Соучастники преступления. диплом. Понятие и сущность соучастия в преступлении

• Название: Понятие и сущность соучастия в преступлении
• Анкор: Соучастники преступления
• Дата: 23.05.2023
• Размер: 148.71 Kb.
• Имя файла: диплом.docx
• Тип: Документы; #1153644
• страница: 8 из 11

3. СПЕЦИАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ ОТВЕТСТВЕННОСТИ СОУЧАСТНИКОВ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

3.1 Особенности квалификации действий исполнителя, организатора, пособника и подстрекателя при различных формах соучастия в преступлении

Разделение соучастия на формы преследует цель уголовно-правовой оценки преступления в целом, в то время как классификация соучастников по видам имеет иную задачу - оценку роли конкретного лица. Иными словами, форма соучастия показывает место конкретного преступления среди всех преступлений, предусмотренных Особенной частью УК (с точки зрения уровня общественной опасности), а вид соучастника - его место в рамках одного конкретного преступления (его персональный уровень опасности). Именно по этой причине в уголовном законе виды соучастников и формы соучастия выделены в самостоятельные нормы (ст. 33 и 35 УК РФ). Кроме того, понятие «виды соучастия» устоялось в научном обороте, смешение видов соучастников с видами соучастия породит терминологическую путаницу.

Наконец, еще один аргумент против отождествления видов соучастников с видами соучастия - отсутствие практической полезности. Подобная классификация не позволяет решить задачу разграничения групповых преступных образований друг от друга, поскольку с точки зрения видов соучастников формы соучастия практически не различаются. Каждой форме может быть свойственно наличие соучастников различных видов. Даже в группе лиц без предварительного сговора, где на первый взгляд участвуют только исполнители преступления (что следует из буквального толкования ч. 1 ст. 35 УК РФ), на самом деле одно и то же лицо может выполнять несколько функций, совмещать несколько ролей. В процессе совершения преступления нередко один из соисполнителей берет на себя руководящие (организаторские) функции и выполняет две роли одновременно - исполнителя и организатора, что не раз отмечалось в литературе [36, c. 80]. Таким образом, отождествление видов соучастников с формами соучастия лишено теоретического и практического смысла.

Уголовно-правовая оценка содеянного конкретным лицом зависит в первую очередь от формы соучастия, в которой совершено преступление. Проанализируем, каким образом форма соучастия оказывает влияние на квалификацию преступления. При соучастии с распределением ролей квалификация происходит по норме Особенной части УК со ссылкой на часть ст. 33 УК РФ, в которой предусмотрена выполненная лицом роль, если это роль организатора, подстрекателя или пособника. Содеянное исполнителем никогда не требует ссылки на ст. 33 УК РФ, даже в рамках первой формы соучастия.

Такой подход продиктован особенностями конструкции состава преступления, совершенного в соучастии. При квалификации содеянного исполнителем достаточно сослаться на норму Особенной части УК, поскольку исполнитель непосредственно выполняет деяние, описанное в диспозиции. Такие соучастники, как организатор, подстрекатель и пособник, играющие вспомогательные роли, не выполняют объективную сторону преступления, указанную в диспозиции статьи Особенной части УК РФ. Поэтому для обоснования их ответственности необходимо дополнительно ссылаться на конкретную часть ст. 33 УК РФ, где описываются объективные признаки состава совершенного ими преступления.

При совершении преступления в соучастии нередки случаи, когда одно и то же лицо выполняет несколько функций, присущих разным видам соучастников (совмещение функций соучастников), например одновременно выполняет роль подстрекателя и пособника в преступлении. Возникает вопрос - как квалифицировать такого рода преступное «совместительство»? Об одной из таких ситуаций упоминает законодатель. Согласно ч. 3 ст. 34 УК РФ, если организатор, подстрекатель или пособник приняли непосредственное участие в выполнении объективной стороны преступления, они признаются соисполнителями и их деяния квалифицируются только по соответствующей статье Особенной части УК РФ без ссылки на ч. 3, 4 или 5 ст. 33 УК РФ. Таким образом, соисполнительство поглощает все остальные функции соучастников. Однако факт того, что соисполнитель наряду с непосредственным совершением преступления выполнял роль его организатора, подстрекателя или пособника, будет влиять на оценку степени его фактического участия в преступлении и учитываться при назначении наказания.

