Алхимик. Питер ДжеймсАлхимик Peter James
Скачать 2.97 Mb.
|
74 Воскресенье, 27 ноября 1994 года Когда «БМВ» отъехал от гостиницы, в которой они остановились меньше часа назад, Монти сидела на месте пассажира. Коннор вел машину, следуя ее указаниям, и через пару миль они уже набирали скорость на почти пустынном шоссе М4. Утреннее сияние солнца уже поблекло, и небо затянулось мраморной пеленой облаков; еще несколько часов – и начнет смеркаться. Капли дождя застучали по ветровому стеклу. Примеряясь к движениям «дворников», Монти искала знак поворота и прикидывала, как ей убедить отца помочь им. Сколько она может рассказать ему? И, что более важно, не подвергнет ли она его физической опасности? Из-за Анны и других женщин в списке она должна действовать как можно быстрее. Одна из них должна была рожать в декабре; удастся ли спасти ее, если врач будет предупрежден о ситуации? Она подумала о Чарльзе Кингсли, который остался наедине с горем в своей прекрасной квартире, и о том ужасе, который через несколько недель обрушится на мужей других ни о чем не подозревающих женщин. Монти решила, что должна рассказать отцу все. Она должна поставить крест на той уверенности, которую внушила ему, что «Бендикс Шер» – самая лучшая компания; теперь он должен знать ее подлинную сущность. Несмотря на свое упрямство, он мудрый человек; может, он и придумает, как лучше действовать. Когда Монти пришла к такому выводу, она почувствовала себя чуть более спокойной. Дом Губерта Уэнтуорта располагался на тихой, непритязательной улочке окраины Слау. Стены домов были выложены мелкой коричневой галькой и украшены имитацией стропил времен Тюдоров. Строение, как и его владелец, производило впечатление запущенности и неухоженности. Монти взялась за дверной молоток и постучала, и как раз в этот момент дверь открылась. На пороге стоял Губерт Уэнтуорт. Она представила Коннора и Губерта друг другу. Уэнтуорт пожал протянутую руку и ответил на приветствие: – Как поживаете, мистер Моллой? Если не ошибаюсь, у вас балтиморский акцент? – Вы не ошиблись. Я просто поражен! Уэнтуорт пригласил их войти. Дом был маленьким и неухоженным, и Монти сморщила нос от запаха старых вещей, пыли и кошек. На стене висела керамическая плитка с рукописной надписью «Благословение этому дому». Все это напомнило ей визиты к бабушке в детском возрасте. Они прошли дальше, гостиная оказалась на удивление чистой и уютной. Всюду на столах и полках стояли фотографии в рамках. С первого взгляда Монти показалось, что на всех фото одна и та же женщина, и девушка сразу узнала ее по тем фотографиям, которые Губерт Уэнтуорт показывал ей в коттедже. Это была его покойная жена. Из-за обилия фотографий комната выглядела как усыпальница. Приглядевшись, Монти обратила внимание на серию фотографий, прослеживающих взросление маленькой девочки от младенца до молодой женщины. Ее она тоже узнала. Из хорошенькой малышки Сара Уэнтуорт, в замужестве Джонсон, превратилась в неброскую женщину. Ей не повезло – она унаследовала круглое, как блин, лицо отца, а не высокие скулы матери; игра генов, подумала Монти. Ее охватило острое чувство горечи. Она остановила взгляд на свадебной фотографии. Сара стояла на церковном дворе рядом со скромным молодым человеком с короткими черными волосами. Алан Джонсон. Тоже мертв. Покончил с собой. Если не считать Губерта Уэнтуорта, все, изображенные на фотографиях в этой комнате, были мертвы. Оставив их, хозяин дома пошел приготовить чай. Вскоре он появился с подносом, на котором стояли чайник, чашки, молочник и масляные пирожные. – Пирожные, – сказал он. – Мы всегда подавали их к чаю. Сара, моя дочь, всегда приносила мне вкусные пирожные, боюсь, куда