Русский фольклор. Русский фольклор. Русские народные песенки, потешки. Ладушки, ладушки!
 Скачать 412.22 Kb.
|
|
«По дубочку постучишь — прилетает синий чиж…» По дубочку постучишь, Прилетает синий чиж У чижа, у чиженьки, Хохолочек рыженький, А на лапке маленькой Сапожочек аленький. Чиж под солнышком летал И головкой кивал. «Божья коровка…». Божья коровка, Черная головка, Улети на небо, Принеси нам хлеба, Черного и белого, Только не горелого! Нас напоишь молочком. «Уж ты, пташечка, ты залетная…» Уж ты, пташечка, ты залетная, Ты слетай на сине море, Ты возьми ключи весенние, Замкни зиму, отомкни лето. «Ласточка- ласточка…» - Ласточка, ласточка, Милая касаточка, Ты где была, Ты с чем пришла? - За морем бывала, Весну добывала, Несу, несу Весну красну. «Дождик, дождик, веселей…» - Дождик, дождик, веселей Капай, капай, не жалей! Только нас не замочи! Зря в окошко не стучи – Брызни в поле пуще: Станет травка гуще! «Ранним-рано поутру…» Ранним-рано поутру Пастушок: "Ту-ру-ру-ру!" А коровки в лад ему Затянули: "Му-му-му!" Ты, Буренушка, ступай, В чисто поле погуляй, А вернешься вечерком Прибаутки. «Братцы, братцы!..» -Братцы, братцы! Я медведя поймал! -Так веди его сюда. -Да он не идет! -Ну так сам иди. -Да он меня не пускает! Ай!.. «Федул, что губы надул?… -Федул, что губы надул? -Кафтан прожег. -Починить можно. -Иглы нет. -А велика ли дыра? -Один ворот остался. «Ты пирог съел?» -Ты пирог съел? -Нет, не я! -А вкусный был? -Очень! «Где кисель — тут и сел» Где кисель — тут и сел. Где пирог — тут и лег. Где блины — тут и мы. Где щи с мясом — тут и место наше. «Глупый Иван...» Ни людям, ни нам: Огонь маслом тушит, Решетом в воде звезды ловит, За мухой гоняется с обухом, За комаром — с кнутом; В колодец — воду льет, В лес — дрова везет. Личико беленько, Да ума маленько. «Сбил-сколотил — вот колесо». Сбил, сколотил — вот колесо. Сел да поехал — ах, хорошо! Оглянулся назад — Одни спицы лежат. Небылицы «Богат Ермошка» Богат Ермошка -У него собака да кошка, Петушок да курочка, Селезень да уточка. Вот как кошка На окошке Шьет рубашку Для Ермошки! Собачка-пустолайка Лепешки печет. Кот в уголке Сухари толчет. Утка в юбке Холсты тачет. Селезень-пирожник Пироги печет. Петушок в сапожках Песни поет. Курочка в сережках Избушку метет. Вымела избушку, Положила голичок: -Ляг, голичок, Под порог на бочок! «Вы послушайте, ребята» Вы послушайте, ребята, Моей сказки небогатой От конька-горбунка И медведя-плясунка: Уж как пестрая свинья На дубу гнездо свила. Гнездо свила, детей вывела. Шестьдесят поросят По сучочкам висят. Поросята визжат, Полететь хотят. Полетели, полетели И на воздухе присели. Уж как по небу медведь летит. Медведь летит, Головой вертит. А несет-то он коровушку, Черно-пеструю, белохвостую. А коровушка мычит Да хвостищем-то вертит! Знай медведю кричит: — Давай вправо, Давай влево, А теперь вот напрямик! Сказки и былины «Илья Муромец и Соловей-разбойник» (запись А. Гильфердинга, отрывок) Из того ли то из города из Мурома, Из того села да Карачарова Выезжал удаленький дородный добрый молодец. Он стоял заутреню во Муроме, А й к обеденке поспеть хотел он в стольный Киев-град. Дай подъехал он ко славному ко городу к Чернигову. У того ли города Чернигова Нагнано-то силушки черным-черно, Ай черным-черно, как черна ворона. Так пехотою никто тут не прохаживат, На добром коне никто тут не проезживат, Птица черный ворон не пролетыват, Серый зверь да не прорыскиват. А подъехал как ко силушке великоей, Он как стал-то эту силушку великую, Стал конем топтать да стал копьем колоть, А й побил он эту силу всю великую. Он подъехал-то под славный под Чернигов-град, Выходили мужички да тут черниговски И отворяли-то ворота во Чернигов-град, А й зовут его в Чернигов воеводою. Говорит-то им Илья да таковы слова: - Ай же мужички да вы черниговски! Я не йду к вам во Чернигов воеводою. Укажите мне дорожку прямоезжую, Прямоезжую да в стольный Киев-град. Говорили мужички ему черниговски: - Ты, удаленький дородный добрый молодец, - Ай ты, славный богатырь да святорусский! - Прямоезжая дорожка заколодела, -Заколодела