Александр Роднянский Выходит продюсер. Продюсер проекта Иван Филиппов Александр Роднянский
 Скачать 5.54 Mb.
|
|
годом позже и вовсе вышла скандальная история. Главными претендентами на номинацию от России была наши «Елена» и фильм «Фауст» Александра Сокурова. Это было честное и открытое состязание. «Фауст» только что выиграл приз Венецианского кинофестиваля, Александр Николаевич Сокуров — выдающийся художник, который никогда на «Оскар» не выдвигался и, естественно, заслуживал полной поддержки кинематографического сообщества. Но получилось следующее: голоса любителей качественного независимого кинематографа разделились почти поровну между «Еленой» и «Фаустом», а выбрали третий фильм. В последний момент председатель оскаровской комиссии Владимир Меньшов достал пять или шесть доверенностей на голосование от людей, не пришедших на заседание комитета. И во всех назывался «Белый тигр» Карена Шахназарова. В результате от России на «Оскар» проследовал именно «Белый тигр», который не вошел в лонг- лист премии. Было понятно, что с «Левиафаном» может случиться то же самое. Нельзя просто так взять и отказать фильму Звягинцева, победителю Канна и лауреату множества других значимых фестивалей. Да и отказ фильму по идеологическим соображениям вызвал бы скандал. А вот проиграть в честной борьбе другому фильму — это был вполне прогнозируемый вариант. Другое дело, что мы не могли понять, какую именно картину выберут на роль достойного конкурента. К моменту голосования и мы, и команда Sony Classics уже отчетливо понимали: у «Левиафана» есть все шансы на «Оскар». Фильм был отобран в программу «Мастера» кинофестиваля в Торонто, его пригласили на самый закрытый, утонченно-синефильский кинофестиваль США — в Теллурайде, который считается первым «оскаровским» смотром. У «Левиафана» был шанс бороться даже не за попадание в шорт-лист, а именно за номинацию. Российский оскаровский комитет — одна из самых закрытых организаций в отечественной кинематографии. Например, состав комитета является по неизвестной причине секретной информацией. Первое, что мы сделали, — запросили у оргкомитета имена членов комитета. Нам его не дали с объяснением, что для этого нужна чья-то команда. Чья команда? До сих пор не понимаю. Но при этом нам был известен принцип его формирования: в него входили режиссеры и продюсеры фильмов либо победивших в конкурсах наиболее значимых мировых фестивалей (так называемой категории «А»), либо номинированных или получивших «Оскар». Обладатели призов за режиссуру — например, Павел Лунгин был награжден этим призом в Канне за «Такси-блюз» — по регламенту в состав комитета не попадали. Поскольку победителей фестивалей в Канне, Венеции и Берлине у нас мало, а «Оскар» так и вовсе один, список главных фестивалей мира дополнили Московским кинофестивалем и фестивалями в Варшаве и Шанхае. Мы вспомнили всех, кто когда-либо побеждал на этих фестивалях, и тех, с кем мы были на установочных заседаниях, когда принималось решение о реформировании оскаровского комитета, и создали список его членов самостоятельно. Получилось 29 человек. После чего мы последовательно показали «Левиафана» им всем, даже тем, кто живет не в Москве. Сергей Бодров, работающий в Лос-Анджелесе, и Дмитрий Лесневский, проживающий в Лондоне, посмотрели фильм в Канне, а в Санкт-Петербурге мы устроили просмотр для Сергея Сельянова, Алексея Учителя, Андрея Сигле, Александра Сокурова, Константина Бронзита, Дмитрия Месхиева, Игоря Масленникова. В Москве показали практически всем, включая Владимира Меньшова, Павла Чухрая, Николая Досталя, Веру Сторожеву, Игоря Толстунова, Андрона Кончаловского и Александра Котта. А поскольку я уже теперь знал, как будет происходить голосование, мы заранее озаботились и получили доверенности на голосование от тех членов комиссии, которые могли не попасть на заседание. Как мы и предполагали, заседание комиссии назначили совершенно неожиданно и, конечно, на выходной день. Суббота, полдень, Дом кино. То есть ровно таким образом, чтобы попасть на это заседание было явно не с руки большинству участников. Людей пришло действительно немного — включая нас, человек девять или десять. Но поскольку нас с Андреем Звягинцевым и Сергеем Мелькумовым фактически сразу выставили за дверь как не имеющих права голосовать за свой фильм, то осталось человек семь. Перед тем как выйти, я подошел к Меньшову и отдал ему свои одиннадцать доверенностей на голосование. Меньшов отреагировал чудесно искренне. Посмотрел на документы и сказал дословно следующее: «Что-то мы недоработали». Уже постфактум мы узнали, над чем, собственно, работал оскаровский комитет в преддверии своего финального заседания. Среди продюсеров, которым члены комитета предлагали выдвинуть свои фильмы, были Игорь Толстунов с фильмом «Испытание» Александра Котта и Рубен Дишдишян с фильмом «Звезда» Анны Меликян. Расчет был простой: как и в случае с «Еленой», раздробить голоса киносообщества, представив два фильма, претендующих на художественную радикальность или острое социальное высказывание. Игорь, человек опытный, дважды номинировавшийся на «Оскар» (с фильмами «Вор» и «Восток—Запад», который мы сделали вместе), сразу от предложения отказался: нет смысла, у «Испытания» нет шансов. А Рубен Дишдишян польстился на обещание голосов и согласился. Естественно, ни одного голоса «Звезда» не получила... Мы с Мелькумовым и Звягинцевым, отдав свои доверенности председателю комиссии Меньшову, вышли из Дома кино и сели рядом в кафе ждать результатов. Как мне потом рассказали участники заседания, только мы вышли за дверь, Меньшов достал свои доверенности — шесть писем с голосами в пользу фильма «Горько!» Жоры Крыжовникова. Сразу оговорюсь, что и к фильму, и к его автору я испытываю искреннюю симпатию: я считаю «Горько!» блистательным примером фильма, сделанного за очень небольшие деньги, но сумевшего победить в честной конкуренции за зрителя и хорошо заработать в прокате. Но при этом трудно представить, что кто-то за пределами России в состоянии такое кино оценить. Очерк нравов о русской свадьбе, фильм без единой фестивальной победы (и даже участия), не купленный для проката нигде за рубежом... Все это не оценка качества фильма, в конце концов, в отечественном прокате это ему ничуть не повредило. Просто нужно констатировать: история, рассказанная фильмом, интересна сугубо русскоязычной аудитории, она не пересекает границы, непонятна представителям других культур. Это прекрасный, но сугубо национальный культурный продукт. И шансов в битве за «Оскар» не имеет. И вот Меньшов достает свои доверенности, и получается, что у нас четырнадцать голосов, а у «Горько!» — восемь. Шесть он достал из кармана, и двое проголосовали лично: сам Меньшов и продюсер Федор Попов. Все остальные присутствовавшие голосовали за «Левиафана». Свое решение национальные оскаровские комитеты во всех странах мира объявляют в конце сентября, и к этому моменту по крайней мере для профессионалов индустрии уже приблизительно понятен расклад сил. Уже прошли основные мировые кинофестивали, на которых были отмечены около десятка выдающихся авторских фильмов со всего мира, и с наибольшей вероятностью именно из них и будут в ближайшие несколько месяцев выбираться лауреаты главных мировых кинопремий: премии Европейской киноакадемии, премии Ассоциации иностранной прессы в Лос-Анджелесе — «Золотой глобус», премии Британской киноакадемии — BAFTA и, наконец, премии Американской киноакадемии — «Оскар». «Левиафан», победивший в Канне и отмеченный призами всех без исключения кинофестивалей, в которых участвовал за несколько летних месяцев, явно попадал в обойму самых значимых фильмов года. Но определились и фильмы, с которыми