Российское законодательство Х - ХХ веков Том 1. Российское законодательство XXX веков в девяти томах Под общей редакцией доктора юридических наук, профессора
Скачать 2.48 Mb.
|
Статья 35 Статья назначает двухнедельный срок для вызова свидетеля (послуха) в суд. Если свидетель не является (хоронится), то грамота разрешает вызвать ту сторону, которая назвала этого свидетеля, и решить дело в пользу другой стороны. Если сторона, начавшая дело, не вызывает в течение двух недель свидетеля или другую сторону, то дело решается в пользу последней. Статья 36 В статье говорится о процедуре привлечения к ответственности за наиболее тяжкие преступления, совершенные в новгородских волостях (воровство, разбой, грабеж, поджог, убийство), и перечисляются субъекты таких преступлений. Грамота требует принесения истцом специальной присяги в подтверждение того, что обвиняемый действительно является преступником. После этого дело рассматривается представителями владычного суда (будет от владыки волостель или по-сельник, ино им поставить того человека у суда). Для доставки в суд преступника устанавливается срок – на сто верст три недели. Грамота запрещает произвол, расправу (а до суда над ним силы не деять, а кто силу доспеет ино тым его и обвинить). Аналогичная процедура устанавливалась и по делам о холопах. Статья свидетельствует о широкой юрисдикции владычного суда в Новгороде. Статья интересна также тем, что требует доставки в суд преступника официальными должностными лицами (ино в коей волости будет от владыки волостель, или поселник, ино им поставить того человека у суда). Если же это человек боярина, или житьего, или купца, или монастырского заказщика (т е. управителя), то обязанность доставки возлагается на них. То же требование обращено и к выборным лицам: поселнику, кончанскому и улитцьскому старостам. Монастырский заказщик – управитель, распорядитель. Поселник – сельский приказчик. Рука дать – поручиться. Статья 37 В статье рассматривается случай, когда лицо, виновность которого установлена судом (кого утяжут), поступит в холопство (дался в грамоту) к какому-нибудь господину. Убытки при этом платит господин. За попытку скрыть, спрятать преступника установлен штраф (заклад). Статья 38 Статья является как бы дополнением ст. 36. Последняя требует принесения истцом присяги на грамоте и только после этого разрешает начать дело о привлечении к ответственности владычного человека, или боярского, житьего, купеческого, монастырского, людей, или жителя новгородского конца или улицы. В статье 38 рассматривается случай, когда требование принесения присяги не выполнено. В этом случае истец сам должен урегулировать свои отношения с ответчиком, без помощи господина последнего (уведается с своим истцом по своей исправе, опрочь осподаря). Но возможно и другое толкование – без помощи осподаря Великого Новгорода, т. е. без новгородского суда. Статья 39 Статья определяет порядок вызова в суд лица, обязавшегося (обечается) явиться в суд в определенный срок. В этом случае вызов (отсылка) не посылался. Если установленный срок будет нарушен судьей, то суд сам должен вызвать неявившегося специальным документом – отсылкой. Вызов посылается трижды, затем за указанным лицом посылается бирич. Если вызываемый в суд не явится, он считается проигравшим дело. Статьей устанавливается пошлина за составление решения. Статья 40 В статье предусмотрены последствия в случае применения насилия к позовнику (в данной статье термин означает, видимо, сторону, истца, который предпринимал меры по вызову в суд противной стороны). Дело решалось без судебного разбирательства; принималась безсудная грамота, которая могла быть вручена родственнику (племеннику) или другу позовника. Статья 41 Статьей определены сроки вызова в суд либо позовкою, либо должностным лицом – дворянином. При расстоянии в сто верст устанавливался срок две недели. Позовка – повестка, документ о вызове в суд. Дворянин – должностное лицо, вызывавшее в суд от имени князя. Статья 42 Статья не имеет окончания – часть грамоты повреждена. В сохранившейся части статьи говорится о составе суда, что является как бы дополнением ст. 5. В суде могли участвовать по два человека от конца, улицы, от ста (купеческой корпорации) или ряда (предположительно, это также объединение по договору, корпорация). Далее, видимо, предусматривалась процедура, связанная с возможным нападением толпы на суд (А будет наводка от конца или от улици, или ото ста или от ряду...), тогда (конец статьи, как уже указывалось, оторван), по смыслу статьи, на представителей (ятцов) налагался штраф. ПСКОВСКАЯ СУДНАЯ ГРАМОТА Введение 1. Псковская Судная грамота – крупнейший памятник феодального