Алхимик. Питер ДжеймсАлхимик Peter James
Скачать 2.97 Mb.
|
64 Северный Лондон, 1951 год Расписание было неумолимо. Хильда Джадд закрыла входную дверь и заторопилась по садовой дорожке к воротцам. Время поджимало. Внизу на дороге порыкивал и дергался черный седан, выпуская из выхлопной трубы густые клубы серого дыма. Двое ребятишек, играя в пятнашки, чуть не налетели на нее. – Что за поведение! – крикнула она вслед им, но слова ее пропали втуне. Дождь припустил сильнее. На ней был макинтош, застегнутый до самой шеи, непромокаемая шляпка, ленты которой она затянула под самым подбородком, и боты. В левой руке она сжимала сумку. Судя по стрелкам часов в кухне, у Хильды было в запасе две минуты. Бог может дать ей немного времени, если попросить Его. Она прикрыла глаза, пробормотала молитву и заспешила к концу квартала, где повернула направо и прошла мимо ряда кирпичных фасадов – все, что осталось от скопища домов, в которые в 1945 году попала «Фау-2». Хильда упрямо выпятила подбородок навстречу острым иглам дождя, которые кололи ей лицо. Красный автобус фирмы «Оксо» проехал перекресток перед ней, подпрыгивая и дергаясь на трамвайных путях. Она услышала дребезжание звонка и, волнуясь, прибавила шагу. Что это с ней происходит, удивленно подумала она, поскольку никогда и никуда не опаздывала, ни разу за двадцать лет не пропустила начало церковных встреч. А сегодня мало того что она боялась опоздать, так еще и забыла Библию. Забыть Библию! Она лежала на кухонном столе, но возвращаться за ней уже не было времени; обычно Хильда засовывала ее в сумку и не могла поверить, что вышла из дому без Библии. Прости меня, Господи. Ее внезапно охватил приступ паники. Она представила свой дорожный экземпляр Божьей книги в коричневом кожаном переплете и с золотыми буквами тиснения, она видела его прекрасные страницы, нежные как шелк, – он лежал рядом со списком покупок и хрустальной вазой для цветов. Это Дэниел заставил ее забыть о Библии, решила она. Бог накажет его за это. С мальчишкой что-то происходит. После смерти отца он стал каким- то странным, словно в нем поселилось зло. У него рак души. В те редкие минуты, когда ей хотелось быть доброй и снисходительной, она думала, что его грызет печаль, но она не была в этом уверена. Он демонстрировал равнодушие и оскорбительное высокомерие, словно в чем-то превосходил ее. Когда она гневалась на него, он просто улыбался и уходил. Порой казалось, что он считает себя даже выше Бога, вне пределов досягаемости Господа нашего. И это было необходимо вышибить из него. Именно вышибить. Если она этого не сделает, то придется Господу, а Господь слишком занят, чтобы заниматься неблагодарным ребенком. Каждый день она обещала Богу, что будет неотступно заниматься с Дэниелом чтением Библии, отведет особые часы для совместных с ним молений и будет лупить его за неподчинение. Она просила у Бога помощи в этой задаче, но помощь так и не поступала. Неделю за неделей она чувствовала, как теряет жизненные силы и энергию, как становится неуклюжей и забывчивой. Это все дело рук мальчишки. Каждый раз, как Дэниел входил в кухню, она разбивала стакан или блюдце. Прошлым вечером она уронила на пол полный соусник, мальчишка вызывал у нее гнев; один лишь вид его физиономии приводил ее к взрыву ярости. Тем не менее ее взбучки он воспринимал безмолвно. И чем меньше он протестовал, тем больше она свирепела. Добравшись до конца улицы, она возмущенно поджала губы, когда увидела, что подходит нужный трамвай. Догнать его она не успеет, поскольку находится на другой стороне улицы и далеко от остановки. Она услышала ровный перестук колес и дребезжание звонка. Дэниел. Его лицо внезапно вспыхнуло у нее в памяти, словно кто-то раскаленным штампом впечатал его в мозг. Голову охватило мучительной болью, будто она была готова расколоться. «Дэниел!» – внезапно потеряв представление о пространстве, выдохнула она, сжав голову руками. Какой-то голос шепнул ей в ухо: «Молись!» Это был голос Дэниела. Он повторил еще раз, громче: «Молись!» И улица, и все вокруг нее стало рассыпаться на фрагменты, как отражение в осколках разбитого зеркала. Она повернулась вокруг своей оси. – С вами все в порядке, миссис? – спросил незнакомый