нам предстояло сражаться в ближайшее время. Уже в конце сентября мы поняли, что главным нашим соперником в борьбе за все перечисленные премии станет фильм польско- британского режиссера Павла Павликовского «Ида». В том, что «Левиафан» столкнулся именно с «Идой», есть горькая ирония судьбы. С Павлом я близко знаком и в какой-то момент даже считал его своей ролевой моделью. Семья Павликовского уехала из Польши в Великобританию в начале 70-х, он вырос в Лондоне и, окончив Оксфорд, начал работать документалистом. Это были постперестроечные времена, я уже уехал из Киева и работал на немецком общественном телеканале ZDF. Тогда же Павликовский на телеканале BBC делал очень заметные фильмы о России и казался мне воплощением удачной интеграции восточноевропейского кинодокументалиста в контекст жизни и киноиндустрии Запада. Павликовский был подлинным автором, работающим для одного из лучших западных телевизионных каналов. Потом он перешел в игровое кино, и большинство его фильмов, которые мне так нравились, были тем или иным образом связаны с Россией — игровые («Последнее пристанище» с Диной Корзун и «Стрингер» с Сергеем Бодровым-младшим) и документальные («Путешествие с Достоевским» и «Путешествие с Жириновским»)... До «Иды» он снял несколько замечательных картин, которые все без исключения выигрывали призы на международных фестивалях и получали награды, в том числе Павликовский дважды становился обладателем главной кинопремии Великобритании BAFTA. Мы с Павлом познакомились довольно давно, а подружились — недавно, когда оказались вместе на Одесском кинофестивале. Нас представила друг другу чудесная британская коллега- продюсер Таня Сегачан. Большинству читателей ее имя вряд ли что-нибудь скажет, хотя именно Тане мировая кинотеатральная аудитория фактически обязана появлением эпопеи о Гарри Поттере. Таня работала помощником известного британского продюсера Дэвида Хеймана. У продюсерской компании Хеймана был контракт со студией Warner Bros., и в число обязанностей Тани входил поиск проектов, которые можно было бы предложить WB. Хейман сформулировал ей задачу максимально просто: или ты находишь что-то интересное, или через три месяца я тебя увольняю. Будучи не просто книгочеем, а профессиональным редактором с кембриджским дипломом и к тому же умным человеком, Таня отправилась в издательства за рукописями. Среди рукописей, гласит апокриф, она нашла первые романы о Гарри Поттере и рассказала о них Дэвиду Хейману. Написала отзывы, отстояла и, по сути, добилась того, что Хейман купил права на книги Роулинг... В общем, Таня дружила с Павлом. Я был в Одессе председателем жюри, а Павел приехал в гости к Тане. Мы довольно быстро нашли общий язык: у нас много общих друзей, в каком-то смысле очень похожие биографии, бурная жизнь, работа в разных странах и на разных континентах. В общем, у нас завязались дружеские отношения. То, что именно «Ида» станет нашим главным конкурентом, стало окончательно ясно в Риге, где проходила церемония вручения европейских кинонаград. Из всех церемоний, связанных с «Левиафаном», рижская единственная была неприятной. Но и очень показательной. В отличие от американских конкурсов борьба за приз Европейской киноакадемии имела отчетливый политический оттенок. Через все публикации, связанные с «Левиафаном» в российской прессе, красной нитью проходила мысль — которую автор текста разделял или, наоборот, опровергал — о политической конъюнктурности фильма: сняли антироссийский пасквиль, чтобы потешить Европу и Америку, теперь за надругательство над Родиной награды в заграницах получают. В реальности же дела обстояли строго наоборот, что наглядно продемонстрировала церемония в Риге. С точки зрения европейцев, «Левиафан» — это успешный российский фильм, который самим фактом своего существования продвигает позитивный имидж России как страны свободной и самокритичной. Победа фильма в общеевропейском конкурсе — победа не только персональная, автора и его команды, это победа страны. И перспектива подобной победы у многих членов академии, особенно из стран Восточной Европы, никакого оптимизма не вызывала. Надо сразу заметить, что степень участия российских режиссеров и продюсеров в кинематографической жизни Европы и в работе Европейской киноакадемии абсолютно минимальна. У нас членами академии является, кажется, около пятидесяти человек, в то время как от Польши голосует триста пятьдесят членов академии, человек под семьсот немцев; около шестисот французов, то же количество британцев. И представителей Румынии и Чехии в Европейской киноакадемии больше, чем россиян. В результате Рига команду «Левиафана» встретила не очень приветливо, и это проявлялось во всем — от выбора фотографии для каталога церемонии до результатов голосования. Наш международный дистрибьютор, компания Pyramide, был против активного участия в церемонии именно по этой причине — европейские продюсеры никогда в нынешних обстоятельствах не проголосуют за российский фильм. Что и произошло. Но безоговорочная победа «Иды» стала для нас неожиданностью. Ведь помимо «Иды» и «Левиафана» в борьбе за «евро-Оскар» участвовали отличная картина шведа Рубена Эстлунда «Форс- мажор», фильм-победитель Каннского кинофестиваля «Зимняя спячка» турецкого классика Нури Бильге Джейлана и «Нимфоманка» Ларса фон Триера. И у таких конкурентов «Ида» выиграла во всех категориях: это была даже не победа, это был триумф. С этого момента между «Идой» и «Левиафаном» началась настоящая вой на, хотя за рамками кампаний мы относились и относимся друг к другу с большой теплотой. Таков был, пожалуй, один из немногих плюсов ситуации, в которой мы оказались: таким соперникам было не стыдно проигрывать... А следующим ключевым сражением этой войны стала битва за «Золотой глобус». *** Главные кинопремии Соединенных Штатов, которые одновременно являются и самыми значимыми и престижными наградами в мировой кинематографии, традиционно вручаются в январе и феврале, хотя формально сезон наград начинается с декабря предыдущего года. В декабре свои призы раздают ассоциации критиков Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. В декабре же объявляется лонг-лист номинантов на «Оскар» в категории «Лучший фильм на иностранном языке». Правила голосования для этой категории существенно отличаются от всех остальных. До 1 октября каждого года национальные оскаровские комитеты должны представить на рассмотрение академии своих кандидатов. Получается около 80 кинофильмов (в год, когда был номинирован «Левиафан», было выдвинуто 83 фильма), которые должны посмотреть члены специального отборочного комитета, подразделения академии. Из общего количества фильмов комитет отбирает девять финалистов, которые уже и выставляются на общее голосование членов академии. Шорт-лист из девяти фильмов объявляется в середине декабря. Голосование за финальный список заканчивается 8 января. 10 января в небольшом калифорнийском городке Палм-Спрингс завершается одноименный международный кинофестиваль. 