Алхимик. Питер ДжеймсАлхимик Peter James
 Скачать 2.97 Mb.
|
|
88 Когда Коннор только начал изучать патентное право в Гарвардском университете, его преподаватель объяснил аудитории, что́ на самом деле представляет собой обладание патентом: правительство просто приобретает владение изобретением. Создатель оного продает его, будь то дизайн, процесс или продукт, правительству, за что единолично получает вознаграждение в течение семнадцати лет – в некоторых странах и двадцати, – на протяжении которых никто не имеет права воспользоваться им без разрешения изобретателя. Правительства приобретают патенты с целью обеспечить исследования, гарантировать создание изобретений в своей собственной стране и получать от них доходы. Но если претендент на патент до получения его уже сделал свое изобретение общественным достоянием, то ли рассказав о нем в лекции, то ли упомянув в прессе, то Патентное бюро может сделать логический вывод, что предложенное изобретение больше не является уникальным и, соответственно, на него не может быть выдан патент. Вот над этой проблемой и размышлял Коннор, сидя у иллюминатора в бизнес-классе «Боинга-757» компании «Юнайтед эрлайнз». На коленях он держал ноутбук, а на пустое соседнее кресло выложил кучу бумаг из своей папки. Он знал, с какой параноидальной бдительностью в «Бендикс Шер» относятся к вопросам безопасности – вплоть до того, что человека могут уволить, если он посмеет заниматься своей работой в общественном транспорте, будь то поезд, автобус или самолет. Но салон этого самолета был наполовину пуст, и в нем не было никого, кто хоть отдаленно напоминал бы промышленного шпиона. Да и кроме того, ему вообще надо было кое-что успеть сделать до утренней встречи с Дейвом Швабом в Патентном бюро. Бо́льшая часть его работы состояла, как и говорил Кроу, в организации подборки документов таким образом, чтобы ввести Шваба в заблуждение. Кроу это было легко требовать, потому что опасности подвергалась репутация Коннора. А может, даже его лицензия на право заниматься практикой; во всяком случае, на линии огня окажется его номер, а не исполнительного директора. Тот мусор, что ему предстояло выложить перед Швабом, был главной темой в одном из учебников. Дело в том, что эксперты Патентного бюро США из-за огромного объема работы имели лишь строго ограниченное время, которое они могли потратить на каждую заявку. У Дейва Шваба было десять часов, в течение которых он должен был прочесть двести страниц документов самой заявки плюс пять толстых пачек сопутствующих приложений, имеющих отношение к заявке, – все документы и статьи, написанные Диком Баннерманом и опубликованные. В своей сумке в багажном отделении Коннор хранил еще одну солидную пачку, которую завтра он вывалит на стол Шваба, отлично понимая, что у бедняги не будет на нее времени. Почти все опубликованные материалы из этой пачки были совершенно безобидными. Большинство из них в самых общих словах рассказывали об исследованиях Дика Баннермана тех генов, которые отвечали за болезни группы псориаза. Но среди них была погребена единственная листовка, из тех, которые на симпозиуме в прошлом году Баннерман раздавал группе примерно из тридцати ученых-генетиков. В этих листовках настолько подробно приводилась специфическая формула «Псориатака», что эксперт, реши он проявить принципиальность, категорически отказал бы в выдаче патента. А Дейв Шваб всегда отличался принципиальностью. Коннор сунул листовку в середину пачки, не сомневаясь, что Шваб предпочтет положиться на его слова о том, что представляет собой этот набор бумаг, и не будет проверять их одну за другой. Голос командира нарушил его размышления – пассажирам было предложено подготовиться к посадке. Глядя в иллюминатор, Коннор подумал, как ему не хватает Монти, и попытался представить, чем она сейчас занимается. Сейчас половина четвертого дня. То есть половина восьмого вечера по лондонскому времени. Дай бог, чтобы у нее все было в порядке. Самолет, снижаясь, прошел над Чесапикским заливом. Стоял ясный, солнечный день, и даже в конце ноября Мэриленд казался зеленым и цветущим краем, по просторам которого блестящая ленточка Потомака вилась, как шкурка змеи. Звук двигателей изменился, и самолет тряхнуло на