Алхимик. Питер ДжеймсАлхимик Peter James
 Скачать 2.97 Mb.
|
|
104 Среда, 7 декабря 1994 года Маленькое помещение без окон было стиснуто мраморными стенами, на каждой стене инкрустация – золотая пентаграмма шести футов в диаметре. Единственным источником света было зеленое свечение экрана компьютера, он представлял электронную карту, вмонтированную в квадратный стол с малахитовой столешницей, вокруг которого они все сидели. Подвешенный к потолку на шелковой нити длиной двадцать футов точно над центром экрана, висел маятник, вырезанный из кристалла кварца. Он был обточен так, что его основание переходило в острие. Единственным посторонним предметом в помещении был кубок из чистого золота на стойке кованого железа. Наполненный водой, только что взятой из крестильной купели местной баптистской церкви, он должен был играть роль магического кристалла. В данный момент они созерцали экран. Один из них, предельно сосредоточившись, нежно, словно новорожденного младенца, держал на ладони перчатку свиной кожи. На ногах у него были тростниковые тапочки, а мантия была выткана из льняной ткани высочайшего качества – простое натуральное одеяние, которое не содержало ничего, что могло бы помешать потоку энергии. Никаких ювелирных украшений, ничего, что отягощало бы мышление. Частью подготовки было отрешение от деятельности мозга; все мысли, вся энергия были сконцентрированы на одной точке, на одной крохотной крупинке во всей Вселенной. Той точке в пустоте перед тем, как началось время. Первая крупинка пыли. Меньше, чем атом. Меньше, чем нейтрон. Там, в пустоте, она ждала его. Иди ко мне. Она подчинилась. Ее орбита изменилась так, что теперь проходила ближе к нему. Иди ко мне. Теперь она, ускоряясь, проходила мимо него и снова исчезала, пропадая в небытие. Через мгновение она возвращалась, поскольку, пересекая пустоту, должна была вернуться. Вот она возвращается. Пылинка мгновенной вспышкой пролетела мимо него и снова ушла. Из перчатки на его ладони до него дошли легчайшие вибрации; они слились и с его собственными, и с вибрациями пылинки; это был еще не тот диапазон, но его охватила волна удовлетворения. Сигнал – это было единственное, что имело значение, и он поймал его. «Иди ко мне, – молил он. – Иди ко мне, о да, иди же». Пылинка прошла мимо него. Она описала полный круг, затем другой, и каждый был чуть у́же предыдущего, поиск невидимой тропы среди концентрических кругов, которые продолжали сближаться. Иди ко мне. Частотные модуляции начали синхронизироваться. Пылинка превратилась в кусок кварца в дюйм высотой; острие почти касалось экрана на столе. Экран был картой, которая показывала очертания реки Потомак, Чесапикского залива и окружающих пространств земли. – Масштаб! – резко кинул он. Легкий шелест компьютерных клавиш, и масштаб карты изменился. Теперь в одном дюйме была одна миля. Появилась сеть улиц. Маятник снова стал раскачиваться. Сначала он описывал большие круги, а затем они опять стали сжиматься. Наконец острие зависло, лишь чуть подрагивая, над севером Джорджтауна. Повернувшись к магическому кристаллу кубка, он всмотрелся в черноту святой воды. Смотреть еще пристальнее, собраться – он хочет увидеть образ. Но он не приходит, словно кто-то блокирует его. Кто-то, который знает, как сбивать вибрации, путать их. Он предельно сконцентрировался, направив всю силу мышления против того, которого не видел, – как две руки, сцепившиеся в рестлинге на стойке бара. Он представил себе всю мощь, которой обладает, молитвы, ритуалы и силу энергии – все это он может собрать воедино. Я Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний. Иди ко мне. Яхве. Он мысленно представил себе все ритуалы. Всю силу металла, который он своими руками выплавлял в литейной. И молча воззвал к пустоте. Яхве. Оно