Алхимик. Питер ДжеймсАлхимик Peter James
 Скачать 2.97 Mb.
|
|
61 Среда, 23 ноября 1994 года Билл Ганн сидел на одном из резных стульев черного дерева перед столом доктора Винсента Кроу. Он закинул ногу на ногу, чтобы лучше изучить круглую черную отметину на носке своих модных туфель, оставленную взбешенной Никки. Размерами она была с пулевую пробоину. Никки оставила ее как оценку его появления на три часа позже обещанного времени. Один резкий удар острым, как стилет, каблучком – и она удалилась в ночь. У него чертовски болела нога, а выражение лица исполнительного директора, который смотрел на него поверх стеклянных глаз лягушки из папье-маше, не сулило ничего хорошего. Их встреча раз за разом прерывалась тремя телефонными звонками, и они успели обменяться только общими словами. – Как вы ухитрились так топорно сработать, майор Ганн? Ведь ваши люди, конечно же, в состоянии справиться с замками и, не оставляя следов, проникнуть в изолированный дом, не имеющий защиты? – Да, сэр, без сомнения. Но их застигли врасплох – обычно она приезжает домой между без пятнадцати восемь и половиной девятого. А в этот раз по какой-то причине оказалась дома в половине седьмого. Моим людям пришлось ждать и когда уйдет ее домработница, и когда стемнеет… – Когда стемнеет? – ехидно переспросил Кроу. – Почему бы им не объявить о своем появлении военным оркестром и фейерверком? – Редкостное невезение, сэр. Ее раннее возвращение спутало все планы. – Ах, им спутало планы? Вот как? Вы представляете себе размер урона, если бы она выяснила источник этих действий, источник взлома? Ганн кивнул. – И может, вы будете настолько любезны, майор Ганн, что просветите меня – почему у вас вообще возникла потребность вламываться в дом мисс Баннерман? Ведь, предполагаю, вы могли раздобыть то, в чем нуждались, куда с меньшими усилиями и с меньшим риском? – Меня смущал разговор, который у нее состоялся с Силсом… мы смогли записать лишь часть его, – сказал Ганн. – Мы также знали, что у нее была встреча с этой Зандрой Уоллертон, журналисткой из «Темз-Уолли газетт», и я чувствовал, насколько важно установить, не достались ли ей кое-какие документы. В ее кабинете ничего не хранилось, по логике вещей следующим местом был дом… – Послушайте, майор. Доктор Баннерман играет важнейшую роль в нашей программе генетических исследований, а его дочь имеет для него неоценимое значение. Она в буквальном смысле слова управляет его жизнью, и она – единственный человек, которого он слушается. Если бы не ее влияние, мы никогда не убедили бы его присоединиться к нам. – Понимаю, сэр. – В мире больше нет никого с таким точным знанием вопросов генной терапии, которые нам нужны для «Медичи». Если мы потеряем его, то, значит, потеряем не меньше десятилетия на этом проекте. – Кроу вскинул брови. – Надеюсь, вы это понимаете? – Доктор Кроу, я не могу делать свою работу, если связан по рукам и ногам недостаточным бюджетом. Если бы я мог позволить себе усилить группу наблюдения, снабдить ее дополнительной аппаратурой, то мог бы как следует отследить действия мисс Баннерман и понять, что она изменила свой привычный образ действий. Моим людям пришлось работать с полной отдачей сил и не считаясь со временем. Кроу вскипел: – То есть вы хотите, чтобы сотрудников службы безопасности у нас было больше, чем ученых, исследователей и лаборантов, вместе взятых? – Все исследования в мире и гроша ломаного не стоят, если выяснится, что они идут на пользу нашим конкурентам, – возразил Ганн. Кроу принялся внимательно изучать свои ногти. – Я должен сказать вам, что совет очень недоволен безопасностью. – При всем моем уважении, может, вы сообщите совету, что безопасность очень недовольна им. – Насколько я понимаю, вы ничего не нашли в ее доме? – Ничего. Там было чисто. – Жучки