Алхимик. Питер ДжеймсАлхимик Peter James
 Скачать 2.97 Mb.
|
|
97 Кроу сидел за письменным столом. На его бледном лице отчетливо выделялись кроваво-красные губы, а серые глаза смотрели прямо в переносицу майора Ганна. – Ну? Ганн скрипнул зубами, стараясь удержаться от зевоты; тело, казалось, было налито свинцом, чертовски болела голова, и он так устал, что был готов впасть в забытье. – Нам очень не повезло. – Не повезло? – Голос Кроу был полон едкого сарказма. Ганн пожал плечами: – Шанс был один на миллион. – Как вам пришла в голову мысль взорвать машину? Мы делаем все, что в наших силах, чтобы не проскочило ни капли информации, а вы организуете событие, о котором будут кричать заголовки всех газет в стране. – Я думаю, что это заставит вас изменить свое мнение, сэр, – выложил свою козырную карту Ганн. Он положил перед исполнительным директором экземпляр дневного издания «Ивнинг стандард». Заголовок на первой полосе гласил: «Защитники прав животных нанесли бомбовый удар по Лондону». Кроу пробежал статью. – Как вы это организовали? – Легче легкого, сэр. В прошлом на хозяйство этой девчонки Баннерман и ее отца в Беркшире было совершено несколько достаточно серьезных нападений. Получали они и личные угрозы. Однажды в доме доктора Баннермана были выбиты стекла, прокалывали шины его автомобиля. Каждый раз за нападениями стояли группы защитников прав животных, нападавшие на всех, вплоть до фермеров, которые поставляли живых коров для нужд фармацевтической промышленности. Некоторые из нападавших были откровенными анархистами. Одна группа уже привлечена к ответственности, но могу ручаться, что остальных более чем хватит. И я решил, что это прекрасная возможность – «Террористы, защищающие права животных, убивают дочь ведущего генетика». – А вместо этого вы убили двух случайных прохожих. И не смогли найти эту дочь. – У нее не так много мест, куда она может направиться, и мы все их знаем. – Он лукаво улыбнулся Кроу. – И у нас есть способы найти ее. Кроу не обратил внимания на эти его слова: – Вы думаете, что прошлой ночью она возвращалась в лабораторию? – Я провел там полчаса, все приводя в порядок, и защитная система была включена. – Предполагаю, вы ее выключили? Ганн побагровел: – Это совершенно несущественная деталь. – В самом деле? – Кроу свел воедино кончики пальцев. – Предположим, что полиция звонит владельцам ключей, которыми, как мне кажется, являются доктор и мисс Баннерман, и выясняет, что они оба отсутствуют. – Он вопросительно посмотрел на Ганна. – Полиция никогда не доставляла нам беспокойства. – Да? Порой я думаю, майор Ганн, что мы с вами черпаем свою уверенность из разных источников. Ваш неизменно полон до краев свежей водой, мой же почти сух, и это опасно. Ганн ничего не сказал. – Вы планируете еще какие-то сюрпризы? Готовите новые пиротехнические игры? – Нет, сэр. – Вы уже избавились от американца? – Жду подтверждения. – А как утром вел себя наш добрый доктор? – В основном как вы и предполагали. Но еще не в полной мере воспевает наши достоинства. – Я хочу, чтобы он запел, очень громко и как можно скорее. – Кроу улыбнулся начальнику службы безопасности. – О да, мы можем заставить его петь, сэр. – Ганн с облегчением увидел, что холодное отношение шефа начинает смягчаться. – И петь он будет так громко, как вы хотите. 98 Вашингтон. Среда, 7 декабря 1994 года «Кристал-Плаза» представлял собой комплекс невыразительных высотных зданий из ребристого бетона и стекла. Империя, обосновавшаяся под номером 2201, являла свое присутствие внешнему миру только золотыми буквами скромного размера: «МИНИСТЕРСТВО ТОРГОВЛИ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ; ОТДЕЛ ПАТЕНТОВ И ТОРГОВЫХ ЗНАКОВ». Коннор был уверен, что «Бендикс Шер» уже знал и время, и место его визита, и он не сомневался, что все здание под контролем. Когда он пронес свою тяжелую сумку, набитую документами, через входные двери, на хвосте у него никто не повис. Разорванный контрольный волосок у двери его номера дал понять, что его ждут неприятности, но не здесь, где слишком много людей; они придут позже. Интерьер здания представлял собой лабиринт бледно-зеленых коридоров, в которых размещались акры кабинетов, библиотек и