лучше, чем эти. – Он стал разливать чай. – Вы сами растили Сару, мистер Уэнтуорт? – спросила Монти. – Да, сам. Франсуаза умерла, когда дочке было всего три года. Она была фотожурналистом, часто ездила во Вьетнам. – Он налил чаю себе и сел с напряженной улыбкой. – Понимаете, Франсуаза делала фотографии для «Пари матч» и… – Там она и погибла? – спросил Коннор. – На войне? Он кивнул: – Она была убита, а я – отравлен дефолиантом, который они называли «Оранжевым агентом». – Уэнтуорт помолчал. Его лицо напряглось, он продолжил: – Под выброс дефолианта попал целый журналистский корпус. По ошибке. Семьдесят процентов присутствовавших там репортеров сегодня скончались от рака. Мне приходится каждые полгода проходить обследование. Мне говорят, что моя судьба – это только вопрос времени. Монти сочувственно посмотрела на него, не зная, что сказать. – «Оранжевый агент»? – переспросил Коннор. – Да. Или другая химия, почти такая же, как «Оранжевый агент». Как напалм, который убил мою жену, эта химия была произведена на одном из заводов «Бендикс Шер» в Соединенных Штатах. Он нарушил молчание, наступившее за его словами, предложив пирожные. Монти их не хотела, но, чтобы не обидеть хозяина, взяла кусочек; Коннор же положил себе ломоть и стал с аппетитом его есть. – Может, с вами все и обойдется, – сказал он. – Эта химия не обязательно поражает всех и каждого. Уэнтуорт улыбнулся ему, но в этой улыбке чувствовался легкий след зависти – к молодости Коннора и его невинности, ко всей той жизни, которая лежит перед ним. – Время. Вот что самое ценное для меня. Время, которое у меня осталось. Я боюсь не смерти. Я боюсь оставить незавершенным дело. Я… я часто думаю… – Он вдруг остановился и начал снова: – Вы проделали большой путь, и я должен перейти к делу. Как хорошо, что вы позвонили. У меня есть то, что вы должны увидеть. Он поднялся и вышел из комнаты. Монти повернулась к Коннору и спросила, что он обо всем этом думает, но тот был глубоко погружен в свои мысли и не ответил ей. Уэнтуорт вернулся, держа в руках папку. Он посмотрел сначала на Коннора, потом на Монти, после чего, приняв решение, протянул папку Монти. Она открыла ее и прочла название первого документа: «Конфиденциальное расследование случаев смерти рожениц». Она подняла глаза, ожидая разъяснений. – Правительство, – сказал он. – Оно занялось расследованием всех случаев смертей при родах. Бланки отчетности должны были заполнять гинекологи, акушеры, анестезиологи и патологоанатомы. Документы отсылались региональному эксперту, а затем шли в центральный офис Министерства здравоохранения. – У Уэнтуорта был смущенный вид, но он не скрывал, что доволен собой. – Я получил данные на первых трех женщин, которые скончались после приема «Матернокса»… сведений о четвертой еще нет. И у меня есть алфавитный список женщин, которые за последние двенадцать месяцев в Британии умерли при родах… на тот случай, если у нас возникнет необходимость провести более широкое расследование. – Как вам удалось его получить? – спросил Коннор. Уэнтуорт неторопливо поднял указательный палец и, сдержанно улыбнувшись, коснулся им носа. – Когда всю жизнь работаешь в газете, обзаводишься кое-какими связями. Монти заметила в его голосе нотку гордости, которая, однако, мгновенно исчезла, как тень пролетевшей птицы. Она взялась за отчет патологоанатома о Саре Джонсон и просмотрела его. Бо́льшая часть была написана специфическим медицинским языком, но резюме было совершенно недвусмысленно: «…Предлагается сохранить жидкостные фракции организма и образцы тканей для дальнейшего анализа, дабы исключить любую возможность случайной связи между острым прыщевидным псориазом, вирусным менингитом и