Об оценке ситуаций, когда лицо совмещает функции сложных соучастников (организатора, подстрекателя и пособника), законодатель умолчал. Судебная практика в этом вопросе испытывает нестабильность, в одних случаях расценивая содеянное только как организацию совершения преступления, в других случаях квалифицируя каждую из выполненных соучастником ролей отдельно с одновременной ссылкой на ч. 3, 4 и 5 ст. 33 УК РФ.

Так, приговором Нижегородского областного суда содеянное А. квалифицировано, помимо прочего, по п. п. «ж», «з» ч. 2 ст. 105 УК как убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору и сопряженное с разбоем. Однако Судебная коллегия по уголовным делам ВС РФ приговор изменила, разъяснив, что, поскольку А. непосредственного участия в процессе лишения жизни не принимала, а лишь оказывала содействие исполнителю преступления (передала ему шпагат для удушения потерпевшей), содеянное ею не может быть квалифицировано как совершенное группой лиц по предварительному сговору, а подлежит квалификации как пособничество в совершении убийства, сопряженного с разбоем, по ч. 5 ст. 33, п. «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ [65].

Иными словами, преступление, совершенное в рамках «сложного соучастия», в приведенном примере было неверно оценено как совершенное в более опасной форме соучастия, что повлекло за собой неточную квалификацию.

В отдельных случаях «сложное соучастие» включается в норму статьи Особенной части УК в качестве конститутивного признака состава самостоятельного преступления. Данный прием юридической техники представляет собой юридическую фикцию, суть которой заключается в том, что действия лица, выполняющего вспомогательную роль, расцениваются как действия исполнителя, причем исполнителя, формально действующего вне рамок института соучастия в преступлении. Совместное (групповое) посягательство предписывается юридически оценивать как единолично совершенное преступление, в отрыве от института соучастия, что порой приводит к трудностям при квалификации.

Например, в ч. 1 ст. 291.1 «Посредничество во взяточничестве» УК предусмотрена ответственность за посредничество в даче и получении взятки: «Посредничество во взяточничестве, то есть непосредственная передача взятки по поручению взяткодателя или взяткополучателя либо иное способствование взяткодателю и (или) взяткополучателю в достижении либо реализации соглашения между ними о получении и даче взятки в значительном размере».

Согласно примечанию к ст. 290 УК значительный размер образует сумма, превышающая 25 тыс. руб. Таким образом, включение в УК данной нормы породило правовую неопределенность в вопросе о том, какой уголовно-правовой оценке подлежит деятельность посредника в случае, если сумма предмета взятки не превышает значительного размера.

Как представляется, решать данную проблему необходимо с помощью правил квалификации, применяемых при «сложном соучастии». Руководствуясь ч. 5 ст. 33 УК РФ.

В рассматриваемой ситуации происходит конкуренция общей и специальной норм о соучастии в преступлении. Общей нормой выступает ч. 5 ст. 33 и соответствующая часть либо ст. 290, либо ст. 291 УК РФ (пособничество в даче или получении взятки, в зависимости от того, по поручению какой стороны криминальной «сделки» действует посредник), а специальной нормой является посредничество во взяточничестве по ст. 291.1 УК РФ.

В силу ч. 3 ст. 17 УК РФ при конкуренции общей и специальной норм применяется специальная норма. Если же содеянное не подпадает под признаки специальной нормы, применению подлежит общая норма. Роль посредника, действовавшего от имени и в интересах взяткодателя, до включения в УК нормы ст. 291.1 квалифицировалась по ч. 5 ст. 33 и соответствующей части ст. 290 УК РФ как пособничество во взяточничестве. Думается, что и теперь аналогичное правило можно применить в ситуации, не охватываемой нормой ст. 291.1 УК РФ, т.е. при посредничестве во взяточничестве в незначительном размере.

