Алхимик. Питер ДжеймсАлхимик Peter James
 Скачать 2.97 Mb.
|
|
70 Беркшир, Англия. Суббота, 26 ноября 1994 года – Примерно через милю поворачиваем направо, – сказала Монти, массируя виски, чтобы унять головную боль, которая мучила ее с самого утра. Когда Коннор сбросил скорость своего «БМВ», она, порывшись в сумочке, достала упаковку «Найролифа», только что купленного в аптеке, и, разорвав фольгу, извлекла из обертки две капсулы. – Ты считаешь, они пойдут тебе на пользу? – спросил Коннор. – Лучшее, что я могла найти от головной боли. – Монти быстро, одну за другой, кинула в рот две капсулы и проглотила, смущенно рассматривая на пакете витой логотип «БШ». – Даже если их делает сам знаешь кто. – Я бы и сам принял парочку. Кажется, прошлым вечером я перебрал красного вина. – И шампанского, и бренди, – улыбнулась она и, придвинувшись, сунула капсулу ему в рот. Подождав, пока Коннор ее проглотит, угостила еще одной. – Та еще ночь была, – сказал он. – Ох, какая ночь!.. В знак согласия она ущипнула его за бедро и вдруг ткнула пальцем: – Вот сюда, направо. Они повернули и, миновав целую батарею знаков, оказались на территории кампуса Беркширского университета. Монти показала, что надо ехать в дальний конец просторной автостоянки, которая была заполнена меньше чем на четверть. Они остановились под выцветшим знаком «Место для Лаборатории Баннермана» и вылезли из машины, оказавшись в тени массивной бетонной суперконструкции нового научного блока, который только возводился. Часть заброшенных стропил дребезжала на ветру, и Монти опасливо отошла в сторону: воспоминания о докторе Корбине еще были свежи в памяти. Сквозь трещины в бетоне перед краснокирпичным зданием, где размещалась Лаборатория Баннермана, упрямо пробивались растения, а из- за решеток на окнах здание походило на брошенную тюрьму. Монти вытащила массивную связку ключей, открыла дверь и, быстро войдя внутрь, отключила сигнализацию. Последовав за ней, Коннор закрыл дверь изнутри. Внутри стояли те же неизменные запахи, Монти помнила их с первого своего появления здесь. На стене висел все тот же календарь и рядом – небольшая стопка бухгалтерских отчетов. Голые старые деревянные столы, металлические стеллажи для досье, большей частью пустые, с облупившейся краской. Она посмотрела на Коннора – интересно, о чем он сейчас думает. – У этого места есть свое лицо. Должно быть, тебе грустно видеть, во что оно превратилось, – сказал он. – Несколько месяцев назад я не могла дождаться, когда мы уйдем отсюда, – призналась она. – А сейчас мне его в самом деле не хватает. Я ведь провела здесь немалую часть своей жизни. Она показала ему главную лабораторию, где ряды деревянных рабочих столов по-прежнему были заставлены оборудованием и аппаратурой, которые не понадобились «Бендикс Шер». – Добро пожаловать в центр современной науки! – сказала Монти. – Отнесись к нему с любовью! Ты должна продать все это в Музей науки! Его разместят весь целиком, от киля до клотика, на одном из этажей, как дань уважения твоему отцу. – Мне бы хотелось, – призналась она, обхватывая себя руками за плечи, потому что в помещении было холодно. Головная боль немного утихла, хотя «Найролиф» еще не успел полностью проявить свое действие. Господи, как она напилась прошлым вечером. Она сделала для Коннора домашний обед, а он попытался развеселить ее с помощью шампанского, потому что она вернулась с похорон Уолтера. Она была глубоко подавлена заупокойной службой. Сначала царила на удивление раскованная атмосфера, может, потому, что пришло много его бывших коллег. Но когда гроб под рыдания миссис Хоггин и ее дочерей стал медленно уходить за занавес крематория, Монти показалось, что стены маленькой часовни давят на нее. Она испытывала острое чувство вины. А что, если она стала причиной его смерти? Нелепо даже думать об этом. Это был сердечный приступ! На похоронах миссис Хоггин рассказала ей, что у Уолтера недавно были неприятности с сердцем, которые он старался хранить в тайне, но он был в списке ожидания на шунтирование. И тем не менее Монти не могла отделаться от ощущения, что бедного старого Уолтера постигла та же судьба, что и Зандру Уоллертон и Джейка Силса. И в моменты самого беспросветного отчаяния ей начинало казаться – а что, если она каким-то образом стала причиной смерти и доктора Корбина? Вполне возможно. Как-то она прочитала – и это навсегда врезалось ей в память, – что некоторые люди называются аттракторами: одно их присутствие действует и на вещи, и на окружающую обстановку