воздушной яме. Затем снова прозвучал голос командира: – Мы знаем, что у вас был выбор авиакомпаний, и мы благодарны вам за то, что вы предпочли «Юнайтед». Мы надеемся, что вы проведете приятный вечер в Вашингтоне и что мы скоро снова увидим вас. Автотрасса была забита транспортом, и прошло не менее получаса, прежде чем Коннор увидел между деревьями длинную низкую серо- коричневую стену Пентагона. Машина нырнула в короткий туннель, сделала правый поворот на знакомый широкий проезд, по обеим сторонам которого стояли современные высотки Кристал-Сити. Живущие в них люди часто работали в офисах этих же зданий; при желании они могли провести всю жизнь, не выходя за их пределы, поскольку могли, как кроты, передвигаться по сети подземных коридоров, которые соединяли огромные комплексы магазинов и ресторанов. Этот район не особенно привлекал Коннора, но, поскольку здесь располагалось Патентное бюро, компания предпочла, чтобы он остановился именно здесь. И сейчас он хотел, чтобы компания удостоверилась: он делает именно то, чего от него ждали, – и ничего иного. Номер на восьмом этаже «Марриотта», обставленный мебелью темного дерева и с мягким ковровым покрытием, был достаточно просторен. Из него открывался вид на аккуратно подстриженную кустарниковую пустошь, уходящую далеко за высотки. Коннор снял пальто и пиджак, скинул туфли и, воспользовавшись набором мини-бара, налил виски со льдом. Плюхнувшись в кресло, он закурил, прикинул, не умнее ли было бы сделать звонок из таксофона в холле, но решил, что предпринятых им предосторожностей будет достаточно, чтобы избежать глаз и ушей «Бендикс Шер». По прибытии в отель он зарегистрировался и попросил предоставить ему другую комнату, а не ту, что была для него зарезервирована. Затем он выскользнул через боковую дверь гостиницы, вошел снова и, обратившись к другой девушке, зарегистрировался второй раз в номере, который он уже заказал на имя мистера К. Донахью. Его номер на шестнадцатом этаже на имя К. Моллоя сейчас оставался пустым, и на ручке дверей предусмотрительно висела табличка «Не беспокоить!». Он сделал глоток виски, взял трубку и набрал номер, который знал наизусть. Через пару гудков он услышал хрипловатый голос матери: – Алло? – Я на месте, – сказал он. – Она с тобой? – Прибудет в четверг. Наступила краткая пауза. – В какую чертовщину ты опять впутался, Коннор? – Не знаю. Я думал, что смогу справиться, но ты была права. – Позвони мне, когда она окажется здесь, хорошо? – Позвоню. Он положил трубку и допил остаток виски. Затем набрал номер своей лондонской квартиры. На звонки никто не отвечал. Он сверился с часами. В Англии четверть десятого. Он снова набрал номер, надеясь, что в первый раз ошибся, но тут же услышал знакомые гудки. По тому, как звучат гудки, подумал он, ты почти точно можешь предположить, что в квартире никого нет. Он надеялся, что не сделал серьезной ошибки, оставив Монти в одиночестве. Может, она просто вышла вечером прогуляться. Коннор считал, что они должны быть в безопасности, пока доктор Баннерман не закончит анализ «Матернокса». И он не мог отделаться от ощущения, что вот уж после этого ситуация крепко усложнится. Но ведь этого еще не произошло, не так ли? Четверть десятого. Ему стало как-то не по себе. Черт возьми, что с ней случилось? 89 Ганн сел за стол, выпил из своей толстостенной чашки чай без сахара и скривился от отвращения. Никки отпускала комментарии относительно объема его талии, и, как обычно, он был не в состоянии понять, шутит она или нет. Он напряг мышцы живота и несколько раз врезал кулаком в солнечное сплетение. Живот твердый как железо. И плоский. Никакого отвратного брюшка, никаких складок. Хотя ладно, если он позволит мышцам расслабиться, совершенно распустит их, то, конечно, будет заметен лишний жирок. Но, черт побери, у какого мужчины средних лет нет кое- каких излишков… О, дерьмо! Средних лет! Вот в чем проблема. Он сравнивал себя с другими мужчинами своего возраста – а не с теми, кто был в ее возрасте. Следовательно, никакого сахара в чай, следовательно, сырный салат на ланч и каждый вечер – час в гидролечебнице. Мигающая иконка на экране компьютера сообщила, что ему пришло новое письмо. Сегодня она весь день с регулярными интервалами