приходило. Теперь он мог видеть это, оно работало. Он чувствовал, как по всему телу выступил пот, на лбу, на груди, чувствовал, как выхлестывает переполняющая его энергия и снова пополняется, иссыхает и прибавляется снова и снова. Так и должно продолжаться, надо собирать все новые и новые силы, потому что впереди долгий, долгий путь. Есть! Дом. Небольшой и крепко нуждающийся в ремонте. Дверь открыта, и первой выходит женщина. Да, теперь он видит ее совершенно четко, словно все происходит у него перед глазами за окном. Он видит, как добыча выходит из дома, быстро целует женщину в щеку, проходит по дорожке, устраивается на заднем сиденье такси. Да, тут не было ошибки, о ней вообще не может быть и речи… – Я сделал тебя! – закричал он, в возбуждении моментально забыв о протоколе, требующем молчания. – Я сделал тебя, ты, хитрая маленькая сволочь! 105 Вашингтон. Среда, 7 декабря 1994 года – Хочешь, чтобы я попросила Дейва позвонить твоей матери, когда он придет домой? – сказала Джулия Шваб, когда они стояли на пороге. Коннор задумался. – Нет… попозже я сам ему позвоню. – Он поцеловал ее в щеку. – Рад был повидаться с тобой, спасибо за помощь. – Никаких проблем. Расслабься, а то у тебя загнанный вид. Они просто тебя заездили на работе! Он улыбнулся: – Не буду спорить. Береги себя. – Повернувшись, он торопливо прошел по дорожке к ожидавшему такси и дал адрес дома своей матери. Легкие снежинки превратились в снегопад; густые хлопья ковром устилали землю. Главной его заботой была безопасность Монти, и теперь с ней все было в порядке. Теперь они должны вытащить ее отца – где бы его ни держали. И заняться этим следует без помощи полиции; Монти сама в этом убедилась. Он посмотрел на тикающий счетчик. Водителем был лысый черный мужчина с фигурой борца сумо; баранка в его могучих лапах казалась детской игрушкой, и он нависал над ней, с ленивой, спокойной уверенностью ведя машину. – По прогнозу, сегодня вечером – большой снегопад. Завтра на улицах будет столпотворение, это уж точно. Коннор увидел в зеркале глаза водителя и кивнул в знак согласия. День клонился к вечеру, и большинство машин уже включили дальний свет. – Будет сплошная грязь, да, сэр, – повторил водитель. Внезапно лоб Коннора пронзила острая боль, и перед глазами все поплыло. Он закрыл глаза, снова открыл их и с удивлением почувствовал легкое головокружение. Дорога пошла под уклон, и, прежде чем выехать на кольцевую, они прибавили скорости, после чего, не сбрасывая ее, направились на север. Снег под острым углом летел на ветровое стекло, и «дворники» смахивали его. Это все снегопад, понял он, слегка расслабившись, именно из-за него он испытал головокружение, когда смотрел на калейдоскоп мельтешения хлопьев в свете габаритных огней. Мимо прогромыхал грузовик, и ком талого снега из-под его колес тяжело ударился о ветровое стекло. Коннора бросило в сторону, когда такси резко увильнуло от невидимого препятствия. Повернувшись, он посмотрел в заднее окно, но полоса за ними была совершенно чистой. – Что там такое было? Водитель не ответил. – Что вы объезжали? – спросил Коннор. Водитель молчал. Впереди что-то произошло. Мигающие огни. Появление тормозных сигналов. Грузовик в двухстах пятидесяти ярдах от них резко затормозил. А такси начало набирать скорость. Коннор нахмурился, пытаясь понять, что делает водитель, и дожидаясь, когда он ударит по тормозам, но он продолжал жать на газ. – Эй! – обеспокоенно обратился он к нему. – Эй, вы в порядке? – Подняв взгляд, он уставился в зеркало заднего вида. Бесстрастный взгляд водителя был устремлен куда-то далеко вперед, словно он был в трансе. Они продолжали набирать скорость. Движение впереди полностью остановилось. Коннор почувствовал, как его окатило ледяной волной страха. – Эй! – заорал он. – Стоп – ради