Алхимик. Питер ДжеймсАлхимик Peter James
 Скачать 2.97 Mb.
|
|
107 Израиль. 31 июля 1985 года Вертолет без помех поднялся с высокого каменистого плато, повисел в воздухе, опустил нос и затарахтел над чашей Мертвого моря по направлению к ярко-красному шару заходящего солнца. В то же самое время две фигуры в черных галабеях быстро, как насекомые, выбрались из расщелины в скале, торопливо скатали две флуоресцентные ленты, которые образовывали посадочный знак, и, опасливо озираясь, вернулись обратно в скалы. Час спустя на дне расщелины, которая на полмили рассекала скальный массив, являя миру все внутренности горы, четверо часовых, охраняющих Священную Могилу Сатаны, безмолвно застыли на краю естественного водоема, напоминающего небольшую лагуну. Считалось, что ее глубина составляет три мили, и свинцово-серая поверхность вздымалась брызгами, потому что об нее с громовым грохотом разбивалась струя воды, отвесно падавшая с высоты двести футов на мель в северной точке водоема. Между водопадом и скальной стеной на Камне Очищения неподвижно стоял Теутус. Промокший от водяной пыли, он стоял с закрытыми глазами, повторяя заклятие очищения, которое с давних пор знал наизусть. Когда он закончил, вышли стражники в их черных галабеях с капюшонами, безмолвно осушили его нагое тело чистыми льняными полотенцами и провели Теутуса через пустоту в скале по проходу, который заканчивался маленькой впадиной; она представляла собой камеру, освещенную единственной сальной свечой. Это помещение было совершенно пустым, если не считать ряда из семи серебряных кадильниц, которые на цепочках свисали с крюков. Кроме них, здесь была приподнятая плита на полу, семи футов в длину и двух – в ширину. Вырезанную из чистого малахита, ее столетиями еженедельно полировали, пока она не обрела тускло-зеленое сияние. После своих занятий Теутус знал, что это Алтарь Помазания, второй этап очищения. Был и третий этап, который его беспокоил, потому что подходило его время. Он готовился к нему тридцать лет. Он занял положение спиной к алтарю и начал повторять про себя Ключи к Помазанию; стражники, чье безмолвие никогда не нарушалось, начали Помазание Сосудами Семи Планет. Один из них взял первую кадильницу, серебряный шар с отверстиями, как и остальные украденный много лет назад из Ватикана и оскверненный менструальной кровью, семенем, мочой и калом. В нем содержался аромат шафрана, соответствующий Солнцу, смешанный с измельченными мозгами орла. Покачивая кадильницей из стороны в сторону, стражник обошел вокруг Теутуса полный круг, брызгая пахучими каплями на его обнаженную плоть. Когда он кончил, второй стражник повторил процедуру, а за ним последовали третий и четвертый… Следующая кадильница содержала духи, сделанные из семян белого мака, посвященные Луне, они были смешаны с менструальной кровью. В третьей были духи из семян черного мака, смешанные с мозгами кошки и кровью, выжатой из летучей мыши, – они соответствовали Сатурну. Четвертая была посвящена Юпитеру, пятая Марсу, шестая Венере, а седьмая – Меркурию. Тот же самый ритуал был повторен с каждой из кадильниц. Затем прикосновениями рук стражники дали понять, что можно встать. Двое впереди и двое сзади того, кто прошел обряд помазания, преодолели лабиринт коридоров, в которых кое-где горели случайные свечи, и, наконец, через Великую Арку вошли в храм Вечного Пламени Сатаны. Теутус был восхищен и изумлен этим священным пространством, в которое он вошел первый раз в жизни. Его пять сторон, сложенные из естественных отполированных скальных образований, величественно, как стены готического храма, вздымались к верхнему плато. Каждая стена была украшена изысканной и красивой резьбой, изображавшей каббалистические знаки и символы, но над их головами не было выгнутых сводов кафедрального собора, а только небольшая пентаграмма, в проеме которой виднелось стремительно темнеющее небо. Сорок