возникала на экране, но он был слишком занят, чтобы ответить. Щелкнув по клавише, он открыл свой почтовый ящик, пробежал взглядом список отправителей, отмечая тех, кого он особенно ждал, и остановился на третьей строчке снизу: «Джон Макласки. Тема: поиск Моллоя». Макласки был его коллега в США. Трудился он на заводе «Бендикс Шер» в Мэриленде. Ганн подвел курсор к нужной строчке и дважды щелкнул. Во исполнение вашей просьбы проверить квалификацию мистера Коннора Моллоя. Вы сообщили мне следующие данные: 1981–1987 – Стэнфордский университет, биохимический факультет, степень мастера по органической химии; 1987–1989 – Университет Карнеги – Меллон, докторат по молекулярной биологии; 1989–1992 – Гарвард, юридическая школа, специализация по адвокатуре и патентному праву; 1992–1994 – группа патентов и соглашений, фармацевтическая корпорация «Мерк». Тут есть нечто странное: «Мерк», как и юридическая школа Гарварда, провел проверку, но предыдущей биографии как бы не существует: ни в Карнеги – Меллон, ни в Стэнфорде нет никаких упоминаний о Моллое. Выяснилось также, что нет никаких данных о нем и в той информации, что была прислана вами, а также я не мог найти никаких данных и о его рождении в Управлении актов гражданского состояния. Похоже, что вы столкнулись с проблемой. Сообщите, пожалуйста, какие дальнейшие действия вы собираетесь предпринимать. Ганн выругался. Черт возьми, ему с самого начала надо было руководствоваться своими инстинктами относительно Коннора Моллоя. С самого начала ему что-то в нем не понравилось. В соответствии с политикой компании она запрашивала как минимум две характеристики от предыдущих работодателей или от академических институтов плюс две профессиональные оценки. Данные, которые на Моллоя пришли из Гарварда и особенно из «Мерка», были просто из ряда вон. В то время Ганн решил, что ему стоило бы продолжить проверку, но «Мерк» считался исключительно профессиональной компанией, и он прикинул – впервые принимая на работу юриста-патентоведа, они сделали все, что полагалось, и если этот парень устраивал их, то устроит и «Бендикс Шер». Теперь перед ним было досье Коннора Моллоя: кроме писем из Гарварда и «Мерка», в нем была также подробная личностная справка от балтиморского юриста Майкла Кловиса и еще одна – от врача Роберта Мелвилла из Шарлоттсвилла. На экране компьютера он изучил оба документа, а затем по электронной почте переслал их Джону Макласки с просьбой тщательно проверить эти два документа. Макласки снова объявился через час: Майкл Кловис в самом деле был партнером юридической фирмы в Балтиморе. Но он умер за четыре года до той даты, которая стояла на характеристике Моллоя. А доктор Мелвилл умер за год до своего свидетельства. Ганн мрачно уставился на экран. Теперь у него оставались две основные проблемы. Первая – сам Коннор Моллой. Вторая, которая волновала его куда больше, – необходимость скрыть от доктора Кроу допущенную оплошность. Разозлившись на самого себя и решив возложить эти обязанности на Макласки, он отстучал ответ: Выясните, черт возьми, кто такой на самом деле Коннор Моллой. 90 Монти испытывала острое чувство вины из-за того, что не послушалась совета Коннора, и оно еще более усилилось, когда девушка вошла в элегантное фойе отеля «Стрэнд-Палас». Она неустанно взвешивала все за и против и каждый раз приходила к одному и тому же выводу: надо обратиться в полицию. Она сможет их убедить действовать осторожно и продуманно. Пересекая холл, она услышала свое имя и, обернувшись, тут же узнала детектива-суперинтендента Левайна. Он шел ей навстречу. Его коротко стриженные черные волосы и резкие черты лица создавали впечатление энергии и целенаправленности. Она ясно припомнила, что именно такое впечатление у нее создалось во время их предыдущей встречи в больничной палате. Он протянул ей руку. Пожатие его было крепким, и он на несколько секунд придержал руку Монти, глядя ей прямо в глаза – словно пользовался стандартной техникой коммивояжера. – Очень рад снова видеть вас, мисс Баннерман. Оказавшись с ним в полном смысле слова лицом к лицу, Монти почувствовала себя неловко. Он был высокопоставленным офицером полиции, и то, что она собиралась ему рассказать, могло иметь драматические последствия для