бога! Скорость нарастала. Они летели прямо на грузовик. Двести ярдов. Сто семьдесят пять. Сто пятьдесят. Коннору казалось, что он участвует в гонках в комнате ужасов на ярмарочной площади. Грузовик продолжал стоять на месте. Расстояние между ними все уменьшалось. Он судорожным движением нашел ручку двери, рванул ее, ударил плечом в дверь, услышал рев воздуха, кожей почувствовал скорость и отчаянным рывком бросил свое тело навстречу ей. Он падает? Или летит? С леденящей медлительностью кувыркается в темноте? Страшный удар в грудь вышиб у него из легких остатки воздуха, словно дорога поднялась, чтобы нанести его. Он, кувыркаясь, летел по дороге. Взвыл чей-то клаксон. Мимо него летели огни, а жар удушливых выхлопных газов опалял лицо. Коннор не имел представления, где он. Гудрон батутом подкинул его, приложил животом и снова швырнул в воздух. У Коннора был разбит подбородок, колени, скула… Раздался оглушительный металлический грохот. Он продолжал неподвижно лежать. Высоко над ним из темноты выплыли два ярких огня. Они направились к нему. Ангелы? Нет, раздалось шипение тормозов, хриплый звук резины по мокрому гудрону. Затем полная темнота и гулкий отголосок рева, словно он влетел в железнодорожный туннель; он закрыл руками голову, в ужасе прижался к твердому дорожному покрытию, и гусеничный трейлер прогрохотал над ним. Затем трейлер умчался. А он продолжал лежать. Машины шли одна за другой. Он должен отползти с дороги; лимузин пронесся так близко, что едва не коснулся его куртки. Когда он исчез, Коннор на четвереньках, как животное, пополз через полосу. – Коннор! В темноте его звал голос матери. Он увидел, как распахнулась дверца, как вспыхнул свет в салоне. Машина остановилась рядом с ним. – Коннор! Залезай же, залезай! Он перевалился через порожек, как утопающий влезает в спасательную шлюпку, почувствовал мягкую кожу пассажирского сиденья и, рухнув в другой мир, потерял все силы. Осталось только свечение приборной доски, запах убежища и теплый воздух из кондиционера «мерседеса». Впереди, в проемах мелькающих дуг «дворников», он видел легковые автомобили и фуры, сгрудившиеся на дороге, усыпанной осколками стекла. Фары освещали задник неподвижного трейлера, который он видел полстолетия тому назад. Что-то висело на нем, как остатки рыбы в зубах хищника. В освещенном пространстве он ясно видел – это то, что осталось от такси, в котором он только что сидел. Влетев под задний бампер огромного трейлера, машина смялась почти до заднего окна, а крыша была вырвана и сейчас болталась, как крышка от консервной банки сардин. Он повернулся лицом к матери, не в силах произнести хоть слово. – Я думала, что слишком поздно, – тихо сказала она. – Я думала, ты уже погиб. 106 Когда издали донесся звук захлопнувшейся дверцы, Монти осталась наедине с молчаливыми котами, горящими свечами и языками пламени в камине. Чувствовала она себя как призрак на балу. Только вот никак не понять, где проходит бал, напомнила она себе. «Я чувствую, это начинается. Я должна идти к нему». Что начинается? И она отправилась по дому в поисках фотографии Коннора-ребенка или чего-нибудь, что помогло бы ей лучше понять Табиту Донахью. Во всех жилых помещениях, даже на огромной современной кухне, она встречала одно и то же – абстрактные картины и странные фигурки. Миновав альков, она вошла в кабинет, который был обставлен в стиле хай-тек. Она увидела на полках компьютерную аппаратуру вместе с лазерным принтером и монитором, а в центре комнаты – нечто напоминающее подсвеченный эпидиаскоп в металлической окантовке размером с кофейный столик. Вокруг него стояло четыре вращающихся стула. Сверху лежала карта, зажатая между двумя листами стекла, а прямо над ней, подвешенный на шелковой нити к крюку в потолке, неподвижно застыл кристалл