11 января — церемония вручения премии «Золотой глобус». А 15 января объявляется финальный список номинантов на «Оскар» во всех категориях. Не удивляйтесь упоминанию тут какого-то фестиваля. Фестиваль в Палм-Спрингс в данной хронологии имеет огромное значение. Этот небольшой фестиваль почти неизвестен широкой публике, но для кинематографистов, особенно для иностранных режиссеров, надеющихся на победу в оскаровской гонке, он, пожалуй, один из важнейших. Город Палм-Спрингс в Лос-Анджелесе в шутку называют «прихожей Бога», подразумевая, что если ты сюда переезжаешь, то следующей твоей остановкой с большой вероятностью будет уже кладбище. Шутки шутками, но значительная часть жителей Палм-Спрингс — очень богатые, очень пожилые и чаще всего бывшие или действующие работники киноиндустрии: продюсеры, режиссеры, операторы, композиторы, дизайнеры костюмов, профессионалы CGI... Они-то в первую очередь для собственного удовольствия и организовали этот кинофестиваль. А поскольку большинство из них голосующие члены Американской киноакадемии, на международный кинофестиваль в Палм-Спрингс приезжают все, от американских звезд из «А-списка» до режиссеров всех иностранных фильмов, рассчитывающих на успех в США. Если фестиваль «Сандэнс», проходящий, кстати, тоже в январе, определяет будущих лидеров ограниченного проката, то смотр в Палм-Спрингс считается индикатором популярности того или иного фильма у членов Американской киноакадемии и Ассоциации голливудской прессы. Палм-Спрингс сыграл и очень показательную роль в американской судьбе предыдущего фильма Андрея Звягинцева «Елена». На кинофестивале в Торонто зал аплодировал стоя, на фестивале «Сандэнс» было четыре показа, все в забитых залах и совершенно триумфальные, а потом показ в Палм-Спрингс, и... тишина. Впервые на фестивале «Елену» не приняли или, даже правильнее сказать, приняли в штыки. Вероятно, та реакция была связана именно со средним возрастом сидящих в зале: для богатых кинопенсионеров история, рассказанная Звягинцевым, оказалась дискомфортной: в герое Андрея Смирнова они узнали себя. Не могу быть уверен на 100%, но подозреваю, что это обстоятельство сыграло свою роль в решении руководства Sony Classics не покупать «Елену» для американской дистрибуции, ведь компания специализируется именно на оскаровских фаворитах, а у пожилых членов киноакадемии такой фильм мог вызвать негативную реакцию. И вот 10 января «Левиафан» на фестивале в Палм-Спрингс выигрывает приз как лучший иностранный фильм, а 11 января мы отправляемся большой компанией на церемонию вручения премии «Золотой глобус». Борьбу за «Золотой глобус» команда Sony Classics при нашем активном участии начала еще в октябре. Главная задача создателей фильма во время кампании — добиться того, чтобы его посмотрело максимальное количество членов голливудской Ассоциации иностранной прессы (всего их 90). Претендентов много, конкуренция огромная, а время (и желание) у членов ассоциации не резиновое. Огромным плюсом для «Левиафана» стало то обстоятельство, что фильм к осени 2014-го уже был показан на десятках фестивалей по всему миру — от Лондона до Брисбена и Абу-Даби. Соответственно, довольно многие журналисты либо видели фильм на своих родных фестивалях, либо слышали восторженные отзывы о нем от коллег- соотечественников. Базовые элементы кампании «Золотого глобуса» хорошо известны: специальные показы для членов ассоциации с непременными дорогими фуршетами или приглашением в рестораны, рассылка информационно- рекламных писем и подарков — на День благодарения или Рождество... Но обеспечить успех, механически заваливая членов ассоциации письмами и подарками, разумеется, невозможно. Не вдаваясь в излишние детали, можно сказать, что 90 членов ассоциации делятся на различные фракции, часто противоборствующие: иногда по национальному признаку, иногда же речь может идти о группах журналистов, формирующихся вокруг харизматичных лидеров. Понимание сложной системы взаимоотношений — союзов или, наоборот, конфликтов — основа эффективности консультантов по наградам, которых традиционно нанимают продюсеры или студии на время кампании. Например, кодекс поведения для членов ассоциации запрещает им принимать подарки стоимостью дороже $50. Велик соблазн для продюсера нарушить этот запрет, но в таком случае, во-первых, можно спровоцировать серьезный скандал, а во-вторых, фильм может быть дисквалифицирован. Проблемой станут те самые межфракционные отношения: каждая группа внутри ассоциации продвигает свой фильм, и донести на соперника за нарушение регламента — очень действенный способ в конкурентной борьбе. Что же касается прямой рассылки — а список адресов членов ассоциации не является секретным, — то этот инструмент является одним из наиболее сложных в использовании. Члены ассоциации получают ежедневно в буквальном смысле слова сотни писем от создателей фильмов, претендующих на «Золотой глобус». Каждое из таких сообщений представляет собой полноценную тематическую статью с цитатами, иллюстрациями и рекомендациями. Например, создатели одного известного фильма, номинированного в один год с «Левиафаном», но в другой категории, адресовали членам ассоциации подробный рассказ о процессе создания саундтрека к своей картине, в котором этот процесс был описан до мелочей, включая технические спецификации использованной аппаратуры и настроение автора в момент написания каждого из произведений. Соответственно, команда Sony и мы на протяжении нескольких месяцев занимались тем, чтобы сформулировать правильные послания для членов ассоциации, предоставить им максимально полную информацию о фильме и как-то вписать «Левиафана» в контекст понятных им внекинематографических отношений. Несмотря на феноменальный успех у американской прессы (до сего дня на сайте Rotten Tomatoes — самом популярном агрегаторе кинорецензий — есть лишь один отрицательный отзыв журналиста на наш фильм при сотне положительных), большинство прогнозов накануне церемонии предсказывали победу «Иде». В отличие от «Левиафана», фильм Павликовского уже год как успешно прошел в американском прокате, стал самым кассовым фильмом на иностранном языке и был широко известен. Так вот, большинство экспертов на вопрос «Кто победит?» ответили: «Ида», а на вопрос «Кто больше заслуживает победы?» отвечали: «Левиафан». На главном букмекерском сайте Gold Derby был зафиксирован следующий расклад: из 26 экспертов трое предсказывали победу шведской картины «Форс-мажор», 22 человека отдавали «Золотой глобус» «Иде» и лишь один — автор The Hollywood Reporter Скотт Файнберг — делал ставку на «Левиафана». Один из двадцати шести. Так что никаких иллюзий ни у меня, ни у Андрея относительно грядущей церемонии не было. Церемония вручения «Золотых глобусов» начинается еще днем и традиционно происходит в Беверли-Хиллз в отеле The Beverly Hilton. Для жителей Лос-Анджелеса «Глобус» и «Оскар» по дискомфорту сравнимы с репетицией парада Победы для москвичей — половина города перекрыта для лимузинов с гостями. Перед отелем три или четыре кольца охраны, поэтому проезд от первого КПП до непосредственно красной дорожки может занять больше часа. Благодаря вниманию команды Sony Classics нам выдали достаточно пригласительных на церемонию — для жен и друзей. И мы отправились довольно большой компанией. Дамы были отчаянно хороши, а вот мы с Андреем — в отчаянной нервности. Для режиссера любая церемония — тяжелая работа. Даже несмотря на то что интерес прессы к фильмам, представленным в категории «Фильм на иностранном языке», несравнимо меньше, чем к главным и самым звездным номинациям, режиссеров все равно осаждают журналисты. Чтобы пройти примерно сто метров красной дорожки, нам с Андреем потребовалось около полутора часов, тем более что где-то мне приходилось помогать ему переводом, а где-то вопросы задавали и мне. Уже в отеле к нам подошел Роберт Дюваль, увидевший «Левиафана» на фестивале в Палм-Спрингс. Фильм произвел на него огромное впечатление, и он посмотрел еще и «Возвращение», от которого испытал уж совсем шок, так что к Андрею Дюваль шел уже с комплиментами и пожеланиями победы. В отличие от церемонии академии с ее гораздо более жестким регламентом «Золотой глобус» демократичен. Гости сидят не в креслах, а за столиками. Поскольку церемония идет в прямом эфире и регулярно прерывается рекламными паузами, их используют, чтобы переходить от столика к столику. Тут разрешено