследование, которое вела эта «Темз-Уолли газетт». Ладно, Моллой, мой день еще придет. Пока работай, ты, маленький увертливый янки. Сделай хоть один неверный шаг, и я тебя закопаю. Удостоверившись, что отчет о перемещениях Коннора перенесен на жесткий диск, Ганн скормил два листа бумагорезке, стоявшей рядом с его столом. Затем вернулся к рабочему месту. Он перечел письмо от руководителя компьютерных систем, сообщавшее о появлении улучшенной, защищенной от вторжения версии Mac TCP под названием «TETRUS Т. G.», которая должна быть введена в систему и распространена по всей компании, заменив собой существующую версию. Его первой гневной реакцией было желание позвонить Клиффу Норрису, системному администратору, и сказать этому ленивому ублюдку, что пусть он сам занимается распространением. Но затем, успокоившись, он вспомнил свой собственный приказ, что все программное обеспечение должно идти только через него, и никак иначе, и если кто-то попробует использовать программу, не прошедшую через него, то это будет считаться непростительным нарушением правил. Только так он мог быть уверен, что система свободна от вирусов. И это чертовски хорошая система, гордо подумал Ганн, набирая команду распространить новую версию Mac TCP по всем компьютерным базам глобальной империи «Бендикс Шер». По крайней мере, за это Кроу поносить его не будет. 47 Северный Лондон. 1951 год Магистр храма сам открыл парадную дверь. Посмотрев на него, Дэниел испытал мгновенное разочарование – и домом, и этим человеком. Он ожидал увидеть что-то более внушительное – суровое строение с башнями, может скрытое завесой кустов и деревьев в конце длинной темной аллеи. Вместо этого перед ним предстал небольшой и запущенный дом с имитацией стропил времен Тюдоров, с дорожкой, усыпанной щебенкой, на берегу затянутой тиной заводи, в десяти минутах езды на автобусе от его дома. Магистр храма был куда старше, чем он ожидал, а его облик, вместо того чтобы внушать благоговение, в глазах Дэниела был просто смешон. У него были длинные волосы цвета соли с перцем, зачесанные назад со лба, серебряная бородка, ухоженная, как кисточка для бритья, бесцветное лицо с рассеянными глазами. В центре лба на серебряной ленте красовалась пятиконечная металлическая звезда, по обеим сторонам которой вздымались настоящие козьи рога. С шеи на серебряной цепочке свисала небольшая эмблема Бафомета. На магистре была белая льняная мантия без воротника. Он был босоног и чуть прихрамывал. Дэниел подумал, что, лишенный аксессуаров власти, он выглядит так, словно надел облачение, принадлежащее кому-то другому. Дэниел смотрел на эмблему Бафомета, стараясь скрыть презрение. «Когда я вырасту, – думал он, – то буду жить в каком-нибудь знаменитом месте и буду потрясающе богат. Никогда не буду носить серебро; оно смотрится как дешевка. Я буду носить золото. И никогда не буду просто магистром храма. Я буду Ипсиссимусом». Встретив Дэниела, магистр храма не посмотрел на него; он глядел куда- то поверх его головы, а интонации голоса странно соответствовали сонному выражению его глаз. – Сколько тебе лет, мальчик? – Шестнадцать, сэр, – сказал Дэниел. Он слышал, что на многих шабашах настаивают, что таков должен быть минимальный возраст. – Что ты принес с собой, мальчик? – Мой атхам. – Могу я взглянуть на него? Дэниел расстегнул плащ, сунул руку под свитер, вынул спрятанный там церемониальный кинжал в ножнах и подал его магистру. Магистр изучил рукоятку, которую Дэниел зачернил краской, затем рассмотрел клинок и, повернув его, уставился на символы, которые Дэниел по указаниям человека из магазина вырезал резцом. – Ты знаешь, что означают эти символы? – спросил он, все так же не глядя на Дэниела. – Да, сэр. – Взгляд Дэниела быстро скользнул по комнате. Он уловил легкий запах благовоний, увидел большой пятиугольник на стене и двух черных кошек, которые стояли, наблюдая за ним. Маг показал на первый символ – грубо намалеванный круг с двумя остриями, которые, образуя V-образную фигуру, торчали на самом верху. – Поведай мне, что это такое. – Рогатый бог, сэр. А также мощь плодородия, канун мая, светлой половины года. – А вот это? Дэниел посмотрел на символическое изображение кинжала с грушевидной рукояткой: – Крест Анкха, сэр. Магистр храма показал на грубо нарисованное рядом