два асессора стояли, прижавшись спинами к стенам и образовав собой полный круг. Молчаливые, как статуи, они были облачены в белоснежные льняные мантии, а их лица скрыты под золотыми масками, изображавшими разных зверей – по выбору хозяина. Мощное пламя природного газа вздымалось из отверстия в полу, которое было центром причудливо переплетающихся концентрических кругов, вырезанных на камне. Согласно легенде, пламя это было зажжено Самим Сатаной, что было Его последним действием перед тем, как Бог нанес Ему поражение. Только Сатана мог затушить его, и в тот день, когда это сделает, Он восстанет из пепла, чтобы обрушить на Бога всю мощь своей мести. В центре пламени лежал массивный гранитный тигель. Накипь, образовавшаяся на поверхности расплавленного золота, наполняла его до краев и кипела, как вулканическая лава. Между тем местом, где стоял Теутус, и пламенем располагалась наковальня и лежали куски гранита, которые были и тяжелым орудием кузнецов, и хрупким инструментом ювелиров. В ходе многих ритуалов, которые Теутус освоил за прошедшие тридцать лет, едва ли не главными были мастерство литейщика и искусство золотых дел мастера. Поскольку ему втолковали, что великому магу необходимо умение самому создавать свои сосуды скудельные и отливать для себя украшения, он овладел и тем и другим мастерством. Но сегодня он явился без своих драгоценностей и без своей короны. Нагим он вошел в храм, не взяв с собой ничего из старого мира, что могло бы оставить на нем пятно, уменьшить его мощь. Здесь, перед равными себе, из золота, кипящего в тигле, он откует себе новые украшения – новую корону, новые кольца и новый кулон. Это золото когда-то было сосудами и украшениями ушедшего Ипсиссимуса, предыдущего номинального главы, избранного сорока двумя асессорами, – восьмидесятисемилетнего банкира, который лежал в частной клинике в Швейцарии, медленно умирая от рака кости. Это было то же самое золото, которое почти две тысячи лет плавилось и переплавлялось велением каждого приходящего Ипсиссимуса, то самое золото, из которого когда-то были отлиты кубки и блюда, каковыми когда- то пользовался великий Обманщик Иисус Христос и его гнусные последователи. Эти кубки были найдены в пещерах Кумрана, где их спрятали после распятия на кресте. Едва только вступив во второй десяток лет, Теутус отказывался верить в существование того библейского Бога, из-за которого его детство стало сущим адом; не верил он и в Сатану как в некое высшее существо. Сегодняшнюю процедуру он считал простым дикарским обрядом племени мумбо-юмбо, что ни в коей мере не умаляло для него ценности данного обряда. И Бог и Сатана когда-то оба существовали, в чем он практически не сомневался, но оба они были простыми смертными, такими же реальными, как он сам, – ни больше ни меньше. Просто они были магами, шаманами, алхимиками, которым довелось понять, как следует себе на благо управлять энергиями Вселенной. Присущая им мощь была вне понимания смертных, но доступ к ней был тайной, которую делили между собой только сорок два асессора и их предшественники. Мощь эта заключалась в силе мысли, которая подчиняет себе материю. Способность управлять силой воли обеспечивала и харизму, и телепатию, и выход в астрал. Начало этой силы было положено тысячи лет назад. Эта мощь могла создавать богатства, политическое влияние и контроль. Она позволяла добиваться успехов во всех земных начинаниях. Она была величайшей силой, когда-либо известной человеку. Теутус не знал ни одной личности присутствующих здесь сорока двух молчаливых асессоров. Он знал лишь, что его искали и выбирали с великим тщанием, и в процессе этом было больше тайн и ритуалов, чем в выборе нового папы Ватиканом. Он догадывался, что все они обладают огромным влиянием на мировой сцене. Один был кардиналом из Ватикана, другой – выдающимся ученым, был среди них сенатор Соединенных Штатов. И член британского кабинета министров. Каждый был отобран из среды равных себе в результате поисков по всему миру – за способности к телепатии, за влияние в бизнесе, за политическое влияние и за безукоризненную внешнюю респектабельность. Все только через ментальный контроль. Вербальные связи запрещены. Все выясняется и решается только посредством телепатии. Они общаются в молчании и расстаются в молчании. Все они связаны одной общностью. Сила. Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю. И они выбрали своим лидером его – их новым Ипсиссимусом, их магистром магистров. Приглашение пришло непонятно откуда, из пустоты. Тем не менее оно не было полной неожиданностью. Они наблюдали за ним сорок лет. Он знал, что должно произойти, он получал сигналы. А теперь должен доказать, что достоин выбора. Если он добьется успеха, эта же группа соберется еще раз, на церемонию финальной инициации в Пещере демонов. Эта встреча будет иметь место через восемнадцать дней после смерти уходящего Ипсиссимуса. Теутус знал, что другое такое собрание не состоится, пока он сам не окажется на смертном одре. Оно пройдет здесь же, в недрах этой столовой горы, через двадцать, тридцать, сорок лет. К тому времени многие из тех, кто сейчас тут присутствует, тоже будут мертвы, и на их место придет молодая кровь, которую будут столь же тщательно отбирать, чтобы вручить им те же знания, те же тайны. Он прошел долгий путь, вспоминал Теутус, с того дня, как купил того первого кролика в лавке домашних животных в Хай-Барнете. Но перед ним все так же лежит дальняя дорога. Сегодня вечером состоится двенадцатое Испытание, и он должен выдержать его. А затем его ждет тринадцатое Испытание с его опасной тропой в Пещеру демонов. В прошлом были и другие, которые прошли так же далеко… и потерпели поражение; ходили слухи об ужасных унижениях и мучительной смерти. Но если он позволит этим страхам отвлечь себя, то это будет такой катастрофой, которую невозможно представить. Сила мысли выше материи. Они смотрят и ждут. Сила мысли выше материи. Полная, предельная концентрация. Он ходил босыми ногами по тлеющим углям. Но это было легко. Задержав дыхание, он провел под водой десять минут, с руками и ногами прикованными к камням, но и это было нетрудно. Ни один из всех этих ритуалов не труден, когда ты понимаешь тайну контроля. Сила мысли выше материи. Большинство человечества использует меньше двадцати процентов своих мозгов. Секрет кроется в остальных восьмидесяти процентах, и никто, кроме тех, кто собрался здесь, не мог найти ключ к ним. Жар опалил его с расстояния десять шагов, и едкий серный дым наполнил легкие. Он посмотрел на небо высоко над головой. Темнело, и уже высыпали первые звезды. Звезды управляют человеком, но мудрый человек управляет звездами. В отверстии высоко над ним появился край полной луны. Когда он увидит ее всю целиком, вот тогда и начнет. Закрыв глаза, он полностью очистил свой мозг и начал произносить единственные слова, которые были ему разрешены: – Слава Зороастру! – Затем он поднял голову к небу. – Слава Алнату! Аллотхаиму, Ахаомазону. – Он продолжал по очереди приветствовать все двадцать восемь домов Луны. Затем, остановившись, Теутус двинулся вперед, пока не оказался в нескольких дюймах от края огня, где громко объявил: – Я Альфа и Омега, я начало и конец, которые есть, которые были и которые будут Всемогуществом. Я Первый и Последний, кто был мертвым и живет, и жить я буду снова и снова; у меня ключи от смерти и врат ада. Он набрал в грудь воздуха, не обращая внимания на жар и дым, и напряг мышление, подчинив его одной, и только одной, мысли. Боли нет. Тут нет боли. Я не чувствую боли. Я холоден, как глубочайшие воды Вселенной. Я неуязвим ни для жары, ни для боли. Я высший хозяин своего тела и всех его элементов. И сейчас я готов использовать жар Вечного Пламени Сатаны, чтобы сжечь всю накипь на коже, но оставить в нетронутости