общаться и довольно свободно передвигаться по залу. Все гости разделены на зоны: в первой размещаются самые большие звезды — уровня Брэда Питта — и изредка продюсеры, но и это звезды продюсерского цеха: Джерри Брукхаймер, Скотт Рудин или Харви Вайнштейн. Остальные гости сидят в так называемом «втором круге». Там-то и располагались мы и наши замечательные конкуренты. За нашим столом сидели команды эстонских «Мандаринов» и франко-израильского «Гет. Суд Вивиан Амсалем», а за соседним — Павликовский с продюсерами Евой Пушиньской и Эриком Абрахамом и создатели шведского «Форс-мажора». Мы с Андреем решили не вставать до нашей номинации и в результате просидели почти молча битые три часа. Но надо сказать, что церемония вручения «Глобуса» оказалась значительно более симпатичной, чем у «Оскара», поскольку в ней есть, во-первых, ощущение непредсказуемости, а во- вторых, в ее конферансе шутки значительно более неполиткорректные и смешные (не потому ли и более смешные, что неполиткорректные?). И, наконец, церемонию вручения «Глобусов» не разбавляют невыносимыми эстрадными номерами — она деловая, идет примерно три часа, то есть вдвое короче, чем, например, наша «Ника». Транслируется в прямом эфире и потрясает четкостью исполнения. Минут через двадцать после начала к нам подошла женщина в наушниках и сказала: ваша номинация идет под номером 15 и начнется в 18:45. Затем подробно каждому объяснила, как именно он должен будет идти на сцену и что делать, если вдруг что. Трансляция церемонии начиналась в 17:00, и я следил по часам: ровно в 18:45 на сцену вышли Колин Фаррелл и Лупита Нионго — объявить победителя в категории «Лучший фильм на иностранном языке». Я тогда подумал грешным делом (какие-то глупости в голове всплывают в такие минуты): если уж Колин Фаррелл, к которому я так хорошо отношусь, то объявит он «правильно». Фаррелл и Нионго быстро представили фильмы, Фаррелл произнес вдохновенные, но общие слова о нужности и важности фильмов из-за рубежа, а прекрасная Нионго должна была, собственно, назвать победителей. Она девушка из хорошей семьи и с приличным образованием, но слово «Левиафан» ей выговорить непросто. И когда она достала из конверта листок именно с этим словом, возникла пауза. Но Лупита все-таки героически старалась: «Ле... ви...» И тут мы поняли, что это — не «ле... ви...», а мы. Андрей Звягинцев, к сожалению, не говорит по-английски, и мы с Майк лом Баркером и его сотрудниками еще накануне церемонии обсуждали вопрос: если необходимо будет подниматься на сцену за призом, как мы поступим? Церемония идет в прямом эфире, и время, отведенное победителям на благодарности, строго регламентировано: 45 секунд. У нас была идея, что Андрей скажет что-то по-русски, а я переведу, но в ходе церемонии стало ясно, что идея плохая — в 45 секунд не уложимся. Кроме того, второй руководитель Sony Classics Том Бернард — он на церемонии сидел за столом с Джулианной Мур и командой фильма «Все еще Элис» — в рекламной паузе сказал нам: никаких переводов. Мы договорились, что Андрей скажет два предложения на английском — просто заучит их, а фонетически он воспроизводит английскую речь практически безупречно. Именно их он со сцены блистательно и произнес. «Ladies and gentlemen, thank you very much. We are absolutely happy», — сказал он с отличным, практически британским акцентом и отдал мне микрофон. Моя же задача была сказать вещи важные уже в прикладном смысле. Речь номинанта на «Золотом глобусе» — это не просто абстрактные слова благодарности. Внимательный слушатель обязательно обнаружит в ней важные сообщения, являющиеся частью кампании по борьбе за следующий приз — Американской киноакадемии. Сорок пять секунд прямого телевизионного эфира — это лучший момент для обращения к членам академии, отличная возможность сказать что-то существенное о своем фильме, вызвать к нему интерес голосующих и, что важнее всего, стимулировать их к просмотру. Второй важный элемент этих выступлений — выражение благодарности команде компании, приведшей тебя к этому успеху. В нашем случае это были теплые слова, адресованные сотрудникам и руководителям Sony Classics. Кроме того, необходимо было сказать нечто, обращенное к российской аудитории. Нечто, что подчеркнуло бы художественное — в противовес политическому — значение нашей победы... И вот эти мои 30 секунд на сцене «Глобуса»: «Чем дольше мы переживаем счастливую судьбу фильма, тем больше понимаем: неважно, кто ты — француз, русский, американец или кореец. История столкновения, конфликта одиночки с бездушной системой абсолютно универсальна». Уходя со сцены, мы оба переживали пьянящее чувство — «отравление» наградой. После выхода со сцены я увидел своего сына, который обычно ведет себя, как и подобает преподавателю Принстона, заканчивающему докторскую диссертацию, — довольно сдержанно, чтобы не сказать строго. А тут он бежал ко мне радостный, как ребенок. Это было трогательно. ...Нас долго вели за кулисами до зала пресс-конференции, по дороге мы давали интервью и в эйфорическом состоянии попали в руки фотографа Эллен фон Унверт. Именно она сделала чудесные смешные фотографии, где мы с Андреем оба выглядим абсолютно счастливыми. Наши конкуренты нас очень тепло поздравили, особенно продюсеры и режиссер «Иды». Мы дожили до конца церемонии, а потом пошли на вечеринку. Я беспрерывно с кем-то говорил по телефону, лишь изредка возвращаясь в зал, где танцевали Ченнинг Татум, Крис Пратт и Андрей Петрович Звягинцев. «Левиафан» стал первым российским фильмом со времен «Вой ны и мира» Сергея Бондарчука, получившим «Золотой глобус». Победа колоссальная не только для нас — для российского кинематографа, как бы высокопарно это ни звучало... Главные российские телеканалы — «Россия 1» и Первый — о победе «Левиафана» упомянули мельком. Незначительная, хотя и показательная деталь. Фильм уже прозвучал: в субботу, накануне церемонии вручения «Золотого глобуса», кто-то слил в интернет копию «Левиафана». За первые несколько часов фильм скачали 30 000 раз, а затем количество скачивающих начало увеличиваться в геометрической прогрессии... Мы ожидали, конечно, что картина вызовет на Родине полемику, но, признаюсь честно, не могли себе даже представить того цунами отзывов, мнений и дискуссий, которое захлестнуло общественное пространство. В сети оказалась копия «Левиафана» с английскими субтитрами. Поначалу и мы, и наши коллеги из Sony Classics решили, что речь идет об очередном утекшем оскаровском «скринере», но потом стало ясно — к пиратам попала вполне легальная копия фильма, купленная в британском iTunes. Прокат «Левиафана» в Великобритании стартовал еще в ноябре предыдущего года, а с января фильм стал доступен на множестве британских платных VOD-сайтов. Откуда и был утащен и выложен на один из самых проблемных для правообладателей российских ресурсов — RuTor.org. Более удачный момент для появления фильма в свободном доступе, конечно, представить было трудно. В субботу мы узнали о первых раздачах, а в воскресенье все новостные сайты Рунета написали о результатах «Золотого глобуса». То есть если мыслить категориями пиара и иметь целью привлечь внимание к картине, то это была беспроигрышная комбинация. В мире, где продюсеров не интересует финансовое благосостояние и коммерческий успех их фильмов, такой сценарий был бы идеальным. К сожалению, мы в утечке фильма на первых порах видели лишь серьезную проблему. Дело не только в финансовых потерях. Дело было в том, что в сеть попала не безупречная с точки зрения качества копия, да еще и с неотключаемыми субтитрами. И с первых же дней распространения «Левиафана» по интернету со скоростью лесного пожара на нас посыпались обвинения. Я сразу же