права эпохи феодальной раздробленности на Руси. Специфика периода феодальной раздробленности – временное ослабление политического единства русских земель, своего рода феодальный полицентризм. Однако и в это время сохраняется культурное и идеологическое единство – залог будущей национальной консолидации в рамках Русского централизованного государства, продолжается развитие феодальных отношений во всех областях экономики и общественной жизни, развиваются русская культура, государственность, право. Татаро-монгольское нашествие и установление политической зависимости Русской земли от Золотой Орды в середине XIII в. хотя и привело к огромным человеческим, материальным и духовным потерям и замедлило на какое-то время процесс общественного развития, не могло все же изменить его характер и основное содержание. В самые тяжелые для Русской земли времена сохранялось известное единство в политической и культурной сфере, продолжалось (хотя и замедленными темпами) прогрессивное общественно-экономическое развитие. Памятником такого развития в области феодального права и является Псковская Судная грамота. Некоторые ее нормы находят широкое распространение много веков спустя после ее принятия в самых разных районах Руси. Поэтому Псковскую Судную грамоту нельзя рассматривать только как сборник местного, псковского права. Однако коренные общерусские процессы развития феодальных отношений отражены в грамоте через призму городского строя, характерного для феодальных вечевых республик в отличие от политического устройства других русских земель. Основной особенностью общественного строя феодальных республик XII–XV вв. является сосредоточение политической власти в руках боярства – верхушки крупных феодалов-землевладельцев местного (городского) происхождения. Если во главе класса феодалов в княжествах Северо-Восточной и Юго-Западной Руси стоит князь и принадлежность к правящей группировке обусловливается здесь той или иной степенью близости к князю, то в феодальной республике участие в управлении государством определяется принадлежностью к правящей боярской группировке. Высшим органом власти такой республики является вече – собрание всех ее полноправных граждан. Вечевое собрание генетически связано с дофеодальным периодом, когда на нем были представлены все свободные члены данной общины. В раннефеодальный период вече противостоит власти князя и его аппарата, отстаивая политические и экономические интересы свободного населения. По мере развития феодальных отношений, приводящих к росту социального и экономического неравенства внутри городской общины, роль и характер вечевых собраний меняются. В Северо-Восточной и Юго-Западной Руси с XII в. реальная и номинальная власть все в большей степени сосредоточивается в руках князя и приближенных ему феодалов. Князь выступает в качестве главы политической власти и верховного распорядителя земель своего княжества. Он наделяет светских и духовных феодалов землей с зависимым населением, обеспечивая себе тем самым социальную и политическую опору. Все жители города и деревни, не попавшие в непосредственную зависимость от светских и духовных феодалов (черные люди), рассматриваются как подданные князя – главы феодального государства. Князь выступает в качестве верховного законодателя, судьи и управителя; свободное население выплачивает ему налоги, судебные штрафы и пр. и несет всякого рода повинности. Этими доходами князь частично делится с другими представителями класса феодалов. Другой путь развития лучше всего прослеживается на примере Великого Новгорода – старейшей и крупнейшей феодальной республики. Городская община Новгорода сумела отстоять свою относительную независимость от княжеской власти. В дальнейшем она сильно ограничила власть князя и фактически отстранила его от осуществления важнейших политических функций. Новгородское боярство сумело сохранить за собой непосредственное управление огромным земельным фондом Новгорода, которым оно распоряжалось без всякого участия княжеской власти. Возглавляя местную городскую общину, новгородское боярство руководит вечевыми собраниями, обеспечивает за своими представителями важнейшие выборные должности посадников, тысяцких, сотских и через них держит в своих руках фактически всю политическую власть на громадной территории Новгородской земли. Необходимо подчеркнуть, что новгородские бояре, в отличие от бояр Северо-Восточной и Юго-Западной Руси, отнюдь не связаны с князем какими-либо служебными или вассальными отношениями. Они являются исконными членами городской общины и именно через эту общину, через ее вечевые собрания, через ее должностных (формально – выборных) лиц осуществляют свою политическую