Право и бизнес. Том 4. новая монографияТом 4. Правовое пространство для развития бизнеса в россии
 Скачать 3.6 Mb.
|
|
§ 6.10. Проблемы формирования нормативно- правовой системы в области геномных исследований (международно-правовой аспект) 127 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта «Этико-правовые принципы геномных исследований: пределы вмешательства в права человека», № 18-29-14015/19 Пестрикова Анастасия Александровна, кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права и процесса Самарской гуманитарной академии Pestrikova Anastasiya Aleksandrovna, Samara Academy of Humanities E-mail: Anastasia801@yandex.ru ББК 67.91 УДК 340 Аннотация. В статье рассматриваются проблемы формирования международно-правовых принципов регулирования генной инженерии и геномных исследований человека. Освещается вопрос о введении международного моратория в данной области и необходимости формирования широкой общественной дискуссии. Затрагиваются проблемы внедрения результатов научных достижений в практику, обеспечение конфиденциальности генетической информации и коммерциализация продуктов научных разработок. Делается вывод о необходимости введения открытого международного доступа к научным разработкам и исследованиям в данной области и полученным результатом, в целях формирования обобщенной практики, выявления нарушений этических и моральных принципов и формулирования правовых норм, 127 обеспечивающих защиту прав и законных интересов всех участвующих субъектов, без ущерба научному прогрессу. Ключевые слова: редактирование генома человека, генная инженерия, биомедицинские клеточные технологии, правовой статус эмбриона, биомедицина, геном человека. Problems of formation of the regulatory system in the field of genomic research (international legal aspect) Abstract. The article considers the problems of formation of international legal principles for regulating genetic engineering and human genomic research. The article highlights the issue of introducing an international moratorium in this area and the need to form a broad public discussion. The problems of implementing the results of scientific achievements in practice, ensuring the confidentiality of genetic information and commercialization of products of scientific developments are discussed. It is concluded that it is necessary to introduce open international access to scientific developments and research in this area and the results obtained, in order to form a generalized practice, identify violations of ethical and moral principles and formulate legal norms that protect the rights and legitimate interests of all participating entities, without prejudice to scientific progress. Keywords: human genome editing, genetic engineering, biomedical cell technologies, legal status of the embryo, Biomedicine, human genome. The reported study was funded by RFBR according to the research project № 18-29-14015/19. После рождения китайских близнецов с отредактированным геномом 128 , мировое сообщество поставило вопрос о введении пятилетнего моратория 129 на дальнейшие научные исследования в области редактирования генома человека. Речь ведется о редактировании зародышевой линии или внесения 128 наследуемых изменений в сперматозоиды либо яйцеклетки. Национальный институт здравоохранения США поддержал такой призыв, и независимо от того, будет ли соблюден мораторий всеми странами и конкретными учеными (пример китайского исследователя показал, что не всегда соблюдаются правила игры, когда речь ведется об установлении первенства той или иной страны в любого рода достижениях). Данный вопрос является широко обсуждаемым в настоящее время исследовательскими сообществами, национальными институтами и международными организациями. Необходимо глубокое изучение морально-этических аспектов, связанных с редактированием генома человека, чтобы уже начинать формировать правовые принципы, которые послужат отправной точкой развития законодательства – как международного, так и национального. Как было заявлено представителями ВОЗ в марте 2019 года, для разработки руководящих принципов потребуется от 12 до 18 месяцев, таким образом, стоит ожидать их появления в 2020 году 130 Независимо от того, будет ли мораторий соблюден, необходимо предоставить гарантии, что исследования будут носить безопасный характер и проводиться с учетом разумности и добросовестности. В качестве гарантии можно предложить обязать всех участников данного процесса (ученые и исследователи, институты и центры, медицинские организации и государственные учреждения образования) помещать сведения по всем исследованиям и их результатам в открытый международный реестр. Таким образом можно будет отслеживать все ведущиеся научные исследования и разработки и на начальной стадии выявлять потенциально опасные или недопустимые на современном этапе развития генной инженерии и биомедицинских технологий результаты. Конечно, полностью исключить риск, что правила не будут нарушены отдельными учеными, нельзя. Но объединение усилий на глобальном уровне позволит минимизировать риски. 