публично заявил, что мы не будем преследовать в судебном порядке зрителей, скачавших «Левиафана» до премьеры, и мои слова, разумеется, тут же были истолкованы именно как намек на существование некоего хитроумного плана: дескать, продюсеры сами слили фильм в сеть, опасаясь проблем с прокатом и отсутствия зрительского интереса. Как я уже говорил, такая версия вполне имела право на существование — если бы хоть как-то соотносилась с нашими намерениями. Но по этой логике выходило, что мы уже до начала церемонии «Глобуса» знали о своей победе. И смогли с точностью предсказать реакцию аудитории на взрывоопасный и полемичный фильм. Эти теории, имевшие своей целью, вероятно, обидеть создателей «Левиафана», на деле были к нам даже излишне комплиментарными — они подразумевали уровень стратегического планирования, на который мы, к сожалению, не очень способны. Разумеется, были брошены все доступные силы на борьбу с сайтами, распространяющими фильм, но результаты были, прямо скажем, не впечатляющие. Решения Мосгорсуда, куда мы обращались с просьбой закрывать доступ к сайтам с пиратской копией, появились спустя три недели после утечки. К этому времени фильм скачали уже около двух миллионов раз. Для российского авторского фильма это колоссальная цифра. В одном из отчетов для создания контекста было приведено количество скачиваний фильма Ридли Скотта «Исход» — 2,6 млн. И каждое утро я читал отчеты о борьбе с пиратами, и каждый из них свидетельствовал только об одном — на каждую закрытую раздачу ежедневно появляется пять, а то и десять новых... Надо сказать, что мое крайне осторожное высказывание о сознательном отказе от борьбы с пользователями, скачавшими «Левиафана», вызвало в профессиональной среде напряжение. В индустриальном издании «Бюллетень кинопрокатчика» появилось обращение к продюсерам, осуждающее «поддержку пиратства». Такая несправедливая интерпретация вполне объяснима: как только речь заходит о пиратстве и способах борьбы с ним, члены профессионального сообщества — кинопрокатчики, представители кинотеатральных сетей, продюсеры, режиссеры — начинают формулировать свои мысли безапелляционно и радикально. Только борьба до последнего пирата, только запреты, только блокировки. Мне же кажется, что вопрос взаимоотношений потребителей пиратской продукции и киноиндустрии заслуживает гораздо более вдумчивого отношения. Понятно, что мы все мечтаем жить в ситуации, когда создатель фильма будет безусловно зависеть от его продажи (билетов в кинотеатр, показов на VOD, DVD и ТВ). И в этом смысле, казалось бы, любой, кто смотрит фильм бесплатно (то есть скачивает на пиратском торрент-трекере), покушается на интересы владельцев (режиссера, продюсера, автора сценария), делая наш труд бесплодным. Под этим знаменем с пиратством борются два последних десятилетия. Проблема, однако, в том, что борьба эта пока не принесла никаких осязаемых результатов — ведь трудно бороться с природными явлениями вроде ветра и непогоды. В 2003 году в сети появился пиратский торрент-трекер, ставший позже главным, — The Pirate Bay. Он удобным образом собирает торренты для всех типов контента — от естественной в данном случае порнографии до кинофильмов, сериалов, компьютерных игр и программного обеспечения. И вот уже 12 лет правообладатели и правоохранительные органы всех стран мира пытаются его уничтожить, но пока главные победы сил Добра заключаются в периодических отключениях сайта Зла. Его создатели неизменно придумывают новые способы обойти ограничения. Если арестовывают физические серверы — вся инфраструктура сайта переносится на виртуальные. Закрывают хостинг в одной доменной зоне, сайт тут же становится доступен в другой. Администраторы сайта попадают за решетку — администраторские права предоставляются всем пользователям, поскольку арестовать всех затруднительно... Но вот создатели сериала «Игра престолов» осознают всю тщетность «прямого захвата» в борьбе с пиратством. Один из руководителей телеканала HBO, произведшего сериал, заявил журналистам, что канал не боится видеопиратов, потому что пиратские скачивания стимулируют обсуждения и тем самым привлекают новых зрителей. Смелое и провокационное высказывание. Однако вот контекст. «Игра престолов» является самым скачиваемым (нелегально) сериалом в истории телевидения. Финал каждого из пяти сезонов устанавливал свой рекорд по количеству скачиваний за несколько часов. Но финал первого сезона на телеканале HBO легально смотрели 2,2 млн зрителей, а пятого — 8,1 млн. HBO — платный кабельный телеканал с абонентской платой в $15 в месяц (что для «кабеля» немало). Помешали ли десятки миллионов незаконных просмотров «Игры...» грандиозному финансовому успеху HBO? Ничуть. Разумеется, приложение опыта самого популярного сериала десятилетия ко всему производимому аудиовизуальному контенту не вполне корректно. Но показательно как прецедент. Пользователи хотят быстро смотреть интересующий их контент на удобных технологических платформах. Именно так можно сформулировать главный вызов современной медиа среды. И мне представляется, что самым адекватным ответом на этот вызов должна быть не столько система запретительных мер, сколько создание новой модели потребления, которая устроит и потребителей, и производителей. Одним из решений может стать некая платформа, в которую эволюционируют ресурсы онлайн- краудфандинга или предпродаж определенного типа контента зрителям напрямую. Может быть, ответ в онлайн-премьерах и онлайн-прокате. Возможно, рано или поздно появится новая рекламная модель, которая устроит даже самых взыскательных пользователей... Но очевидно одно: решение может появиться только из обсуждения вопроса всеми заинтересованными сторонами. Потому что есть неоспоримый факт: ничто не делает фильм настолько значимым, резонансным и коммерчески состоявшимся, как успех у онлайн-аудитории. Ничто. *** Во многом феномен «Левиафана» (в России как минимум) был создан людьми, не заплатившими за билет в кассе в кинотеатра, но посмотревшими фильм и высказавшимися о нем. То есть мечту автора, мечту, с которой он, думается, и делал фильм, — достучаться до зрителя, вызвать у него сильные чувства, заставить сопереживать, восхищаться или возмущаться, — эту мечту удалось воплотить благодаря тем, кто посмотрел «Левиафана» нелегально. Я ни в коем случае не защищаю пиратство. Но относиться ко всему, что происходит в онлайн- среде, предубежденно-враждебно, призывать к ответу то всех потребителей пиратского контента, то операторов, предоставляющих им каналы связи, — все это непродуктивно. Мне кажется, тут нужны солидарные усилия самой индустрии. Итак, в субботу в сети появилась нелегальная копия фильма, а уже через пять дней нам звонили журналисты с вопросом про сайт, на котором пользователям предлагалось сказать спасибо авторам фильма путем добровольных пожертвований. Мы очень удивились и начали выяснять, что за ангелы-хранители у нас появились. Оказалось, что этот сайт по собственной инициативе создал молодой человек по имени Слава Смирнов. Он посмотрел фильм и решил, что необходимо как-то компенсировать создателям ущерб от своего нелегального просмотра. На сайте он предложил сделать то же всем желающим. И система заработала. За две недели был собран миллион рублей. Люди жертвовали самые разные суммы, от минимальных 150 рублей до 20 000. В абсолютных цифрах — очень мало, но для такого срока и для совершенно необычной, необязательной и столь альтруистической цели, как оплата того, что уже, казалось бы, досталось бесплатно... — сумма колоссальная. Огромна она еще и в том смысле, что, согласитесь, многое говорит о том самом потребителе, которого считают пособником пиратов. «Левиафан» появился в сети 