власть. По мере роста феодального землевладения, по мере развития процессов социально-экономической дифференциации растет экономическое могущество и политическая власть боярства, развиваются противоречия между ним и массой мелких землевладельцев и ремесленников (черных людей), приводящие к острым классовым столкновениям на вече и вне его. К XV в. новгородское вече, формально сохраняя свое значение, превращается на деле в орган власти боярской олигархии. Итак, существование феодальной республики обусловлено развитием крупного феодального землевладения и сосредоточением политической власти в руках боярской олигархии, возглавляющей местную городскую общину. Власть городской общины во главе с боярством вела к полному политическому бесправию основной массы сельского населения (смердов), лишенного представительства на вече. Сохраняя свое внутреннее общинное самоуправление, смерды несли все повинности в пользу города. Земли смердьих общин являлись источником роста феодального землевладения – вечевые власти раздавали эти земли светским и духовным феодалам. Перед нами – особый вариант социально-политического развития феодальных отношений. Для него характерны два основных момента: привилегированное положение городской общины и отсутствие развитой системы феодальной бюрократии. Феодальной республике свойственны два типа противоречий. Во-первых, это противоречия между господствующей городской общиной и подвластными ей смердами. В условиях развития феодальных отношений эти противоречия принимают характер классовой борьбы крестьян против феодалов (к числу наиболее ярких вспышек классовой борьбы смердов относится их движение 1483–1486 гг. на Псковской земле). Во-вторых, это противоречия внутри самой городской общины. Они отражают нарастающее социальное неравенство, раскалывающее горожан на привилегированных феодалов и малоимущих или неимущих черных людей (история Новгорода и Пскова насыщена эпизодами выступлений черных людей, что в ряде случаев использовалось противоборствующими боярскими партиями в политических целях). Развитие феодального Пскова идет в XII – XV вв. именно по такому пути. Первоначально псковская городская община подчинялась новгородской – псковские посадники назначались «старшим городом». Однако уже в первой половине XII в. Псков проявляет признаки самостоятельности. В 1136 г. псковичи приняли князем Всеволода Мстиславича, изгнанного перед этим из Новгорода. Псковский летописец расценил это событие как отделение Пскова от Новгорода: Приидоша псковичи и пояша Всеволода княжити к себе, а новгородци отложишася29 [Псковские летописи. Вып. I. М.-Л., 1941, с. 10]. В дальнейшем союз Новгорода с Псковом сохраняется, и Новгород по-прежнему выступает в роли «старшего брата», но во второй половине XII в. Псков добивается фактической независимости. К этому же времени относятся первые известия о псковских боярах (вящих мужах), возглавлявших политическую жизнь феодального Пскова30 [ПСРЛ, т. I, стб. 305; Новгородская Первая летопись, с. 35; ПСРЛ, т. II, стб. 608 и др.]. Косвенным свидетельством политической роли псковского боярства является изгнание из Пскова князя Владимира в 1213 г.31 [Новгородская Первая летопись, с. 52]. Развиваясь в основном по тому же пути, что и Великий Новгород, Псковская феодальная республика имела некоторые особенности. Во-первых, Псков не располагал такими огромными территориями, как Новгород, и возможности развития крупного феодального землевладения были здесь более ограниченными. Поэтому, хотя псковское боярство держало в своих руках политическую власть на вече, монополизировав важнейшую должность посадника, однако оно все же не могло добиться такого политического и экономического могущества, какого достигла феодальная олигархия, и вынуждено было в гораздо большей степени считаться с рядовыми членами городской общины. Во-вторых, местоположение Пскова на самом рубеже Русской земли делало его объектом почти непрерывных нападений немецких и литовских феодалов. Это заставляло Псков обращаться за военной помощью к Новгороду и великому князю. Помощи со стороны Новгорода часто бывало недостаточно, а главное, она могла привести к усилению зависимости от новгородского боярства, все время стремившегося расширить сферу своей политической власти и влияния. Отсюда – тенденция вечевых властей Пскова к непосредственному контакту с великим князем – номинальным главой Русской земли. В союзе с великим князем Псков искал защиту не только от внешних врагов – Ордена и Литвы – но и от притязаний своего «старшего брата». Поэтому сепаратистские настроения у псковского боярства были развиты гораздо слабее, чем у новгородского. В большинстве случаев Псков