Алхимик. Питер ДжеймсАлхимик Peter James

• Название: Питер ДжеймсАлхимик Peter James
• Анкор: Алхимик
• Дата: 20.03.2022
• Размер: 2.97 Mb.
• Имя файла: Алхимик.pdf
• Тип: Документы; #405303
• страница: 31 из 55

68
Монти старалась сохранять спокойствие, хотя ехала по совершенно незнакомой сельской местности, при этом делая вид, что прекрасно знает место своего назначения. Поворот направо, а потом налево. Свет фар за спиной повторял все ее маневры.
Она с растущим беспокойством посматривала на мягкое, теплое мерцание в окнах домов. Кое-где помаргивали телеэкраны. Перед домами стояли машины, последние модели, большей частью маленькие и средней величины, новые и подержанные. Это было уютное богатое местечко.
Монти снова повернула направо. Висящая на хвосте машина послушно повторила поворот. Выругавшись, она резко затормозила.
Тупик.
В нем был небольшой участок для поворота, окруженный припаркованными машинами. «Эм-джи» принялся разворачиваться, но места не хватило, чтобы сделать разворот в одну дугу. Монти пришлось остановиться, сдать назад и снова двинуться вперед. Она удивленно вгляделась в оранжевое уличное освещение.
Ее никто не преследовал.
Разворачивая машину, она остановила ее на полпути, опустила стекло и высунулась навстречу холодному вечернему воздуху. Где-то неподалеку гавкнул пес. Она присмотрелась к силуэтам машин, припаркованных у обочины; выхлопная труба «эм-джи» так громко рычала под днищем, что было совершенно невозможно услышать другую машину. Ее взгляд пробежался по припаркованным машинам в поисках одинокой фигуры за рулем. Полная тишина и спокойствие. Оранжевое свечение фонарей и безлюдье создают ощущение нереальности, словно она в городе призраков или на съемочной площадке.
Она закончила поворот и на черепашьей скорости поползла мимо стоящих машин. Добравшись до Т-образной развязки, посмотрела на две последние машины. Обе стояли темные и пустые.
Машина, что следовала за ней, когда она залетела в тупик, просто могла принадлежать кому-нибудь из местных обитателей, который возвращался домой. Но в таком случае почему никто не вышел из машины?
Она попыталась вспомнить последовательность случайных поворотов налево и направо, которые делала. Да, Монти совершенно точно

припомнила, что в тупик она свернула направо. Сейчас она повернула налево и прибавила скорости. Теперь направо и еще раз направо. Всего четыре поворота – и она вернется на главную дорогу.
Монти посмотрела в зеркало заднего вида. Из поселка за ней никто не выехал. Пока она отъезжала от него, оранжевое свечение меркло и окончательно погасло. Теперь никто ее не преследовал, с ней остались только темнота ночи и ее собственное беспокойство.
Монти въехала в пригород Мейденхеда и тут же послушно сбросила скорость до тридцати миль в час, как требовал дорожный знак. Она проехала мимо знакомого обозначения заправочной станции, мимо простой церкви из бетона и стекла, мимо вереницы магазинов – и повернула налево на тенистую аллею, где прожила почти все детство.
Тут в отдалении друг от друга, основательно отступив от дороги,
стояли особняки – некоторые за надежной оградой, а другие за густой изгородью разросшихся кустарников и деревьев. Большинство из них, как дом ее отца, были построены в стиле времен Тюдоров, но дом отца Монти,
пожалуй, меньше всего отличался величественностью. И хотя в нем было шесть спален, большинство комнат были небольшими и внутри дом совсем не походил на настоящую сельскую усадьбу.
В течение последних нескольких лет после смерти матери Монти наблюдала, как несчастный покинутый дом медленно ветшает. Так что лучше всего, подумала она, подъезжать к нему в ночное время, когда это не так хорошо видно.
Ей хотелось, чтобы отец снова женился. Монти улыбнулась забавности ситуации: она озабочена тем, как бы найти отцу другую жену, в то время как он волнуется, что ей уже под тридцать, а у нее нет постоянного друга, и задумалась, не стоит ли сегодня вечером рассказать ему о Конноре, но решила, что, пожалуй, еще рановато. С вечера понедельника весь ее мир стал другим, но пока не стоит говорить об этом отцу.
Она привязалась к Коннору и ловила себя на том, что в каждой ее мысли неизменно присутствовал он. Но она еще не слишком хорошо знала этого человека: его окружал какой-то ореол тайны, это возбуждало и пугало ее.
Пугало потому, что она не могла разобраться в нем, не могла оценить,
чем он руководствуется, и не исключала, что в один прекрасный момент ей придется решительно порвать с ним. А что, если у него есть подруга или,
что еще хуже, жена в Америке?
Она по-прежнему почти ничего не знала о его прошлом, кроме того, что