поставили? Телефон прослушивали? Ганн помедлил. – Нет. Если мы решим, что она представляет собой проблему, сделать это будет достаточно просто. – Хорошо. Пока в самом деле не возникнет такая необходимость, ничего не делайте. Ясно? Я не хочу, чтобы она подвергалась ненужному риску. И я не хочу сталкиваться с вашими непроизвольными реакциями… такими как угрозы в адрес группы «Темз-Уолли газетт», что отзовете рекламу. – Кроу позволил себе кривую улыбку. – Это, конечно, не означает, что вы должны полностью снять наблюдение за этой женщиной. При всех ваших оплошностях, майор Ганн, меня часто поражала ваша интуиция. Ганн вернул ему такую же кривую усмешку. Он почувствовал себя чуть лучше и набрался храбрости: – Благодарю вас, сэр. – Любая, даже тщательно завуалированная, похвала от исполнительного директора была исключительно редкой. – У нас есть и другие потенциальные проблемы с «Матерноксом», о которых, я думаю, вам стоит побеспокоиться. Я собирался изложить их на завтрашнем заседании совета. – Да? – Потеплевшее было выражение начало сползать с лица Кроу. – Мы выяснили, что еще один сотрудник интересовался номерами серии «Матернокса». С лица Кроу схлынули последние остатки доброго расположения. – Кто? – Мистер Роули из группы патентов и соглашений. Я всегда чувствовал, что в нем кроется потенциальная угроза. Кроу сплел пальцы с такой силой, что костяшки побелели. – Но он же не имеет никакого отношения к «Матерноксу». – Я знаю. – Следующие несколько недель будут исключительно важны, особенно если возникнут дополнительные проблемы с «Матерноксом». Нам придется устранить его. Для этого от всех потребуется скрупулезный сбор сведений… даже там, где их менее всего ожидают увидеть. – Это относится и к дочери Баннермана, сэр? Кроу бросил на него страдальческий взгляд: – У вас есть доказательства, что она в чем-то замешана? – Пока нет, сэр. Но если я их раздобуду?.. Наступило долгое молчание. – Тогда нам придется рассмотреть их, – наконец сказал Кроу. В распоряжении Ганна имелась определенная информация, которую он пока не хотел выкладывать Кроу. Она может оказаться козырным тузом в рукаве, который умиротворит исполнительного директора в следующий раз, когда его положение пошатнется… или же она может оказаться пустым местом. Изучение данных о передвижениях машин сотрудников компании показывали, что в понедельник вечером «БМВ» Коннора Моллоя направился по некоему адресу в Беркшире, который впоследствии был опознан как коттедж Монтаны Баннерман, и не покидал его вплоть до 8:47 следующего утра. 62 Большой остров, Гавайи. Среда, 23 ноября 1994 года Пеле, богиня извержений, была разгневана. Гнев ее выразился в том, что из глубокого жерла Маунт-Килауэа она сделала котел кипящей лавы шириной две мили. Оттуда к небу вздымались клыки скал, опаленных пламенем, и шел удушливый серный запах. В чистом воздухе клубились ядовитые серые и черные облака дыма, которые затягивали солнце и горизонт, покрывая все вокруг разъедающей росой серной кислоты. Лава, температура которой превышала две тысячи градусов по Цельсию, текла потоком в милю шириной. Он спускался в океан, неутомимо пожирая все на своем пути, каждый день все дальше и дальше отодвигая Тихий океан и расширяя владения Пеле. Даже когда лава, теряя красное свечение, покрывалась блестящей ребристой серой коркой, температура падала незначительно. Вулкан был центром горячего участка Тихоокеанского огненного кольца, зажатым между Тихоокеанской, Индо-Австралийской, Евразийской и Северо-Американской плитами. Первым домом Пеле был один из маленьких островков – Ниихау, но богиня моря гоняла ее с острова на остров, уничтожая каждое ее обиталище. Наконец она оказалась на Маунт-Килауэа, где и обосновалась, сделав его своим домом. Англичанин наблюдал за