циклопизмом». Чувствуя прилив возбуждения, она обратилась к данным двух женщин. В каждом случае патологоанатом сделал одно и то же заключение. Ее возбуждение окрепло, и она показала комментарии врача Коннору. – Кто-то в Министерстве здравоохранения начнет искать связь, не так ли? – предположил он, наудачу листая досье. – Но им придется крепко поломать себе голову, чтобы установить связь с «Матерноксом». – Разве что с «Досье Медичи», – проговорила Монти sotto voce [25] , только для Коннора. – Пока еще, – сказал им Уэнтуорт, – ничего из этих материалов не привлекло внимания прессы. Я предполагал, что в статье о лекарствах против бесплодия сделаю многозначительный намек, но действовать тут надо очень осторожно: фармацевтическая индустрия болезненно относится к таким намекам и сразу же начинает сутяжничать. Коннор прищурился: – Пока я ничего не могу сделать. – Мистер Уэнтуорт, – сказала Монти, – я думаю, вы слышали, что после нашей с вами последней встречи нам удалось кое-что выяснить. – Да. Могу ли я из нашего краткого телефонного разговора сделать вывод, что у вас важные новости? – Излишне говорить, что записывать ничего нельзя. Монти рассказала о своем посещении мистера Кингсли, о чертежах здания Бендикс; затем Коннор свел воедино все данные, полученные от Чарли Роули, и содержание «Досье Медичи». – Боже милостивый! Это потрясающе. – Уэнтуорт был так разгневан, что у него тряслись руки. – Испытания… люди как морские свинки… меняется состав лекарства… – У него упал голос. Он повернулся к Коннору. – Вы думаете, вам понадобится две недели, чтобы идентифицировать эти ДНК? – Примерно так. – А у вас есть хоть какие-то гипотезы по этому поводу? Коннор задумался. – Ну, в ходе изучения, возможно, удастся установить какую-то связь с псориазом. Все четыре скончавшиеся женщины, включая и вашу дочь, страдали от сыпи, которая очень походила на острый прыщевидный псориаз. – Он посмотрел на Монти. – Нам довелось узнать, что несколько лет назад «Бендикс Шер» экспериментировал на добровольцах из числа своих сотрудников и у некоторых из них развилась сыпь типа псориаза. Мы могли бы установить дополнительную связь, не исчезни досье с результатами важных исследований по генам псориаза, которые проводил доктор Баннерман. Коннор собрал пальцем с тарелки крошки печенья и лизнул палец. – Все мы знаем, что у всемирного патента на «Матернокс» через три года кончается срок пользования. Если бы я отвечал за данный продукт, я попытался бы изменить его состав, чуть-чуть, еле заметно – но так, чтобы я смог снова запатентовать его. Если бы это оказалось невозможным, то я предпочел бы придать «Матерноксу» какую-нибудь дополнительную ценность, убеждая, что он куда лучше, чем любые его аналоги, дженерики, имеющиеся на открытом рынке. – Глядя на Уэнтуорта, он многозначительно вскинул брови, а собеседник кивнул в знак понимания. – В данный момент я почти убежден, что компания экспериментировала с кое-какими важными для нее компонентами, включенными в формулу «Матернокса». Может быть, «Матернокс-2» не только давал возможность забеременеть бесплодным женщинам, но и к тому же содержал какую-то формулу, созданную генной инженерией. Скажем, такую, которая еще на стадии зародыша на корню уничтожала ряд специфических болезней типа псориаза. – Он посмотрел на Уэнтуорта и Монти. У обоих был слегка ошеломленный вид. – Коннор, ты серьезно считаешь, что они занимались именно этим? – спросила Монти. – Конечно, такая возможность существует. Ты только подумай, каким потоком могут хлынуть деньги: мы гарантируем, что ваш ребенок никогда не заболеет такими детскими хворями, как свинка, ветряная оспа, корь. – А Медичи? – встрепенувшись, напомнил Уэнтуорт, у