его воспитывала овдовевшая мать, которая интересовалась оккультизмом и зарабатывала на скромную жизнь ясновидением. Несколько раз Монти пыталась расспросить его об отце, но Коннор всегда менял тему. Он что-то скрывал от нее, она даже не смогла выпытать у него в ту ночь, какой страшный сон ему приснился.
Монти поставила машину, выбралась из нее и оглянулась, всматриваясь в темноту, – кажется, ничего зловещего. Она поднялась по ступенькам портика и отперла дверь своим ключом.
– Привет! – громко сказала она, с удовольствием вдыхая аппетитный аромат тушеного мяса. – Привет, папа! – снова окликнула его Монти и,
снова не услышав ответа, забеспокоилась. На лестничной площадке горел свет. Посмотрев наверх, она не торопясь миновала лестничный пролет и увидела, что дверь его кабинета в конце коридора приоткрыта. – Папа!
Добрый вечер!
Молчание. Только слабое жужжание компьютера, который он всегда оставлял включенным.
Под ее шагами заскрипели половицы, отчего растерянность только усилилась. Она рывком преодолела оставшиеся несколько шагов, толкнула дверь, заглянула внутрь.
И с облегчением увидела, что отец, погруженный в свои мысли, сидит за столом и темноту кабинета рассеивают только настольная лампочка и свечение экрана компьютера. Не желая пугать его, она тихонько позвала:
– Папа!
Не оборачиваясь, он поднял руку в знак того, что узнал ее.
– Привет, дорогая, – пробормотал он и сделал привычный жест, чтобы ему не мешали.
Подойдя поближе, она посмотрела на экран. По нему тянулись строчки генетического кода, которые были для нее едва ли не полной бессмыслицей. Она знала, что гены всех живых организмов, от растений до людей, состоят из тех же самых четырех основных компонентов,
именуемых основаниями: аденин, тимин, гуанин и цитозин. Генетическая кодировка проводится по их заглавным буквам: А, Т, Г и Ц. Монти понимала, что каждый отдельный человеческий ген представляет собой последовательность этих оснований, некоторые длиной в несколько сот, а другие – в несколько тысяч. Отсюда она могла сделать вывод, что в полном блоке ДНК сорока шести хромосом человеческого организма имеется три миллиарда оснований. И что каждая отдельная клетка человеческого организма содержит полный блок ДНК.
Знания ее носили поверхностный характер, и Монти отчаянно