одной из крупнейших компаний мира, и в результате – тюремные сроки для всех вовлеченных в эту историю. Левайн показал ей уединенную нишу за двумя массивными деревьями в кадках. Там они и устроились – Монти в кресле, а детектив на диване рядом с ней. У подошедшего официанта она заказала кофе, а Левайн попросил принести чай. – Итак, у вас есть какая-то информация о смерти мистера Силса, и вы хотите поговорить со мной на эту тему, – ободряюще улыбнулся он Монти. Она помнила о необходимости быть осмотрительной. – Я… я хотела бы обговорить конфиденциальный аспект… между нами. Первым делом… Успокаивая ее, он поднял руку, и Монти заметила узкое золотое колечко на безымянном пальце. – Пока вы не потребуете от меня совершенно иного подхода, весь этот разговор будет строго между нами. Договорились? – Спасибо, – сказала она. Жестом он дал понять Монти, что она может начинать. Она рассказала ему все, начиная с первого появления Губерта Уэнтуорта, – о смертях Джейка Силса, Зандры Уоллертон, Уолтера Хоггина, доктора Корбина и Чарли Роули. О взломах в домах Сары Джонсон, Зандры Уоллертон, Кингсли и в ее собственном. О том, как Коннор нашел «Досье Медичи», и об анализах, которые сейчас делает ее отец. Левайн внимательно слушал, перебивая, лишь чтобы уточнить кое- какие детали. Похоже, больше всего его заинтриговала несогласованность сообщений о смерти Роули, и он был особо заинтересован в информации, какого прогресса добился ее отец, анализируя состав «Матернокса». Покончив с изложением, Монти испытала смущение и неловкость; она пыталась понять, серьезно ли Левайн воспринял ее историю. – Кому еще вы рассказывали все это? – спросил он. – Никому. – Только вашему отцу, мистеру Уэнтуорту и мистеру Моллою? – Да. Я была очень озабочена, чтобы не подвергнуть опасности отношения моего отца с компанией. Я не хотела поднимать шум, мы могли ошибаться. На лице Левайна ничего не отразилось. – Могу оценить вашу озабоченность, мисс Баннерман, и вы поступили совершенно правильно, обратившись ко мне. – Он посмотрел на часы, и на мгновение в его глазах появилось рассеянное выражение, словно он уже думал о следующей встрече. – Вне всякого сомнения, было бы непродуманно предпринимать какие-то действия, пока мы не узнаем результаты анализов. До тех пор я сомневаюсь, что обладаю достаточными доказательствами, говорящими, что вам угрожает физическая опасность и что я обязан взять вас и вашего отца под круглосуточную охрану полиции. Но вот что я сделаю незамедлительно – отдам приказ не выпускать из поля зрения ваш дом и вашу лабораторию в Беркшире; и если вы дадите мне номер вашей машины, я поручу своим патрулям не спускать глаз с вашего автомобиля. Кроме того, у меня есть коллеги в отделе полиции Вашингтона – и я сделаю все, чтобы о вас позаботились. Ей показалась в его взгляде теплая искорка, и она почувствовала себя спокойнее. Он достал из бумажника карточку и протянул ей: – По этим номерам вы можете найти меня и днем и ночью – тут моя прямая служебная линия и домашний номер. Если что-то испугает вас, звоните без всякого смущения. Сразу же ищите меня. – Подняв руку, чтобы попросить счет, он сказал: – Если у британских налогоплательщиков не хватит средств защитить вас, то по крайней мере на чашку кофе для вас они расщедрятся. – При этих словах у него был настолько серьезный вид, что она с трудом уловила юмор в его словах. Получив обещание Левайна, что полиция будет бдительно присматривать за ней, за отцом и за Коннором, Монти, испытывая облегчение, покинула отель. Пройдя по узкой Ковент-Гарден и обогнув гостиницу сзади, она вышла к стоянке, где припарковала свой «эм-джи». – Монти! Привет! Что ты здесь делаешь? Удивленно повернувшись, она увидела Анну Стерлинг, которая, нагруженная пакетами с покупками, спешила к ней. – Я? Вот что ты делаешь? – Монти была рада увидеть свою подругу, но в то же время смущена, что вынуждена скрывать от нее тайну. Анна, в леопардовых легинсах и с копной вьющихся волос, над которыми только что поработал парикмахер, прекрасно выглядела. – Я кучý! – сказала она. – Праздную! – Вот как? Анна радостно кивнула: – Мы только что с Марком были в клинике профессора Кемпбелла, что на Харли-стрит, и сделали ультразвуковое исследование – по этой