саму кожу. Он наклонился вперед, не дав себе ни секунды промедления, и окунул обе руки до плеч в расплавленное золото в тигле. И оставил их там. Его мозг видел и чувствовал воду, и только воду. Огонь не может поджечь воду. Он считал. Тридцать секунд. Минута. Вода. Две минуты. Вода. Пять минут. Он стал чувствовать жар и силой мысли отшвырнул его. В голове у него пульсировал ход времени; но сейчас он отсчитывал секунды по часам Вселенной. Вода. Семь минут. Восемь. Девять. Десять. Он извлек руки и воздел их над тиглем. Расплавленное золото, подобно шарикам ртути, скатывалось с кожи обратно в тигель, и через несколько секунд его безволосые руки были совершенно чисты. На них не осталось никаких следов. Он сделал шаг назад. Не было ни аплодисментов, ни поздравлений. Он сделал именно то, чего от него ждали. Ни больше ни меньше. Главный асессор, в его маске Козла Мендеса, торжественно извлек священное клеймо, лежащее среди инструментов на наковальне, поместил его в пламя под тиглем и полную минуту продержал там. Вытащив, он поднял его высоко над головой – узкую полоску с каббалистическими знаками и символами, раскаленную докрасна. Теутус собрался. Асессор повернулся и, торжественно склонив голову, с силой прижал клеймо к правой руке Теутуса, в шести дюймах пониже плеча. На этот раз Теутус со всей силой почувствовал обжигающий укус ожога, но даже не моргнул. Он высоко держал голову, обоняя зловоние собственной обугленной плоти, и, с силой сконцентрировавшись, начал молча повторять самые трудные места следующего заклинания. 108 Лондон. Среда, 7 декабря 1994 года Перед ним была стена, покрытая мягкой серой бумагой в пупырышках. На белой полке стоял выключенный телевизор. Рядом на стене висела картина в раме, которая раздражала его, – какой-то детский рисунок подсолнечников в вазе. А вот имя художника ускользало от него. Каждый раз, как Баннерман пытался из глубин памяти вытащить это имя, он буквально сходил с ума. Какой-то импрессионист. Как Моне, Сезанн, Дега… словом, из этой команды. Имя вертелось на кончике языка, но никак не хотело с него соскакивать. Без уха. Этот парень был без уха, он его отрезал… Г… Г… Словно ему самому отрезали часть мозга. Он мог видеть, слышать, чувствовать, обонять – и больше ничего. Не мог шевельнуть ни единой мышцей. Он медленно опустил веки и для проверки снова поднял их. Никаких проблем. Но остальное тело было начисто изолировано от него. Он видел размытый силуэт трубок, которые тянулись из ноздрей, и догадался, что его кормят через нос. Что-то мешало ему во рту, а к левой руке была подсоединена капельница. Он слышал гудение и мягкое постукивание вентилятора. Легкий свет давал понять, что где-то справа от него должно быть окно, но он не мог повернуть голову, чтобы проверить. Там могла быть и простая электрическая лампочка. Он не имел представления, сколько сейчас времени, день или ночь, а также не представлял, где он сейчас находится. Пару раз кто-то заходил – высокий загорелый человек в деловом костюме, которого он знал, но не помнил, кто он такой. Он знал, что этот тип мог все еще находиться в комнате, но вне поля его зрения. Он видел, что простыня у него под носом вздымается и опадает в такт с поворотами вентилятора. Он понимал, что ему вставляли катетер, и чувствовал, что лежит на мягкой прокладке. Память была в сплошном тумане. Вот он в лаборатории, в своем старом здании – и вот он здесь. Он никак не мог припомнить, почему он не оказался в своей новой лаборатории в «Бендикс Шер». Может, это мозг откалывает такие шуточки? А что, если у него инсульт? Где Монти? Почему она не приходит навестить его? Да я же стал овощем, провалиться мне. Он снова уставился на картину. Г. Черт побери, что же это за парень? Он попытался как можно отчетливее вспомнить все, что с ним было. Два человека. Но дальше не пошло. Он продолжил рассматривать картину. Ван Гог. Да, Винсент Ван Гог! Внезапно он ощутил прилив восторга из-за этого своего маленького триумфа. Первый овощ, который знал историю искусства. 