старалась усвоить основные положения генетики. Отец годами объяснял ей те или иные разделы своей науки, и кое-что оставалось в памяти. Она понимала главное: человеческие гены – это чертеж, синька организма, они дают инструкции эмбриону человеческого существа, как ему предстоит развиваться из единственной яйцеклетки, а телу взрослого человека –
указания, как ему восстанавливаться и залечивать раны.
Она также знала, что когда ей доводится порезать руку, то гены в клетках, окружающих поврежденный участок, дают новой ткани указание расти. Такие же указания получают ее растущие волосы, ее обновляющаяся кровь, и она знала: когда гены выходят из строя и перестают функционировать или устают из-за чрезмерной работы, люди становятся жертвами самых разнообразных заболеваний – от мелкой простуды до прямых угроз здоровью – тяжелых, а подчас неизлечимых болезней.
Порой гены переставали функционировать по собственному желанию или после многих лет безупречной работы, как бы сходили с ума;
случалось и так, что гены, которые годами дремали, не давая о себе знать,
вдруг, без всякой видимой причины, включались в жизнь. Ее отец считал,
что порой сказывались изменения в жизненных циклах, таких как юность,
половое созревание, беременность, менопауза, которые включали и выключали гены, а порой дело было во внешних влияниях, таких как загрязнение окружающей среды, стрессы и травмы. Как и все генетики,
Баннерман углубленно занимался отдельными специфическими разделами,
но он был гениальным ученым, и его интересы простирались далеко за пределы этих разделов, он не мог «прогуливаться только по одной улице».
Несмотря на свою одержимость местью за смерть матери Монти,
которая скончалась от рака груди, он всегда одновременно работал и в нескольких смежных областях генетики. В этих исследованиях его радовало и вдохновляло то, что, занимаясь проектом генома человека,
ученые и исследователи из разных стран с помощью компьютерной сети поддерживали связь друг с другом, делились базами данных,
организовывали совместные начинания, которые никогда ранее не предпринимались в мире науки. Впервые едва ли не весь мир объединился в едином научном проекте.
Пока Монти смотрела на него, он нажал несколько клавишей компьютера и выругался.
– В чем-то просто не могу разобраться!
«Точнее, мы оба», – подумала Монти, скользнув взглядом по стоящей рядом с монитором большой, в серебряной рамке, фотографии матери и ее самой. Глядя на взъерошенную копну светлых волос и открытую улыбку

миссис Баннерман, Монти с удивлением осознала, что все больше начинает походить на мать.
Не поднимая глаз, отец снова заговорил, все так же кипя раздражением.
Монти с грустью отметила, что возраст все отчетливее начинает сказываться на нем – тело слабело, некогда прямые плечи ссутулились и спина уже не была такой мускулистой, как прежде.
– Кроу не прав! Таким путем невозможно передать структуру этого гена, – сказал Дик Баннерман. – Этот человек даже не знает, какие глупости он несет!
Подойдя к отцу, она положила руки ему на плечи:
– Папа, насколько умен доктор Кроу?
Не обращая внимания на вопрос, он отдал компьютеру какую-то команду.
– Видишь? Рекомбинантная ДНК! Я говорил ему, что в этом эксперименте мы должны пользоваться липосомами, а не вирусами. Ушло впустую целых два дня моего времени. – Наконец он посмотрел на дочь. –
У этого идиота куча мнений, основанных на ошибочных исследованиях, но он ничему не доверяет, он всегда хочет увидеть сам.
– Он не верит тебе?
– Относится ко мне как паршивый студент! Понятия не имею, почему в половине случаев он не дает себе труд привлечь меня. Только не спрашивай, что у него делается в голове, – похоже, у него какое-то проклятое скрытое расписание, но быть мне последним педиком, если я знаю, что это такое. – Он снова вернулся к экрану.
Монти нахмурилась при словах «скрытое расписание», вспоминая шесть пропавших этажей на плане и капсулы «Матернокса»; в памяти всплыли и те имена, которые она этим утром видела на мониторе Коннора.
Eumenides. Medici. Polyphemus. Она обеспокоенно осмотрела кабинет. Это было ее любимое и единственное помещение в доме, в котором в эти дни еще чувствовалась жизнь. Она остановила взгляд на черно-белой фотографии с автографами, на ней был изображен очень молодой Дик
Баннерман в смокинге, расплывшись в счастливой улыбке, он стоял между
Фрэнсисом Криком и Джимом Уотсоном, открывателями ДНК.
На почетном месте красовалось цветное фото ее отца, в белом галстуке и фраке, в момент вручения Нобелевской премии по химии. Она отправилась в Швецию вместе с ним, спустя два месяца после смерти матери. Она помнила, как играл оркестр, звучали аплодисменты, помнила печаль и гордость за него, которые она испытывала тогда и снова испытывает сейчас, вечером, глядя, как он одинок и как постарел, как в нем