11 января, а к 20 января количество его скачиваний с торрентов перевалило за миллион. Поскольку кинофильмы люди чаще всего смотрят не в одиночку, это означало около двух миллионов зрителей. А посмотрев «Левиафана», они спешили поделиться мнением через соцсети или публикации. Без преувеличения: минимум на две недели «Левиафан» стал главной темой онлайн-обсуждений: споров, шуток, аналитических заметок, фотожаб, карикатур, рецензий. На протяжении года мы все готовились к российской премьере и связанной с ней реакцией аудитории. Понятно, что нас очень волновала реакция власти и особенно реакция РПЦ. После истории с Pussy Riot реакция официальной Церкви могла быть острой и для нас опасной. Да и на фоне истерических телевизионных кампаний, призванных объединить общество в поиске нового, непременно внешнего врага, в эйфории от присоединения Крыма, обостренной негативной реакции на действия международного сообщества, на санкции «Левиафан» мог стать очевидной мишенью. Такая перспектива нас смущала, ведь «Левиафан» никогда не задумывался как политический манифест. Менее политически ангажированного человека, чем Андрей Звягинцев, и найти-то трудно. И если он высказывается, казалось бы, по политическим вопросам, то всегда по этическим причинам — ввиду болезненно им воспринимаемой несправедливости. И еще сложнее предположить, что Звягинцев снимет фильм с публицистической целью. «Глаголом жечь сердца людей» и побуждать их к активным действиям — для Звягинцева это плосковато. Фильмы Звягинцева сфокусированы на исследовании человеческой природы, он пытается ответить на важные для него самого вопросы, его понимание жизни, человеческого бытия трагично, трагедийно. И Андрей честный художник: он помещает своих героев в жизненные обстоятельства, в которых живет и сам. Он не имитирует жизнь, а описывает ее конкретно и точно. Словом, «Левиафан» имел все шансы разделить в общественном сознании судьбу Pussy Riot и восприниматься как политический жест, сделанный с целью уязвить национальную гордость. Так что первым настоящим сюрпризом для нас всех было количество положительных отзывов рядовых зрителей. Уже первые отзывы были по большей части отмечены энтузиазмом. Возможно, потому, что первой посмотрела фильм более продвинутая аудитория — те, кто интересуется работами Звягинцева и умеет смотреть сложное кино. Но и упрощать таким образом ответ на вопрос, почему «Левиафан» оказался в фаворитах, не стоит. Каждый фильм — его успех или провал — во многом точнее, чем любое социологическое исследование, говорит о зрителях, об их представлениях об окружающем мире, об их ценностях. Реакция аудитории на «Левиафана» в этом смысле была чрезвычайно показательна. Ни одна из социальных групп, на которые принято сегодня делить российское общество, не отреагировала на фильм монолитно, в каждой из них нашлись и сторонники, и противники. То есть не было такого, чтобы условные «либералы» все в один голос фильм поддержали, а условные «ватники» отвергли. Зрительские отзывы были значительно сложнее. Конечно, в первые недели нам пришлось испить чашу псевдопатриотического безумия до дна. Андрея как автора «Левиафана» обвиняли во всех грехах: от преклонения перед Западом и ненависти к России до гомосексуальной пропаганды, культурного геноцида русского народа и оправдания убийства детей в Донбассе. Из всех углов вылезли городские сумасшедшие, какие-то казаки, планировавшие нагайками выгонять зрителей из кинотеатров, какие-то политологи, говорившие про конъюнктурность фильма и его ориентированность на западного зрителя. Но, несмотря на то что в силу безумия и скандальности самыми заметными были именно негативные отзывы, они не превалировали над позитивными. В современном кинематографе известен феномен: фильм, вызвавший полярную реакцию аудитории и спровоцировавший в обществе дискуссию, в какой-то момент становится самодостаточным явлением, культурным «вечным двигателем». Его аудитория начинает расти не за счет людей, на которых он ориентирован и для которых был снят, а за счет тех, кто стремится быть в курсе актуальных вопросов. То есть просто нельзя этот фильм не посмотреть, поскольку нельзя не иметь собственного на его счет мнения — ведь невозможно будет поддержать разговор в кругу друзей и коллег. В такие моменты авторы фильма могут отойти в сторону, так как их мнение более аудитории неинтересно, зрители вполне готовы дискутировать между собой. Что и произошло с «Левиафаном». Конечно, Андрею и мне продолжали задавать вопросы о смысле фильма, его идеологическом посыле, но по большому счету зрители уже больше спорили друг с другом. На каждую колонку, обвиняющую создателей «Левиафана» в том, что мы выносим сор из избы и показываем российскую жизнь иностранцам с неприглядной стороны, находился зритель с гневной отповедью и цитатой, например, из гоголевских «Мертвых душ»: «Еще падет обвинение на автора со стороны так называемых патриотов, которые спокойно сидят себе по углам и занимаются совершенно посторонними делами, накопляют себе капитальцы, устраивая судьбу свою на счет других; но как только случится что-нибудь, по мненью их, оскорбительное для отечества, появится какая-нибудь книга, в которой скажется иногда горькая правда, они выбегут со всех углов, как пауки, увидевшие, что запуталась в паутину муха, и подымут вдруг крики: “Да хорошо ли выводить это на свет, провозглашать об этом? Ведь это все, что ни описано здесь, это все наше, — хорошо ли это? А что скажут иностранцы? Разве весело слышать дурное мнение о себе? Думают, разве это не больно? Думают, разве мы не патриоты?” На такие мудрые замечания, особенно насчет мнения иностранцев, признаюсь, ничего нельзя прибрать в ответ». Были, правда, и совсем удивительные открытия. Например, имелись авторы, уверенные, что книга Гоббса «Левиафан» — это роман про Марвина Химейера. И они довольно активно отстаивали эту свою позицию. На полном серьезе. Слово «Левиафан», доселе мало употреблявшееся в бытовой жизни, вдруг стало народным. В прямом смысле слова: «Левиафан» как синоним несправедливости по отношению к человеку стал то тут, то там появляться в заголовках прессы, особенно региональной. «Левиафан пожрал библио теку» — заголовок о пожаре в ИНИОНе. «Левиафан по-вологодски». «К жителям села пришел Левиафан» — статья о сибирском поселке, где в морозы отключили горячую воду. Или вот: «Рыбофабрика в Териберке выпустила первую в году партию рыбы назло режиссеру Звягинцеву» — это один из, наверное, тысячи бе зумных заголовков, с которыми мы столкнулись в первые месяцы после появления картины в сети. Пожалуй, наиболее для нас показательными стали два типа отзывов: первый — «слишком честно снято», а второй — да, так и есть, но это хорошо и правильно. Таких отзывов, надо сказать, было немало, и очень многие из них были со стороны духовенства или околоправославных деятелей и активистов. Так, отец Тихон Шевкунов публично признался, что из всего фильма ему больше всего понравились отношения архиерея и мэра города. Реакция Церкви, которой мы так опасались, оказалась удивительно многогранна. Наряду с традиционно провокационными заявлениями протоиерея Чаплина и отдельных священников из регионов, оскорбившихся увиденным, появились сначала десятки, а потом и сотни отзывов от священников и епископов, увидевших в фильме не повод обидеться, а повод задуматься. На сайте «Православие и мир» ( Pravmir.ru ) в какой-то момент в день появлялось по два текста о «Левиафане», и каждый следующий был для нас, людей светских, интереснее предыдущего — он демонстрировал, что кроме Церкви гонящей, кроме того, что принято сегодня называть «атомным православием», есть еще и другая церковь. «Режиссер не подводит к