хранилищ досье. В них были собраны копии всех патентов, которые когда-либо были выданы в мире. В Зале славы, что размещался в семи этажах ниже кабинета Дейва Шваба, висели ряды медных досок, славящих тех изобретателей, чьи идеи выдержали испытание временем, а порой даже и изменили мир, – Сикорский, ставший пионером вертолетостроения, Фрэнк Б. Колтон с его оральными контрацептивами, Элиша Дж. Отис, создавший современный лифт. В этом здании работали сто пятьдесят экспертов. Вкупе они представляли собой мощную силу, которая могла и поддержать, и положить конец притязаниям как мелких изобретателей, так и мультинациональных корпораций – приняв или отказав в патенте на столь разные изделия, как самозаряжающаяся мышеловка, паровая машина размером меньше зерна риса, протез полового члена или карманный очиститель, который мог превращать мочу в минеральную воду. Коннор сидел на металлическом стуле функциональной конструкции в кабинете своего друга. Вокруг царил хаос, и стол перед Коннором был завален пухлыми папками, на каждой из которых был номер досье с заявкой. Экспертам Патентного бюро США решительно не рекомендовалось ходить на ланч с патентоведами и юристами. Чашка кофе в кабинете – это был тот разрешенный максимум, вслед за которым, однако, могло последовать обвинение в получении взятки. Со своим кофе Коннор покончил еще час назад, но Шваб до сих пор так и не наполнил пустой кофейник, стоящий на столике за спиной, рядом с мотоциклетным шлемом. Вместо этого Шваб сидел согнувшись над столом и ставил точку за точкой. Одет он был, как всегда, небрежно: мешковатая рубашка в серую и белую полоску с закатанными рукавами, распущенный галстук. Знаком уважения к современному стилю была его прическа, которая выглядела так, словно ее хозяин только что получил мощный удар электрическим током. Коннор с трудом мог сосредоточиться. Сегодня Шваб был более занудлив и придирчив, чем обычно, и они продвигались с черепашьей скоростью. Мысли Коннора почти целиком были заняты Монти; он, черт побери, надеялся, что ей удалось благополучно добраться до аэропорта и сесть в самолет. Он посмотрел на часы. 11:30. То есть по лондонскому времени половина пятого дня. Если ей удалось попасть на прямой рейс в девять утра по британскому времени, то сюда она прибудет не раньше полудня по местному. Как минимум полчаса, чтобы покинуть самолет и пройти иммиграционный и багажный контроль. В лучшем случае ей останется лишь дождаться его в баре. Это не проблема. Куда большей проблемой была его неуверенность, не находится ли и аэропорт под контролем. Но ни у кого не было ровно никаких причин подозревать, что она, в нарушение всех планов, двинется прямо сюда. Не так ли? Конечно, если они не висели у нее на хвосте и не проводили до самого конца, до аэропорта. Взмах руки привлек его внимание, и он, вздрогнув, посмотрел на Шваба. – Привет, Коннор. Ты, случайно, не выпал из моего автобуса? Коннор сдержанно улыбнулся: – Прости. – У тебя усталый вид. Загулял? Или возраст подкрадывается? Ты не можешь себе позволить слоняться без дела. Как и я. Если я не лягу спать в половине одиннадцатого, то на другой день я как выжатый лимон. – Он снова посмотрел на документ, который старательно изучал. Затем кивнул на ту груду, которую Коннор выложил на соседний стол. – Ладно, двинулись дальше – так что ты там захоронил? Вытаращив глаза, Коннор посмотрел на него. Он прилагал все силы, чтобы не выглядеть как человек, который что-то скрывает, но на сердце у него было неспокойно. – Захоронил? Ох, да брось ты, парень. – Голос у него был полон напряжения, и он это знал. Шваб улыбнулся: – Нет уж, сам брось. – Он ткнул себя в грудь массивным указательным пальцем. – Неужто я похож на тыкву или что-то в этом роде? Ты вывалил передо мной пять основательных груд предварительных документов, зная, что у меня на чтение осталось всего пара часов, и делаешь вид, что ничего не спрятал там внутри? – Ничего существенного; я не собираюсь играть с тобой в такие игры. Шваб пожал плечами: – Смотри сам – петля на твоей шее. – Я знаю. – Коннор посмотрел на мрачное высотное здание, торчащее в двадцати ярдах от окна. Он хотел выбраться отсюда, покинуть этот заваленный бумагами кабинет