знакомым, неизменно величественным зрелищем извержения из окна «лирджета», пока самолет заходил на посадку в аэропорту Кона. Его взгляд следил за густыми клубами дыма. Они были залиты ярким солнечным светом и под напором ветра изгибались и летели к густой растительности острова. На краю кипящего кратера, как хищная стрекоза, завис вертолет, и полдюжины еще ждали своей очереди занять его место; все были набиты туристами, каждый из которых заплатил по сто пятьдесят долларов за зрелище, которое будет помнить всю жизнь. Порой кое-кто платил куда дороже, чем намеревался. Всего несколько месяцев назад серная кислота проела рулевое управление одного из экскурсионных вертолетов, и тот с четырьмя туристами на борту спикировал в кипящую лаву. Пеле по-своему давала понять, что проголодалась. Англичанин давным-давно научился держать в узде свое воображение, тем не менее позволил себе роскошь представить, что чувствует человек, падающий в кипящую лаву. Сгорит ли он мгновенно, или же еще у него будет время почувствовать боль, закричать? В последний раз, когда он был здесь, кто-то рассказал ему, что, если сунуть конечность в кипящую лаву, она тут же превратится в шлак и сломается. Он не отличался брезгливостью, но эта картина заставила его передернуться. Худшую судьбу было трудно себе представить. В этот раз извержение длилось очень долго – началось оно четырнадцать месяцев назад и успокаиваться не собиралось. Это могло привлечь туристов на остров, но серная кислота, падающая непрерывным дождем, не лучшим образом воздействовала на растительность. Небольшие ее количества были несущественны, но столь обильные осадки могут оказывать долговременное вредное воздействие. А вулкан нельзя включать и выключать, как заводную игрушку. Так же как нельзя включать и выключать людей. Несколько часов спустя англичанин стоял на террасе «Ритц-Карлтон-отеля», рассеянно размышляя о чем-то, пока сопровождающий его гаваец разглагольствовал, полный желания доставить удовольствие важному иностранцу. Невысокий, смуглый и аккуратный, в легких полотняных туфлях, он напоминал англичанину хорька. Виной тому были главным образом его глаза – маленькие и карие, они непрестанно, будто не могли остановиться, сновали по сторонам, словно их обладатель боялся какой-то шайки. «Ты маленький хитрый ублюдок, – подумал англичанин. – Ты прокрутил какую-то мелкую аферу и нажился на нас, но меня это не волнует». Тон гавайца изменился. – Вас что-то беспокоит? – спросил он. – Беспокоит? – откликнулся англичанин. – Нет, меня ничто не беспокоит. – Он положил руку на плечо собеседника и дружески похлопал его. Под террасой колыхались кроны пальм, которые на фоне ночного неба выглядели черными картонными силуэтами. Вдруг они затрепетали под внезапным порывом крепнущего ветра, затрещали так, словно по их листьям били струи дождя. В ровном гуле разговоров в холле за их спинами наступила мгновенная пауза, и англичанин повернулся, скользнув взглядом по элегантной обстановке помещения. Люди группами стояли и сидели, расположившись на белых диванах в глубоких креслах. Американцы, японцы, гавайцы. Многие мужчины были в смокингах или черных костюмах, хотя кое-кто предпочитал яркие открытые гавайские рубашки. Женщины были в броских нарядах: некоторые в длинных платьях, другие в юбках с разрезами чуть ли не до пупка – но все переливались драгоценностями. Англичанин нахмурился, видя, как изменились все требования к одежде, какое тут смешение «дресс- кодов». За эти годы он много где бывал, в самых разных обществах со своими правилами приличия, и теперь представлял собой самый худший вид сноба, каким только может быть человек, так сказать, сделавший сам себя. Музицировал оркестр из восьми человек – симпатичные молодые люди в смокингах аккомпанировали