кварца, конец которого был всего лишь в нескольких дюймах над стеклом. Маятник, поняла она. Должно быть, именно здесь мать Коннора и занималась ясновидением. Испытывая легкое чувство вины из-за того, что пустилась в эту прогулку, она все же продолжила осмотр. Открыв дверь в дальнем конце дома, она предположила, что попала в спальню хозяйки, главным предметом в которой была огромная двуспальная кровать под пологом. На столике у окна стояли две фотографии в рамках. На одной был изображен Коннор в день окончания учебы, в церемониальной шляпе и мантии. Другая, черно-белая свадебная фотография, где юная Табита Донахью стояла рядом с застенчивым мужчиной во фраке. Монти была разочарована, не обнаружив явного сходства с Коннором, и решила, что, унаследовав внешность матери, Коннор, конечно же, получил в наследство лучшее из набора генов своих родителей – если предположить, что рядом с Табитой стоит мистер Моллой. Она вздрогнула, когда, снова посмотрев на него, представила, как этот несчастный падает из окна одиннадцатого этажа и разбивается у ног Коннора. Иисусе! Выйдя из кабинета, она увидела узкий коридор с закрытой дверью в конце. Сказав себе, что на кону стоят их жизни и фактически она оказалась в руках совершенно незнакомого человека, она решила, что несет ответственность перед отцом, да и сама перед собой – делать то, что считает правильным. Монти открыла дверь. За ней стояла непроглядная темнота, и ее встретил мускусный запах помещения, которым редко пользуются. Пошарив рукой по стене, она нашла выключатель. В бумажном глобусе вспыхнуло слабое красноватое свечение, и она удивилась тому, что открылось ее глазам. Старомодные портьеры пурпурного бархата были плотно задернуты, а пол покрывал истертый персидский ковер. В центре стоял округлый стол и шесть антикварных кресел. На столе лежали несколько предметов, включая древний фолиант в полотняном переплете, маленькую стеклянную пирамидку и россыпь горных кристаллов. У противоположных стен друг против друга стояли два дивана, а набор стульев позволял предполагать, что комната была подготовлена для групповой встречи. Монти обратила внимание на набор сложной аудиоаппаратуры и полки с книгами. Здесь была застывшая в ожидании атмосфера, и Монти почувствовала, что ей не стоит здесь оставаться, но, прежде чем выйти, она решила пробежать взглядом по книжным полкам. На них стоял широкий набор книг по оккультизму и по теме нью-эйдж. Жизнь после смерти, пути получения информации оттуда, сила кристаллов, гримуары черной магии, чакры, лекарственные растения, телепатия, врачевание… Она зевнула, почувствовав прилив усталости, и вспомнила, что, если не считать зыбкой дремоты в самолете, практически не спала. Когда она повернулась, чтобы выйти из комнаты, ее внезапно пронзила острая боль. Ей показалось, что в голову от виска до виска вошел добела раскаленный стержень. Она в ужасе глотнула воздуха и согнулась. Боль усиливалась, и она потеряла ориентацию. Качнувшись, Монти сделала шаг вперед, наткнулась на стул и рухнула на пол. Боль усилилась, словно стержень еще и повернули. Она лежала, плотно смежив веки. – Коннор! – прошептала она. – Коннор, помоги мне, прошу тебя, помоги! Монти содрогнулась от приступа тошноты. Она открыла глаза, но комната плыла перед ней под каким-то диким углом. Когда она попыталась встать, ее повело в сторону, и она потеряла равновесие. Боль пульсировала под кожей лба, била в переносицу и одновременно в затылок, в основание шеи. Казалось, словно череп разламывают растущие в нем корни какого-то дерева, которые давят во все стороны, прорываются сквозь барабанные перепонки, сквозь глазные впадины, лезут из горла. Она слепла, глохла и задыхалась. Ее охватила паника. Она не могла дышать, хотя отчаянно старалась втянуть в себя