со столь гнусным видом из окна, с пустой кофеваркой и своим старым другом, который с годами обрел такое ханжеское самодовольство. Он хотел рассказать Швабу, что «Бендикс Шер» воняет и что он должен выкинуть все эти заявки в мусорную корзину, но еще не настал момент, когда можно будет сжигать все мосты. Так что он заставил себя сидеть совершенно спокойно, словно идет нормальная деловая встреча, подобная десяткам других. – Коннор, вот чем мы должны сейчас заняться – тщательно просмотреть заявку, определить основные проблемы и избавиться от предварительной рабочей документации. – Шваб вынул из папки толстую пачку документов. – Вот здесь первая проблема – правда, достаточно небольшая. Данные образования, пишешь ты, и я цитирую тебя, «содержат и включают в себя главным образом…». – Он насмешливо посмотрел на Коннора. – Боюсь, что придется заставить тебя внести правку: вместо «содержат и включают» оставить только «содержат». Это говорит о плохом владении языком. Коннор изумленно уставился на него: – Но, черт возьми, какое это имеет отношение к подлинному содержанию заявки? У Шваба хватило благородства смутиться. – В общем-то, я согласен – мелочная придирка. Но, боюсь, грамотность – это новое больное место у директора группы. Так что не имеет смысла спорить, если ты хочешь, чтобы все проскочило как можно скорее. Коннор кивнул на ряд сертификатов на стене: – Не могу в это поверить, Дейв. За это ты и получил все эти сертификаты? За хорошую грамматику? Награда месяца за лучшее использование инфинитива? Шваб ухмыльнулся, и Коннор с радостью увидел в нем прежнего друга. – Ты собираешься провести здесь остаток жизни? – спросил он его. – Ни в коем случае… разве я не сказал тебе по телефону, когда мы разговаривали, что собираюсь провести тут всего пару лет, а потом унести ноги. Мы с Джулией направимся в нашу страну Оз, когда она закончит докторантуру. – Ну конечно… я и забыл. Дейв наклонился вперед: – Сегодня ты много чего забыл, приятель… с тобой все в порядке? Ты уверен, что все дело в разнице часовых поясов? Джетлаг? Выглядишь ты дерьмово. – У меня все о’кей. Шваб задумчиво посмотрел на него: – Тебе стоило бы позаботиться о себе, Коннор. Не перерабатывай. Эти большие компании стараются просто надирать задницу таким способным ребятам, как ты. Как-то у меня тут один патентовед просто разразился слезами. Он сидел как раз на твоем месте. Игра не стоит свеч. Выбери время и отправляйся наслаждаться ароматом роз. Коннор кивнул и ничего не ответил. – Знаешь, даже самые большие ублюдки в истории давали своим сотрудникам время для отдыха. Ты должен иногда расслабляться, легче относиться к жизни. Даже эти проклятые Медичи давали отпуска своим оруженосцам. Коннор удивленно уставился на него: – Медичи? – Ну да… а уж они-то были законченные подонки. – Я и забыл, – сказал Коннор. – Ты же был прямо помешан на эпохе Возрождения. – Я и сейчас ею увлекаюсь. – Скажи мне вот что, Дейв… у Медичи была какая-то связь с фармацевтической промышленностью? – Ну, в те времена хватало алхимиков, которые пытались любой металл превратить в золото, искали лекарства от всех болезней, но в пятнадцатом столетии фармацевтической индустрии как таковой не существовало. – Шваб с задумчивым видом покатал язык во рту. – Хотя, как мне кажется, мы можем смело утверждать, что Медичи значительно ускорили развитие медицинских знаний своего времени. – Каким образом? – Они обращали их себе на пользу… как и все остальное. Им приходилось прибегать к самым разным хитрым трюкам, чтобы сохранить свое господство; едва только в их окружении появлялись новые люди, они первым делом отравляли их. – Да брось ты! – Все это делалось тайно. Им давали напиток, в котором был растворен очень медленно действующий яд на основе ртути. Затем вместе с едой им давали противоядие. Коннор нахмурился: – Зачем? – Все очень просто. Когда в пищеварительную систему попадает ртуть, она остается там практически на всю жизнь. Так? – Так. – Значит, что получается… комбинация химикалий, которую Медичи давали своим приближенным, никогда не могла быть выведена из их организма. Но ее можно было подавить антидотом; и пока они дважды в день принимали это противоядие, с ними все было в