109 Среда, 7 декабря 1994 года Пластиковая оплетка шнура холодила кожу на шее Монти, но держал он хорошо, надежно, можно сказать, цепко; с его помощью Монти смогла утвердиться на шатком деревянном столе. – А теперь опусти руки, Монти, – сказал доктор Кроу. – Пусть они висят по бокам. Она секунду помедлила, но, увидев мягкость и заботу на его лице, почувствовав в глубине его сердца искренность, поняла, что может полностью доверять ему; если он сказал ей опустить руки, она спокойно может это сделать. Монти медленно опустила их. Когда она качнулась, шнур больно врезался ей в шею, но он же помог устоять, взяв на себя часть ее веса. Со шнуром она прекрасно себя чувствует, он удерживает ее от падения. Она в безопасности. В полной. Доктор Кроу – ее защитник, и вообще он прекрасный человек. – Отлично! – сказал он. – Очень хорошо! Все мы гордимся тобой, моя дорогая. – Доктор Кроу улыбнулся, и Монти почувствовала в себе восторженный трепет – как она счастлива, что смогла обрадовать его, что получила прощение за все те плохие мысли о нем в прошлом. Все это забыто, и между ними установилось новое взаимопонимание. Что там говорил Коннор? «Это было тогда, а это теперь». Что-то вроде этого. Теперь она поняла, что он имел в виду. – Стол тебе больше не нужен, Монти, он тебе мешает. Оттолкни его ногой, оттолкни сильнее! Она послушно уперлась в стол подметками. Тот начал раскачиваться. Доктор Кроу одобрительно улыбнулся. – Это правильно, – сказал он. – А теперь оттолкни его. Визг намертво схваченных тормозов, скользящих по асфальту. Фары моментально осветили салон «мерседеса» Табиты Донахью, а затем другую машину, которая, вращаясь вокруг своей оси, пролетела мимо них, словно выкинутая с трассы гонок. Раздался звук жуткого удара, за которым последовал страшный, продолжительный грохот, словно сотня бочек из- под бензина кувыркалась по мятому металлу. В эту свалку врезался грузовик и, проскочив ее, тут же взорвался огненным шаром. Непрерывно гудел одинокий клаксон. Шины вопили, как раненые животные. Все шоссе было запружено остановившимися машинами. Одна из них ударилась в разделительную полосу и перевернулась, другая пушечным ядром врезалась в нее, и из окна вылетел какой-то маленький сверток, может быть ребенок. Коннор видел, как с одной машины содранной кожей слетела крыша. В то же время издалека донесся слабый пронзительный звук, который рос и крепнул, становясь все громче. Сирена. Коннор смотрел сквозь ветровое стекло «мерседеса» матери, испытывая настойчивое желание выскочить и броситься помогать, но что-то удержало его на месте. Сигнал становился сильнее и отчетливее с каждой секундой. Монти. Еще одна машина врезалась в груду металла перед ними. Горели как минимум четыре машины. Он слышал крики и завывания сирен. Но все время было что-то еще. Монти. Беда. Этот сигнал продолжал расти. К обломкам бежали люди, пытавшиеся открыть заклинившие двери; какой-то мужчина в форме водителя автобуса поливал пенной струйкой из маленького огнетушителя огненный ад, бушевавший в перевернутой машине. Движение на другой полосе ползло со скоростью улитки, и люди в машинах, выворачивая шеи, глазели на происходящее. Монти. Сирены были уже близко. К месту происшествия подлетела полицейская машина. Но конечно же, массовые аварии так не возникают, во всяком случае так быстро. Может, это какая-то постановка, может, снимают фильм или аварийные службы репетируют сценарий на случай… Монти. Монти. Монти. Коннора внезапно скрутила судорога страха. Он увидел ее лицо. Шнур вокруг шеи. Увидел, как покачиваются в воздухе и дергаются ее ноги. Надо немедленно мчаться к ней. – Ма! Мама! – Он встряхнул мать, возвращая ее к жизни. Она показала на полностью забитую проезжую часть дороги впереди: – Нам никуда не деться. Изогнувшись, он