копится горечь и неприязнь к «Бендикс Шер», – а ведь еще несколько месяцев назад он был полон надежд…
Скрытое расписание. Эти слова эхом отдавались у нее в голове.
– Хочешь, я принесу тебе выпить? – спросила она.
– Я думаю, нам пора перекусить – я голоден. Как ты доехала?
Он говорил, не отрывая глаз от своих формул.
– Прекрасно, – рассеянно ответила она. – Я пойду подогрею ужин.
– Миссис Тернбул все приготовила. Припоминаю, она сказала, что только надо вынуть жаркое из духовки.
– Сейчас приду, – сказала Монти, спускаясь. Она прекрасно знала, что отец пропускал мимо ушей указания домоправительницы и, скорее всего,
что-то забыл.
В столовой было, как всегда, холодно. Языки пламени, пляшущие над фальшивыми кусками угля, создавали лишь иллюзию тепла, а не настоящий жар. Они сидели друг напротив друга за овальным ореховым столом.
Какое-то время они молча и с удовольствием поглощали жаркое из бычьих хвостов. При жизни ее матери здесь царила совсем другая атмосфера: зимой в камине всегда горели настоящие поленья, стол был украшен цветами и уставлен прекрасно приготовленной едой, Монти любила слушать неумолчный гомон разговоров и смех самых разнообразных гостей, которыми почти всегда был полон дом. Казалось,
жизнь покинула его – словно мать забрала ее с собой.
Монти не хватало Коннора. Она ежеминутно вспоминала его. После трех последних ночей было странно снова спать одной в своей старой детской кровати.
– Скажу тебе, кто меня действительно раздражает в «Бендиксе», –
произнес отец, подливая себе красного вина.
– Кто?
– Этот чертов проныра, американский юрист.
Ей показалось, будто на сердце ее лег тяжелый камень.
– Коннор Моллой?
– Да ты его знаешь – тот парень из бюро патентов, который подсел к нам за ланчем на прошлой неделе. Не знаю, что за странные игры он ведет… но все время крутится вокруг меня и действует мне на мозги. Я от него тупею.
Порция зеленых бобов попала Монти не в то горло, она закашлялась и отпила воды.

– Может, он ни в чем не виноват, – наконец сказала она.
– Я знаю, откуда он взялся. Один из тех умных маленьких стряпчих по темным делам, которые находят способы обманывать экспертов. Он занимается патентованием генных последовательностей – поэтому компания и привлекла его. Они хотят убедиться в том, что можно запатентовать большой кусок человеческой жизни, и думают, что я легко расколюсь. – Он гневно грохнул стаканом по столу. – Господи, да этот
Моллой – мальчишка, у него еще молоко на губах не обсохло! Уважай они меня хоть чуть побольше, так приставили бы игрока постарше! Они что,
думают, я вчера родился?
Монти огорчилась. Приготовившись встать на защиту Коннора, она замялась в поисках ответа:
– Я думаю, папа, ты поймешь, что проблема кроется в докторе Кроу. Я
не сомневаюсь, что мистер… мистер Моллой делает лишь то, что ему было сказано.
– О, конечно. Он всего лишь подчиняется приказам, не так ли? И что же он собой представляет? Комендант концентрационного лагеря или что-то в этом роде? Он – мыслящее человеческое существо. Никто не обязан слепо подчиняться приказам. Я вот никогда этого не делал.
Чувствовалось, что Дик Баннерман был доволен, выдав эту тираду. Но
Монти решительно потеряла аппетит и отказалась от добавки, которую ей предложил отец.
Сам он положил себе на тарелку еще порцию мяса, после чего спросил:
– Так и не удалось найти пропавшие досье по псориазу и диабету?
Она отрицательно покачала головой.
– Досье по диабету я сам сложил в Кучу, – сказал он.
– Архивист говорит, что они не имеют права что-либо перемещать без разрешения владельца.
– Чертова ведьма, вот кто она такая. Жуткая баба.
– И весьма. – Она задумалась. – У нас должны быть копии на диске, так что не страшно. Я все распечатаю для тебя.
– Меня волнует не копирование работы – я хотел бы знать, в чьи ручки она попала. Я с удовольствием поделюсь своими исследованиями с кем угодно, но буду чувствовать себя полным идиотом, если выясню, что их украли.
Монти подождала, пока отец снова обратил внимание на мясо, и отпила вина.
– Папа, чем ты занят в этот уик-энд?
– Буду работать над темой псориаза – готовить урок для директора