В судебной практике встречаются случаи оценки рассматриваемого деяния как непреступного.

Приговором Одоевского районного суда Тульской области М. осужден за посредничество во взяточничестве за совершение заведомо незаконных действий путем перечисления денежных средств в размере 20 тыс. руб. на банковскую карту. В Постановлении по данному делу президиум Тульского областного суда отметил, что «согласно диспозиции ч. 1 ст. 291.1 УК уголовная ответственность за посредничество во взяточничестве наступает при условии, если размер взятки, получению или даче которой содействовал посредник, является значительным», и оправдал М. в связи с отсутствием в его действиях состава преступления [69].

Данная квалификация противоречит самой сущности взяточничества и соучастия в преступлении.

Таким образом, необходимо внести коррективы в сложившуюся практику применения норм о «сложном соучастии», в частности предлагаем дополнить п. 26 Постановления Пленума ВС РФ от 9 июля 2013 г. № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» следующим абзацем: «По смыслу закона если стоимость предмета взятки, переданного посредником, не составляет значительного размера, то при отсутствии квалифицирующих признаков преступления, предусмотренных ч. ч. 2 - 4 ст. 291.1 УК РФ, действия посредника подлежат квалификации как соучастие в даче или получении взятки по ч. 5 ст. 33 и ч. 1 ст. 290 либо ст. 291 УК РФ. В случае, если при отсутствии значительного размера предмета взятки в действиях посредника содержатся квалифицирующие признаки, предусмотренные ч. ч. 2 - 4 ст. 291.1 УК РФ, посредник несет уголовную ответственность по соответствующей части ст. 291.1 УК РФ».

При квалификации групповых форм соучастия ссылка на ст. 33 УК РФ не требуется, какую бы роль ни выполнял конкретный соучастник, поскольку члены соответствующих преступных образований или фактически являются соисполнителями, или юридически презюмируются таковыми. Верховный Суд РФ считает целесообразным квалифицировать действия всех членов организованных групп и преступных сообществ как действия исполнителей, без ссылки на ст. 33 УК РФ. К примеру, «в случае признания получения взятки... организованной группой действия всех ее членов, принимавших участие в подготовке и совершении этих преступлений, независимо от того, выполняли ли они функции исполнителя, организатора, подстрекателя или пособника, подлежат квалификации по соответствующей части статьи 290... УК РФ без ссылки на статью 33 УК РФ» [57]. Приведенное правило не следует из буквального толкования норм УК, оно было разработано и внедрено в практику высшей судебной инстанцией.

Как думается, рассматриваемая позиция ВС РФ продиктована представлением о том, что с учетом устойчивости и высокой степени совместности организованной группы и преступного сообщества любую выполняемую в них функцию необходимо приравнять к роли наиболее опасного, по мнению суда, вида соучастника - исполнителя преступления. Считая, что оценку лиц, играющих «вспомогательные роли», необходимо усилить до роли исполнителя, ВС РФ внедрил практику квалификации всех лиц, совершивших преступление в составе организованной группы либо преступного сообщества, как исполнителей преступления.

В большинстве случаев такой подход упрощает квалификацию. Иная ситуация складывается при совершении организованной группой преступления со специальным субъектом. Проблема возникает, если в группу входит лицо, не обладающее признаками специального субъекта, т.е. не наделенное особыми признаками, предусмотренными составом преступления (возраст, служебное положение, правомочия в отношении имущества и т.д.).

В коллизию вступают два правила: 1) квалификация всех участников организованной группы как соисполнителей; 2) общее правило квалификации соучастия в преступлениях со специальным субъектом.

Иначе говоря, квалификация действий участника организованной группы, не являющегося специальным субъектом преступления, сопряжена с ответом на проблемный вопрос: требуется ли при оценке его действий ссылаться на ст. 33 УК РФ, или же его необходимо расценивать как соисполнителя?