129 Глобальный контроль может обеспечить разработку правил (путем обобщения практики и предложений от участвующих субъектов) для оценки безопасности и эффективности использования полученных результатов научных исследований. Объединение усилий со стороны научного сообщества, государственных институтов и общественности (в том числе, спонсоров научных исследований) позволит сформулировать кодекс этических правил, стандарты отчетности научных разработок, чтобы анализировать и контролировать научный процесс в столь сложной, с точки зрения этики и морали, области. Очевидно, что необходим широкий и открытый диалог: допустимо ли редактирование зародышевой линии человека, какие необходимо установить рамки для подобного рода исследований, как оценивать безопасность и эффективность методов, возможна ли коммерциализация полученных продуктов и методов. В течение многих лет биомедицина, связанная с геномными исследованиями, считается будущим клинического лечения. Общая предпосылка сводится к тому, что, используя подробную информацию о ДНК пациента, будет проводиться диагностика, рекомендация препаратов и доз и определяться другие особенности и варианты лечения. Однако, говорить о реализации данной концепции преждевременно и спекулятивно, на сегодняшний день нет даже клинически доказанных испытаний и результатов лечения стволовыми клетками, хотя они повсеместно предлагаются и рекламируются. Кроме того, стоит признать, что гены влияют на вероятность заболевания, но не являются единственным фактором, влияют образ жизни, окружающая среда и другие факторы. Эксперименты, имеющие место, не доказывают ни эффективность, ни безрезультатность (или вред) генной инженерии и биомедицинских клеточных технологий. Кроме того, последние исследования популярного метода CRISPR-Cas9 показали, что вмешательство в одну цепочку генов приводит к 130 изменению всего генома в целом, что опять же ставит вопрос о безопасности метода, особенно с учетом наследуемости внесенных изменений следующими поколениями. Поэтому говорить об использовании генной инженерии в медицине в ближайшее время рано. Требуется получение достоверных данных о безопасности методов и формирование законодательной базы, регулирующей данные отношения. Использование генной инженерии в клинических испытаниях при лечении неизлечимых заболеваний можно еще этически обосновать (например, при лечении последних стадий рака), но возникают вопросы нецелевого использования методик (например, при отборе характеристик эмбрионов, улучшении нормальных состояний организма). Примеры нецелевого использования уже имели место, например использование CRISPR-Cas9 для уничтожения малярийных комаров в Северной Каролине 131 Необходимо решить несколько основных вопросов: разграничение научных исследований и медицинской практики использования полученных результатов, порядок обмена информацией между странами, формирование юридического надзора за исследованиями, разработка этических и моральных мер и границ исследований и порядка их применения на практике. ВОЗ должна сформулировать руководящие принципы, которые послужат отправной точкой для формирования национального права в области генной инженерии и биомедицинских технологий. Но это не означает, что не должен проходить глобальный общественный диалог, выявляющий различные аспекты и предлагающий варианты решения проблем. Необходимо привлекать к работе и обсуждению правоведов, юристов, социологов, психологов, врачей, философов, ученых, то есть весьма широкий круг участников для придания хоть какой-то объективности обсуждения сложнейших вопросов этики, морали, религии и права. 