воздух. – Кн…нр. Пжл…ст… пммг… – Теперь корни жадно всасывали в себя керосин вместо воды, и голова ее была заполнена удушливыми испарениями, от которых горели все нервные окончания. Затем они вспыхнули, и все содержимое ее черепа взорвалось, охваченное ревущим адским пламенем. – Коннор, Коннор, Коннор, Коннор! – непрерывно кричала она, не в силах справиться с невыносимой болью. Но даже в этом состоянии она слышала доносящиеся откуда-то глухие ритмичные удары. От окна. Они становились все громче, ритм – все стремительнее. Затем она услышала голоса, смех. Перебарывая боль и встающий дыбом пол, она подползла к окну, раздвинула портьеры и выглянула. Снаружи стоял доктор Кроу и, прижимая лицо к стеклу, вглядывался внутрь. Он приказал ей открыть окно и присоединиться к нему. Полная слепой паники, она попыталась отползти от него. Но могучая сила, которая подтащила Монти к нему, продолжала толкать ее – все ближе, ближе и ближе. Ее сопротивление слабело. Монти осознавала, что, когда она доберется до окна, боль прекратится. Доктор Кроу ей это обещал. Он там, в темноте, за прозрачной преградой, он проделал весь этот путь из Англии, чтобы помочь ей! – Мисс Баннерман, я могу прекратить эту вашу боль! Его лицо было полно мягкости и благородства, которого она в нем никогда раньше не замечала. Тело ее окунулось в теплоту, и боль стала ослабевать. Она с благодарностью посмотрела на него. – Верьте мне, Монти. Я могу прекратить боль. Скажите, что доверяете мне; вы должны выбраться из этого дома. Они хотят убить вас, принести в жертву. Вы должны бежать. Здесь вам угрожает серьезная опасность. По выражению его глаз она видела, что он говорит правду. Ей оставалось лишь удивляться, как раньше она могла не доверять ему. Он знал истину, он сам был истиной. И тут боль вернулась. Она была хуже, куда хуже. Из горла Монти вырвался мучительный крик. Теперь голова была полна голодных муравьев, которые вгрызались в мозги; она прижала пальцы к ушам, чтобы остановить их. Но теперь они атаковали оптические нервы; подрагивая усиками, они грызли их и кусали тыльную сторону глазных яблок. Она попыталась закричать, но горло было забито ползущими муравьями. Слава богу, доктор Кроу продолжал стоять здесь, такой добрый, такой полный сочувствия – ее единственная надежда. – Слушай меня, Монти. Делай, как я тебе говорю. Она отчаянно закивала. – Твой отец умрет, если ты не сможешь спасти его. Он испытывает такую же боль, как и ты; только ты можешь освободить его от этих болей. Ты готова? Да, да. Она готова. – Влезь на стол, Монти. Плача от боли, она медленно, по очереди переставляя ноги, влезла на стул, а потом и на стол; она чувствовала, как стол качается под ее весом и как висящий на шнуре бумажный абажур ударил ее по лицу. – А теперь поднимись! – приказал Кроу. Монти медленно выпрямила одно колено, а потом другое. Боль пронзила тело. Муравьи копошились глубоко в глазных яблоках, и она понимала, что видеть ей осталось всего несколько секунд. – Вставай! Держись за шнур, пусть он возьмет на себя твой вес! Придерживаясь одной рукой, она сделала левой ногой шаг по столу. Ее качнуло, повело в сторону, но, вцепившись в шнур, она как-то смогла остаться на ногах. Стол опасно накренился, чуть не сбросив ее, но, чувствуя спокойное влияние доктора Кроу, она сохранила равновесие. – Хорошая девочка, ты все сделала отлично, и я горжусь тобой. Все мы очень гордимся тобой и очень любим. Боль стихла, но лишь чуть-чуть. Доктор Кроу сделал ее терпимее, и она понимала, что если он облегчил ее положение, то облегчит его и для отца. – А теперь, Монти… – улыбнулся он. – А теперь возьми шнур и три раза обмотай его вокруг шеи. Полная глубокого и неколебимого доверия, она посмотрела в лицо доктора Кроу, которое виднелось в проеме портьер, и сделала, как он сказал ей. |