которого слух оказался острее, чем предполагала Монти. – Что такое «Досье Медичи»? – Это кодовое название. – Неприятная семейка эти Медичи, – медленно кивнул пожилой человек. – Но необходима полная уверенность. С железными доказательствами. – Он было поднес ко рту свою чашку и брезгливо поставил ее обратно. – Чай совершенно холодный. Остыл, – смущенно сказал он, глядя куда-то вниз. Когда он снова поднял взгляд, глаза его были полны слез. – Вы должны простить меня. Я… я не знаю, чего я ждал… но только не этого. Я не предполагал такого размаха. – Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. – Моя дочь. Это они с ней и сделали. Проводили эксперименты на моей Саре. – Он снова открыл глаза и уставился на Монти и Коннора с таким видом, словно старался припомнить, кто они такие. – Это слишком серьезно для моей газеты. Они не могут позволить себе риск судебного процесса с такой фирмой, как «Бендикс Шер». – Он вытащил из кармана большой синий носовой платок и высморкался. – Я уже переговорил на Флит-стрит. – Он поднял руку, чтобы успокоить собеседников, на лицах которых появилось выражение тревоги. – Не волнуйтесь; я всего лишь запустил пробный шар. Лишь когда мы будем готовы, вот тогда и выдадим первополосную сенсацию. Если сможем все доказать. Коннор серьезно уставился на него: – Если мы доверим вам дискету с копией наших материалов и спрячем у вас две капсулы «Матернокса», можете ли вы дать нам слово, что до нашего сигнала они будут лежать в сейфе в вашем здании? – У вас будет больше чем просто мое слово, мистер Моллой. Я не смогу промолвить хоть слово об этой истории, пока не получу письменные распоряжения от вас, и я думаю, что редактору на Флит-стрит потребуются еще доказательства. – Я склонен думать, что письменное свидетельство доктора Баннермана о содержимом данных капсул будет иметь определенный вес, – сказал Коннор. – И очень большой, – согласился Уэнтуорт. – Здесь, в Англии, я оставлю в юридической фирме письменное показание под присягой, – продолжил Коннор. – Парня зовут Боб Сторер из «Харботтл и Льюис»; я уже послал ему заказной почтой копию дискеты с «Досье Медичи» и должен дать ему указание – если со мной что-то случится, он свяжется с вами и вы получите доступ к информации. В душе Монти ликовала, последние слова Коннора говорили о том, что Коннор наконец решительно поднял флаг на мачту и приколотил его. Теперь-то она знала, на чьей он стороне. Через несколько минут Коннор и Монти покинули дом Уэнтуорта. Хозяин дома, получив дискету и две капсулы «Матернокса», заверил, что в издательском сейфе они будут в полной безопасности. За дверью их встретили сгустившиеся сумерки, и, когда они двинулись по тротуару, Коннор на мгновение замедлил шаги и, похоже, напрягся. Он открыл дверцу «БМВ» со стороны пассажира, придержал ее для Монти и еле слышно сказал: – Не оглядывайся. Просто быстро садись в машину. За нами следят. 75 – Сиди и смотри прямо перед собой, – сказал Коннор, отъезжая от дома Уэнтуорта и мягко набирая скорость. Монти застыла на месте и лишь иногда поглядывала в боковое зеркало. Она не видела, чтобы за ними кто-то держался. Коннор доехал до конца улицы, повернул налево, еще раз налево и двинулся по длинной улице частных особнячков. В конце ее он сделал один за другим еще два поворота, которые снова вывели их на улицу, где жил Уэнтуорт, но теперь в паре сотен ярдов от его дома. В дальнем конце ее задние габаритные огни исчезли в том самом направлении, куда они свернули не более минуты назад. Коннор ехал по улице, обсаженной деревьями, рассматривая ряды машин, стоящих по обе стороны ее, как вдруг остановился ярдах в пятидесяти от дома журналиста. Он показал на проем, достаточно