части он ведущий специалист в Лондоне. У меня десять недель – и, господи, это просто невероятно! Монти, я в самом деле видела своего ребенка! Он длиной всего в пару дюймов – но я видела, как у него бьется сердечко, как у этой крохотули двигаются ручки и ножки! Врач сказал, что все опасности уже позади и теперь я могу всем говорить, что беременна, – ну не потрясающе ли? – Просто нет слов, – пробормотала Монти, стараясь проникнуться таким же энтузиазмом. – Великолепно. – А чем ты тут занималась? Монти пожала плечами: – Да просто глазела на витрины. А сейчас собираюсь домой. – Почему бы нам не выпить? Хочешь, посидим перекусим? Марк отправляется на свой ежегодный мальчишник, и его не будет дома допоздна, да и явится он вдребезги пьяный. Я знаю, тут за углом есть прекрасный китайский ресторанчик. – Отлично! – Монти была рада этому неожиданному приглашению, но даже рядом с подругой не могла расслабиться. Распив на двоих бутылку австралийского шардоне, они начали вторую; Монти чувствовала легкое приятное опьянение. Она понимала, что больше пить не стоит, потому что ей еще ехать обратно в квартиру Коннора, но сейчас это ее не волновало. Она испытывала приятную расслабленность и с удовольствием выслушала безостановочное стрекотание Анны о всех подробностях сканирования. Так ей легче было переносить отсутствие Коннора. Они уже приканчивали вторую бутылку, и Монти смутно осознавала, что почти вся она пришлась на ее долю; Анна все время повторяла, что акушер разрешил ей не больше бокала в день. Когда они вышли из ресторана и стали прощаться, было уже больше одиннадцати. Монти легкомысленно отказалась от предложения Анны подвезти ее. Не очень твердо держась на ногах, она забралась в свой «эм- джи». Конечно же, не стоит садиться за руль. Так подумала она, когда, прищурившись, пыталась вставить ключ в замок зажигания, а потом, вовремя успев припомнить, нырнула под приборную доску отключить противоугонное устройство. Поездка до Фулема прошла как в тумане. Пару раз она прикидывала – может, оставить машину и добираться на такси? Она опустила окно, и свежий ночной воздух помог ей немного протрезветь. Внезапно Монти убедилась, что едет по дороге к дому Коннора, но не помнила, как очутилась здесь. И лишь когда она вылезла из машины, осознала, что забыла проверить, не следит ли кто-нибудь за ней. Впрочем, сейчас ее это не волновало; хмель придал ей смелости, и она смотрела на мозаику света и темноты тихой улицы с воинственным выражением. О’кей, ублюдки, подойдите поближе, если осмелитесь, – я вас не боюсь! Монти с трудом добралась до парадной двери и только тут поняла, насколько она пьяна. Потребовалось чуть ли не около минуты, чтобы найти ключ, вставить его в замочную скважину и войти. Где-то слабо дребезжал телефон. Она посмотрела на часы. Без двадцати минут полночь. Звонки продолжались и, похоже, становились все громче. Тут только она осознала, что они раздаются из квартиры Коннора. – О, черт побери! Она вскарабкалась по лестнице, с силой вставила ключ в замок и едва не рухнула в холл. Теперь звонки неслись со всех сторон – телефон в гостиной, телефон в спальне. Ближе всего была спальня. Она нырнула в нее, оперлась о стену и шагнула в непроглядную темноту. Звонки прекратились. Озадаченная этой внезапной тишиной, она тихо выругалась и включила свет. Не без труда поняв, что в Вашингтоне сейчас двадцать минут седьмого, она подумала, что, должно быть, звонил Коннор. В квартире стояла полная тишина, и как-то странно было находиться тут без него. Внезапно она остро почувствовала полное одиночество. Воздействие вина сошло на нет, и ее потянуло в сон. Тррр… тррр… тррр… Сначала эти звуки отложились в подсознании. Тррр… тррр… тррр… Привскочив, она села на постели в холодном поту. Ее окружала непроглядная темнота, и Монти отчаянно пыталась припомнить, где же она находится. Тррр… тррр… тррр… Эти слабые звуки были ей знакомы. В Лондоне их слышишь все время; в наши дни они присутствуют в районе любой парковки. Разве что эти звуки были куда более знакомыми. – Иисусе! – Она скатилась с постели и, спотыкаясь, кинулась в гостиную, в которую падали слабые оранжевые отсветы от уличных фонарей. Монти подбежала к окну и, не веря своим глазам, выглянула из