Ответ Пленума ВС РФ на данный вопрос разнится в зависимости от вида преступления, что подрывает единство судебной практики и обоснованно критикуется в литературе [16, c. 33].

К толкованию разъяснений высшей судебной инстанции следует подойти хронологически. В отношении присвоения или растраты, совершенной организованной группой, Пленум ВС РФ в Постановлении от 27 декабря 2007 г. № 51 разъяснил, что «в организованную группу могут входить лица, не обладающие полномочиями по распоряжению, управлению или пользованию вверенным имуществом, а также по его доставке либо хранению, которые заранее объединились для совершения одного или нескольких преступлений. При наличии к тому оснований они несут ответственность согласно части 4 статьи 34 УК РФ как организаторы, подстрекатели либо пособники присвоения».

В судебной практике процитированное положение понимается как допускающее квалификацию действий неспециального субъекта организованной группы со ссылкой на соответствующую часть ст. 33 УК РФ.

Неспециальные субъекты Н. и П., войдя в состав организованной группы со специальным субъектом Д., водителем-экспедитором, которому вверено имущество (седельный тягач с рефрижераторным полуприцепом и грузом), оказали последнему содействие в хищении, заблокировав работу радиопередатчика системы «Глонасс», установленного в тягаче. Действия Н. и П. квалифицированы судом по ч. 5 ст. 33, ч. 4 ст. 160 УК как пособничество в присвоении, т.е. хищении, чужого имущества, вверенного виновному, организованной группой, в особо крупном размере [76].

Между тем, такое понимание п. 23 Постановления № 51 устарело и не соответствует современной практике по нормам об иных преступлениях. В частности, давая толкование норме о легализации преступных доходов, в 2015 г. Пленум ВС РФ указал: «В организованную группу (п. «а» ч. 4 ст. 174.1 УК РФ), помимо одного или нескольких лиц, которыми в результате совершения преступления приобретены легализуемые денежные средства или иное имущество, могут входить лица, не обладающие признаками специального субъекта преступления, предусмотренного ст. 174.1 УК РФ. В случае признания совершения названного преступления организованной группой действия всех ее членов, принимавших участие в подготовке и совершении этого преступления, независимо от того, выполняли ли они функции исполнителя, организатора, подстрекателя или пособника, подлежат квалификации по п. «а» ч. 4 ст. 174.1 УК РФ без ссылки на ст. 33 УК РФ» [55].

Приведенное толкование более четко разъяснило позицию Верховного Суда РФ и недвусмысленно подчеркнуло необходимость квалифицировать действия неспециального субъекта организованной группы без ссылки на ст. 33 УК РФ [25, c. 117].

Для юридической характеристики единства соучастия законодатель использует термин «совместность», наиболее точно выражающий единство в поведении различных людей. Поскольку основные элементы и признаки преступления, в том числе его границы, обозначены в статьях Особенной части, постольку соучастники при наличии единства должны делать то, что указано в них (соучастники убийства - участвовать в лишении жизни, соучастники хищения - в изъятии и обращении имущества в свою пользу и т.п.).

Нельзя участвовать в преступлении, не находясь в месте его совершения. Но само нахождение в месте преступления еще не есть участие (мало ли кто может в силу обстоятельств оказаться в этом месте). Реальное участие предполагает вложение сил участника в общее дело. Следует отметить, что приложение сил не всегда может формально юридически соответствовать описанию преступления. Например, убийство есть лишение жизни. Однако участником убийства справедливо признается не только тот, кто наносит смертельный удар, но и тот, кто способствует этому, применяя насилие, поскольку он вносит свою лепту в насилие, приводящее к смерти. На этом же основании участником кражи признается лицо, стоящее на страже или помогающее обратить предмет хищения в распоряжение похитителя (переносом с места преступления, транспортом и т.п.). В то же время лицо, давшее совет, как эффективнее совершить кражу, но не находившееся на месте преступления и не включенное в процесс его совершения, не признается участником хищения, а рассматривается как пособник. К сожалению, по-видимому, из прагматических, а возможно, и психологических причин стояние на страже и ненасильственная помощь на месте совершения убийства (в отличие от хищения) не признаются на практике участием в нем, хотя их значение одинаково для обоих преступлений. Этот разнобой является следствием недостаточного осознания преступления и участия в нем как определенного процесса, протекающего в конкретное время и в конкретном месте, в который включены субъекты деяния.