изображение двух рунических букв «S». – Салют и Свистящий Бич, сэр. Две обращенные выпуклой стороной друг к другу скобки: ‘)(‘. Богиня прибывающей и идущей на убыль луны. – А вот это? Дэниел увидел нечто вроде буквы «М» со вздымающейся стрелой. – Скорпион, знак Смерти и того, что После Нее, это другая сторона Бога, как Властителя Подземного мира. Хеллоуин и темная половина года. – Ты в состоянии прочесть «Отче наш» задом наперед? Дэниел подчинился, и магистр храма внимательно выслушал его. – Хорошо, очень хорошо. Ты понимаешь, мальчик, почему мы читаем эту молитву задом наперед? – Чтоб избавиться от подсознательных страхов, которые христианство воспитывает в людях. Произнося молитву задом наперед, мы показываем, что больше не боимся христианского бога. А если в нас больше нет боязни перед ним, то и христианство больше не имеет власти над нами. Магистр храма одобрительно кивнул: – Ты хорошо начинаешь. Тот был прав. – И, по-прежнему не глядя Дэниелу в глаза, добавил: – Я Исида. – А я Моргана, – сказала возникшая словно бы ниоткуда женщина. На ней тоже была белая льняная мантия, но она была значительно моложе магистра храма. Ее выразительное лицо было обрамлено длинными каштановыми волосами. Лоб ее украшала такая же серебряная ленточка, но без рогов; на шее висело массивное ожерелье, увешанное амулетами, а пальцы были густо унизаны кольцами. Дэниел осознал, что она – верховная жрица, о которой ему говорил человек в магазине. Моргана в упор уставилась на Дэниела своими гипнотическими карими глазами и продолжала смотреть до тех пор, пока ему стало не по себе от этого откровенного изучения. – Как твое имя? – спросила она, и в голосе ее не было ни теплоты, ни враждебности. Покраснев, он назвался. – Дэниел – это имя не подходит для посвящения. Разве Тот не говорил, чтобы ты выбрал себе имя? Он отрицательно покачал головой. Внезапно Дэниел занервничал, решив, что его отвергнут и он будет отослан домой. Он уже беспокоился, опасаясь, что его вранье матери, где он собирается провести вечер, откроется. Если она позвонит викарию и узнает, что его не было на библейском уроке, с ней случится очередная истерика. В течение последних трех недель мать просто бесновалась, выходя из себя, особенно после того, как в том магазине, где хранилась книга, он встретил человека, назвавшегося Тотом. Он понимал, что она так вела себя, скорее всего, потому, что он был всецело занят подготовкой к сегодняшнему дню, а не чтением заклятий, которые подавляли ее темперамент. Но это уже не имело для него значения. Он не сомневался, что сегодня – самый важный день в его жизни. Сегодня он станет Посвященным Первой Ступени. Глаза магистра храма еще сохраняли рассеянное выражение, но на этот раз Дэниел почувствовал исходящую из них огромную силу, словно маг каким-то образом извлек все мысли из его головы и прочитал их. – Тебе знакомо имя Теутус, мальчик? – Теутус – один из Сосудов Гнева, сэр. – Да, Дэниел. Сосуд Гнева – создатель всех пороков и всех безнравственных искусств. Теутус научил играть в карты и бросать кости, он любит копить деньги и умеет это делать. – Магистр храма улыбнулся. – Я думаю, Теутус будет для тебя подходящим именем. Дэниел попытался заглянуть магистру в глаза, чтобы поблагодарить, но тот снова смотрел куда-то поверх его головы. Вместо этого мальчик благодарно кивнул. Маг вернул его атхам, и Дэниел спрятал ножны с оружием под свитером. – Время, – сказала верховная жрица Моргана. – Время, – подтвердил магистр храма. Они провели Дэниела через маленький вестибюль и, открыв дверь, дальше – в гараж, который был почти полностью занят старым фургоном темно-синего цвета. Верховная жрица открыла его заднюю дверцу и, пригласив Дэниела устраиваться в салоне без окон, влезла вслед за ним. Дэниел заметил, что в руках она держит какой-то матерчатый сверток. – Теперь мы должны завязать тебе глаза, Теутус, – сказала она. Дэниел слегка забеспокоился. – Мы доставим тебя в наш храм. Пока ты не станешь Посвященным Третьей Ступени, ты не имеешь права знать, где он находится. Таков Закон. Дэниел кивнул и послушно подставил голову. Он почувствовал, как на глаза легла материя, которую осторожно, но решительно прихватили сзади кушаком. Он слышал, как хлопнула закрывающаяся дверца, и ощутил, как содрогнулся фургон, когда заработал