выступал за сохранение единства русских земель. Тяга Пскова к союзу с великим князем увеличивается в XIV – XV вв. по мере усиления московской великокняжеской власти, обострения московско-новгородского конфликта и роста внешней опасности со стороны Ордена и Литвы. Псковская Судная грамота отражает основные особенности феодальной государственности и права Псковской земли XIV – XV вв. При чтении текста грамоты обращает на себя внимание отсутствие многих норм, известных Русской Правде. Так, грамота не содержит развернутых разделов о наказаниях за убийство и другие преступления. В ней нет статей об охране феодальной собственности, нет статей о смердах, закупах и холопах. Отсутствие этих статей объясняется, по-видимому, именно тем, что соответствующие правовые нормы были хорошо разработаны в Русской Правде и имели общерусское значение. В XIV–XV вв. эти нормы Правды продолжали действовать, почему и не попали в местный псковский кодекс законов. Внимание составителей грамоты приковано главным образом к тем вопросам, которые не были затронуты в Правде, а также к тем, трактовка которых устарела или не отвечала условиям псковской действительности XIV–XV вв. Если в центре внимания Правды – феодальная вотчина, противостоящая окружающему ее миру крестьянских общин, то Псковская Судная грамота имеет дело прежде всего с миром городской общины, а действующими лицами в ней являются члены этой общины, формально равноправные, но подвергающиеся нарастающему социально-экономическому расслоению. Такую среду мы видим в феодальном законодательтве впервые, и в этом – большое значение грамоты как источника не только по истории русского права, но и по истории общественно-экономических отношений средневековой Руси. Грамота сосредоточивает свое внимание на процессах классообразования, порождающих новые социальные типы члена древнерусского общества. К этим новым типам, не известным из более ранних источников, относятся наймит и изорник. Наймит по Псковской Судной грамоте – это свободный человек, пользующийся гражданскими и политическими правами как член городской общины, но находящийся в экономической зависимости от государя – более состоятельного члена той же общины. Закон до известной степени охраняет права наймита, но из контекста выясняется возможность долголетнего наймитства, которое хотя и не приводит к потере гражданских прав, но тем не менее свидетельствует о глубоко зашедшем процессе социальной н имущественной дифференциации – о появлении людей, фактически не имеющих возможности себя прокормить и жить иначе, как во дворе у государя32 [Псковская Судная грамота, ст. ст. 39-41]. Еще более интересной фигурой, свидетельствующей о нарастании процесса феодального классообразования, является изорник, которому посвящены многие статьи грамоты (что само по себе говорит о значении этой фигуры в жизни Пскова)33 [Там же, ст. ст. 42-44, 51, 63, 75, 76, 84-87, 93]. Изорник, – как и близкие к нему огородник и котечник, – свободный человек, работающий в сельском хозяйстве своего государя. По сравнению с закупом Русской Правды и с зависимыми крестьянами в феодальной вотчине XV – XVI вв. изорник пользуется гораздо большими гражданскими правами. Он может в установленное законом время уйти от государя, взяв отрок, может в известных случаях возбудить иск против государя о своем движимом имуществе (конь, корова). Государь не может самовольно и бесконтрольно распоряжаться личностью и имуществом изорника – спорные вопросы между ним и изорником решает суд. В то же время изорник живет на земле государя, отдает ему часть урожая, выполняет другие повинности. Средством закабаления изорника является покрута – ссуда, даваемая ему государем. Запись изорника в покруте служит для государя важным средством установления зависимости изорника и членов его семьи: по требованию государя покрута должна быть выплачена при любых обстоятельствах, в противном случае с изорником поступают так, как с неисправным должником. По существу, изорник занимает промежуточное место между свободным человеком и зависимым крестьянином. Развитие изорничества свидетельствует об усилении социального и имущественного неравенства в среде свободных членов общины, что служит доказательством развития феодальных отношений. Социальным потомком изорника является половник, хорошо известный на русском Севере в XVII–XVIII вв. Характерная черта Псковской Судной грамоты – предпочтение, которое она отдает письменному акту перед всеми другими видами судебных доказательств. В этом предпочтении заключен глубокий классовый смысл: обладателем такого письменного акта по большей части является феодал или, во всяком случае, представитель зажиточной части