большой для одинокой машины: – Видишь? – Да, – сказала Монти. – Когда мы приехали, все выглядело точно так же, но, когда выходили, тут стоял серый «форд» с водителем за рулем. А теперь снова пусто. Совпадение? – Ты заметил, за нами кто-то следил, когда мы ехали сюда? – Мы были совершенно одни… я очень внимательно смотрел за дорогой. – Он бросил взгляд на дом Уэнтуорта, посмотрел в свое зеркало и нахмурился. – Как ты думаешь, может, его телефон прослушивался? – предположила она. – И таким образом они… или кто там был в машине… узнали, где мы находимся? – Мне кажется, это как-то бессмысленно… если они знали, что мы здесь, чего ради приезжать сюда, а затем снова уезжать? – Может, они подслушивали нашу встречу при помощи аппаратуры в том самом «форде»? Коннор кивнул, и Монти в первый раз подумала, что заметила следы страха на его лице. Она стала лихорадочно припоминать, какие подробности они обсуждали и много ли из них поймет непосвященный человек, слушавший их. – Если нас в самом деле слушали, то можно считать, мы проиграли, не так ли? Коннор снялся с места: – Давай надеяться, что ничего подобного не было, но для нашей же собственной безопасности будем предполагать самое худшее. – Он внимательно рассматривал дорогу впереди. – И теперь нам надо быстрее уезжать, как можно быстрее. – Сегодня вечером папа в Глазго, у него встреча с группой ученых; завтра утром он первым же челноком прилетает в Лондон. Я встречусь с ним за ланчем, и мы поговорим. – Хочешь, чтобы я пришел с тобой? Она припомнила, как в четверг вечером за ужином отец оценил Коннора. – Я думаю, будет лучше, если я сама введу его в курс дела, – решительно ответила она. Затем Монти вынула из сумочки записанный домашний адрес Уинстона Смита в Уайтчепеле и вложила его в ежедневник Коннора. – Как, по-твоему, он отреагирует? – спросил Коннор. – Не думаю, что встреча пройдет так уж легко, – предположила она. Я не могу все разом вывалить ему на голову… придется выкладывать по кусочкам. Коннор возвращался к главной дороге. – У меня создалось впечатление, что ему не очень нравится «Бендикс Шер», но заставить его как-то выступить против фирмы будет безумно трудно. – Да, я согласна, что именно так он и отреагирует, но я должна убедиться, что он понимает, в чем кроется опасность. К тому кварталу Ист-Энда, где жил Уинстон Смит, они добрались уже в темноте. Дом представлял собой уродливое муниципальное строение, увешанное металлическими пожарными лестницами и навесными переходами. Коннор поставил машину на улице, и Монти вылезла из нее. Облокотившись на капот, она улыбнулась: – Позаботься, чтобы никто не украл колеса, пока ты ждешь меня. Коннор с сомнением смерил взглядом какую-то разбитую рухлядь на другой стороне улицы и кивнул. Монти с легким содроганием осмотрела убогую Олбани-стрит: грязные стены домов осыпались, с веревок тут и там свисало белье, на фасаде нижнего этажа намалеваны свастики. Из окна над ее головой доносились ритмы рэпа. Монти проглядела список номеров квартир на стене. Двадцать седьмая располагалась на втором этаже. Засунув руки в карманы куртки, Монти поднялась по подрагивающим металлическим ступеням и двинулась по коридору, заваленному банками и черными мешками с мусором. Все двери были одинаковы – с большими стеклянными панелями в морозных разводах, с облупившейся синей краской. Она остановилась перед номером 27 и, внезапно почувствовав внутреннее стеснение, постучала. Дверь дрогнула и приоткрылась. На пороге, опираясь на костыли, стояла черная женщина сорока с лишним лет; в шерстяном свитере и джинсах она выглядела болезненно худой и изможденной. – Простите за беспокойство. Уинстон Смит дома? – спросила Монти. Прежде чем