двигатель, и почти сразу же его обоняния коснулись запахи выхлопа. После скрежета передачи фургон резко дернулся; Дэниел понял, что он задним ходом выбирается из гаража. Довольно быстро он потерял всякое представление о времени. Поездка не доставляла никакого удовольствия: фургон то и дело менял скорость, подскакивал, кренился на ходу и часто резко тормозил; Дэниел думал, что магистра храма вряд ли можно назвать хорошим водителем. Затем после долгого прямого участка пути фургон постепенно стал сбрасывать скорость, и Дэниел почувствовал, что они поворачивают направо. Вроде они съехали с трассы. Теперь под колесами была укатанная грунтовая дорога. Фургон неожиданно подпрыгнул, и Дэниел с трудом усидел на месте. Наконец машина остановилась. К своему облегчению, он услышал звук, сообщивший, что задняя дверца открывается, и наконец-то всей грудью вдохнул свежий воздух, он был густо насыщен запахами зелени и земли, и Дэниел жадно глотал его, избавляясь от тошнотных ощущений. Рука верховной жрицы коснулась его запястья и помогла спуститься на землю. Похоже, что солнце уже клонилось к закату, и в воздухе стоял легкий холодок последних летних дней. – Вот мы и на месте, Теутус, – сказала верховная жрица. – Осторожнее, тут ступеньки. Поднимай ноги. Сделав, как ему было сказано, он прошел вперед, услышал, как за его спиной гулко захлопнулась дверь, и почувствовал резкий запах карболки. Когда верховная жрица сняла повязку, Дэниел увидел, что очутился в туалете с черными изразцовыми стенами и полом. – Здесь мы облачаемся в небесные одеяния, Теутус. Сними, пожалуйста, всю свою одежду и иди под душ. Мы должны полностью очиститься, прежде чем приступим к нашим ритуалам. Покраснев, Дэниел подчинился, и верховная жрица отнесла его вещи в гардероб со шкафчиками. Оттуда и она вышла совершенно обнаженной. Показав на душ, она последовала за ним и повернула ручку. Когда она мягко подтолкнула Дэниела, ее обнаженное тело коснулось его спины. Струи горячей воды поливали его грудь и живот. Взяв кусок мыла, она принялась мыть его, массируя кожу пальцами; жрица вымыла у него под мышками, прошлась по животу, намылила пенис, яички и задний проход. Он стоял неподвижно, не зная, что ему делать. Приложив всю силу воли, он пытался справиться с эрекцией, но его пенис продолжал набухать. Слава богу, что теперь она стала заниматься его ногами. Затем губкой она смыла остатки мыла, вывела из-под душа, набросила на плечи большое полотенце, а его место занял магистр храма, тоже обнаженный. – Теперь я должна снова завязать тебе глаза, Теутус, – спокойно, словно ничего необычного не происходило, сказала Моргана. Дэниел напрягся, когда она опять накинула ткань ему на глаза. Сбросив с его плеч полотенце, она взяла его за руку и повела за собой. Он услышал щелканье задвижки и уловил дуновение потока воздуха, насыщенного запахом благовоний и горячего воска. Под ногами был холодный пол. Пройдя вперед, он почувствовал присутствие большого количества людей. Все они хранили молчание. Верховная жрица, останавливая его, чуть дернула за руку. Дэниел услышал ее голос, когда она громко произнесла: – Сегодня мы привели сюда, в наш храм, Теутуса и подготовили его для вхождения в наш священный круг. Раздался низкий глухой звук, словно десяток или больше голосов стали монотонно скандировать в унисон. Скандирование постепенно становилось все громче, все ближе. Дэниел почувствовал жар пламени, которое тоже приближалось. Он слышал, как пламя с треском и шипением пожирало воздух. Нестерпимый жар приблизился к его груди; он хотел сделать шаг назад, но не осмелился. Затем он почувствовал, что такой же обжигающий жар едва не коснулся его спины; другой источник тепла опустился ниже гениталий, а еще один остановился у лица. Палящий жар охватывал его с головы до ног. Он хотел закричать, но, задыхаясь, не смог выдавить ни слова. Раздался треск, и он почувствовал резкий запах подпаленных волос: они загорелись на голове и на лобке. Внезапно жар исчез. Резко оборвалось скандирование. Он услышал звяканье цепочки, и капли ледяной воды брызнули ему на лицо и на тело. Цепочка звякнула снова, и теперь вода окатила его с головы до ног, заставив подпрыгнуть. Он сжался, готовясь к очередному водопаду, но вместо воды Дэниела ожег удар хлыста по голой спине, заставивший