общества. В то же время для отдельных случаев сохраняются и старые формы доказательств, например показания свидетелей. Именно при помощи таких показаний решается спор о земле, если только это не лешая земля, на которую требуется особая грамота. Псковская Судная грамота по сравнению с Русской Правдой отражает новый этап развития русского феодализма – в этом ее ценность как исторического и историко-правового источника. Псковская Судная грамота сохранилась в двух списках – Воронцовском (в составе ст. ст. 1 –120 по принятому в настоящее время делению)34 [БАН, 34.2.31, лл. 56-72 об.] и Синодальном (в составе ст. ст. 109–120 по этому же делению)35 [ГИМ, Синодальное собрание, № 645, лл. 3-4]. В публикации Археографической комиссии 1914 г. оба списка воспроизведены способом фототипии и дана их наиболее полная транскрипция36 [Псковская Судная грамота. Спб., 1914]. Второе фототипическое издание Воронцовского списка выполнено И. И. Полосиным37 [Псковская Судная грамота. Перевод и комментарий проф. Полосина И. И. – Ученые записки МГПИ им. В.И. Ленина, 1952, т. XV, кафедра истории СССР, вып. 3]. Оба списка были неоднократно описаны в литературе. По мнению исследователей, Синодальный список выполнен в середине XVI в.38 [Тихомиров М. Н. Летописные памятники Синодального собрания. – Исторические записки. Т. 13, М.. 1942, с. 272-275] (М. Н. Тихомиров), Воронцовский – в конце XVI –начале XVII в.39 [Правда Русская. Т. 1. М.-Л.. 1940, с. 368-369] (В. П. Любимов). И. И. Полосин относил этот список к первой половине XVI в. Вопрос о соотношении списков грамоты подвергался специальному изучению. В предисловии к изданию Археографической комиссии было высказано мнение, что оба списка независимы друг от друга. И. И. Полосин нашел, что последние двенадцать статей Воронцовского списка или его протографа списаны с Синодального списка или его протографа40 [Псковская Судная грамота. Изд. МГПИ, с. 110]. Ю. Г. Алексеев, напротив, пришел к выводу, что не только сам Воронцовский список не связан с Синодальным, но не связаны между собой и их непосредственные протографы41 [Алексеев Ю. Г. Палеографические наблюдения над списками Псковской Судной грамоты. – Вспомогательные исторические дисциплины. Вып. X. Л., 1978, с. 77]. Тем большее значение приобретает факт текстуальной близости списков: ст. ст. 109–120 (по нынешней нумерации) воспроизводятся в обоих списках почти без разночтений. Это говорит о большой стойкости текста памятника и косвенно свидетельствует о его официальном характере и происхождении. Все издания грамоты делят ее текст на 120 статей (в некоторых изданиях введены статьи 42-а, 75-а, 103-а). В основу этого деления положен принцип вычленения более или менее логически законченных грамматических конструкций. К одной статье отнесено либо одно законченное по мысли предложение, либо несколько предложений, логически и грамматически связанных между собой. При этом издатели определяют начало и конец статьи, исходя не из палеографических особенностей списков, а из чисто логических соображений. Таким образом, деление грамоты на статьи носит в значительной степени условный характер, оно отражает в первую очередь логическое осмысление памятника его издателями и исследователями, а не подлинную структуру его текста. Ю. Г. Алексеев предпринял попытку разделить статьи памятника по палеографическим признакам, положив в основу систему прописных букв в тексте Воронцовского списка. В ряде случаев статья списка, выделенная прописной буквой, оказалась в изданиях разделенной на несколько самостоятельных статей. Так, ст. ст. 1 и 2 изданий соответствуют первой статье рукописи, ст. ст. 3 и 4 – второй, ст. ст. 7 и 8 – пятой, ст. ст. 9, 10 и 11 – шестой и т. д. Шестнадцатая статья списка оказалась в изданиях разделенной на пять самостоятельных статей – ст. ст. 20–24. Всего, по наблюдениям Ю. Г. Алексеева, четырнадцать статей рукописи оказались в изданиях раздробленными на 32 статьи. С другой стороны, в некоторых случаях в изданиях статьи рукописи слиты. Так, ст. 14 объединяет статьи девятую, десятую и одиннадцатую, ст. 30 – двадцать первую и двадцать вторую, ст. 42 – тридцать вторую и тридцать третью. В общей сложности 12 статей изданий объединили текст двадцати восьми статей рукописи. Деление по палеографическим признакам тоже не является бесспорным, учитывая позднее происхождение существующих списков грамоты и не всегда четкое выделение прописных букв. Однако оно не может игнорироваться ни издателями, ни исследователями грамоты: в ряде случаев оно помогает осмыслению текста памятника и доносит до нас особенности юридического мышления средневекового кодификатора42 [Алексеев Ю. Г. Указ. соч., с. 101-103]. |