голос. Откуда- то протянулась рука, готовая ей помочь. – Оставьте меня в покое, уберите свои руки! – завопила в ответ она. – Я должна успеть на трамвай! Бог – мой проводник, Бог – мой спаситель! Собравшись было бежать, она споткнулась. Яростно взвыл клаксон, и такси рвануло в сторону, чтобы не сбить ее. – Бог рядом со мной! – воззвала она. – Бог остановит трамвай! «Молись!» – обжигающе прошипел у нее в ушах голос Дэниела. Какая-то тень скользнула перед ней по мокрому гудрону, блеснула хромированная облицовка, снова прозвучал клаксон. «Молись!» Задребезжал звонок. «Молись!» Кто-то вскрикнул. – Все мы равны перед взором Божьим, Дэниел, – громко сказала она и бросилась бежать. – Он знает, Дэниел. Он видит тебя, глупое дитя. Он знает, что ты есть зло! Надо успеть на трамвай. Надо. Бог поможет ей догнать его. Держись! Тени, струи дождя, «дворники», которые выписывают свои дуги, лицо кондуктора за стеклом под козырьком остроконечной фуражки. В церковь нельзя опаздывать. – Я никогда не опаздывала! – оповестила она мир. «Молись!» Теперь голос Дэниела обрел командные нотки. Ее сын был так властен, он вырос таким большим, ему всего семнадцать лет, но он уже мужчина, он теперь стал взрослым мужчиной, и пенис у него такой же большой, как ее… О Господи, о чем же я думаю? Прости меня, Боже, всемогущий Господь, прости меня… «Молись!» Сложив руки, она вытянула их перед собой, молясь на ходу: – Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое… Носком резинового бота она за что-то зацепилась и клюнула носом вперед. Асфальт взметнулся и с силой ударил ее под ложечку. Испытав потрясение, она рухнула ничком, все так же протягивая сплетенные руки, продолжая беззвучно шептать «Отче наш». – …и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный дай нам на сей день… – Чей-то крик на мгновение отвлек ее, но она продолжила: – И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим. Раздался еще один крик, оглушительный, полный отчаяния. Теперь уже и земля подрагивала. Хильда чувствовала, что на нее надвигается какая-то тень, но она должна была закончить молитву. Должна… Голос, который снова прозвучал у нее в голове, был голосом ее сына: «О господь наш Сатана! Я приказываю тебе лишить мою мать силы держать руки вместе на молитве!» Боль рванула ей рот и заставила вытаращить глаза. Она услышала визг тормозов, пронзительный скрежет металла о металл. На мгновение ей показалось, будто нож мясника вырезает ей внутренности. Потрясение пронзило ее, как хирургическим скальпелем. Нож полоснул по запястьям. Кровь хлынула потоком и запульсировала, словно из прорванного крана. Затем боль пронзила ее – от внутренностей до кончиков пальцев. Женщина издала мучительный крик. Ей показалось, словно к запястьям прижали добела раскаленную кочергу. Боль исчезла так же быстро, как и появилась, сменившись полным онемением. Она видела свои руки, одну справа, а другую слева – они лежали, вывернутые под немыслимыми углами. Обе сочились кровью. Они выглядели словно восковые игрушки из магазина розыгрышей. Кто-то глупо пошутил, выкинул их из окна, когда мимо проходил трамвай, и теперь они валялись на дороге. Что-то металлическое наконец остановилось прямо перед ее глазами. За ее спиной кто-то истерически кричал. Еще кого-то рвало. Хильда Джадд попыталась шевельнуть руками, сложить их в молитве, приподняться и принять достойную позу. Но она смогла лишь медленно и беспомощно пошевелить лохмотьями кровавых обрубков запястий. 65 Четверг, 24 ноября 1994 года Монти проснулась от металлического стрекота, за которым последовал щелчок, а затем ровное гудение. Когда, приходя в себя от сонного забытья, она открыла глаза, то увидела квадрат зеленовато-серого цвета. Затем осознала, что она дома, с Коннором. Тот сидел на постели, держа на коленях лэптоп. – Что ты делаешь? – спросила она. Не отвечая, он щелкнул по клавише, и через секунду она услышала, как настраивается модем. Затем Коннор наклонился к ней и нежно поцеловал: – Просто надо было кое-что проверить. Я подключился к твоей телефонной розетке – надеюсь, ты не против? Часы в верхнем правом углу экрана показывали 3:55 утра. Она с интересом понаблюдала, как он управляется с мышкой, как щелкнул по другой