ответить, женщина смерила Монти взглядом: – Он в больнице. – Мне очень жаль. Я этого не знала. – В пятницу вечером беднягу опять прихватило. – Я… я работала с ним. И… мне бы хотелось поговорить с Уинстоном. Я понятия не имела… Глаза женщины превратились в две узкие щели, как прорези в шлеме. Монти потеряла присутствие духа. – Работали с ним? – спросила женщина. – В «Бендикс Шер». – Монти окончательно поняла, что все потеряно, и попыталась, чтобы хотя бы голос звучал спокойно и дружелюбно. – А в какой он больнице? Щелочки глаз чуть расширились. – В клинике. В той, куда его всегда отвозят. – Тон женщины давал понять, что, если Монти в самом деле работает с ним, уж это-то она должна была знать. – Клиника от «Бендикса»? – «Хаммерсмит». – Да, точно, «Хаммерсмит». – Она заставила себя задать следующий вопрос: – А как он… как он себя чувствует? Казалось, стоящая перед ней женщина прикидывала, может ли она доверять гостье. – У него снова началась сыпь. И сильные боли. – Она смерила Монти взглядом и неожиданно спросила: – А не дочь ли вы того ученого? – Простите, – сказала Монти. – Я не представилась. Да, я Монтана Баннерман. Женщина бесстрастно кивнула: – Вы говорили с моим мужем о книгах. Он был вам очень благодарен за это. Но вы его напугали. Он рассказал мне, что вы задавали вопросы. И теперь он обеспокоен, что рассказал вам слишком много. Монти улыбнулась женщине: – Хотите поговорить со мной об этом? Миссис Смит отрицательно покачала головой. Ее взгляд скользнул мимо Монти, словно она была испугана, не слушает ли их разговор кто-то еще. Монти снова улыбнулась: – Мне просто было интересно узнать чуть побольше о компании. «Бендикс Шер» – очень закрытое учреждение. У меня появилось ощущение, что мистер Смит в самом деле может мне что-то рассказать. И я хотела заверить его, что он может доверять мне. – Монти чувствовала себя неловко, поскольку ей приходилось стоять на пороге и говорить приглушенным голосом. – Могу я зайти на минутку и все вам объяснить? Я искренне хочу помочь вашему мужу. Лицо миссис Смит исказилось от страха. – Простите, нет… простите. Мы болеем, и компания хорошо относится к нам, дает бесплатные лекарства. У Уинстона всегда отдельная палата. Пожалуйста, оставьте его в покое. – Вы тоже принимали участие в проверках лекарств для компании, миссис Смит? – «Бендикс» всегда очень хорошо относился к нам, и ничего больше я говорить не хочу. Спасибо, что пришли. Спасибо за заботу о здоровье моего мужа. Я расскажу ему, что вы заходили. Она сделала шаг назад, а Монти осталось лишь медленно двинуться к машине. Клиника представляла собой высокое восьмиэтажное здание с окнами дымчатого стекла, которое стояло к западу от эстакады. Она была очень удобно расположена по отношению к Хитроу и привлекала богатых клиентов из Азии и с Ближнего Востока, которые могли себе позволить полеты на реактивных лайнерах ради косметической хирургии, абортов, лечения бесплодия, изменения пола и, самое последнее, для генетического сканирования. «Хаммерсмит-Бендикс», как ее принято было называть, считалась в медицинских кругах одной из самых роскошных и современных частных больниц в Британии, и среди работающих в ней врачей называлось немало знаменитых имен. И Монти испытала не просто легкое любопытство, когда узнала, что компания предоставляет услуги такого заведения для лечения обыкновенного охранника. Пусть даже сэр Нейл Рорке публично заявлял о самом внимательном отношении к сотрудникам, но когда Уинстона Смита помещают в палату стоимостью четыреста фунтов за ночь… это смахивало на замазывание чувства вины. Или какого-то дурного поступка. Они снова решили, что Коннор будет ждать в машине, а она зайдет