131 Достижения в области биомедицинских и клеточных технологий за последнее десятилетие привели к тому, что исследование ДНК теперь проводится более точно, а затраты снижаются, что способствует резкому росту исследований и внедрению геномных продуктов и методов исследований в обычный оборот. Так, если раньше геномное секвенирование мог позволить себе не каждый миллионер, то сегодня геномное и экзомное секвенирование внедряется в обычную практику. Геномное секвенирование позволяет определить генные мутации, но в силу затратности, предлагают и более доступный вариант – экзомное секвенирование (этот метод дает в 10 раз меньше информации о геноме, чем геномное секвенирование). Данные тесты уже доказали свою ценность в диагностике заболеваний и очевидно будут использоваться в дальнейшем для выявления генетических отклонений, особенно в репродуктивных технологиях. Коммерциализация отношений, связанных с генетикой, влияет на их правовое регулирование и правовое сознание потребителей данной информации (граждан), создает сложности для правоприменителей. Генетические экспресс тесты (DTC genetic testing) рекламируются в целях здорового образа жизни, выбора диеты, спорта и пр., основываясь на генетическом анализе (причем, компании могут проводить генетическое тестирование самостоятельно, а могут загрузить результаты анализов, полученные в других местах и предоставленные клиентами). Генетическое тестирование чаще всего используется в семейных правоотношениях, для установления кровного и биологического родства 132 . В любом случае, в указанных примерах происходит раскрытие генетической информации вне правового регулирования. Еще один пример – это компании, распространяющие генетические тесты потребителям вне медицинских учреждений. Так, компания 23andMe стала первой получившей разрешение на продажу теста DTC для выявления синдрома Блума 133 в 2015 132 году 134 , а затем и на тесты для выявления более 10 заболеваний, включая болезнь Паркинсона и Альцгеймера в 2018 году 135 . В октябре 2018 года FDA (Управление по контролю за продуктами питания и лекарствами США) разрешило компании 23andMe выпустить на рынок фармакогенетический тест (PGx), который выявляет 33 генетических варианта, отвечающих за метаболизм лекарств (реакция на некоторые антидепрессанты и сердечные препараты). Потребителей предупреждали лишь только о том, что они не должны вносить коррективы в режим, предписанный лечащим врачом, на основе полученных результатов теста 136 Важно рассмотреть и результаты исследования, проведенного в 2017 году в США, в отношении 90 компаний, предлагающих генетическое тестирование 137 . Так, 40 % опрощенных компаний (35 из 90) не предоставляли потребителям никакой информации о практике использования генетических данных, включая использование биологических образцов или порядок обработки, хранения и уничтожения полученных данных. Из оставшихся 55 компаний только половина заявила о том, что они хранят образцы тканей в течение неопределенного срока. Большинство компаний говорили об абстрактной защите, без конкретных доказательств, и почти никто не заявил об информировании клиентов в случае нарушения конфиденциальности информации. Особо следует заметить, что большинство компаний прямо и не заявляло позиции о праве собственности на полученные результаты и биологические объекты, вместе с тем ее придерживалось. При отсутствии четкого регламента 23 компании заявили о возможности предоставления данных третьим лицам, 18 компаний – о готовности делиться деидентифицированной информацией с третьими лицами, без уведомления и согласия клиента (5 компаний разрешают такой доступ по умолчанию). Отсутствие правового регулирования данных отношений позволяет многим компаниям использовать отдельные локальные нормы или принимать собственные правила и положения, закреплять такие действия в уставах. 133 Очевидно, что вопросы получения, хранения и передачи генетической информации должны быть законодательно закреплены и иметь единообразное правоприменение. Усложняется правовой контроль со стороны государства не только отсутствием норм, но и тем, что потребители обычно соглашаются с положениями, ограничивающими ответственность компании или ограничивающими средства правовой защиты 138 В рамках рассматриваемых проблем стоит отметить и вопросы конфиденциальности. Право на неприкосновенность частной жизни относится к основным правовым и этическим принципам, которые признают право на ограниченный доступ к информации об отдельном индивиде. Анита Аллен предложила четыре категории конфиденциальности 139 , которые в контексте рассматриваемой проблематики могут быть модифицированы и использованы в целях генетической конфиденциальности. В частности, можно выделить следующие проблемы обеспечения конфиденциальности, связанные с: доступом к личной информации; доступом к лицам и личному пространству (физическая конфиденциальность); конфиденциальностью решений при вмешательстве третьих лиц (включая государство) в личный выбор; частной собственностью при присвоении и владении им личной информацией. Таким образом, при обосновании правовой защиты генетической информации необходимо