Таким образом, основополагающие условия становления преступления, при которых мыслимо соучастие, в науке и правоприменении не соблюдаются последовательно. Деяние, образующее преступление, в ряде случаев понимается широко, а к конкретному преступлению относят не только то, что непосредственно предусмотрено в законе, но и любое содействие ему безотносительного к тому, где и в какой момент оно осуществлялось. В соответствии с этим соучастием объявляется не только само совершение преступления, но и его организация, склонение к этому преступлению и та или иная, нередко разово оказанная, помощь. Соответственно этому выделяются, как принято считать, роли соучастников: исполнитель, организатор, подстрекатель, пособник.

Данное требование распространяется и на предварительную преступную деятельность (приготовление и покушение). К ней нельзя относить действия, положенные в основу видов соучастников, поскольку последние не планируют участвовать непосредственно в самом преступлении, как это бывает при приготовлении и покушении. Не меняет положения признание неудавшегося соучастия неоконченным преступлением, так как при этом используется фикция, то есть условное отнесение его к предварительной преступной деятельности.

Не было бы проблемы в широкой трактовке соучастия, если бы было принципиальное понимание того, что помощь на месте совершения деяния, включенная в процесс его совершения, - это существенно иная помощь (в сравнении с разовым случайным содействием, оказанным в другом месте и в другое время), превращающая оказывающее ее лицо в реального участника происходящего события. Помощь же до начала процесса преступления (как и после) не может быть признана участием в нем.

Распространение соучастия на организацию преступления, подстрекательство и пособничество нельзя признать правильным, поскольку здесь игнорируется тот факт, что любое событие происходит в каком-то месте и в какое-то время, а указанные действия оторваны от основного преступления, хотя и имеют к нему определенное отношение. Уголовно-процессуальный закон, регулирующий порядок практического установления уголовно-правовых деяний, недаром требует от правоприменителя установления времени и места совершения преступления (п. 1 ч. 1 ст. 73 УПК РФ). В противном случае преступление превращается в безразмерное явление. Одно дело, когда содействие реализации объективной стороны деяния происходит в момент ее осуществления (например, преступник подает убийце оружие, дубинку, нож, шнур и т.п. в процессе лишения жизни на месте преступления): налицо все основания считать его участником преступления. Совсем другое, когда то же орудие было передано заранее совсем при других обстоятельствах. В первом случае лицо включено в процесс реального лишения жизни. Во втором оно отсутствует в нем. Соучастие в преступлении предполагает включенность лица в процесс его реализации. Границы этого процесса предопределены границами объективной стороны преступления, указанными в законе.

Если организатор, подстрекатель и пособник - соучастники, то моментом окончания совершаемого ими преступления должно стать его исполнение. Но оно осуществляется совсем другими лицами. В теории и на практике моментом окончания деяний организаторов, подстрекателей и пособников признаются их собственные действия. Но их общность будет выявлена позднее, когда действия индивидуально выполнит другое лицо - исполнитель. Но проявляющаяся в действиях исполнителя общность не является совместностью. Это иные индивидуальные действия с использованием материальных или интеллектуальных средств, предоставленных другими лицами. Если считать эти действия совместными, то надо признать, что соучастником может быть и лицо (организатор, подстрекатель, пособник), умершее к моменту исполнения преступления, поскольку свои действия оно совершило, будучи живым, но «соучастие» как совместное деяние осуществилось уже после наступления смерти [40, c. 338].