как полтергейст. Она поежилась. Четыре смерти. Три странные случайности и инфаркт. Потянувшись, она нажала над головой ряд выключателей; вспыхнувшее флуоресцентное свечение было таким же холодным, как воздух лаборатории. Она подумала о миссис Хоггин, которая две недели назад так тепло встретила ее в дверях. Внезапно она испытала странный беспричинный гнев на Губерта Уэнтуорта. Это все он, его ошибка! Если бы этот старый дурак не пришел к ней, ничего бы не случилось! Монти показала шкаф, куда она сложила всю аппаратуру и технику, собранные по просьбе Коннора. – А я-то думал, что мы едем в какую-то заброшенную пещеру. Оказывается, это место оборудовано куда лучше, чем многие лаборатории, которые я видел в Штатах. – Он поставил свой портфель рядом с микроскопом. – И все работает. Только старое. – Позор, если вы решите все это продавать. – Фонды на исследования – это постоянный кошмар. В этой стране ученых не ценят. – Разве что в коммерческих структурах. Вместе с ней он обошел лабораторию, рассматривая оставшуюся аппаратуру. – У вас нет никакой компьютеризированной техники, которая подсчитывает последовательность генов? – Я… нет, не думаю. Он покачал головой: – Имей вы в кошельке еще пару сот тысяч долларов, были бы оборудованы не хуже любой другой лаборатории. И вам бы не понадобился «Бендикс Шер». – Может, если бы отец запатентовал хоть часть своих работ, у нас были бы эти деньги, – грустно сказала она. – Вам стоило бы попробовать продать эти штуки какому-нибудь диктатору из третьего мира, который решил заняться клонированием. Просто потрясающе, чего можно добиться в полностью оборудованной генетической лаборатории. – Я помню, когда «Бендикс Шер» прислал сюда пару лаборантов на помощь, так те прямо помирали со смеху. Они говорили, что большинство нашего оборудования выглядит так, словно его доставили из Ноева ковчега. – Потому что в «Бендикс Шер» нет ничего старше двух лет. – Коннор вернулся в затемненную комнату и открыл свой портфель. Под крышкой лэптопа лежал коричневый конверт. Он извлек из него сложенный лист компьютерной распечатки и прочел шапку: «„Бендикс Шер“ – „Матернокс“. Код продукта: BS PR65789/0987. Процедура анализа контроля качества». Монти с интересом уставилась в лист. Она была знакома с исследовательской стороной фармацевтической индустрии и немного знала о процессах производства. Колонки цифр шли до самого конца листа, а вдоль верхнего обреза тянулась диаграмма, напоминающая биение сердца, но ниже осевой линии не было ни одного пика. Коннор прикрыл дверь: – О’кей. Мне нужны капсулы. Ты получила стандартные без проблем? – Я сказала своему врачу, что два года безуспешно пытаюсь забеременеть. Раз-два – и он выписал мне рецепт. Он посмотрел на нее с таким видом, словно пытался понять, не шутит ли она. – Вот так просто? Без анализа? Без исследований? Без специалистов? Монти усмехнулась: – Он друг семьи. На самом деле я сказала ему, что отцу спешно нужно какое-то количество «Матернокса» для экспериментов, а таким образом получить его легче, чем обращаться в компанию. Я думаю, он достаточно хорошо знает меня и верит, что глотать я их не буду. Монти вынула два флакончика из маленького, застегнутого на молнию отделения своей сумочки и протянула их Коннору. В одном были капсулы, которые она взяла в доме Кингсли, в другом – из новой серии, с совершенно иным номером. Коннор снял крышечку с флакончика Кингсли, вытряхнул одну капсулу в плоскую стеклянную тарелочку и написал на ее боку «А». Затем завинтил крышечку, запечатав во флаконе оставшиеся капсулы, и вернул их ей. Далее он взял капсулу из свежего флакона, положил в такую же тарелочку, обозначил ее буквой «Б» и начал исследование. Несколько минут он работал в полном молчании, после чего выключил машину и показал на флакон с капсулами от Кингсли, который держала Монти. – Ты абсолютно уверена, что эти капсулы – в самом деле «Матернокс»? – Ну, у меня нет стопроцентной уверенности. Они были в этом флаконе. Они выглядят как «Матернокс». Поэтому я предполагаю, что это и есть «Матернокс». А в чем дело? Он задумчиво покачал головой: – Тут что-то странное. Выражение его лица заставило Монти похолодеть и съежиться от страха. – Что именно? – Я еще внесу кое-какую корреляцию, но только частичную. – Нахмурившись, он провел пальцем по следам на стеклянной стенке пробирки и повернулся к Монти, не скрывая своей озабоченности. – Тут есть что-то еще. И я не думаю, что речь идет о количественной ошибке в составе серии: к формуле было что-то добавлено. Сознательно добавлено. – Что, например? – Я не знаю. Даже не знаю, с чего начинать поиск. Я должен буду провести серию проверок и ошибок и посмотреть, повезет ли нам. – Коннор посмотрел на настенные часы. На них было десять минут двенадцатого. – Как у тебя со временем? – У меня все в порядке. – Это может занять несколько часов. – Хочешь, я сварю тебе кофе? – Это будет не самая легкая для тебя суббота. – Я рассказывала тебе, что провела тут большую часть своей жизни. Еще один день… не такая уж большая разница. – Она улыбнулась, чтобы скрыть очередной приступ страха. 