будет устанавливать различия в терминологии (конфиденциальность, анонимность, безопасность и пр.), для разграничения способов сбора, использования, распространения, хранения и уничтожения данных. Законодательного подхода требует обоснование раскрытия информации членам семьи, находящимся в группе риска по генетическим заболеваниям и расстройствам (если пациент не дает согласия на раскрытие информации своим родственникам и членам семьи). Известно одно судебное разбирательство в 134 США, которое обязало раскрыть медицинскую информацию родственникам пациента 140 . Но данный вопрос достаточно сложен и с правовой, и с этической точки зрения (например, родственники не хотят получать информацию о возможных генетических отклонениях). Следовательно, генное редактирование зародышевой линии человека поставило перед обществом и правом целый ряд проблем морально-этического свойства. Разрешение которых должно послужить началом формирования международно- правовых принципов регулирования данных отношений и положить начало разработки национального законодательства стран, участвующих в научном прогрессе. Постановка проблем и их общественное открытое обсуждение необходимы для объективности оценки существующих отношений и прогнозирования развития науки, для защиты прав и свобод человека и гражданина, во избежание дискриминации и применения евгенистических подходов. Библиографический список 1. A case against a moratorium on germline gene editing. 20 March 2019 // http://theconverdation.com. 2. Andelka M. Phillips. Reading the Fine Print When Buying Your Genetic Self Online: Direct-to-Consumer Genetic Testing Terms and Conditions, 36 // NEW GENETICS & SOC’Y 273, 282 (2017). 3. Anita L. Allen. Genetic Privacy: Emerging Concepts and Values // Genetic secrets: protecting privacy and confidentiality in the genetic era 31, 33 (Mark A. Rothstein ed., 1997). 3. Hazel & Slobogin, supra note 88, at 48–57 // https://academic.oup.com/jlb/article/6/1/1/5489401. 4. John Conley. A lawyer’s guide to CRISPR gene editing. 28.03.2019 // https: // theprivacyreport.com/2019/03/28. 5. Kat Eschner. We need to police gene editing. The World Health Organization agrees. 25 February. 2019 // https: // www.popsci.com. 135 6. Press Release, FDA Authorizes First Direct-to-Consumer Test for Detecting Genetic Variants that May Be Associated with Medication Metabolism (FDA,Oct.31,2018) //https://www.fda.gov/ NewsEvents/Newsroom/PressAnnouncements/ucm624753.htm(acce ssed Apr. 15, 2019). 7. Press Release, FDA Authorizes, with Special Controls, Direct- to-Consumer Test that Reports Three Mutations in the BRCA Breast Cancer Genes (FDA, Mar.6,2018) // https://www.fda.gov/ NewsEvents/Newsroom/PressAnnouncements/ucm599560.htm (accessed Apr. 15, 2019). 8. Press Release, FDA Permits Marketing of First Direct-to- Consumer Genetic Carrier Test for Bloom Syndrome (FDA, Feb. 19, 2015) // https://wayback.archive-it.org/7993/20170111191740/ http://www.fda.gov/NewsEvents/Newsroom/PressAnnouncements/u cm435003.htm(accessed Apr. 15, 2019). 9. Regalado A (2018b) EXCLUSIVE: Chinese scientists are creating CRISPR bbies. MITTechnologyReview // https://www.technologyreview.com/s/612458/exclusive-chinese- scientists-are-creating-crispr-babies/. Accessed 25 Nov 2019. 10. Rosanna Hertz & Margaret K. Nelson, Random families: genetic strangers, sperm donor siblings, and the creation of new kin (2019) // https://academic.oup.com/jlb/article/6/1/1/5489401. 136 § 6.11. Согласие на использование генетических данных человека: проблемы квалификации в качестве одностороннего волеизъявления и договорного условия 141 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-29-14073 Поваров Юрий Сергеевич, кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры гражданского и предпринимательского права ФГАОУ ВО «Самарский национальный исследовательский университет имени академика С.П. Королева» (Самарский университет) Povarov Iurii Sergeevich, Samara National Research Universit E-mail: cl-su@mail.ru ББК 67.404 УДК 347.15/18, 342.72 Аннотация. Автор системно анализирует вопрос об обоснованности интерпретации согласия на сбор и использование сведений о частной жизни гражданина (включая генетическую информацию) в качестве одностороннего действия и (или) договорного условия; особое внимание уделяется аспекту разграничения согласия как условия договора и как одностороннего волеизъявления, зафиксированного в тексте договора (в том числе с позиции допустимости и порядка отзыва согласия). Ключевые слова: генетические данные человека (генетическая информация), согласие на сбор и использование