дорожка, замуравела. Ай по той ли по дорожке прямоезжею Дай пехотою никто да не прохаживал, На добром коне никто да не проезживал. Как у той ли то у Грязи-то у Черноей, Да у той ли у березы у покляпыя, Да у той ли речки у Смородины, У того креста у Леванидова Сидит Соловей-Разбойник на сыром дубу, Сидит Соловей-разбойник Одихмантьев сын. А то свищет Соловей да по-соловьему, Он кричит, злодей-разбойник, по-звериному. И от его ли то от посвиста соловьего, И от его ли то от покрика звериного Те все травушки-муравы уплетаются, Все лазоревы цветочки осыпаются, Темны лесушки к земле все приклоняются, - А что есть людей - то все мертвы лежат. Прямоезжею дороженькой - пятьсот есть верст, Ай окольноей дорожкой — цела тысяча. Он спустил добра коня да й богатырского, Он поехал-то дорожкой прямоезжею. Его добрый конь да богатырский С горы на гору стал перескакивать, С холмы на холмы стал перемахивать, Мелки реченьки, озерка промеж ног пускал. Подъезжает он ко речке ко Смородине, Да ко тоей он ко Грязи он ко Черноей, Да ко тою ко березе ко покляныя, К тому славному кресту ко Леванидову. Засвистал-то Соловей да по-соловьему, Закричал злодей-разбойник по-звериному – Так все травушки-муравы уплеталися, Да й лазоревы цветочки осыпалися, Темны лесушки к земле все приклонилися. Его добрый конь да богатырский А он на корни да спотыкается – Ай как старый-от казак да Илья Муромец Берет плеточку шелковую в белу руку, А он бил коня да по крутым ребрам, Говорил-то он, Илья, таковы слова: - Ах ты, волчья сыть да й травяной мешок! Али ты идти не хошь, аль нести не можь? Что ты на корни, собака, спотыкаешься? Не слыхал ли посвиста соловьего, Не слыхал ли покрика звериного, Не видал ли ты ударов богатырскиих? Ай тут старыя казак Илья Муромец Да берет-то он свой тугой лук разрывчатый, Во свои берет во белы во ручушки. Он тетивочку шелковеньку натягивал, А он стрелочку каленую накладывал, Он стрелил в того-то Соловья-Разбойника, Ему выбил право око со косицею, Он спустил-то Соловья да на сыру землю, Пристегнул его ко правому ко стремечку Булатному, Он повез его по славну по чисту полю, Мимо гнездышка повёз да соловьиного. «Василиса Прекрасная» (из сборника сказок А. Афанасьева) В некотором царстве жил-был купец. Двенадцать лет жил он в супружестве и прижил только одну дочь, Василису Прекрасную. Когда мать скончалась, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала: - Слушай, Василисушка! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу; береги ее всегда при себе и никому не показывай; а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью. Затем мать поцеловала дочку и померла. После смерти жены купец потужил, как следовало, а потом стал думать, как бы опять жениться. Он был человек хороший; за невестами дело не стало, но больше всех по нраву пришлась ему одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, - стало быть, и хозяйка, и мать опытная. Купец женился на вдовушке, но обманулся и не нашел в ней доброй матери для своей Василисы. Василиса была первая на все село красавица; мачеха и сестры завидовали ее красоте, мучили ее всевозможными работами, чтоб она от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела; совсем житья не было! Василиса все переносила безропотно и с каждым днем все хорошела и полнела, а между тем мачеха с дочками своими худела и дурнела от злости, несмотря на то, что они всегда сидели, сложа руки, как барыни. Как же это так делалось? Василисе помогала ее куколка. Без этого, где бы девочке сладить со всею работою! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрется в чуланчике, где жила, и потчевает ее, приговаривая: - На, куколка, покушай, моего горя послушай! Живу я в доме у батюшки, не вижу себе никакой радости; злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать? Куколка покушает, да потом и дает ей советы и утешает в горе, а наутро всякую работу справляет за Василису; та только отдыхает в холодочке, да рвет цветочки, а у нее уж и гряды выполоты, и капуста полита, и вода наношена, и печь вытоплена. Куколка еще укажет Василисе и травку от загару. Хорошо было жить ей с куколкой. Прошло несколько лет; Василиса выросла и стала невестой. Все женихи в городе присватываются к Василисе; на мачехиных дочерей никто и не посмотрит. Мачеха злится пуще прежнего и всем женихам отвечает: - Не выдам меньшой прежде старших! А проводя женихов, побоями вымещает зло на Василисе. Вот однажды купцу понадобилось уехать из дому на долгое время по торговым делам. Мачеха и перешла на житье в другой дом, а возле этого дома был дремучий лес, а в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке жила баба-яга; никого она к себе не подпускала и ела людей, как цыплят. Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису, но эта завсегда возвращалась домой благополучно: куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке бабы-яги. Пришла осень. Мачеха раздала всем трем девушкам вечерние работы: одну заставила кружева плести, другую чулки вязать, а Василису прясть, и всем по урокам. Погасила огонь во всем доме, оставила только одну свечку там, где работали девушки, и сама легла спать. Девушки работали. Вот нагорело на свечке; одна из мачехиных дочерей взяла щипцы, чтоб поправить светильню, да вместо того, по приказу матери, как будто нечаянно и потушила свечку. - Что теперь нам делать? - говорили девушки. - Огня нет в целом доме, а уроки наши не кончены. Надо сбегать за огнем к бабе-яге! - Мне от булавок светло! - сказала та, что плела кружево. - Я не пойду. - И я не пойду, - сказала та, что вязала чулок. - Мне от спиц светло! - Тебе за огнем идти, - закричали обе. - Ступай к бабе-яге! И вытолкали Василису из горницы. Василиса пошла в свой чуланчик, поставила перед куклою приготовленный ужин и сказала: - На, куколка, покушай да моего горя послушай: меня посылают за огнем к бабе-яге; баба-яга съест меня! Куколка поела, и глаза ее заблестели, как две свечки. - Не бойся, Василисушка! - сказала она. - Ступай, куда посылают, только меня держи всегда при себе. При мне ничего не станется с тобой у бабы-яги. Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес. Идет она и дрожит. Вдруг скачет мимо ее всадник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый, и сбруя на коне белая, - на дворе стало рассветать. Идет она дальше, как скачет другой всадник: сам красный, одет в красном и на красном коне, - стало всходить солнце. Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка яги-бабы; забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские с глазами; вместо верей у ворот - ноги человечьи, вместо запоров - руки, вместо замка - рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная. Вдруг едет опять всадник: сам черный, одет во всем черном и на черном коне; подскакал к воротам бабы-яги и исчез, как сквозь землю провалился, - настала ночь. Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза, и на всей поляне стало светло, как середи дня. Василиса дрожала со страху, но, не зная, куда бежать, оставалась на месте. Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья трещали, сухие листья хрустели; выехала из лесу баба-яга - в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала: - Фу, фу! Русским духом пахнет! Кто здесь? Василиса подошла к старухе со страхом и, низко поклонясь, сказала: - Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнем к тебе. - Хорошо, - сказала яга-баба, - знаю я их, поживи ты наперед да поработай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя съем! Потом обратилась к воротам и вскрикнула: - Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь; ворота мои широкие, отворитесь! Ворота отворились, и баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса, а потом опять все заперлось. Войдя в горницу, баба-яга растянулась и говорит Василисе: - Подавай-ка сюда, что там есть в печи: я есть хочу. Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать яге кушанье, а кушанья настряпано было человек на десять; из погреба принесла она квасу, меду, пива и вина. Все съела, все выпила старуха; Василисе оставила только щец немножко, краюшку хлеба да кусочек поросятины. Стала яга-баба спать ложиться и говорит: - Когда завтра я уеду, ты смотри - двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, белье приготовь да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и очисть ее от чернушки. Да чтоб все было сделано, а не то - съем тебя! После такого наказу баба-яга захрапела; а Василиса поставила старухины объедки перед куклою, залилась слезами и говорила: - На, куколка, покушай, моего горя послушай! Тяжелую дала мне яга-баба работу и грозится съесть меня, коли всего не исполню; помоги мне! Кукла ответила: - Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолися да спать ложися; утро мудреней вечера! Ранешенько проснулась Василиса, а баба-яга уже встала, выглянула в окно: у черепов глаза потухают; вот мелькнул белый всадник - и совсем рассвело. Баба-яга вышла на двор, свистнула - перед ней явилась ступа с пестом и помелом. Промелькнул красный всадник - взошло солнце. Баба-яга села в ступу и выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает. Осталась Василиса одна, осмотрела дом бабы-яги, подивилась изобилью во всем и остановилась в раздумье: за какую работу ей, прежде всего, приняться. Глядит, а вся работа уже сделана; куколка выбирала из пшеницы последние зерна чернушки. - Ах ты, избавительница моя! - сказала Василиса куколке. - Ты от беды меня спасла. - Тебе осталось только обед состряпать, - отвечала куколка, влезая в карман Василисы. - Состряпай с богом, да и отдыхай на здоровье! К вечеру Василиса собрала на стол и ждет бабу-ягу. Начало смеркаться, мелькнул за воротами черный всадник - и совсем стемнело; только светились глаза у черепов. Затрещали деревья, захрустели листья - едет баба-яга. Василиса встретила ее. - Все ли сделано? - спрашивает яга. - Изволь посмотреть сама, бабушка! - молвила Василиса. Баба-яга все осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться, и сказала: - Ну, хорошо! Потом крикнула: - Верные мои слуги, сердечные други, смелите мою пшеницу! Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли вон из глаз. Баба-яга наелась, стала ложиться спать и опять дала приказ Василисе: - Завтра сделай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закрома мак да очисти его от земли по зернышку, вишь, кто-то по злобе земли в него намешал! Сказала старуха, повернулась к стене и захрапела, а Василиса принялась кормить свою куколку. Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему: - Молись богу да ложись спать: утро вечера мудренее, все будет сделано, Василисушка! Наутро баба-яга опять уехала в ступе со двора, а Василиса с куколкой всю работу тотчас исправили. Старуха воротилась, оглядела все и крикнула: - Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из маку масло! Явились три пары рук, схватили мак и унесли из глаз. Баба-яга села обедать; она ест, а Василиса стоит молча. - Что ж ты ничего не говоришь со мною? - сказала баба-яга. - Стоишь как немая! - Не смела, - отвечала Василиса, - а если позволишь, то мне хотелось бы спросить тебя кой о чем. - Спрашивай; только не всякий вопрос к добру ведет: много будешь знать, скоро состареешься! - Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой? - Это день мой ясный, - отвечала баба-яга. - Потом обогнал меня другой всадник на красном коне, сам красный и весь в красном одет; это кто такой? - Это мое солнышко красное! - отвечала баба-яга. - А что значит черный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка? - Это ночь моя темная - всё мои слуги верные! Василиса вспомнила о трех парах рук и молчала. - Что ж ты еще не спрашиваешь? - молвила баба-яга. - Будет с меня и этого; сама ж ты, бабушка, сказала, что много узнаешь - состареешься. - Хорошо, - сказала баба-яга, - что ты спрашиваешь только о том, что видала за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из избы выносили, и слишком любопытных ем! Теперь я тебя спрошу: как успеваешь ты исполнять работу, которую я задаю тебе? - Мне помогает благословение моей матери, - отвечала Василиса. - Так вот что! Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно мне благословенных. Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за ворота, сняла с забора один череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей и сказала: - Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его; они ведь за этим тебя сюда и прислали. Бегом пустилась домой Василиса при свете черепа, который погас только с наступлением утра, и наконец, к вечеру другого дня добралась до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить череп: «Верно, дома, - думает себе, - уж больше в огне не нуждаются». Но вдруг послышался глухой голос из черепа: - Не бросай меня, неси к мачехе! Она взглянула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька, решилась идти туда с черепом. Впервые встретили ее ласково и рассказали, что с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня: сами высечь никак не могли, а который огонь приносили от соседей - тот погасал, как только входили с ним в горницу. - Авось твой огонь будет держаться! - сказала мачеха. Внесли череп в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся - глаза всюду за ними так и следят; к утру совсем сожгло их в уголь; одной Василисы не тронуло. Поутру Василиса зарыла череп в землю, заперла дом на замок, пошла в город и попросилась на житье к одной безродной старушке; живет себе и поджидает отца. Вот как-то говорит она старушке: - Скучно мне сидеть без дела, бабушка! Сходи, купи мне льну самого лучшего; я хоть прясть буду. Старушка купила льну хорошего; Василиса села за дело, работа так и горит у нее, и пряжа выходит ровная да тонкая, как волосок. Набралось пряжи много; пора бы и за тканье приниматься, да таких берд не найдут, чтобы годились на Василисину пряжу; никто не берется и сделать-то. Василиса стала просить свою куколку, та и говорит: - Принеси-ка мне какое-нибудь старое бердо, да старый челнок, да лошадиной гривы; я все тебе смастерю. Василиса добыла все, что надо, и легла спать, а кукла за ночь приготовила славный стан. К концу зимы и полотно выткано, да такое тонкое, что сквозь иглу вместо нитки продеть можно. Весною полотно выбелили, и Василиса говорит старухе: - Продай, бабушка, это полотно, а деньги возьми себе. Старуха взглянула на товар и ахнула: - Нет, дитятко! Такого полотна, кроме царя, носить некому; понесу во дворец. Пошла старуха к царским палатам да все мимо окон похаживает. Царь увидал и спросил: - Что тебе, старушка, надобно? - Ваше царское величество, - отвечает старуха, - я принесла диковинный товар; никому, окроме тебя, показать не хочу. Царь приказал впустить к себе старуху и как увидел полотно - вздивовался. - Что хочешь за него? - спросил царь. - Ему цены нет, царь-батюшка! Я тебе в дар его принесла. Поблагодарил царь и отпустил старуху с подарками. Стали царю из того полотна сорочки шить; вскроили, да нигде не могли найти швеи, которая взялась бы их работать. Долго искали; наконец царь позвал старуху и сказал: - Умела ты напрясть и соткать такое полотно, умей из него и сорочки сшить. - Не я, государь, пряла и соткала полотно, - сказала старуха, - это работа приемыша моего - девушки. - Ну, так пусть и сошьет она! Воротилась старушка домой и рассказала обо всем Василисе. - Я знала, - говорит ей Василиса, - что эта работа моих рук не минует. Заперлась в свою горницу, принялась за работу; шила она не покладываючи рук, и скоро дюжина сорочек была готова. Старуха понесла к царю сорочки, а Василиса умылась, причесалась, оделась и села под окном. Сидит себе и ждет, что будет. Видит: на двор к старухе идет царский слуга; вошел в горницу и говорит: - Царь-государь хочет видеть искусницу, что работала ему сорочки, и наградить ее из своих царских рук. Пошла Василиса и явилась пред очи царские. Как увидел царь Василису Прекрасную, так и влюбился в нее без памяти. - Нет, - говорит он, - красавица моя! Не расстанусь я с тобою; ты будешь моей женою. Тут взял царь Василису за белые руки, посадил ее подле себя, а там и свадебку сыграли. Скоро воротился и отец Василисы, порадовался об ее судьбе и остался жить при дочери. Старушку Василиса взяла к себе, а куколку по конец жизни своей всегда носила в кармане. |