школы, черт бы его побрал! Для Кроу.
– Дома?
– Да. А что?
– Я просто поинтересовалась, не собираешься ли ты заглянуть в старую лабораторию?
Он пожал плечами:
– Таких планов у меня нет. Откровенно говоря, сейчас она наводит на меня уныние.
Отлично, подумала она про себя.

69
Гонолулу. Суббота, 26 ноября 1994 года
На темно-синей поверхности Тихого океана контур белой лошади блестел, как выложенный из фольги. Через интерком пилот объявил, что линия отелей, стоящих плечом к плечу за полосой белого песка, и есть
Вайкики-Бич. Пёрл-Харбор, сказал он, чуть дальше отсюда. По местному времени двенадцать часов, и на уровне земли температура двадцать пять градусов тепла по Цельсию. Он выразил надежду, что скоро снова сможет приветствовать всех на борту «Америкэн эрлайнз», и пожелал всем хорошего дня в Гонолулу.
Чарли Роули, застегнув ремень безопасности, сидел в кресле с прямой спинкой; последняя сигарета, выкуренная во время полета, была раздавлена в маленькой пепельнице. Роули устал от долгого полета и слишком большого количества порций «Кровавой Мэри».
В зале прибытия пышноволосый мужчина в форме пилота высоко над головой держал плакатик с его именем. Рядом с ним стоял невысокий темнокожий человек, облаченный в коричневый шелковый костюм с шоколадным отливом и белые мокасины.
Пилот немедленно перехватил его чемодан и папку, а невысокий человек протянул руку:
– Мистер Роули? Дон Сонтари, президент «Бендикс Хило». Добро пожаловать на Гавайи. Как мы говорим, оаху!
Роули пожал его руку; она была тонкой и скользкой, как и его голос.
– Как поживаете?
– Надеюсь, полет был приятен? – Беглый взгляд обшаривал лицо Роули.
– Да, все было хорошо, спасибо. – Чарли был слегка удивлен, что его встречает лично президент компании.
– Отлично! Тогда двинулись. Вы в первый раз на Гавайях?
Вслед за двоими мужчинами Роули протолкался сквозь толпу к длинному лимузину. Поездка заняла меньше двух минут. Через десять минут они снова вышли на яркий солнечный свет и поднялись по трапу в большой вертолет, который ждал их на бетонированной площадке перед ангаром. Жара раскалила и бетон, и фюзеляжи, но ветерок снижал температуру до уровня, при котором Роули в его льняном костюме чувствовал себя почти комфортно.