певице-блондинке, отбеленной перекисью водорода, которой не мешало бы подтянуть подбородок, да и от лишнего жирка избавиться. Когда музыка смолкла, толпа танцоров снова оживилась, словно скопище лодок, застигнутых отливом. Полночь. Сегодня двадцатипятилетний юбилей со дня открытия курорта «Бендикс Хило» и производства. Оркестр грохнул «Доброе старое время», ибо решил, что сейчас для него самый подходящий момент. Сантименты. Англичанин понимал силу влияния простой и дешевой музыки. Да, люди – сентиментальные создания, их легко подловить на эмоциях, а их преданность дешево стоит. Теперь они стали запускать фейерверки, и в темноте между террасой и морем в небо из-за кустов и пальм взлетали ракеты. Блистающие каскады искр падали в океан. – Мы привыкли считать, что фейерверки отгоняют злых духов, – с неподдельной серьезностью сказал гаваец. – Вот как. – Англичанин кивнул. Он смотрел, как в небе, издавая загробные звуки, извивалась огненная змея. – Мой народ полон предрассудков, – сокрушенно вздохнул гаваец. – Он отгоняет злых духов и приносит дары богам. Воздух оставался теплым, несмотря на дующий с моря бриз – этот неизменный гавайский ветер, который так нравился англичанину. Предрассудки… дары богам… В первый раз за вечер его заинтересовали слова гавайца. – Обитатели этого острова проявляли вполне современное мышление, когда дело касалось бизнеса и их повседневной жизни. Они уже три десятилетия были американскими гражданами, но многие помнили, что происходят от язычников, и сохранили связь с теми, кто создал эти вулканические острова. Многие до сих пор считали их богов и богинь олицетворением конкретных сил: Лоно был богом плодородия, Кейн – создателем человека, Каналоа – богом моря, а Ку – богом войны. И, кроме того, существовала целая толпа богов поменьше и полубогов; самой страшной из них была Пеле – богиня огня и вулканов. «Пеле», – подумал он и сдержанно улыбнулся. Гаваец воспринял эту улыбку как согласие с его словами. Извержения Маунт-Килауэа вот уже девять лет то возникали, то прекращались. Он удивился, почему он раньше об этом не думал, почему понадобился разговор на террасе отеля с пьяным гавайским управляющим, чтобы эта мысль пришла ему в голову. За последние два с половиной десятилетия «Бендикс Шер» немало попользовался этим островом. «Тризактол», средство от ревматизма, извлекаемое из коры деревьев влажного леса. Богатейшие запасы его были именно на этом острове, но они сводили леса быстрее, чем те вырастали. «Кайводенокс», очиститель воды, экстрагировался из вулканической лавы. Затем – «Фендол-оптирвак», спасавший от слепоты, вызванной бациллами, кишащими в третьем мире. Этот процесс надо было как-то остановить, и он точно знал, как именно. Он подумал о вертолете «сикорски», который доставил его из аэропорта, и улыбнулся. Отлично. Две птицы одним камнем. Лучше, чем хорошо. Просто блистательно. Он посмотрел на официантку и попросил большую порцию «Чивас Регал» со льдом. Когда бокал оказался у него в руках, он позволил себе ради удовольствия снова подумать о страшных мучениях человеческой плоти, сгорающей в расплавленной лаве. Затем предложил тост гавайцу. – Сегодня вечером мы празднуем, – сказал он. – Выпьем за всех богов Гавайев. Гаваец поднял свой бокал с шампанским и расплылся в подобострастной улыбке. – За всех гавайских богов! – подхватил он. Англичанин, сделав глоток виски, почувствовал на языке освежающий холод ледяных кубиков. «Особенно за Пеле», – подумал он, улыбнувшись про себя. 63 Среда, 23 ноября 1994 года Монти заказала букет к похоронам Уолтера Хоггина, на которых им с отцом придется побывать в пятницу. Затем она обратила внимание на свою электронную почту: ящик был забит десятками вопросов от самых разных сотрудников группы патентов и соглашений. С некоторыми из