осмыслению отношений между Богом и миром в перспективе церковного бытия, потому что он не богослов; но он показывает, как все эти страдающие и погибающие души попадают в водоворот, устроенный Левиафаном, если Церковь отсутствует. Если она изменяет своей сущности и выступает в роли самого Левиафана» — это отклик монаха Диодора, одного из авторов сайта «Православие и мир». Там же другой автор, игумен Спиридон, замечал: «Есть в фильме кресты и купола, духовенство, блестящая проповедь — все есть, Бога нет. Не Звягинцева следует поносить за безбожный или антироссийский фильм, а посмотреть на самих себя, пока еще не поздно. Перечитать Гоголя, Достоевского, Салтыкова-Щедрина, наконец». Самым громким заявлением было выступление митрополита Мурманского и Мончегорского Симона, который поблагодарил Андрея за честный фильм: «Фильм вдохновляет тем, что в нем указано на жизненные проблемы страны, как на зияющие раны тела, от которых оно разлагается, страдает и умирает. Необходимо серьезное врачевание». Нашим частным, не публичным «откровением» стал разговор с другим епископом. Посмотрев «Левиафана», он на протяжении часа объяснял нам, насколько лжив наш фильм, как оскорбителен он для православных и как неправильно мы поступили, сняв его. Закончив же обличительный свой монолог, он начал рассказывать о жизни своей епархии и рассказал штук пять историй, каждая из которых была страшнее и ужаснее истории, описанной в «Левиафане». Интернет-сообщество со свойственной ему оперативностью ежедневно придумывало шутки и смешные картинки, тем самым стимулируя все новые и новые обсуждения. Было и несколько удачных. Например: «Житель российской глубинки вышел на улицу и случайно посмотрел фильм “Левиафан”». Или: «В гости теперь надо приходить пораньше, чтобы успеть на разговоры о “Левиафане”. Если опоздаете, придется сразу Украину обсуждать». Было совершенно выдающееся стихотворение, начинавшееся так: «Мне не до смеха, не до фана... Сижу угрюмый и бухой. Я не смотрел “Левиафана”, но фильм, естественно, плохой». В разгар сетевых баталий моя знакомая прислала мне такое сообщение: «У нас под окнами война, очередная точечная застройка: публичных слушаний не было, документы у застройщика липовые, жители протестуют. Сегодня пригнали два автобуса ОМОНа защищать стройку от жителей. Протестующим гражданам полковник настоятельно порекомендовал посмотреть фильм “Левиафан”». Казалось бы, каждый день среднестатистический российский интернет-пользователь читает десятки новостных заголовков, в которых нередко рассказываются истории даже и страшнее трагедии Коли из «Левиафана». Но в этом великая сила кинематографа: когда вы читаете новость, описываемые события для вас в каком-то смысле условны, тогда как в фильме вы вынуждены сопереживать героям и проникаться всем ужасом их ситуации. В этом смысле слова «слишком правда» к «Левиафану», возможно, действительно применимы. Настолько правда, что приходится задействовать те струны души, которые частично уже атрофировались под воздействием вала жутких историй, в которые нас каждый день погружают выпуски новостей. И такой душевный труд для многих зрителей оказался слишком тяжелым. Возьму на себя смелость сказать, что «Левиафан» был первым фильмом, который разделил аудиторию так радикально, поляризовал общественное мнение так отчетливо, как не удавалось ни одному фильму со времен славной плеяды перестроечных картин, к которой принадлежали и «Покаяние» Тенгиза Абуладзе, и «Легко ли быть молодым?» Юриса Подниекса, и «Так жить нельзя» Станислава Говорухина. Да и многие фильмы того периода, отношение к которым проявляло общественные позиции очень разных людей. В отзывах зрителей, критиков и чиновников отразилась страна со всеми ее сложностями и противоречиями, со всей ее неоднозначностью. Когда нас спрашивали «Какую Россию вы хотели показать?» (имелось в виду и соотечественникам, и зарубежным зрителям), мы отвечали: «Мы не хотели Россию показать. Мы хотели на Россию посмотреть». И мне кажется, у нас получилось. *** Постоянной темой публикаций была и конъюнктурность «Левиафана». Эту мысль выражали не только агрессивные «патриоты», но и коллеги по кинематографическому цеху, либеральные журналисты и простые зрители. Их логика: Запад хочет видеть Россию именно такой, какой она показана в фильме, — с жестокостью власти и бесправием и долготерпением населения. А значит, «Оскар» фильму не избежать, на то и был тонкий расчет. Мнение это нас всех страшно раздражало. Дело даже не в очевидной его глупости — если бы «Оскар» выдавали российским режиссерам, показавшим тоску и безысходность жизни на Родине, то в России было бы обладателей этой престижной премии значительно больше, чем двое. В принципе, сама такая постановка вопроса уже выдает глубокое непонимание реалий американской киноиндустрии и критериев, по которым эта премия присуждается. Но, наверное, больше всего раздражало другое — последний месяц перед «Оскаром» был для меня, Андрея, всей команды «Левиафана» и команды Sony Classics сущим адом — бесконечной работой по продвижению фильма. Мы надеялись на эту награду, верили в ее возможность, но ни одному из нас и в голову не могла прийти такая глупость, как «точно дадут». Поэтому-то сотни профанов, такие высказывания себе позволявших, конечно, ужасно злили. Самую престижную кинематографическую премию мира — «Оскар» — вручает Американская академия кинематографических искусств и наук. Она состоит из 17 отделений: актеров, режиссеров, операторов, кастинг- директоров, дизайнеров, художников по костюмам, монтажеров, гримеров, документалистов, продюсеров, PR, администраторов, композиторов, сценаристов, озвучания, визуальных эффектов и объединенного отделения короткометражных фильмов и полнометражной анимации. В каждом из них — представители одной киноспециальности. Всего же голосующими членами Американской киноакадемии на 2015 год являются 6124 человека. Средний возраст члена академии — 62 года, 94% из них — белые, а 77% — мужчины. В ноябре все 6124 члена киноакадемии получают бюллетени для голосования: сначала определяются номинанты на «Оскар» по всем категориям. Члены академии могут голосовать за номинацию лишь в рамках своей собственной секции, то есть дизайнеры выбирают номинантов за дизайн, актеры — за актерское мастерство и т. д. Голосование по разным номинациям идет весь декабрь и начало января. Подсчет голосов проходит не по привычному нам принципу простого большинства, а по принципу «преференциального голосования», или, как его еще называют, «голосования с выбыванием». Каждый член академии может написать на бюллетене любые фильмы, которые он считает достойными номинации, в порядке предпочтения. То есть лучший под номером «один», следующий за ним — «два» и т. д. Если ни один из фильмов не набирает абсолютного большинства голосов, то фильм с наименьшим количеством голосов выбывает, а отданные за него голоса переходят к следующему в списке фильму. В основных категориях может быть номинировано пять фильмов за двумя исключениями: в категории «Лучший фильм» может быть от пяти до десяти номинантов, а в категории «Лучший грим» — максимум три. После того как бюллетени сданы в аудиторскую компанию PriceWaterhouseCoopers, голоса подсчитываются и формируются итоговые списки номинантов, которые 15 января в прямом эфире объявляет президент академии. На втором этапе голосования, когда члены академии выбирают победителей, они уже могут голосовать во всех номинациях. Правда, правила академии рекомендуют не голосовать в тех категориях, в которых голосующий ничего не понимает и не может сделать осознанный выбор. Не факт, правда, что члены академии к этим рекомендациям прислушиваются. Главным нашим вызовом