внутрь. Автоматические двери мягко разошлись по сторонам, и створки с шипением сомкнулись за ее спиной. Три слоя стеклянных перегородок надежно приглушили грохот лондонского движения, а легкий цветочный запах напомнил атмосферу в здании Бендикс. Ковер был мягкий и пушистый, с вытканными на нем геометрическими логотипами «БШ», стены и потолок были выложены сосновыми панелями, а в правом коридоре располагался магазин элегантных подарков и цветочный бутик. Важным фактором философии компании было хорошее самочувствие. Она исходила из того, что у пациентов должно возникать чувство, будто они прибыли в эксклюзивный сельский отель, а не больницу. Строго говоря, тут никогда не употреблялось слово «пациент»; всех называли гостями. Монти подошла к стойке приемной и с предельной небрежностью спросила, в какой комнате находится Уинстон Смит. Платиновая блондинка тридцати с небольшим лет была облачена в строгий костюмчик в серую полоску. Блеснув фирменной улыбкой компании, она прикоснулась к паре клавиш своего компьютера. Улыбка понемногу начала сползать с ее лица. – Могу ли я узнать ваше имя? – спросила она. Этот неожиданный вопрос смутил Монти. – Фамилию и инициалы. – В добавление к ее сходству с автоматом, у секретарши был такой интенсивно васильковый цвет глаз, который могли дать только линзы. Она напомнила Монти одного из персонажей фильма «Степфордские жены». Монти принялась лихорадочно соображать. – Гордон, – взяла она фамилию из воздуха. – Миссис Линдси Гордон. – И будьте любезны ваш адрес, миссис Гордон? – Вам не кажется, что это как-то странно? – спросила Монти. – Это всего лишь формальность, предписанная службой безопасности, – с безукоризненной вежливостью объяснила молодая женщина. – Коуч-Хаус, Бернем-Бич-Лейн, Бернем, Бакс. – Почтовый индекс? Монти назвала индекс, который должен был соответствовать придуманному ею адресу. – И ваш номер телефона, будьте любезны? Монти почувствовала, что выражение лица может ее выдать. – Его нет в телефонной книге, – сказала она. – И я никому его не даю. Секретарша, ничего не ответив, ввела на экран какие-то данные, и следующие ее слова поразили Монти как громом: – Боюсь, что посещение мистера Смита не разрешено. Монти заметила, как изменилось отношение секретарши; теперь в нем явно чувствовалась уклончивость. – Когда его можно будет навестить? – Боюсь, что не могу предоставить вам такую информацию. Монти, одарив собеседницу теплой улыбкой, попыталась воззвать к лучшим качествам женской натуры: – Моя дорогая, я два часа сюда добиралась. Неужели нельзя просто повидаться с ним – хоть на пару минут? Взгляд секретарши был устремлен, казалось, в какую-то невидимую точку высоко над головой Монти. – Прошу прощения, посещение мистера Смита запрещено. Монти развела руки жестом отчаяния: – Можете ли вы сообщить мне хотя бы номер его комнаты, чтобы я могла прислать ему цветы? – Не беспокойтесь, миссис Гордон. Если вы назовете имя мистера Смита, мы уж позаботимся, чтобы цветы попали к нему. – Она кивнула в сторону холла. – Вы можете прямо на месте дать указание нашей цветочнице, и она займется вашим заказом. Теперь за контактными линзами просматривалась лишь полная пустота. Монти развернулась и мимо магазина подарков неторопливо зашагала к цветочной витрине. Она сознательно тянула время. Тут вошли два богато одетых азиата и направились к стойке. Довольная тем, что мисс Васильковые Глазки занялась ими, Монти метнулась в цветочный магазин и купила маленький букетик с витрины, шесть тюльпанов, которые, к ее удивлению, стоили пять фунтов. Держа его перед собой и поглядывая в сторону секретарши, которая продолжала заниматься азиатами, она подошла к лифтам. Когда Монти нажала кнопку