71 Коннор работал несколько часов. Он был полностью поглощен своим занятием. Монти же проводила время, читая и перечитывая «Досье Медичи» на экране его лэптопа, или же принималась за поиски пропавших досье отца, а то отправлялась на прогулку по кампусу. Когда она вернулась в лабораторию, начинало темнеть. Она поцеловала Коннора, но его внимание было сосредоточено на содержимом пробирки, которую он извлек из вихревого миксера. Отключив его, он поднял к глазам крохотную мензурку; Монти смотрела, как он разместил ее внутри маленькой потрепанной настольной центрифуги, вставил с другой стороны для равновесия мензурку с контрольным образцом капсулы Б, закрыл и закрепил крышку и включил центрифугу. Она заработала с пронзительным визгом, который потом сменился низким ровным гулом. Несколько секунд Монти смотрела на нее, а затем ее взгляд скользнул вдоль деревянных лавок и столов, заставленных аппаратурой, вдоль стеллажей с мензурками, флаконами и бутылками. В памяти у нее всплыла ужасная история Джейка Силса, и она передернулась. Раздался щелчок, и центрифуга начала замедлять свой бег. Коннор открыл крышку, вынул образец «Матернокса», позаимствованный в доме Кингсли, и поднес его к свету. Теперь содержимое представляло собой три отдельных слоя: внизу – желтая жидкость, в середине – белая взвесь, суспензия, а наверху – прозрачная водянистая жидкость. Пустив в ход микропипетку, он собрал в нее верхний слой жидкости и пустил его струйку в другую крохотную мензурку, снятую со стеллажа. В нее же он добавил две с половиной дозы этилового спирта, запечатал пробкой мензурку, осторожно потряс ее и, разместив в центрифуге, повторил процедуру с контрольным образцом. Центрифуга заработала. Коннор дал ей вращаться минут десять. Ожидая, они обменялись всего лишь несколькими словами. В воздухе сгущалось и росло напряжение. Таймер наконец щелкнул, и центрифуга постепенно замедлила бег. Настал момент предельного напряжения, когда Коннор извлек маленькую мензурку и снова поднес ее к свету. Верхние три четверти объема представляли собой прозрачный раствор, а внизу образовалась плотная взвесь катышков. Он слил жидкость, опустил крохотные катышки в воду, плотно закрыл мензурку, проделал уже знакомую процедуру с контрольным образцом – и снова началось вращение. – О’кей, – произнес Коннор, нарушив долгое молчание. – Вот он, момент истины. Он смешал гелевую субстанцию с соляным раствором и минуты четыре подогревал его в микропечке, после чего вылил в поднос с гелем. По окончании пертурбаций, которые претерпел раствор, он добавил красящего вещества к обоим образцам «Матернокса»; теперь им предстояло пройти калибровку и сравнить полученный материал со стандартным образцом. Аккуратно и тщательно, по капле, он разместил «Матернокс» и калибровочный стандарт в соседних пазах. Наконец он подключил машину к силовой установке. Крохотные пятнышки как бы синих чернил появились там, где раствор был в геле. Медленно, в течение следующих пятнадцати минут, синий цвет стал перемещаться вправо. – А что, если подышать свежим воздухом? – предложил он Монти, убедившись, что все идет как полагается. – Это будет длиться еще минут сорок. Монти с благодарностью кивнула. Она отчаянно проголодалась, и вместе с Коннором они направились в почти пустую университетскую столовую. Обзаведясь двумя большими тарелками гуляша, они с удобством устроились, позаботившись, чтобы их никто не мог подслушать. Несмотря на то что поблизости никого не было, Монти понизила голос до шепота: – Коннор, я все время думаю – должна быть причина, по которой этому досье дали имя Медичи. Например, Полифем, он был одним из циклопов, связь совершенно очевидна. А что кроется за именем Медичи? – Медичи были очень влиятельной семьей во Флоренции эпохи Ренессанса. Так? – Да. Они были очень жестоки и в то же время считались щедрыми покровителями искусства, литературы и учености в целом. – Я