клавише, после чего в электронном почтовом ящике открылся раздел входящих писем. И тут она изумленно вытаращила глаза. В левой колонке сверху донизу повторялось слово «Матернокс». Он открыл первое письмо. Монти прочитала имя отправителя: dsmith@bendix.co.au (Д. Смит, заведующий отделом продаж, «Бендикс Шер», Австралия Ltd). Адрес получателя был таков: alowe@bendix.co.uk. Алан Лоуе, которого она встречала, был директором группы продаж и располагался в здании Бендикс. На следующей строчке под этими двумя адресами Монти успела прочитать буквы: bcc: eumenides@pavilion.co.uk. «bcc» обычно ставилось, когда речь шла о письме без адреса, a «eumenides» вызвало какое-то смутное воспоминание о греческой мифологии. – Откуда ты раздобыл эту информацию о «Матерноксе»? – спросила она. – «Бендикс Шер» любезно прислал ее мне. – Ах вот как? – От нее не укрылась искорка юмора у него в глазах. – Конечно. Если не считать, что они сами этого не знали. – «Eumenides»? – сказала она. – Это ты? – Ага. – Разве это не одна из фурий в греческой мифологии? Одна из трех безжалостных богинь мести? – Нет. Обычно люди так называют фурий – эвмениды. На самом деле слово означает «добрые». – Коннор открыл очередное послание и прочитал его; оно содержало статистические данные из Германии – ежемесячный процент продаж «Матернокса» и анализ тенденции. Закрыв его, Коннор открыл другое. – Значит, твой почтовый ящик в этой компании – в «Интернет- павильоне»? Коннор, уделявший все внимание экрану, нахмурился. – А не могут ли программисты из «Бендикса» выследить его? – Очень трудно… разве что им крепко повезет, но я поставил пару проволочных ловушек. – Проволочных ловушек? – Если кто-то из системы «Бендикса» наткнется на них, я тут же получу сигнал с предупреждением, и в ту же минуту все содержимое почтового ящика будет выкинуто на свалку. Она довольно улыбнулась, чувствуя, что уж сейчас-то окончательно проснулась: – Значит, вы обладаете не только симпатичной физиономией, мистер Моллой? Он подпер пальцем скулу и свел брови: – Ты же знаешь мифологию, да? – Немного. Почти все забыла. Он развернул экран к ней и показал на слово. – Полифемус, – прочитала она. – Помнишь, кто это был? – Да, один из циклопов. – И тут только до нее дошло. – Господи! – Она наклонилась к экрану и прочитала короткое сообщение: «ДОСЬЕ МЕДИЧИ. Смена пароля. Отметить: срок действия существующего пароля истекает сегодня в полночь по гринвичскому времени. Заменить на: poly*phe^mus». Подписано было: «Б. Ганн, директор службы безопасности». Коннор взял пачку сигарет с прикроватного столика, вытряхнул одну из них и закурил. – Так, значит, это тоже счастливое совпадение? Или нам повезло сорвать банк? – Припоминаю, что мы решили больше не верить в совпадения, – сказала она. – Ты права. Именно это мы и решили. В поисках пропавшей перчатки Коннор обыскал всю машину. Безуспешно. Должно быть, он где-нибудь ее выронил, хотя ни за что в жизни не мог припомнить, где именно. Весь вчерашний день он не покидал офис и был уверен, что, уходя, прихватил перчатки с собой и сунул в карман плаща. Он повесил плащ, тяжело опустился в кресло и, откинувшись на спинку, собрался с мыслями. Было десять минут девятого – чуть поздновато, но вполне терпимо. Ему потребовалось незаурядное усилие воли, чтобы заставить себя вылезти из постели как раз после того, как они с Монти утром снова занимались любовью. Сейчас он чувствовал себя очень усталым, но в то же время полным радостного возбуждения – и от той ночи, что он провел с ней, и от своего открытия. Коннор умирал от желания пустить в ход пароль, который он вскрыл, но необходимо обождать до полуночи. Было бы полным безрассудством предпринять такую попытку сейчас. Поднявшись, он сделал себе черный кофе, включил рабочий терминал и проверил почту. Его ждало двадцать одно новое послание в добавление к вчерашним сорока, с которыми он не успел разобраться. Первыми он открыл те, что попроще. Пришло несколько писем из Вашингтона от старых приятелей по колледжу, которые регулярно обменивались с ним электронными письмами, сообщая в основном сплетни, последние скандалы с Клинтоном, новейшие анекдоты, но случались и серьезные новости об открытиях в генетике. Странно, каким