информации о частной жизни гражданина, согласие на 137 обнародование и использование изображения гражданина, односторонняя сделка, договор, отзыв согласия. Consent to the use of human genetic data: qualification problems as unilateral will expression and contractual condition Annotation. The author systematically analyzes the question of the validity of the interpretation of consent to the collection and use of information about a citizen’s private life (including genetic information) as a unilateral action and (or) a contractual condition; special attention is paid to the aspect of differentiation of consent as a condition of the contract and as a unilateral will expression fixed in the text of the contract (including from the standpoint of admissibility and the procedure for revoking consent). Keywords: human genetic data (genetic information), consent to the collection and use of information about a citizen’s private life, consent to the publication and use of a citizen’s image, one-way transaction, agreement, revocation of consent. The reported study was funded by RFBR according to the research project № 18-29-14073. Генетические данные человека в силу их очевидной архиважной роли персонального и общественного порядка (ибо прогнозирование наследственной предрасположенности к заболеваниям, эффективному выполнению определенного рода деятельности и т.д. затрагивает интересы как «испытуемого», так и членов его семьи, включая потомков; сверх того, результаты генетических исследований способны оказывать серьезное культурное и иное влияние на целые группы населения) должны подпадать под специальный правовой режим, сопряженный с обеспечением принципов добровольности и конфиденциальности на всех стадиях «работы» с указанными сведениями. Как точно подчеркивается 138 на сей счет в Международной декларации о генетических данных человека, принятой резолюцией Генеральной конференции ЮНЕСКО от 16 октября 2003 г. 142 , генетические данные человека обладают особым статусом, заключающимся в их конфиденциальном характере; при этом этически приемлемые сбор, обработка, использование и хранение таких данных (вне зависимости от того, какие – государственные либо частные – структуры производят названные действия) легитимны, по общему правилу, только при наличии предварительного, свободного, осознанного и ясно выраженного согласия гражданина (см. преамбулу, ст. ст. 4, 6, 8, 9 декларации). Многогранность деятельности по поводу генетической информации (с точки зрения целей и условий ее получения и использования, контента и т.п.) почти с неизбежностью опосредует комплексный (мультидисциплинарный) подход к нормированию соответствующих согласительных процедур, проявляющийся не только в их разнообразии (проведение исследований в области генома человека и «апробация» их результатов могут быть связаны с необходимостью испрашивания согласий на обработку персональных данных, на медицинское вмешательство 143 , на осуществление добровольной государственной геномной регистрации и пр.), а и в сочетании публично- и частно-правовых начал (средств, приемов) регулирования. В подавляющем большинстве случаев генетическая информация может быть квалифицирована в качестве сведений о частной жизни гражданина, вследствие чего актуальным становится обращение к соответствующим гражданско- правовым предписаниям. Как известно, в настоящее время концепт согласия в сфере охраны частной жизни физических лиц получил рельефное отражение в гражданско-правовом кодификационном акте (что, думается, вполне логично в свете отнесения к предмету гражданско-правового регулирования 139 личных неимущественных отношений, в том числе не связанных с имущественными) 144 . На основании п. 1 ст. 152.2 ГК РФ сбор, хранение, распространение и использование любой информации о частной жизни гражданина запрещаются без согласия этого гражданина; отступления от данного императива могут быть закреплены исключительно законом и должны носить характер четких (максимально определенных и конкретных) изъятий (сказанное явно вытекает из жесткой законодательной формулы «если иное прямо не предусмотрено законом»; подобное нормирование, кстати, является редкостью, поскольку обычно нормотворец, оговаривая вариативность централизованной регламентации, не прибегает к слову «прямо»). Одним из корневых аспектов изучаемого разрешительного режима является вопрос об одно- и (или) многостороннем характере оформляющих согласие актов, не получивший, к сожалению, системного разрешения в нормативно-правовом поле (а равно в руководящих разъяснениях Верховного Суда РФ). Из п. 1 ст. 152.2 ГК РФ бесспорно выводима обоснованность эвентуальной интерпретации согласия гражданина как одностороннего волеизъявления; вместе с тем, из этого сама по себе вовсе не следует недопустимость придания согласию качества договоренности сторон (в литературе, заметим, данная мысль уже получили некоторую поддержку: к примеру, М.