порядке. Но и формула, и составные части противоядия хранились в секрете. Эрго – приближенные никогда не могли уйти; им требовалось противоядие, так что они полностью зависели от Медичи, которые и давали им антидот. А если они уходили, то через несколько недель были уже мертвы. – Медичи действительно это делали? – Да. Таков был их способ добиваться верности своих приближенных. В этих ужасах была даже какая-то элегантность. Тебе не кажется? Коннора внезапно пробила крупная дрожь, когда наконец до него дошло. – Святый Боже! – воскликнул он. – Они не могли этого сделать! – Могли, Коннор, и делали… существуют документы. – Я… я имел в виду не Медичи. Шваб как-то странно посмотрел на него: – Так что ты имел в виду? Коннор смотрел в пол у себя под ногами, не в силах продолжить. – Я… это… словом, не важно, – промямлил он. – Забудь. – Но в мозгу у него пульсировало возбуждение, смешанное с ужасом, когда он осознавал всю чудовищность того, что предстало перед ним. Суд Медичи. Эти слова буравили ему мозг. Этот Суд Медичи. Насколько далеко продвинулся доктор Баннерман в своем анализе «Матернокса»? Удалось ли ему идентифицировать ту ДНК? Потому что если он это сделал и если Коннор был прав в своих самых последних предположениях, то нет никаких сомнений – в таком случае ученый подписал себе смертный приговор. И Монти, и Уэнтуорту, и ему самому, Коннору. И сомнений в этом нет. 99 Среда, 7 декабря 1994 года В десять минут шестого вечера Ганн снял трубку телефона на своем письменном столе и нажал две цифры, которые тут же соединили его с Мэрилендом. После третьего звонка ему ответил низкий серьезный голос: – Макласки. – Добрый день, мистер Макласки. Я так и предполагал, что наконец услышу ваш голос. После паузы глава сектора секретных операций отделения «Бендикс Шер» в Соединенных Штатах, смущенно хмыкнув, сказал: – Э-э-э… хм… да, майор Ганн… перед тем как побеспокоить вас, я как раз ждал подтверждения… – Уже миновал полдень… я предполагал, что вы справились с делом еще прошлым вечером. – Хотя линия была надежно защищена, Ганн был осторожен в выборе слов. – Таков и был наш план, но, боюсь, он не сработал. – Почему, черт побери? – Сейчас я не могу на это ответить. Похоже, он провел ночь в каком-то другом месте, не в гостинице… может, у какой-то шлюшки или еще где-то. – Вы хотите сказать, что не знаете? – Он зарегистрировался, но ночью его в номере не было. – То есть вы потеряли его! Это вы хотите сообщить мне? – Ганн вспомнил грузного экс-офицера ФБР с висячими, как у моржа, усами и седоватыми волосами. Он был хорошим исполнителем, ответственным и безжалостным, когда это требовалось. Делать ошибки – это для него было чем-то необычным. Но он уже приближался к шестидесяти, и, не исключено, его хватка начала слабеть. – Нет, мы не потеряли его, майор. Просто несколько часов пришлось побегать за ним. И сейчас мы взяли его под наблюдение. Он проводит деловую встречу, и, как только он выйдет из здания, мы его перехватим. – Отлично. – Инструкции все те же, майор Ганн? Ничего не изменилось? – Нет. Но я хочу, чтобы все выглядело естественно и убедительно. – В этом смысле не будет никаких проблем. – Кроме того, вы ничего не сообщили мне о его происхождении. – Над этим мы продолжаем работать. Парень он талантливый, отлично знает, как заметать следы. Я прикинул, что после того, как вы перенацелили нас – не столько узнать его подноготную, сколько избавиться от него, – особенной спешки по поводу его происхождения уже не было. – Всегда предпочитаю знать, кого я убиваю, мистер Макласки, – сухо сказал Ганн. – И считаю это хорошей клинической практикой. Которая весьма важна для компании. 