С этих позиций традиционные виды соучастия (организация, подстрекательство, пособничество) не могут быть признаны соучастием. Они отражают лишь социальный заказ на уголовное преследование таких действий, однако являются самостоятельными социально-психологическими актами, объективно и субъективно раздельными с основным (главным) преступлением (осуществленным исполнителем). В них отсутствует единство объективных и субъективных признаков с этим преступлением. Соучастием по традиции они признаются в широком смысле - как имеющие отношение к основному преступлению, совершенные в связи с ним. Но ни одно из них не образует объективной стороны тех преступлений, к которым эти действия причастны. С фактической стороны лица, совершающие указанные действия, не участвуют в совершении преступлений, поскольку их действия под признаки преступлений не подпадают. Вполне очевидно, что и субъективно, психологически эти лица не считают себя участниками соответствующих преступлений в обычно понимаемом (а не формально юридическом) смысле. Уголовное преследование организационных действий, подстрекательства и пособничества, безусловно, связано с их причастностью к тем или иным преступлениям, но такая взаимосвязь не является доказательством соучастия. Можно найти много преступлений не только взаимосвязанных, но нередко находящихся в обусловливающей зависимости одного от другого, что не предопределяет соучастия. Убийство может быть содействием хищению и наоборот, дача взятки и посредничество обусловливают получение взятки. Таких связей между преступлениями немало, что, впрочем, не приводит к выводам о наличии соучастия, поскольку границы преступлений предполагают четкое законодательное определение. Конечно, иногда тем или иным терминам придается расширительное значение.

Все исследователи соучастия в преступлении подчеркивают, что единство действий соучастников (совместность) обеспечивается достигаемым ими в той или иной форме соглашением по поводу предстоящих действий. Но при этом упускается из виду, что соглашение должно касаться не просто действий этих лиц, а взаимных действий (взаимодействия), и не просто взаимодействия, а взаимодействия, основанного на указанных в законе признаках преступления. Информирование одним другого о своих возможных действиях или просьбы оказать какое-либо содействие, а также их осуществление (передача денег, оружия, средств и т.д.) не входят в структуру запланированного преступления.

Нельзя рассматривать как сговор (соглашение) склонение одним лицом другого к совершению преступления (подстрекательство) не потому, что в таком «сговоре» вообще нет элементов согласия, а потому, что это согласие не касается будущих совместных действий, то есть взаимодействия. Более того, такие действия по смыслу подстрекательства даже и не предполагаются [46, c. 89].

Группа, групповой признак - бесспорный показатель интегративного объединяющего начала, юридически воплощенного в признаке совместности, является изначальным, первичным и сущностным для соучастия. Без него не может быть соучастия вообще. Что касается функций, то они вторичны (с точки зрения развития деятельности), поскольку обусловлены ее внутренними задачами, обычно являются показателем усложнения деятельности (естественно, и преступной), возрастания эффективности, а в преступлении - повышения степени его опасности. Следуя логике, функциональность в соучастии должна возрастать по мере повышения его опасности. Последняя находит отражение в дифференциации соучастия по видам групп. Однако в сложившейся системе законодательства и практике она (функция, роль) - признак скорее отсутствия группы, а не ее наличия. Практика фиксирует функциональность различных структур преступных группировок. Но это иная функциональность - не по критерию исполнения (главный) или неисполнения (вспомогательный) преступления, а отражающая усложнение преступной деятельности как таковой. Поскольку четкого понимания данного различия в науке и практике нет, происходит «наслоение», «накат» подлинной функциональности, которая обнаруживается именно в сложной групповой преступной деятельности, с функциональностью традиционной (формальной), а фактически не функциональностью как таковой, а лишь дифференциацией отношения лиц к преступлению (главный - исполнитель, содействующий - пособник и т.п.). Это приводит к тому, что юридический статус видов соучастников, зафиксированный в ст. 33 УК РФ, имеющий иную социально-психологическую основу (разового самостоятельного содействия преступлению, а не участия в нем), растворяется в групповом начале, ассоциируемом, как правило, с исполнением преступления. И здесь мы сталкиваемся с серьезным противоречием и путаницей в квалификации, которые нельзя отнести только к формальным, поскольку на их основе дается различная социально-юридическая оценка, дифференцируется и индивидуализируется реальная ответственность.