В пассажирском салоне президент любезно настоял, чтобы Роули сел у окна.
– Прошу – вас ждет совершенно необыкновенный вид Гавайев.
Они застегнули ремни, и лопасти начали вращаться.
– Мне еще никто толком не объяснил, в чем цель этой поездки? –
спросил Роули.
Гаваец улыбнулся:
– Все в свое время. Я думаю, вы убедитесь, что вам придется сыграть очень важную роль в нашем будущем. Понимаете, тем, что вы здесь, вам оказана большая честь…
– Вот уж не знал.
Гаваец поднял указательный палец:
– Она так много дает нам. Мы перед ней в таком долгу!
Роули посмотрел на него:
– Она?
Двигатель взревел, и вертолет, яростно содрогнувшись, оторвался от земли.
Роули заметил, как по лицу Сонтари скользнула слабая тень страха, но по мере того, как они набирали высоту, исчезла.
– Пеле. – Гаваец перегнулся к нему и показал на далекий столб дыма. –
Видите… она встречает нас.
Роули нахмурился:
– Я все еще не понимаю вас.
– Пеле… это она салютует вам. – Его дыхание пахло переваренным цыпленком, и патентовед отодвинулся как можно дальше, но старался не показаться грубым. Но ему снова дохнули в лицо. – Пеле! Это богиня наших вулканов.
– И этого дыма, да?
– Пара. Она испускает серный пар. Понимаете, таким образом она приветствует вас. Таким образом она говорит: «Оаху! Добро пожаловать на мой остров!»
– Я бы предпочел, чтобы она меня встретила джином с тоником.
Гаваец было удивился, но тут же разразился хохотом:
– Ах вы, англичане! Все те же! Это ваше чувство юмора! Джин с тоником! Вы сейчас хотите его?
– Готов убить за порцию.
Гаваец вынул из ниши два стакана, бутылку «Гордона», тоник и лед.
– Ваше здоровье! – Роули с благодарностью ощутил острый и свежий вкус напитка и посмотрел, как под ними скользит поверхность океана, а

огромный зияющий зев кратера становится все ближе.
– Вы сделали какое-то новое открытие?
Роули уже решил, что не будет обращать много внимания на этого типа; в нем было что-то хитрое, уклончивое – типичный махинатор. Он удивился, каким образом подобный человек мог занять столь высокое положение, но попытался понять.
«Бендикс
Хило»
– важное исследовательское и производственное предприятие компании, но,
насколько он знал, решения принимались не здесь. Сонтари мог носить громкое звание президента, но быть при этом лишь управляющим заводом.
– Новое открытие? – переспросил он. – Да, мы все время их делаем;
каждый день мы экстрагируем что-то новое из образцов флоры и фауны.
Природа – это нечто невероятное. Вы так не думаете, мистер Роули?
– Ага. – Роули думал, что ему делать с ломтиком лимона в стакане.
– Более девяноста процентов нашей флоры и фауны эндемично, то есть нигде больше на земле не встречается. У нас тут больше сотни образцов птиц, которые произошли всего от двадцати предков. Тысяча цветущих растений, в основе которых – менее трехсот привнесенных сюда… и я могу продолжать. Неплохо для места, которое когда-то было всего лишь атоллом вулканической лавы, поднявшейся из океана?
– Просто невероятно.
– Изучая живые организмы нашего острова, мы ищем – и порой находим – исходные материалы для создания новых лекарств на благо всему человечеству. И все благодаря необыкновенной щедрости нашей богини Пеле. – Он благоговейно вытаращил глаза.
«Да ты никак серьезно, – с изумлением подумал Роули. – Мать твою, ты в самом деле веришь в свою гребаную богиню!»
Океан уступил место черному песку, а потом вылизанным лавовым утесам.
Миновав густой столб пара извергающегося вулкана, они поднялись повыше, вдоль ломаной линии спящих вулканических кратеров. На другой стороне картина разительно изменилась, и вулканический пейзаж уступил место пышной растительности влажных лесов. Из зеленого полога величественно поднимались высокие стройные деревья, тут и там с узких каменистых уступов падали пенные водопады.
Когда вертолет начал терять высоту, гаваец наклонился к Роули и ткнул пальцем вниз. Они спускались к огромному комплексу зданий,
спрятанному в еле заметной долине. Комплекс состоял из одного пятистенного белого центрального блока и из обилия длинных узких зданий, которые аккуратными геометрическими дугами обступали его.