А. Геворгян считает, что нотариус вправе «…удостоверить соглашение [здесь и далее курсив в цитатах наш. – Ю.П.] в порядке п. 1 ст. 152.2 ГК РФ» 145 ). Более того, законодатель, пускай и для специального случая – когда информация о частной жизни гражданина стала известной при возникновении и (или) исполнении обязательства, непосредственно закрепляет положение о «санкционировании» разглашения конфиденциальной информации именно соглашением. В силу п. 2 ст. 152.2 ГК РФ 140 стороны обязательства не вправе разглашать полученные таким образом сведения, причем: а) применительно к информации о сторонах обязательственно-правовой связи – если их соглашением не определена возможность разглашения (т.е. режим конфиденциальности является диспозитивным); б) в части информации о третьих лицах в обязательстве – правило о неразглашении, естественно, не может быть «поколеблено» актом индивидуальной регламентации, исходящим от других субъектов (в нашем случаев – сторон обязательства). Повышенный интерес, в русле изложенного, вызывают изыскания касаемо определения правовой природы упомянутого в ст. 152.1 ГК РФ согласия гражданина (а после его смерти – иных, прямо названных в законе лиц) на обнародование и дальнейшее использование его изображения (памятуя, среди прочего, о том, что в широком контексте понятие частной жизни, конечно, имеет непосредственное отношение и к изображению гражданина, хотя отечественное законодательство формально и обособляет институты охраны частной жизни и изображения гражданина). Напомним, что означенное согласие, в версии Верховного Суда РФ (см. п. 46 постановления Пленума от 23 июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» 146 (далее – ППВС № 25)), представляет собой сделку 147 (попутно укажем, что не являющийся предметом изучения в настоящей работе вопрос о корректности сделочной интерпретации – далеко не праздный; помимо прочего, он имеет выход на целый ряд практических моментов – относительно требований к субъектам дачи 148 , способа изъявления воли, допустимости, условий и порядка отзыва). Однако, в орбиту внимания высшей судебной инстанции не попал момент видовой принадлежности обсуждаемой сделки (одностороннее волеизъявление или 141 договор). Многие ученые, анализируя выработанное судебной практикой положение, приходят к заключению об отстаивании Верховным Судом РФ ее одностороннего характера: так, по словам В.А. Белова, п. 46 ППВС № 25 имеет в виду, «…судя по всему, одностороннюю [сделку. – Ю.П.]» 149 ; по мнению Э.П. Гаврилова, «…авторы Постановления … исходят из того, что ст. 152.1 ГК РФ вводит новую, ранее не известную гражданскому законодательству категорию односторонних сделок» 150 ; на взгляд М. Али, «…согласие по своей природе является односторонней сделкой…». Между тем, активное распространение небеспричинно получил и «плюралистический» подход 151 (причем не только с позиции правомерности, а и в ракурсе целесообразности): в частности, Л.Ю. Михеева резонно утверждает, что «сделка, предоставляющая разрешение на использование изображения, может быть одно-, двух- и многосторонней…» 152 (в том числе, с учетом того, что «…волеизъявление натурщика … в подавляющем большинстве случаев адресуется … конкретным лицам», а потому «…чаще всего сделка по поводу использования изображения … отвечает признакам договора…»; кроме того, «статья 152.2 ГК РФ допускает заключение соглашения об использовании информации … при создании произведений науки, литературы, искусства» 153 ); В.Э. Фридман заявляет, что сделка о дальнейшем обнародовании и коммерческом использовании изображений может быть как односторонней, так и договором (последний «…заключается между заказчиком или организатором съемки и самим изображаемым лицом (моделью, актером…)») 154 Вообще, сегодня уместно говорить о значительном усилении роли договорного регулирования отношений неимущественного характера. Абсолютно права Л.