С одной стороны, сложное соучастие при квалификации противопоставляется группе как противоположное явление, что фактически означает отрицание в нем интегративного, объединяющего начала, представленного в законе совместностью. Не случайно законодатель, регулируя ответственность соучастника за отклонение от общей линии (совместности), говорит об эксцессе именно исполнителя, а не какого-либо другого участника, тем самым косвенно признает, что совместность нехарактерна для преступления с разными ролями. Если бы совместность реально присутствовала при сложном соучастии, то эксцесс должен был бы неизбежно распространиться на все виды соучастников, чего на самом деле нет.

А с другой стороны, поскольку в более опасных групповых преступлениях (группа с предварительным сговором, организованная группа и преступное сообщество) формальная функциональность не исключается самим законом (нормы об этих групповых преступлениях не содержат обязательного условия в виде исполнительских действий), на практике она непоследовательно то признается, то не признается применительно к разным преступлениям или условиям их совершения.

Сложившаяся практика разграничения при квалификации группового и сложного (негруппового) соучастия не основана на твердых критериях юридической оценки и содержит широкое поле для юридических импровизаций. Противопоставление сложного соучастия «простому» соучастию основано на признании того факта, что так называемое сложное соучастие и групповая форма (в их строго законодательной характеристике) представляют собой существенно разные социально-правовые феномены. Но поскольку закон и наука не дают их более или менее четкого разграничения, практика мечется между двух огней.

Обычно соучастие, квалифицируемое как совершенное с разными ролями, характеризуют как соучастие «рыхлое», со слабой интеграцией, эпизодическое и т.п. Но следует полагать, что данная форма связи является не просто слабо интегрированной, а вообще исключающей совместность как таковую в ее подлинном научном (социальном и психологическом) смысле. Это наглядно можно увидеть при рассмотрении конкретных фактов такой криминальной связи. При скрупулезном разборе в ней трудно найти объективные и субъективные признаки совместной деятельности.

Действовать совместно - значит действовать как один. Однако одно и то же деяние нельзя реально совершать, находясь в разных местах и в разное время (по крайней мере это затруднительно и практически не встречается в жизни даже с учетом бурно развивающихся коммуникативных средств). Кроме того, единство действий может быть обеспечено только их предварительным и (или) текущим согласованием.

При соучастии с разными ролями мы наблюдаем одностороннее воздействие одного на другого (исполнителя на подстрекателя), а не согласование ими своих действий, а тем более не взаимодействие. Не случайно действия при разных ролях не совпадают ни во времени, ни в пространстве, что несвойственно для совместной деятельности. Каждый совершает их в другом месте и в другое время, не поддерживая в этот момент контакт с другим лицом.

Еще более очевидно это различие при наличии организатора, для которого характерна власть над другими лицами (неважно какая - авторитета ли, зависимости и т.п.).

Фактически в практике квалификации соучастия мы сталкиваемся с попыткой преодоления рассогласования уголовно-правовых норм о формах соучастия и видах соучастников. Поскольку соучастие не имеет основательной законодательной и логической почвы, оно не может системно применяться в квалификации. Соответственно, базирующаяся на этом теоретическая концепция противоречива и осложняет понимание данного института и его применение.

То, что подстрекательство, организационные действия и пособничество заслуживают уголовного преследования, не может вызывать сомнений. Это не требует обоснования и преследовалось от века. Но это само по себе не дает оснований считать такие действия совместными. Хотя традиционно их рассматривают как соучастие.

Н.А. Беляев отмечал, что «когда в совершении преступления, кроме исполнителя (исполнителей), принимают участие организатор, пособник, подстрекатель, практически отсутствует признак совместности... так как каждый из соучастников совершает самостоятельные действия, за которые он и отвечает... Не обязательным при этом является и признак осознанности совместности действий» [10, c. 250].