далеким кажется Вашингтон. Он с легким чувством вины припомнил, что так и не ответил на два последних послания от матери. Похоже, что скоро ему придется иметь дело с первыми запросами на патенты, и эта мысль не доставляла ему большого удовольствия. Мало того что эта задача отвлекала от главной цели, тот факт, что Кроу упомянул доктора и документы, имеющие отношение к «Псориатаку», весьма беспокоил его. Если его засекут, то ему одному придется отдуваться; не стоит и говорить, что это будет концом его карьеры. И, что куда важнее, концом его задания. Экран сообщил, что по его факсу получен документ, и Коннор ознакомился с ним. Это было стандартное письмо из Патентного бюро США, сообщавшее, что документы по «Псориатаку» получены и что скоро будет назначен эксперт, с которым можно поддерживать связь. Назначение эксперта было чистой воды лотереей; кое-кто, как он знал по печальному опыту, был совершенно неприступен; других еще можно было как-то уломать. В зависимости от того, кто будет им заниматься, ситуация может сложиться по-разному. Кроу вроде собирается шаг за шагом наблюдать за прохождением этих бумаг. В фармацевтическую индустрию многие на административные должности пришли из бизнеса и не имели научной подготовки. В этом плане Кроу представлял собой необычное явление: он имел солидное биохимическое образование и опыт «полевых» работ. Он был очень неплохим ученым, если не лучшим из тех, которые работали на него. Никто в «Бендикс Шер» не мог пустить ему пыль в глаза. Коннор открыл конверт и извлек уведомление о грядущем семинаре на тему нравственных аспектов патентования человеческих генов. В Штатах он уже посещал лекцию, которую читал тот же самый человек, и она не произвела на него впечатления. Он бросил конверт и три листа бумаги в бумагорезку рядом со своим столом и аккуратно включил ее. Затем Коннор просмотрел последний номер ежемесячника «Новости генома человека». Когда он занимался этим, послышался стук в дверь и, пустив в ход свою карточку-пропуск, в кабинет проник Чарли Роули. – Доброе утро, мистер Моллой. – Привет. – Ты снова опоздал, – сказал коллега. – Выдалась нелегкая ночь? – Не капай мне на мозги, мистер Роули, сегодня я очень слаб. У Роули был куда более серьезный вид, чем обычно. – Мне нужно поговорить с тобой. Можем мы сегодня пораньше встретиться за ланчем – скажем, в половине первого? – Конечно. – Коннор прикинул, есть ли у него какая-то информация для Роули, но промолчал. – Есть такой паб «Норзернер» – пройдешь мимо станции Кингс-Кросс, в конце квартала повернешь направо – и дальше прямо по дороге. Примерно в пяти минутах ходьбы отсюда. – Найду. – Значит, до встречи. Паб оказался заведением без особых претензий – потолок был в пятнах от никотина, а рок был слишком громкий. В зале стоял прокисший винный запах, случайная клиентура во время ланча состояла из двух работяг в грубых башмаках, мужчины в дешевом костюме, читавшего газету, пары стариков, которые сидели сами по себе за своим пивом и с сигаретами, и пожилой женщины, которая излагала бармену нескончаемую повесть. Коннор увидел Чарли Роули, сидящего в нише, – в своем элегантном костюме в белую полоску он был тут явно не к месту. Когда Коннор подошел, Роули осушил свой стакан и встал. – Я думал, что к ланчу они тут что-то готовят… но у них только сэндвичи. Давай поищем что-нибудь еще. – Он произнес это куда громче, чем требовалось, и, не дожидаясь ответа от Коннора, направился к выходу из паба. – Меня бы устроил и сэндвич, – удивленно сказал Коннор и подумал, что его приятель, наверно, поссорился с хозяином заведения. Он удивился еще больше, когда Роули остановил такси, втолкнул его в салон и сказал водителю ехать в отель «Кумберленд». Когда такси снялось с места, Коннор повернулся к Роули: – Что случилось? – Смотри прямо вперед, не озирайся. Договорились? – Конечно, – ничего не понимая, сказал Коннор. Роули повернулся и уставился в заднее окно: – О черт, я оказался прав. Тот тип в костюмчике прыгнул в такси, что держится за нами. Снова повернувшись к Коннору, он запустил руку во внутренний карман пальто и извлек конверт, в котором обычно отправляют письма. – Маленький подарочек для тебя. Бери и спрячь понадежнее. – Это то, о