думаю, что, наверное, в этом и заключается смысл. Монти покачала головой: – А я думаю, тут есть что-то большее. – Например? – Не знаю. Полифем смахивает на дурную шутку, но в ней есть какая-то логика. Я думаю, нам придется искать ее и у Медичи. Он неторопливо прожевал кусок мяса и проглотил его. – А что насчет другого досье, до которого я так и не смог добраться, – Латоны? Для тебя что-то значит слово «Латона»? – Латона? – Она пару раз повторила это слово. – Да! «Метаморфозы» Овидия! Латона – римское имя Лето, которая родила от Юпитера Аполлона и Диану. Легенда гласит, что ее оскорбили ликийские пастухи и она превратила их в лягушек. Лягушки. Едва она произнесла это слово, как ее охватило беспокойство – она внезапно вспомнила лягушку, которая прошлым вечером каким-то образом оказалась у нее в кухне. – Господи, как все это загадочно, – сказала она. Коннор подарил ей странную кривую улыбку – он, без сомнения, тоже вспомнил этот инцидент. – У тебя какая-то неприязнь к лягушкам? Они пугают тебя? – Да. – Ты когда-нибудь была в кабинете доктора Кроу? Ей пришлось на секунду задуматься. – Нет… я была только у Рорке. А что? – Я видел у него на столе лягушку из папье-маше. И вид у нее был довольно странный. – Эй! – воскликнула она. – У сэра Нейла тоже сидит лягушка на столе – вроде как на золотой пластине… или что-то в этом роде. Наверно, это невероятно дорогая безделушка, но я на нее не обратила особого внимания. – Значит, мы проследили связь между циклопами, лягушками и Медичи. Тут просматривается какая-то загадка. – Может, у кого-то очень странное чувство юмора, – пробормотала она. – Я бы сказал, что юмор занимает едва ли не последнее место в списке приоритетов «Бендикс Шер», – ответил Коннор. А тем временем в лаборатории горизонтальные кобальтово-синие линии смещения, выявленные с помощью красителя, заметно продвинулись в емкости с гелем. Коннор молча изучил их, после чего отключил технику и перенес их в затемненную комнату. Водрузив их на верх трансиллюминатора, который смахивал на фотоувеличитель, они оба надели защитные шлемы с визорами. Когда погасло основное освещение, наступило мгновение темноты, после чего помещение наполнилось пурпурным сиянием из трансиллюминатора. Монти посмотрела на кювету с гелем и, к своему изумлению, увидела, что часть полосок геля светятся ярко-оранжевым светом. Коннор сделал снимки поляроидом. Когда он выключил ультрафиолетовое освещение и зажег верхний свет, Монти по выражению его лица увидела, что он глубоко встревожен. – Что это такое? – спросила она, обеспокоенно наблюдая за ним. Он повернулся: – Это ДНК. Не протеин. Длиной примерно шесть групп. Ты видела линии перемещения в геле? Как под ультрафиолетовой лампой они становятся ярко-оранжевыми? – Он выглядел предельно серьезным. – Это работа ДНК. – Ты же не хочешь сказать, что в капсулах «Матернокса» кроется ДНК? – Именно. Они несут в себе ДНК и что-то вроде системы доставки. – Он выразился совершенно точно и недвусмысленно. – Здесь идет речь о генной инженерии. Капсулы «Матернокса» проводят изменения в плане генной инженерии в организме женщины, которая принимает их. Они несут в себе комплекс генов с инструкцией по их доставке. Монти потрясенно открыла рот, но не издала ни звука. Ей показалось, что кровь в венах заледенела и свернулась. – К-к-каких генов? – Не могу сказать… это уже не по моей части. Тут нужен человек, глубоко разбирающийся в молекулярной биологии. – Насколько глубоко? – По моим прикидкам, кто-то уровня твоего отца. Она сглотнула комок в горле: – Коннор, я не знаю, на что мы тут наткнулись, но в любом случае я не хочу, чтобы он имел к этому отношение. Наклонившись, Коннор опять уставился в микроскоп: – В том списке и твоя подруга Анна, да? – Да, – еле слышно сказала она. Он поднял на нее глаза. Казалось, от лица его отхлынула вся кровь. – Монти, я не хочу даже размышлять на тему, что здесь происходит. Я подозревал, что тут замешана ДНК, и оказался прав. Это все, в чем я уверен и что могу тебе сказать. – А как ты думаешь, что это может быть? – Помнишь Йозефа Менгеле? Нацистского врача, который проводил эксперименты в Освенциме? Монти читала эти жуткие отчеты о страшных экспериментах над людьми сумасшедшего доктора, который пытался удовлетворить желание своего фюрера создать расу господ. – Да. – Если содержимое этих капсул «Матернокса» не является результатом какой-то случайной ошибки или загрязнения, – сказал Коннор, – то в «Бендикс Шер» есть некто, рядом с которым доктор Менгеле – жалкий любитель. |