на пути к «Оскару» была все та же «Ида» Павла Павликовского, наш заклятый конкурент. Нам предстояло убедить шесть тысяч членов академии в том, что «Левиафан» достоин награды. «Ида» же имела по сравнению с нами как минимум одно важное преимущество — ее уже действительно почти все видели. Как я уже упоминал, «Ида» вышла годом раньше и стартовала с главной американской конкурсной площадки для независимого кино — кинофестиваля «Сандэнс». Нам же для начала было необходимо заставить академиков хотя бы посмотреть «Левиафана». Традиционно для голосования за фильм в категории «Лучший фильм на иностранном языке» члены академии должны были непременно посмотреть его лично в специальном кинотеатре, и их присутствие должно было быть задокументировано. Они регистрировались перед началом сеанса. Такие кинотеатры существовали и существуют в традиционных местах обитания академиков: двух главных киногородах страны — Лос- Анджелесе и Нью-Йорке, а также в упоминавшемся Палм- Спрингс и в Аспене, горнолыжном курорте, где живет немало членов академии и крупных кинематографистов. Так вот, в былые времена члены академии могли голосовать только в том случае, если посмотрели все пять номинированных фильмов. Судьба многих иностранных «Оскаров» была решена совсем небольшим количеством голосов, например, за фильм «Москва слезам не верит» проголосовало 138 человек из нескольких тысяч киноакадемиков. Подобные правила голосования были своего рода системой естественного отбора, гарантировавшей, что академики, выбирающие лучший иностранный фильм, обладали специальным интересом к иностранному кино, глубоким его пониманием и знанием контекстов. Возможно, потому в те времена и выбор был более аргументированным, а по лауреатам «Оскара» в категории «Лучший фильм на иностранном языке» можно изучать историю кино. Сегодня же, когда в номинации голосуют все шесть тысяч человек, эта категория, несомненно, важная для режиссеров всего мира, для самих академиков стала второстепенной. Примерно как «Лучший фильм стран Балтии и СНГ» для присуждающих российскую «Нику». «Оскар» во многом заложник собственной популярности. Миллиард человек во всем мире смотрят церемонию, еще столько же обсуждают и комментируют ее результаты в интернете или в живом общении. И как прямое следствие — ощущение, что ты про академию все понимаешь и можешь авторитетно судить о правильности или ошибочности тех или иных ее решений. На деле же все, конечно, значительно сложнее. Да, «Лучший фильм на иностранном языке» — это наименее интересная для академиков номинация. Но тогда какая представляет для них наибольший интерес? Не поверите, но все технические номинации. Мы уже упоминали, что церемонию вручения «Оскара» смотрит примерно миллиард зрителей во всем мире, и для них, вне всякого сомнения, «Оскар» — праздник звезд — актеров и режиссеров. Ну, еще, может быть, композиторов и исполнителей песен в фильмах. Большинство зрителей в любой стране мира пренебрежительно (ну, или без особого интереса) относится к техническим номинациям — лучший грим, лучший монтаж, лучший звук, лучшая операторская работа, лучший костюм... А именно эти премии и являются основными и самыми важными для голосующих за «Оскар». Из шести тысяч членов академии лишь малую часть составляют суперзвезды, чьи имена известны десяткам миллионов землян. Большая же часть — это профессионалы, чьими руками создаются любимые нами фильмы, — как раз звукорежиссеры, монтажеры, художники. Другими словами, в этих категориях перед глазами среднестатистического члена академии предстают коллеги и друзья, бывшие возлюбленные, хорошие знакомые, конкуренты или заклятые враги. В этих категориях он больше всего болеет, поскольку они с наибольшей вероятностью имеют отношение к его повседневной профес сиональной и частной жизни. В следующий раз, когда вы будете смотреть церемонию, обратите внимание на реакцию зала: как хлопают победителям в технических номинациях, сколько раз им приходится остановиться по пути на сцену и со сцены, чтобы пожать руки или обнять кого-то сидящего в зале. «Оскар» — их премия, а мы с вами на нее допущены как зрители. И чтобы нам не было скучно, чтобы удержать внимание телеаудитории, церемония разбавляется впечатляющими постановочными эстрадными номерами. Вторым важным обстоятельством, фактически проистекающим из первого, является довольно узкая специализация подавляющего большинства голосующих. Все они живут в первую очередь в стране под названием Кино и смотрят исключительно на успех или неуспех, эмоциональную силу, профессиональное совершенство и неожиданность, свежесть высказывания в тех или иных фильмах. Члены киноакадемии за редкими исключениями не интересуются контекстами создания художественных произведений, которые их просят оценить, — как сантехник из рассказа Зощенко, которого в театре интересовал лишь вопрос, действует ли здесь водопровод. Каждый раз, когда дома мы читали о желании членов Американской киноакадемии отомстить России за украинский кризис, за «неправильную внешнюю политику», за притеснения оппозиции, это вызывало только смех: я до сих пор не до конца уверен, что многие, если не большинство этих уважаемых профессионалов сумеют найти на карте Украину или даже Россию. И речь тут, разумеется, не о штампе про «тупых америкосов», он-то точно не имеет отношения к реальности. Американцы, и это важно понимать, очень американоцентричны, им малоинтересен мир за пределами США, его история и события, в нем происходящие. Мало кто интересуется международной политикой, и абсолютный минимум американцев читает международные новости. В списке приоритетов внешняя политика стабильно занимает последнее место. Согласно последнему серьезному исследованию, лишь 5% американских избирателей интересуются взглядами кандидата на внешнюю политику. Прописью: пять процентов. Если смотреть американское телевидение и читать американские газеты, становится очевиден их американоцентризм. В США нет центральных телеканалов, транслирующих одну и ту же картинку на всю гигантскую территорию. В Нью-Джерси люди смотрят новостные выпуски о жизни Нью-Джерси, и для них они, несомненно, важнее новостей даже из Нью-Йорка, который виден с их побережья и уж тем более из штата Айова или Айдахо. Выпуски новостей во всех штатах ведут разные люди, новости решительно отличаются по верстке во всех городах без исключения, потому что телевидение устроено по сетевому принципу, когда ключевые новости федерального значения повторяются везде, но массив информации, конечно, всегда местный. Тем не менее странно будет отрицать, что и у академии есть темы, к которым ее члены относятся с особым пиететом. Из таких тем холокост. В силу исторических обстоятельств большое количество кинематографистов евреи — начало истории киноиндустрии в США совпало с мощной волной эмиграции из Старого Света, прежде всего из Восточной Европы и Российской империи. И подавляющее большинство эмигрантов составляли бежавшие от преследований евреи. Но в Америке для них тем не менее были полностью закрыты многие традиционные профессии — в начале ХХ века в США антисемитизм и дискриминация евреев были совершенно обычными явлениями. Поэтому эмигранты, в том числе и евреи, становились пионерами в новых областях деятельности. А в этот момент кинематограф и был новой областью, которая нуждалась в тысячах и тысячах работников. Многие из них преуспели — голливудские студии, которые позже станут гигантами и мейджорами, были созданы, как правило, бедными евреями, выходцами из Восточной Европы. Они же становились на них первыми кинопрофи. (Обо всем этом, кстати, увлекательно рассказано в книге Нила Гэблера «Собственная империя. Как евреи изобрели Голливуд».) |