Весь этот участок был обнесен строгой двойной стеной, с колючей спиралью, пущенной поверху.
Роули знал, что все лаборатории «Бендикс Шер» напоминали крепости.
Фармацевтика была в мире достаточно деликатной темой; ты никогда не знал, не будет ли она встречена в штыки в твоей родной стране, не вызовешь ли ты гневную реакцию вивисекционистов, групп экологического давления или религиозных фундаменталистов.
– Смотрится как Пентагон! – заметил он.
– Не пройдет и дня, как «Бендикс Хило» станет куда более могущественным! – похвастался Сонтари.
– Неужто? – как-то странно посмотрел на него Роули.
Через сорок минут Сонтари проводил Роули к стойке портье в отеле
«Вайколоан Холтон» и помог справиться со всеми формальностями, дав отелю строгое указание: все счета отослать в «Бендикс Хило». Затем пожал руку Роули.
– У вас есть время отдохнуть и привести себя в порядок. Этим вечером мы устраиваем прием с барбекю в вашу честь. Заедем за вами в половине шестого.
– Когда же мы начнем работать?
– С понедельника, времени будет более чем достаточно. До вечера. В
половине шестого!
– Какая форма одежды?
Гаваец помедлил и сказал:
– Пляжная. Будет очень тепло. Да… и, пожалуйста, не забудьте захватить полотенце.
Ровно в половине шестого лимузин уже ждал у подъезда, и шофер открыл заднюю дверцу. Роули, облаченный в цветастую рубашку и шорты- бермуды, неся с собой пляжное полотенце, скользнул в прохладный кондиционированный воздух салона.
Они двинулись вглубь острова, преодолевая извивы дороги, которая тянулась по вулканической долине, окруженной разнообразными кратерами. Наверно, так выглядит поверхность Луны, подумал Роули. День стремительно угасал, и через час будет совсем темно.
Они миновали военно-воздушную базу, которая на фоне этого космического пейзажа производила сюрреалистическое впечатление, а через несколько миль машина, внезапно повернув, проехала между двумя аккуратными белыми столбиками, за которыми тянулась длинная дорога.

На повороте Роули смог рассмотреть впереди внушительное ранчо. Слева от него в наступающих сумерках он увидел очертания вертолета и его лопастей. Он выглядит, подумалось ему, как-то зловеще.
Сонтари сам открыл переднюю дверцу и тепло приветствовал его:
– Мистер Роули! Надеюсь, вы не против приятного отдыха?
Роули подавил зевок.
– Благодарю вас.
Воздух был полон влажной свежести, которая так радовала после удушливой жары на побережье.
Его провели через гостиную, обставленную мебелью главным образом из ротанга, из окон которой открывался потрясающий вид, и предложили бокал шампанского.
– За ваше здоровье. – Роули проглотил свое шампанское, и гаваец немедленно снова наполнил его бокал. Этот человек был слегка навязчив и раздражал Роули. Он посмотрел в окно.
– Справа – это Вайколоа, а слева – Кона, – объяснил Сонтари.
Роули вдруг почувствовал, что пейзаж как-то странно расплывается. Он потер глаза и снова взглянул. Пол под ним качнулся. Слишком быстро опьянел от шампанского, с беспокойством подумал он. Стекло в окне пошло рябью.
Он удивленно повернулся. У президента были странные очертания тела, словно он растворяется на глазах. Он чувствовал, что не в силах удержать бокал.
– Мне надо присесть, – пробормотал он.
– Мы выйдем наружу. И вы сможете присесть.
Чувствуя себя явно не в себе – и это ощущение все возрастало, – Роули позволил вывести себя из дома. Его подвели к вертолету, который,
казалось, менял очертания по мере того, как они подходили. Распахнулась задняя дверца, из которой появился трап. Словно высунутый язык, подумал он и не мог скрыть удивления, когда, ступив на нижнюю ступеньку,
убедился, что она твердая, а не ходит под ногой.
Он удивился еще больше фигурам, которые сидели внутри. Примерно дюжина человек, смутно предположил он; все в белых мантиях, лица скрыты надвинутыми капюшонами, и в кокпите
[22]
стоит удушающий запах благовоний.
– Вот уж не представлял, что попаду на маскарад! – легкомысленно воскликнул Роули, оглядываясь вокруг, ожидая, что сейчас все поддержат его шутку. Но ответом ему было молчание.
Пока он смотрел, белые мантии, похоже, стали расширяться, сливаясь