чем я думаю? – Образец «Матернокса», который ты искал. С оригинальной спецификацией по лицензии изделия. Коннор надежно запихал конверт в нагрудный карман пиджака. – Я в долгу перед тобой. Спасибо. – Не стоит благодарности. – Роули вытащил пачку сигарет и закурил, не обращая внимания на надпись «Спасибо, что вы не курите» на перегородке, отделяющей от водителя, после чего снова с подозрением уставился в заднее окно. – Помнишь, что ты говорил об уик-энде, о компании… – Он покачал головой. – Может, это и не было такой уж паранойей. Я прямо из кожи вон вылез, пока уговорил своего приятеля раздобыть этот образец… я и представить себе не мог, что человек будет так выворачиваться. – Что ты сказал ему? – обеспокоенно спросил Коннор. – Да все в порядке, не волнуйся. Я наплел ему какую-то ахинею – мол, наш департамент попросили найти возможность распространения патентов на «Матернокс»… надо прикинуть, дает ли его состав какие-то возможности для маневра. – И ему пришлось говорить на эту тему с кем-то еще? – Думаю, что в этом и была проблема, особенно учитывая те образцы, которые тебе нужны. Пока в этом плане успехов нет. Все они под надежными запорами. Похоже, мне придется потрясти другие клетки. – Почему же за нами следят? – Я мог и ошибиться… но я видел физиономию этого типа в пиджачке около «Бендикса». Несколько странно, что он явился в тот паб через полминуты после меня, ушел через тридцать секунд после меня и взял такси в том же направлении. – Роули пристально уставился в потолок такси, словно надеясь найти микрофон подслушки. – Во всей этой ситуации явно что-то не то. Не переживай. Когда я вернусь с Гавайев, то попробую еще раз. Если надо, я привлеку кучу помощников. – С Га… откуда? – Только что утром мне сказали, что завтра я должен лететь на Гавайи. Коннор непонимающе посмотрел на него. – Ну да… ты же не знаешь, что там у нас один из самых больших заводов. – Как же, как же, Гавайи, «Хило»… ну да. – Там неожиданно что-то произошло… точно не знаю, что именно… но там возник большой выход продукции, и, похоже, это вызвало большое возбуждение. Я должен разобраться и прикинуть ситуацию с британскими и европейскими патентами. – В это время года далеко не худшее место, – заметил Коннор. Роули ухмыльнулся: – Уж ты-то имеешь право говорить. – Он затянулся сигаретой. – Ну а я не большой знаток теплых мест – наше сырое английское лето меня вполне устраивает. – С каким бы удовольствием я бы поменялся с тобой, – сказал Коннор. – Иисусе! Подумать только – ты будешь греть на солнце свою задницу, потягивать «Маргариту» и блаженствовать в океане. – Первые два занятия меня устраивают, а вот третье – нет. Я не умею плавать. – Ты шутишь? – Ни в коем случае. Боюсь воды. Гидрофобия… или как там это называется. Наверно, когда я был ребенком, меня укусила бешеная собака. – У «Бендикс Шер» должны быть пилюли, которые вылечат тебя. Я готовил патентное обеспечение таблеток от фобий – «Мерк». – Скажу тебе одну вещь, о которой я точно знаю, – сообщил Роули. – На Гавайях есть чертовски симпатичные девочки. Хочешь, я притащу тебе парочку? – Я скажу тебе, что ты можешь притащить. Завод в Хило производит весь объем поставок «Матернокса» для Западного побережья Штатов. И было бы очень здорово с твоей стороны, если бы ты мог прихватить горсточку образцов этих серий. – Нет проблем! – ухмыльнулся Роули. – Ты смотри, что тут делается! Такси медленно ползло в густом потоке неторопливого уличного движения; несколько раз водитель раздраженно глянул из-за плеча, но ничего не сказал, и Роули продолжал курить. – Вот о чем я хотел бы тебя спросить, – сказал Коннор. – Когда мы говорили в субботу, ты упомянул, что ходят слухи о каких-то тайных подземных этажах под бассейном в подвальном помещении. Ты сказал, что там вроде сидят сотни гномов с наушниками, которые всех прослушивают. Откуда вообще взялась эта история? Роули нахмурился: – Я думаю, что она пошла от начальника департамента, где я впервые начал работать. – От Гордона Райта? – Нет, от человека по имени Ричард Дрейетт. Всего через год, как я пришел сюда, бедняга умер от опухоли мозга – в сорок два года. Жаль! Вот бы тебе понравилось работать с ним – он и в грош не ставил все правила компании. |