посмотрел в заднее окно и убедился, что сзади ситуация ничуть не лучше. – Сдай назад – и гони по обочине… примерно в полумиле есть съезд с шоссе. – При этих словах он увидел огни машины «скорой помощи», которая по обочине пролетела мимо всех сгрудившихся машин. – Пожалуйста, – сказал он. – С Монти что-то случилось. Тревожная интонация его голоса подхлестнула Табиту. Она подождала, пока мимо пролетели мигающие огни, резко переключила на задний ход и вдавила педаль газа. Подпрыгнув, «мерседес» дернулся назад, и очередная машина «скорой помощи» еле увильнула от него, а они успели добраться до съезда. Коннор с трудом сдерживался, чтобы не запаниковать, и держал ключи от дома матери наготове, пока они не подрулили к крыльцу. Он выскочил из машины, кинулся к входным дверям, открыл их и влетел внутрь. – Монти! – завопил он. Мощный порыв ветра, едва ли не ураган, ворвавшийся непонятно откуда, унес звук его голоса и с такой силой вытолкнул его из дома, что Коннор упал на спину. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что чуть не разлетелась в щепки. Удивленный смутным ощущением какого-то чужого запаха в воздухе, он поймал взгляд матери, которая прошла мимо него к портику, открыла сумочку и стала что-то искать в ней. Через секунду она извлекла сложенный лист бумаги, который он много раз видел раньше, и развернула его. В своем черном бархатном пальто до пят она представляла собой величественную фигуру. Закрыв глаза, она стала еле слышно бормотать слова заклинания. Закончив, она толчком распахнула двери и вошла внутрь, готовая, если необходимо, остановить двери своим телом. Внутри дома с завыванием крутился вихрь, из которого вылетело маленькое стеклянное пресс-папье и, едва не размозжив ей голову, врезалось в окно «мерседеса». Порыв ветра взъерошил ей волосы так, что они встали дыбом, как водоросли в полосе прибоя, но, гневно сверкая глазами, она твердо стояла на месте. Коннор почувствовал, как порыв ветра добрался до корней и его волос, но он видел, что ветер не столь силен, как раньше. Подчиняясь приказам его матери, он стал спадать. Пригнув голову и морщась от гнусного запаха, он проложил себе путь в холл, пробиваясь сквозь воздух, плотный, как вода. До него доносилась какофония, которую издавали дребезжащие предметы обстановки и мебель. Все свечи исчезли. Картины внезапно сорвались со стен и полетели в Коннора. Он пригнулся и услышал, как они врезались во что-то за его спиной. – Монти! – заорал он. – Монти! Ветер, похоже, обрел новую силу. Он отбросил Коннора в сторону, и тот упал. Но мать нашла «глаз шторма» и твердо стояла в центре воздушного водоворота. – Вон! – низким глубоким голосом приказала она. – Я приказываю тебе покинуть этот дом прежде, чем я вышвырну тебя вон! Запах усилился – гниение прокисшего молока, разлагающейся плоти и экскрементов, вонь откровенного зла. Коннор поднялся и продолжил пробиваться вперед; двигался он медленно, словно в ночном кошмаре, когда пытаешься бежать, но ноги не слушаются. Господи, где же Монти, черт побери? Он снова и снова выкрикивал ее имя. И вдруг неожиданно нашел ее! Он совершенно ясно, без малейших сомнений, понял, где она. Рванувшись в сторону, он оказался перед той дверью, которую искал, схватил округлую ручку и резко повернул ее. Та осталась неподвижной. Коннор заколотил в двери. – Монти? Монти! – Отступив, он с разбегу плечом врезался в дверь. Она не шелохнулась. Он с силой врезал по ней и раз, и другой, почувствовав, что дверь дрогнула, но не поддалась. Еще раз! Задыхаясь от чувства паники, он еще раз вложил в удар плечом весь свой вес. Треснув, дверь приоткрылась, и он вломился в стоящий за ней сумрак. И лишь через несколько секунд осознал, что он тут не один. Петля, свисавшая с потолка, перехватывала шею Монти, голова ее склонилась набок под странным неестественным углом, а широко открытые глаза смотрели безжизненным взглядом. |