Русский фольклор. Русский фольклор. Русские народные песенки, потешки. Ладушки, ладушки!
 Скачать 412.22 Kb.
|
|
«Лисичка-сестричка и волк», обр. М. Булатова; Бежала лиса по дороге. Видит — едет старик, целые сани рыбы везёт. Захотелось лисе рыбки. Вот она забежала вперёд и растянулась посреди дороги, будто неживая. Подъехал к ней старик, а она не шевелится; ткнул кнутом, а она не ворохнётся. «Славный будет воротник старухе на шубу!» — думает старик. Взял он лису, положил на сани, а сам пошёл впереди. А лисичке только того и надо. Огляделась она и давай потихоньку рыбу с саней сбрасывать. Всё по рыбке да по рыбке. Повыбрасывала всю рыбу и сама ушла. Приехал старик домой и говорит: — Ну, старуха, какой я тебе воротник привёз! — Где же он? — Там, на санях, и рыба, и воротник. Ступай возьми! Подошла старуха к саням, смотрит — ни воротника, ни рыбы. Вернулась она в избу и говорит: — На санях-то, дед, кроме рогожи, ничего нету! Тут старик догадался, что лиса не мёртвая была. Погоревал, погоревал, да делать нечего. А лисичка тем временем собрала на дороге всю рыбу в кучку, уселась и ест. Подходит к ней волк: — Здравствуй, лиса! — Здравствуй, волчок! — Дай мне рыбки! Лиса оторвала у рыбки голову и бросила волку. — Ох, лиса, хорошо! Дай ещё! Лиса бросила ему хвостик. — Ах, лиса, хорошо! Дай ещё! — Ишь ты какой! Налови сам, да ешь. — Да я не умею! — Экой ты! Ведь я ж наловила. Ступай на реку, опусти хвост в прорубь, сиди да приговаривай: «Ловись, ловись, рыбка, большая и маленькая! Ловись, ловись, рыбка, большая и маленькая!». Вот рыба сама на хвост и нацепляется. Посиди подольше — наловишь побольше! Волк побежал на реку, опустил хвост в прорубь, сидит да приговаривает: — Ловись, ловись, рыбка, большая и маленькая! А лисица прибежала, ходит вокруг волка да приговаривает: — Мёрзни, мёрзни, волчий хвост! Мёрзни, мёрзни, волчий хвост! Волк скажет: — Ловись, ловись, рыбка, большая и маленькая! А лисица: — Мёрзни, мёрзни, волчий хвост! Волк опять: — Ловись, ловись, рыбка, большая и маленькая! Алиса: — Мёрзни, мёрзни, волчий хвост! — Что ты там, лиса, говоришь? — спрашивает волк. — Это я тебе, волк, помогаю: рыбу к хвосту подгоняю! — Спасибо тебе, лисица! — Не за что, волчок! А мороз всё сильнее да сильнее. Волчий хвост и приморозило крепко-накрепко. Лиса кричит: — Ну, тяни теперь! Потянул волк свой хвост, да не тут-то было! «Вот сколько рыбы привалило, и не вытащишь!» — думает он. Оглянулся волк кругом, хотел лису на помощь звать, а её уже и след простыл — убежала. Целую ночь провозился волк у проруби — не мог хвост вытащить. На рассвете пошли бабы к проруби за водой. Увидели волка и закричали: — Волк, волк! Бейте его! Бейте его! Подбежали и стали колотить волка: кто коромыслом, кто ведром. Волк туда, волк сюда. Прыгал, прыгал, рванулся, оторвал себе хвост и пустился без оглядки. «Подожди, — думает, — уж я тебе, лисонька, отплачу!» А лиса съела всю рыбку и захотела ещё чего-нибудь раздобыть. Забралась она в избу, где хозяйка блины поставила, да и попала головой в квашёнку. Залепило ей тестом и глаза, и уши. Выбралась лисица из избы — да поскорее в лес... Бежит она, а навстречу ей волк. — Так-то, — кричит, — ты меня научила в проруби рыбу ловить? Избили меня, исколотили, хвост мне оторвали! — Эх, волчок, волчок! — говорит лиса. — У тебя только хвост оторвали, а мне всю голову разбили. Видишь: мозги выступили. Насилу плетусь! — И то правда, — говорит волк. — Где уж тебе, лиса, идти! Садись на меня, я тебя довезу. Лиса села волку на спину, он её и повёз. Вот лиса едет на волке и потихоньку припевает: — Битый небитого везёт! Битый небитого везёт! — Что ты, лисонька, там говоришь? — спрашивает волк. — Я, волчок, говорю: «Битый битого везёт». — Так, лисонька, так!