друг с другом, словно все они становились какой-то бесформенной единой массой. Ему казалось, что мозги вращаются в черепной коробке. Чьи-то руки проводили его на место.
Вокруг него взорвались голоса и звуки. Взревел двигатель. Вертолет приподнялся, клюнул носом и начал подъем. Через несколько мгновений он заложил крутой вираж. Роули посмотрел вниз на астрономическую обсерваторию на вершине Мона-Кеа; последние отблески заходящего солнца напомнили ему тающее иглу
[23]
Они направились на восток, и солнце скрылось за горизонтом, когда вертолет начал описывать длинную окружность вокруг кратера извергающегося Маунт-Килауэа. Сначала Роули мог видеть плотное вздымающееся облако серного пара. Затем, когда они повисли прямо над кромкой проема шириной три мили, он с удивительной четкостью увидел внизу котел кипящей красной лавы. Он был похож на живые воспаленные миндалины в зеве огромных челюстей, подумал Роули.
И тут что-то закрыло ему глаза, погрузив в полную темноту.
В груди заворочался внезапный приступ страха.
– Эй! – воскликнул он.
Мягкий предмет облепил всю голову. Ткань. Ее затянули под подбородком. Ему стало трудно дышать.
Темно, как в угольной яме.
Он почувствовал, как его ткнули лицом в пол. Руки связали за спиной,
потом перехватили лодыжки. Лицо заливало жарким потом, и его стала сотрясать паническая дрожь.
– Хррр! Хррр! – хрипел он, отчаянно стараясь понять сквозь алкогольный туман, что, черт возьми, происходит.
Для безопасности вертолет держался как можно выше; опытный пилот прекрасно знал, что извержение вулкана пожирает весь воздух у них на пути. Он перестал закладывать виражи и начал подниматься, крепко держа штурвал.
И тут мужчины и женщины в мантиях начали речитативом по-латыни с конца к началу читать «Отче наш».
Nema. Olam a son arebil des
Menoitatnet ni sacudni son en te
Sirtson subirotibed
Summitimid son te tucis
Artson atibed sibon ettimid te
Eidoh sibon ad

Munaiditouq murtson menap
Arret ni te oleac ni
Tucis aut satnulov taif
Muut munger tainevda
Muut nemon rutecifitcnas
Sileac ni se iuq
Retson retap
Чарли Роули слышал их голоса. Он извивался, хрипел и задыхался под полотняным капюшоном. Внезапно раздалось звяканье металла, рев ветра,
он почувствовал дуновение ледяной струи воздуха. В голове немного прояснилось. Что происходит? Это шутка? Должно быть, ее устроили какие-то шуты, нанятые маленьким пронырливым болваном Сонтари. И
вот теперь ужас сковал его.
Его подняли; чьи-то руки поддерживали его под живот, грудь, ноги. Рев ветра стал громче. Он рвал его рубашку, шорты, холодил голую кожу ног.
Внезапно он почувствовал, что летит. Руки больше не держали его. Он падал. И должен был удариться о пол!
Вместо этого он продолжал падать.
Давление ледяного ветра прижало ткань ему к лицу, словно вторую кожу; едкий серный запах раздирал легкие.
Падение.
Красный жар приближался к нему, жгучий жар топки, невыносимый слепящий жар. Он успел вскрикнуть, издав короткий сдавленный вопль до того, как его голосовые связки сгорели.
Из вертолета они могли наблюдать за темной фигурой, которая падала головой вниз, как бомба. Она мгновенно превратилась в клуб дыма, когда врезалась в раскаленную до двух тысяч градусов поверхность расплавленной лавы, и исчезла.
– Прими наш дар, молим мы тебя! – хором произнесли люди в вертолете. – Слава Сатане! Слава богине Пеле!