них она встречалась, но большинство было ей незнакомо. Сейчас ей приходилось иметь дело как минимум с тридцатью разными людьми из этого отдела. Им всем были даны строгие инструкции обеспечить надежную патентную защиту работ отца в самых разных областях и в максимальном количестве стран; сделать это надо было как можно быстрее, и она уже тонула в потоке почты. Прогоняя по экрану список, она обратила внимание на какой-то технический вопрос от Коннора и улыбнулась. Прошлым вечером они договорились, что на работе будут вести между собой только строго деловые разговоры. Сегодня вечером она с ним снова увидится. Он пригласил ее на обед, но она объяснила, что ей необходимо заехать в коттедж покормить котов и переодеться. Коннор немедленно предложил составить ей компанию, и она не стала возражать, довольная, что не придется проводить вечер в одиночестве. Недавнее вторжение в дом продолжало беспокоить ее, но Монти сомневалась, что услышит какие-то новости от констебля Бренгвайна. Часы подсказали ей, что уже десять минут десятого. Она уже час занималась делами, а предстоял еще долгий день. «Господи, я же влюблена в тебя, Коннор Моллой», – подумала она. Стараясь отрешиться от всех лишних мыслей, она покончила с просмотром электронной почты и принялась аккуратно разбирать обычную почту. В ней она наткнулась на бюллетень, присланный женщиной-ученым, с которой она дружила вот уже несколько лет; когда-то Монти надеялась, что эта женщина в будущем станет спутницей ее отца, но он не проявил к ней интереса. Бюллетень содержал французскую публикацию о последовательности генов в опухолях лимфатической системы у крыс. Сверху была приколота записка от руки: «Подумала, что это может заинтересовать твоего па». Она продиктовала ответ с благодарностью и отложила публикацию на край стола. Следующим предметом внимания стал маленький конверт, надписанный неровным почерком: в некоторых словах буквы клонились назад, а в других – вперед. Ей не понадобился графолог, чтобы определить неврастению отправителя. Адрес читался следующим образом: «Мисс (как я думаю) Монтане (как штат в США) Баннерман. Империя „Бендикс Шер“. Юстон-роуд. Лондон». Монти вскрыла конверт и ошеломленно уставилась на письмо внутри. Дорогая ученица Сатаны! Генетическая наука – это работа Сатаны. Нас создал Бог. Ваши труды незаконно покушаются на нашего Господа Бога и запрещены в Библии. НА ТОТ СЛУЧАЙ, если Вы незнакомы с ней, ПРОЧИТАЙТЕ ВТОРОЗАКОНИЕ, ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, СТИХ 15–18: «Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил к вам Господь на Хориве из среды огня, дабы вы не развратились и не сделали себе изваяний, изображений какого-либо кумира, представляющих мужчину или женщину, изображения какого-либо скота, который на земле, изображения какой-либо птицы крылатой, которая летает под небесами, изображения какого-либо гада, ползающего по земле, изображения какой-либо рыбы, которая в водах ниже земли». Ни даты, ни адреса отправителя, ни подписи. Монти положила письмо в папку, за десять лет разбухшую от писем сумасшедших. В прошлом Лаборатория Баннермана пережила несколько нападений со стороны активистов Общества защиты прав животных, и полиция посоветовала сохранять все, что когда-нибудь может потребоваться как доказательство. Хотя, скорее всего, письмо было написано безобидным психом, Монти обеспокоилась больше, чем обычно. Ей уже приходилось сталкиваться с немалым количеством странных людей, и у многих были неколебимые убеждения. Генетика была волнующей темой. Она вспомнила и взломщика, и машину, которая вчера следила за ней, и задумалась – не связано ли с ними это письмо. Когда ей в следующий раз доведется говорить с констеблем Бренгвайном, она упомянет о нем. Пару лет назад ее отец в ходе