Ю. Михеева, констатирующая по итогам анализа новых положений ГК РФ, посвященных личным неимущественным правам граждан, «…законодательное допущение соглашений по поводу использования 142 нематериальных благ» 155 (причем в качестве тенденции развития законодательства). Сказанное, разумеется, не снимает с научной повестки дня вопрос о принципах и пределах индивидуального регулирования неимущественных отношений. Итак, согласие на получение и использование информации о частной жизни гражданина (включая генетические данные) может быть представлено и в договорной «оболочке». Между тем, очень важно «зримо» отграничивать случаи, когда: (1) отраженное в договоре согласие является собственно договорным условием (модель «согласие – условие договора»); как следствие, согласие, будучи результатом договоренности сторон, претерпевает кардинальное сущностное «преобразование» («превращаясь» из акта односторонней воли в условие соглашения); (2) договор (как документ) оказывается всего лишь способом фиксации одностороннего волеизъявления (модель «согласие – пункт договора»). Приведенное размежевание весьма весомо, скажем, под углом зрения решения проблемы правомерности, условий и порядка отмены ранее данного согласия. Если в рамках дискурса «согласие – односторонняя сделка» (безотносительно к форме выражения – в формате отдельного акта либо в тексте договора) доминирующий сейчас, несмотря на отсутствие непосредственной законодательной регламентации, тезис о возможности при определенных обстоятельствах «аннулирования» силы согласия (так, согласие гражданина на использование его изображения, как указывается в п. 49 ППВС № 25, может быть отозвано в любое время, но при этом бывший обладатель права на использование изображения правомочен требовать возмещения причиненных отзывом убытков) 156 , в целом корреспондирует идее «автономизации» воли лица, давшего согласие 157 , то договорный «статус» условия о согласовании совершения контрагентом каких-либо действий препятствует столь произвольному отзыву согласия (в расчет 143 здесь должны приниматься правила об изменении и расторжении договора, в основе которых лежит концепт «стандартной» трансформации договорной связи по соглашению всех ее участников). Симптоматично, что М. Али, рассуждая по поводу содержания приведенного в п. 49 ППВС № 25 разъяснения, отмечает, что оно «…возможно, … касается лишь тех случаев, когда согласие не является предметом договора с участием гражданина» (хотя, на взгляд автора, «…возможность гражданина отказаться от исполнения договора наиболее соответствовала бы цели регулирования…, ведь право разрешать и запрещать использование своего изображения … является неотъемлемым…») 158 Отсюда, ценной и востребованной кажется разработка ясного «алгоритма» установления характера зафиксированного в договоре согласительного волеизъявления, т.е. его восприятия в качестве одностороннего действия либо договорного условия; наверное, оправданным будет введение общего правила (или нескольких норм – в зависимости от регулируемых сфер отношений), работающего по умолчанию и «способного» к пересмотру исключительно в силу законодательного указания (но не соглашения сторон). Библиографический список 1. Али М. Право гражданина на изображение // ЭЖ-Юрист. 2015. № 26. С. 1, 5. 2. Белов В.А. «Двадцать пятое» Постановление Пленума: толкование или … законодательство? // Вестник экономического правосудия РФ. 2015. № 11. С. 53-90. 3. Беляева К.К. Распоряжение правом на изображение в Российской Федерации и за рубежом // Вестник гражданского права. 2019. № 2. С. 27-60. 144 4. Брезгулевская Л.К. Проблема согласия на совершение сделок в свете реформы гражданского законодательства // Закон. 2014. № 9. С. 158-167. 5. Гаврилов Э.П. Защита внешнего облика и охрана изображения гражданина // Хозяйство и право. 2015. № 10. С. 13-25. 6. Геворгян М.А. Нематериальные блага ребенка в нотариальной деятельности: некоторые теоретические и практические аспекты // Нотариус. 2019. № 8. С. 18-20. 7. Михеева Л.Ю. Модернизация института нематериальных благ: достижения и перспективы // Кодификация российского частного права / под ред. П.В. Крашенинникова. М.: Статут, 2017. С. 183-194. 8. Михеева Л.Ю. Объекты гражданских прав: правовые позиции, содержащиеся в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации // Судья. 2015. № 10. С. 11-18. 9. Останина Е.А. Право на свое тело: распоряжения в отношении органов, тканей, клеток и эмбрионов с позиций гражданского права // Вестник экономического правосудия РФ. 2019. № 8. С. 156-195. 10. Поваров Ю.С. Согласие третьего лица на совершение сделки: Монография. М.: Инфотропик Медиа, 2018. 162 с. 11. Подрабинок Е.М. Особенности гражданско-правовой охраны и защиты прав несовершеннолетнего при публикации и использовании его изображения // Семейное и жилищное право. 2019. № 5. С. 14-18. 12. Фридман В.Э. Право на изображение: особенности правового регулирования и способы защиты // Интеллектуальная собственность. Авторское право и смежные права. 2019. № 8. С. 25-44. |