Необходимо осознать, что роли (виды) соучастия в их традиционном понимании (организационные действия, подстрекательство, пособничество) не имеют отношения к функциям, реализуемым в ходе непосредственного выполнения преступления. Они отражают не механизм реализации одного преступления, как должно бы быть в соучастии в преступлении, а отдельные разрозненные, хотя и связанные друг с другом самостоятельные преступления.

Функции, осуществляемые лицами в ходе одного преступления (реального соучастия), могут быть в той или иной мере внешне сходны с выделенными в законе традиционными видами соучастия (содействие одного другому выглядит как пособничество, требование - как организация и т.п.), но они принципиально иные, так как включены в сам механизм реализации преступления. Причем функциональное разделение в рамках исполнения преступления может быть многообразным и не имеет непосредственного отношения к организации, подстрекательству и пособничеству. Например, реальный соучастник может выполнять транспортную, охранительную, силовую, идеологическую и иную функцию.

Организационные действия, подстрекательство и пособничество и есть индивидуальная деятельность, присутствующая рядом с взаимодействием.

Поэтому с позиции психологической науки некорректно относить такие формы взаимосвязи преступников (организационные действия, подстрекательство и пособничество) к совместной деятельности, а следовательно, и к соучастию. В то время как виновность в преступлении не может быть выявлена без учета психологической характеристики.

Традиционные формы стечения неглавных, как принято считать, соучастников являются отражением более широкой общности - совершением разных преступлений во взаимосвязи: с содействием одних другим или с воздействием одних на других, но не с их взаимодействием. Такая общность связанных преступлений, как прикосновенность (не обусловливающая взаимосвязь) давно осознана в науке уголовного права. В последнее время все большее число специалистов разделяют мнение о юридическом значении неосторожного сопричинения преступлений. Мы полагаем, что закон, наряду с неосторожным сопричинением и прикосновенностью, должен быть дополнен таким специальным вариантом взаимосвязи, как причастность к преступлению, выделенная из традиционного соучастия в самостоятельную норму из-за отсутствия в ней совместности при одновременном наличии содействующей связи одного лица, совершающего преступление, с другим [38, c. 129].

Таким образом, институт соучастия нуждается, во-первых, в уточнении понятия «совместность», а во-вторых, обнаруживает определенную системную связь на более высоком уровне обобщения со смежными случаями взаимосвязи в совершении преступления без признака совместности (содействие преступлению, неосторожное сопричинение, прикосновенность к преступлению). Их упорядоченная фиксация (по степени значимости) в законе повысит его эффективность, сделает понятным как для правоприменителя, так и для граждан.

По слитности объективных и субъективных признаков, определяющих степень взаимосвязи единства во множестве, все такого рода случаи могут быть градированы следующим образом:

- прикосновенность к преступлению (необусловливающая взаимосвязь преступлений);

- неосторожное сопричинение (обусловливающая взаимосвязь при отсутствии субъективной связи);

- причастность к преступлению (обусловливающая взаимосвязь при наличии неполной (односторонней) субъективной связи и при отсутствии взаимодействия);

- соучастие в преступлении (обусловливающая взаимосвязь при наличии субъективной связи и взаимодействия лиц, совершающих преступление).

В целом вся выделенная общность совершения преступлений во взаимосвязи может быть обозначена термином «стечение преступников».

Следовательно, законодательство и практика знают большее число степеней сочетания (слитности) объективных и субъективных признаков в деяниях нескольких лиц при одном преступлении, чем отражено в нормах о соучастии. Их юридическое закрепление позволит более точно дифференцировать ответственность нескольких лиц, имеющих отношение к одному преступлению, привести в соответствие их социальное значение с юридической формой выражения в законе. В связи с этим предлагается реконструировать гл. 7 «Соучастие в преступлении» УК РФ в общий институт «Стечения преступников», придав ей более широкое содержание за счет включения таких форм отношения нескольких лиц к одному преступлению, которые не могут рассматриваться как совместные деяния, но находятся в связи и зависимости.