него. Капот ее автомобиля был поднят. Юноша с бритой головой стоял у пассажирской дверцы и, нервничая, посматривал на улицу. Его спутник чуть ли не по пояс залез в двигатель. Звуки оборвались резко и неожиданно: второй молодой человек вылез из-под капота и с треском захлопнул его. Мальчишка был высок, долговяз, с гребнем волос на голове. Монти в ярости заколотила по оконному стеклу. – Эй! – завопила она. – Эй, вы! Поскольку она была голой, то рывком схватила свой макинтош. В это время зазвонил телефон, но она не обратила на него внимания. Через несколько секунд она вылетела за дверь и, полная слепой ярости, преодолев ступеньки лестницы, выскочила на тротуар. В это время ее «эм-джи» подал признаки жизни и сдал назад, стукнувшись о соседнюю машину; послышался звон разбитого стекла, отчего Монти вскипела еще больше. Взревел двигатель, взвизгнули шины, и ей осталось лишь беспомощно смотреть, как ее машина с ревом вылетела со стоянки, сделала крутой разворот и понеслась, исчезая из вида, по дороге. Монти, как была босиком, побежала за ней. Она ее догонит. Может догнать, подумала она, если угонщикам придется сделать остановку перед поворотом на Фулем-роуд. Внезапно автомобиль резко сбросил скорость и словно бы засветился изнутри – как будто корпус стал прозрачным. Крыша вспучилась, как-то странно поднялась в воздух, отделившись от машины, и, колыхаясь, пролетела несколько ярдов, как гигантская летучая мышь. Салон превратился в огненный шар. Обе двери резко распахнулись. Монти показалось, что она налетела на какую-то невидимую стену, отчего у нее зазвенели все кости, и она остановилась как вкопанная. Уши заложило. Показалось, что весь кислород с улицы был мгновенно высосан. Затем ее чуть не сбила с ног мощная взрывная волна, и лицо опалило жгучей вспышкой. Раздался низкий гулкий грохот, и обломки «эм-джи» разлетелись в разные стороны. Машина, наклонившись набок, скользнула через дорогу, врезалась в стоящий автомобиль и перевернулась. Она увидела шасси, выхлопную трубу с глушителем и кардан – словно машина была вскрыта массивной открывалкой для консервных банок. Вокруг все было залито реками пламени. Раздался глухой рокочущий звук, и столб пламени взлетел в воздух на тридцать футов. Монти нырнула в проем между двумя стоящими машинами. Она услышала треск, и какой-то предмет пролетел мимо нее. Ударившись об асфальт, он подскочил и остался лежать. Монти на коленях подползла к ближайшему бамперу, вцепилась в него и, чувствуя, что сама может в любую секунду взлететь на воздух, уставилась на огненный шар. Сквозь языки пламени она разглядела неподвижный почерневший предмет, который лежал, наполовину вывалившись из открытой дверцы со стороны водителя. Судя по очертаниям, это был человек. В окнах окружающих домов стал вспыхивать свет, Монти слышала звук открывающихся окон и дверей. И этот жуткий шипящий рев разгорающегося пламени. И густая удушающая вонь горящей краски, и слабый тошнотворный запах поджаренного мяса. Она судорожно сглотнула, всхлипнула от ужаса и схватилась за край бампера с такой силой, словно это был спасательный плот. Горло снова сжал спазм, когда запах горящей плоти усилился, и тут Монти вырвало. Она услышала звук шагов, бегущих мимо нее. Голоса. Кто-то кричал. Она продолжала оставаться на месте. Казалось, что прошла вечность, прежде чем она услышала сирену. Облик обугленной фигуры продолжал стоять перед глазами Монти. Что-то, мигая голубыми огнями, проехало мимо нее. Затем еще одна машина. И еще. Пожарные, «скорая помощь». Истерические вопли их сирен. Две полицейские машины, одна за другой. И снова сирены, сирены… Затем после приказа, отданного в мегафон, наступила мертвая тишина. – Отступить назад! Просим всех отступить назад. Монти оставалась в своем маленьком мирке. Она скорчилась над лужей своей же рвоты и, сжавшись между двумя стоящими машинами, дрожала от страха. «Надо пойти с кем-то поговорить, – подумала она. – Рассказать им, что это моя машина». Но ей не хотелось признавать, что этот уродливый искореженный предмет, догоравший, как погребальный костер, принадлежал ей. Она не могла разговаривать. Она была не в состоянии объяснить, что, какая бы взрывчатка ни была подложена в машину, она предназначалась для нее. |