генетического эксперимента, который он проводил в помещении для животных при их беркширской лаборатории (ныне оно не существует), случайно вывел помет кроликов-мутантов без глаз или без ушей. В силу совершенно идиотского стечения обстоятельств две ночи спустя во время рейда защитников животных они были захвачены, и снимки их фотографа украсили первые полосы нескольких газет. И еще несколько месяцев спустя сотрудники лаборатории получали угрожающие телефонные звонки. Она серьезно задумалась. Сомнительно, чтобы автор этого письма оказался и взломщиком. В таком случае он или она должны были бы писать на домашний почтовый ящик, а не сюда. Она решила, что человека, который вторгся к ней в дом, надо воспринимать, скорее всего, как взломщика или извращенца, который похищает женскую одежду. Но некоторые из групп защитников животных имели жутковатую репутацию. Повинуясь мгновенному импульсу, она вынула письмо из папки и сделала ксерокопию. Вернув оригинал на место, она сложила копию и сунула ее в сумочку. Заключительное совещание группы патентов и соглашений длилось весь день до самого вечера и завершилось наконец в десять минут восьмого. Коннор, заскочив к себе в кабинет, торопливо просмотрел досье, схватил пальто и заспешил к лифту. Когда он вышел на стоянку, ветер резанул его по лицу. Он холодный, как сам Вашингтон, подумал Коннор, роясь в карманах в поисках перчаток. Правую он нашел, а вот левая, к его удивлению, исчезла. – Вот черт… – Перчатки были подарком от старого друга, и пропажа огорчила его. Он вернулся в холл – может, уронил ее на пол – и подошел к охраннику. – Кто-нибудь передавал вам вот такую кожаную перчатку? – Коннор показал оставшуюся. Увы. Взяв выпить, они расположились за столиком в тихом уголке «Плуга», кабачка по соседству с Монти, и стали ждать появления стейков и жареной картошки. – Мне весь день тебя не хватало! – сказал он, гладя ее по руке. – Спасибо. – Открыв сумочку, она протянула ему копию того бредового письма. – Угадай, что пришло с утренней почтой. Может, тоже совпадение? Коннор читал медленно и внимательно. На мгновение выражение его лица омрачилось, но затем он выдавил улыбку: – Ну конечно, без сомнения, работа Сатаны. Да все генетики – скрытые сатанисты. – Он вернул ей письмо. – Всегда приятно услышать от быдла оценку блестящей новой теории смысла жизни. – У него был какой-то странный голос. – Я подумала, нет ли тут какой-нибудь связи со взломщиком? – Ох, да брось ты, вокруг всегда полно сумасшедших. – Он сменил тему: – У тебя была возможность спросить у своего приятеля охранника, куда пропали шесть этажей? – Его не было на месте. То ли отдежурил в ночную смену, то ли заболел. А ты говорил с Чарли Роули? – Сегодня он отбыл в Европейское патентное ведомство в Мюнхене; завтра должен вернуться. – Ты ему доверяешь? Коннор ухмыльнулся: – Он пьет и курит. В наши дни это уже кое-что! Барменша принесла столовые приборы и корзиночку с французской булкой. Коннор стал разворачивать порцию масла. – Сегодня мне было страшно, – призналась Монти. Увидев озабоченность на ее лице, он протянул через стол руку и погладил ее кисть. – Послушай, – сказал Коннор, – я не знаю, что происходит, но мы докопаемся до самого дна. – Он сжал ее пальцы. – Должно быть, в моих словах слишком много эмоций. – Нет. Было бы очень странно, если бы тебя не взволновало все, что с тобой происходило. – Он улыбнулся. – Послушай, как бы я себя ни чувствовал, есть строчки Роберта Фроста, которые я всегда повторяю. Он мой любимый поэт. – Прочитаешь их мне? – От людей избавиться невозможно – как от мух и постельных насекомых. Всегда кто-то выживет в трещинах и расщелинах – это мы. – Он выразительно вскинул брови. Монти рассмеялась и тоже сжала его руку, почувствовав, насколько она тверда и надежна. |