вызова, створки раздвинулись почти мгновенно, она шагнула в кабину и прикинула, на какой этаж ехать сначала. Почему-то она выбрала шестой. Двери выпустили ее в широкий коридор с таким же, как в фойе, мягким ковровым покрытием. Только металлическая каталка с хирургическими инструментами и две промелькнувшие медсестры в халатиках выдавали, что тут больница, а не пятизвездочный отель. Она повернулась и пошла в ту сторону, где появились медсестры; она шла мимо дверей, на каждой из которых была карточка с именем. Одна была приоткрыта, и, проходя мимо, Монти замедлила шаги и заглянула в нее. Она увидела женщину с темными кругами под глазами, с пластырем на носу, которая, лежа в постели, смотрела телевизор. На следующей двери была надпись «А. Гупта». Далее – «Мисс Э. Кардерелли», «Д. Пател», «X. Уинтергартен». Уинстона Смита не было и следа. В конце коридора в нише располагалось что-то вроде уголка отдыха, где на столике стояло несколько телефонов, а на стене висела большая доска объявлений. Похоже, здесь дежурили сиделки. Монти присмотрелась, но две медсестры исчезли. Монти осторожно сделала шаг вперед, осмотрела сначала стол, а потом доску объявлений. Почти сразу же она увидела график: «Список гостей на 6-м и 7-м этажах». Нервничая, она бросила взгляд в коридор, после чего быстро пробежала список. «У. Смит. 712». Для надежности она еще раз проверила список и осторожно вернулась в коридор. Из двери перед ней вышла медсестра и двинулась к тому месту, от которого только что отошла Монти. Избегая встречного взгляда, она прошла мимо нее. Но когда они миновали друг друга, Монти услышала голос молодой женщины: – Чем могу помочь, мадам? Монти, покраснев, повернулась к ней. Медсестра была хорошенькой, как и весь медперсонал здесь, с открытым веснушчатым лицом. – Я… э-э-э… думаю, я попала не на тот этаж. Ведь это не седьмой? – Нет. – Она показала на лифты. – Вам на один этаж выше. Монти поблагодарила ее и через несколько секунд оказалась точно в такой же обстановке, что и внизу. Посмотрев на номера на дверях, чтобы сориентироваться, она повернула направо. 710… 711… 712. Она не без удивления заметила, что рамка для карточки с 712-м номером была пуста. Это была единственная дверь без фамилии. Она посмотрела в обе стороны коридора. Женщина-санитарка катила в ее сторону тележку с едой. Монти набрала в грудь воздуха, повернула ручку и толкнула дверь. Она оказалась закрытой. Для надежности она еще раз нажала на ручку, затем осторожно постучала и приникла ухом к двери. Постучала снова, на этот раз погромче. Мужской голос за спиной заставил ее вздрогнуть и оцепенеть. – Вы кого-то ищете? Развернувшись, Монти встретила холодный, враждебный взгляд. У нее возникло ощущение, что она уже где-то видела этого элегантного типа, но никак не могла вспомнить, где именно. На бирке с его именем было «Д-р Ф. Чарльз Зелигман». У него были темные вьющиеся волосы с нитями седины. Она перевела дыхание. Неожиданно страх уступил место гневу. – Да, я хотела бы повидаться со своим другом мистером Смитом. – Посетители к мистеру Смиту не разрешены. – Это частная больница, и ко всем ее гостям могут приходить посетители. У вас нет часов посещения. Этот мужчина рассматривал ее лицо, и Монти чувствовала, что он тоже пытается вспомнить, где же они раньше виделись. Внезапно он мягко улыбнулся: – Мистер Смит чувствует себя далеко не лучшим образом. Принимать гостей для него слишком утомительно; в данный момент мы можем разрешить посещения лишь ближайших родственников. Если хотите, можете оставить цветы и записку у палатной сестры. Она с удовольствием передаст и то и другое. Он дружелюбным жестом протянул руку и решительно увел Монти от палаты 712. |