100 Вашингтон. Среда, 7 декабря 1994 года – Это нарушение правил, Коннор. Не знаю, смогу ли я пойти на это. – Через пару часов ты все получишь обратно. Дейв Шваб покачал головой: – Я чувствую себя не лучшим образом. – Дейв… помнишь, как в тот раз я прикрыл тебя от Джулии? Когда она тебя разыскивала, позвонила мне и я сказал ей, что ты переработал и свалился как убитый, что ничего не соображаешь, а ты в то время трахал ту малышку… как ее звали? Не Холли Эмерсон? – Малышка была тогда, а это сейчас, парень! Жизнь меняется. Такова реальность бытия. – А тогда ничего не считалось, потому что мы были студентами и ты еще не повел Джулию к алтарю? – Да. Коннор продолжал смотреть на своего друга. – Ты был чертовски перепуган, ты понимал своими гребаными мозгами, что можешь потерять ее. А теперь моя очередь. Я боюсь, и мне нужна помощь. У Шваба был смущенный вид. – На меня из-за этого может свалиться куча неприятностей. – Да брось ты, Дейв! Вернись к реальности бытия, как ты сам только что сказал. Это гражданская служба Соединенных Штатов, и она не может запретить тебе иметь друзей, тебя не могут повесить из-за того, что ты отдал долг благодарности другу… который не собирается вмешиваться в твой бизнес. – У них может появиться другая точка зрения. Коннор начал терять терпение: – Но они ровно ничего не узнают. Святый Боже, какого хрена им вообще что-то знать? Шваб поднял руки: – О’кей, о’кей, бери. – Ты позвонишь Джулии, скажешь ей, что я заскочу за шлемом и курткой? – Позвоню. Мое обмундирование в шкафу у тебя за спиной. – Шваб, состроив измученное лицо, взял шлем и протянул его Коннору, а затем, порывшись в карманах куртки, выудил связку ключей. – На лифте спускайся в подвал и поворачивай направо. Увидишь красный «Сузуки-75». Поднимешься по рампе, и двери откроются автоматически. – Сегодня же, только попозже, все оставлю на твоем месте. – Коннор вытащил бумажник. – И я даже дам тебе тридцать баксов за аренду твоего транспорта – это покроет расходы? Шваб отчаянно замотал головой: – Вот уж нет, ни в коем случае! Тогда это будет взяткой, парень. Стоит прикоснуться к ней, и мне натянут задницу. Так что бери этот проклятый мотоцикл и убирайся с глаз долой, занимайся своими делами. Коннор встал: – Всегда знал, что ты один из лучших ребят, Шваб. Когда-нибудь ты, может, увидишь на этой стенке сертификат со скромной благодарностью от меня. Бар в зале прилета аэропорта Даллеса был переполнен, и сначала, когда Коннор, держа под мышкой шлем Дейва, появился в нем, он подумал, что Монти еще не прилетела. Затем он увидел копну ее белокурых волос, и у него радостно подпрыгнуло сердце. Она сидела, закутавшись в плащ, и читала журнал; ее небольшая сумка стояла рядом на полу. Она заметила Коннора, когда тот оказался в нескольких ярдах от нее. Какое-то мгновение она рассеянно смотрела на него, а потом ее лицо расплылось в такой сияющей улыбке, что ему захотелось навечно сохранить ее в памяти. Он бросил шлем на ее сумку, и они обнялись так страстно, словно боялись, что какая-то внешняя сила оторвет их друг от друга. Монти приникла к его губам, и перед тем, как заговорить, они долго целовались. – Коннор, – сказала она, не в силах перевести дыхание. – Ты здесь, у тебя все хорошо! – Господи, как я беспокоился о тебе! Но ты справилась! Она прижалась лицом к мягкой коже мотоциклетной куртки Шваба: – Как ты классно выглядишь в ней. А я и не знала, что ты был в «Ангелах ада». Коннор улыбнулся, обнял ее и покачал, как ребенка: – В первый раз за пятнадцать лет я ехал на «сузуки». – При этих словах он осмотрелся, но вокруг было столько народу, что вычислить того, кто наблюдает за тобой, было практически невозможно. Он был уверен, что от Патентного бюро за ним никто не следил. – Есть ли новости о твоем отце… или об Уэнтуорте? – Нет. Он поцеловал ее: – Давай выбираться отсюда, поговорим потом. – Он снова сунул под мышку шлем Шваба, а когда нагнулся взять ее сумку, она внезапно сделала шаг назад, и он увидел, как изменилось выражение ее лица и вспыхнули глаза. – Куда мы направляемся, Коннор? – В такое место, где мы будем в безопасности и где будет человек, который, вероятно, сможет найти твоего отца. – Почему такие тайны? Сбитый с толку, он смущенно улыбнулся: – Здесь нет никаких тайн. – Несколько дней назад ты сказал, что все объяснишь в Вашингтоне. И я здесь, – вызывающе сказала она. – И хочу получить объяснение. Здесь и сейчас. – Монти, поверь, никаких страшных тайн я от тебя не скрываю. Это просто… – Он вздохнул. – Правда настолько фантастична, что порой я и сам сомневаюсь… поверишь ли ты мне, если я попытаюсь тебе все объяснить. – А ты попробуй, – сказала Монти. – Расскажи мне, против чего мы выступаем. – Слушайся меня, – ответил он, – и ты поймешь, во что ввязалась. |