его вскрикнуть. Другой жалящий удар пришелся по ягодицам. Теперь по животу. Еще один – по гениталиям, по яичкам, и он скорчился от боли. Удары сыпались градом, один за другим – по икрам, по лодыжкам, по шее, по правой щеке. Но Дэниел, полный решимости и сдерживая слезы, стоял на месте. «Отметины, – подумал он, испытывая не столько боль, сколько страх. – Мать не должна увидеть эти отметины». Наконец бичевание прекратилось. Дэниел стоял неподвижно. Все его тело жгло и болело. – Можем ли мы довериться тебе, Теутус? – раздался голос магистра храма. – Можем ли мы снять повязку с твоих глаз и позволить тебе увидеть и наш храм, и наши лица? – Да, – прошептал он. – Повторяй за мной: Делай То, Что Ты Захочешь Возвести в Закон. Дэниел повторил слова. Затем магистр храма продолжил: – Вот видишь, Иисус из Назарета, как твое искусство попалось в мои силки. Всю жизнь ты поносил и оскорблял меня. Ради твоего имени – вместе с другими душами, которые были свободны в христианстве, – меня мучили в детстве; все радости были запретны для меня. Но теперь я наконец твой, Сатана. – Он сделал паузу, чтобы Дэниел успел повторить его слова, и затем продолжил: – Я навечно вверяю Тебе, Господь мой Сатана, мой ум, мое тело и бессмертную душу. И если я хоть одной живой душе вне пределов храма поведаю об этих узах, язык мой и глаза мои будут вырваны из живого тела – и да будет эта кара мне наказанием. После того как Дэниел произнес эти последние слова, наступило долгое молчание. Внезапно узел на затылке, удерживавший полотнище, распался, и полотнище сдернули. Дэниел несколько раз моргнул, чтобы восстановить четкость зрения; он был настолько поражен зрелищем, представшим его глазам, что забыл и думать о своей наготе. Он стоял, открыв рот от изумления, в большом амбаре с темно-красным потолком, а стены были полностью затянуты черной материей. Две черные свечи, каждая высотой в добрых четыре фута, стояли по обе стороны от алтаря, а тот высился в центре пятиугольника, выложенного золотой фольгой на полу. Вокруг горело еще много свечей, а в канделябрах на стенах чадили средневековые факелы. Дюжина людей, застывших внутри пятиугольника, смотрели на него. Но он не видел их глаз. На них были странные маски, напоминавшие головы животных, и они были совершенно нагими, если не считать серебряных эмблем, висевших на шеях. Напротив Дэниела красовалась свиная голова, водруженная на обнаженное мужское тело. У кошачьей мордочки было тело женщины. Оскалившийся волк и ухмыляющийся козел тоже имели человеческие формы. Все держали свои церемониальные кинжалы остриями кверху, и пламя мерцало на клинках. В центре пятиугольника было раскинуто черное полотнище, на котором лежала молодая обнаженная женщина; ее вытянутые руки и ноги были тщательно растянуты веревками. Взгляд Дэниела скользнул от щелок для глаз в масках зверей к обнаженной девушке – и снова к головам животных. Выражение, с которым они смотрели на него, вскинув кинжалы, вызвало у него чувство ужаса. Ловушка, понял Дэниел. Он попал в западню. Он развернулся, но дверь была перекрыта магистром храма и верховной жрицей, оба были обнажены. Жрица сжимала его церемониальный кинжал. Магистр храма держал вскинутый высоко над головой огромный меч, словно бы собираясь нанести удар Дэниелу. И оба строго и торжественно, не улыбаясь, смотрели на него. – Ты отрекся от Иисуса Христа Обманщика, – сказал магистр храма, в первый раз посмотрев ему прямо в глаза. – Ты отрекся от Бога. И ты принес нам клятву в соблюдении тайны. – Но почему мы должны верить тебе, Теутус? – насмешливо спросила жрица. – Можем ли мы доверять тебе, Теутус? – подхватил магистр храма. – Или, может, лучше сразу же принести тебя в жертву, Теутус, и избавить от долгих физических страданий? Краем глаза Дэниел заметил, что меч магистра храма приподнялся чуть выше, а костяшки пальцев, которыми он сжимал рукоятку, даже побелели. В первый раз отвага полностью оставила его. Ему захотелось повернуться и бежать со всех ног, но тут он понял, что не может даже пошевелиться. Все его тело было парализовано – но не от страха. Его держала какая-то невидимая сила, и ничего более мощного и властного ему не приходилось испытывать никогда в жизни. Не в силах пошевелиться, он стоял, приросший к месту, и был полностью в ее власти. |