Довёз волк лису до её норы, она соскочила, в нору юркнула и давай над волком смеяться-посмеиваться: — Нету у волка ни разума, ни толку! «Зимовье», обр. И. Соколова-Микитова; Надумали бык, баран, свинья, кот да петух жить в лесу. Хорошо летом в лесу, привольно! Быку и барану травы вволю, кот ловит мышей, петух собирает ягоды, червяков клюёт, свинья под деревьями корешки да жёлуди роет. Только и худо бывало друзьям, ежели дождик пойдёт. Так лето прошло, наступила поздняя осень, стало в лесу холодать. Бык прежде всех спохватился зимовье строить. Встретил в лесу барана: — Давай, друг, зимовье строить! Я стану из леса брёвна носить да столбы тесать, а ты будешь щепу драть. — Ладно, — отвечает баран, — согласен. Повстречали бык и баран свинью: — Пойдём, Хавроньюшка, с нами зимовье строить. Мы станем брёвна носить, столбы тесать, щепу драть, а ты будешь глину месить, кирпичи делать, печку класть. Согласилась и свинья. Увидели бык, баран и свинья кота: — Здравствуй, Котофеич! Пойдём вместе зимовье строить! Мы станем брёвна носить, столбы тесать, щепу драть, глину месить, кирпичи делать, печку класть, а ты будешь мох таскать, стены конопатить. Согласился и кот. Повстречали бык, баран, свинья и кот в лесу петуха: — Здравствуй, Петя! Идём с нами зимовье строить! Мы будем брёвна носить, столбы тесать, щепу драть, глину месить, кирпичи делать, печку класть, мох таскать, стены конопатить, а ты — крышу крыть. Согласился и петух. Выбрали друзья в лесу место посуше, наносили брёвен, натесали столбов, щепы надрали, наделали кирпичей, моху натаскали — стали рубить избу. Избу срубили, печку сложили, стены проконопатили, крышу покрыли. Наготовили на зиму запасов и дров. Пришла лютая зима, затрещал мороз. Иному в лесу холодно, а друзьям в зимовье тепло. Бык и баран на полу спят, свинья забралась в подполье, кот на печи песни поёт, а петух под потолком на жёрдочке пристроился. Живут друзья — не горюют. А бродили по лесу семь голодных волков, увидели новое зимовье. Один, самый смелый волк, говорит: — Пойду-ка я, братцы, посмотрю, кто в этом зимовье живёт. Если скоро не вернусь, прибегайте на выручку. Вошёл волк в зимовье и прямо на барана угодил. Барану деваться некуда. Забился баран в угол, заблеял страшным голосом: — Бэ-э-э!.. Бэ-э-э!.. Бэ-э-э!.. Петух увидел волка, слетел с жёрдочки, крыльями захлопал: — Ку-ка-ре-ку-у!.. Соскочил кот с печи, зафыркал, замяукал: — Мя-у-у!.. Мя-у-у!.. Мя-у-у!.. Набежал бык, рогами волка в бок: — У-у-у!.. У-у-у!.. У-у-у!.. А свинья услыхала, что наверху бой идёт, вылезла из подполья и кричит: — Хрю!.. Хрю!.. Хрю! Кого тут съесть? Туго пришлось волку, едва жив из беды вырвался. Бежит, товарищам кричит: — Ой, братцы, уходите! Ой, братцы, бегите! Услыхали волки, пустились наутёк. Бежали час, бежали два, присели отдохнуть, красные языки вывалили. А старый волк отдышался, им говорит: — Вошёл я, братцы мои, в зимовье, вижу: уставился на меня страшный да косматый. Наверху захлопало, внизу зафыркало! Выскочил из угла рогатый, бодатый — мне рогами в бок! А снизу кричат: «Кого тут съесть?» Не взвидел я свету — и вон... Ой, бежимте, братцы!.. Поднялись волки, хвосты трубой — только снег столбом. «Лиса и козел», обр. О. Капицы; Бежала лиса, на ворон зазевалась — и попала в колодец. Воды в колодце было немного: утонуть нельзя, да и выскочить — тоже. Сидит лиса, горюет. Идёт козёл—умная голова; идёт, бородищей трясёт, рожи щами мотает; заглянул от нечего делать в колодец, увидел там лису и спрашивает: — Что ты там, лисанька, поделываешь? — Отдыхаю, голубчик, — отвечает лиса, — там, наверху, жарко, так я сюда забралась. Уж как здесь прохладно да хорошо! Водицы холодненькой — сколько хочешь! А козлу давно пить хочется. — Хороша ли вода-то? — спрашивает козёл. — Отличная, — отвечает лиса. — Чистая, холодная! Прыгай сюда, коли хочешь; здесь обоим нам место будет. Прыгнул сдуру козёл, чуть лисы не задавил. А она ему: — Эх, бородатый дурень, и прыгнуть-то не умел — всю обрызгал. Вскочила лиса козлу на спину, со спины на рога, да и вон из колодца. Чуть было не пропал козёл с голоду в колодце; насилу-то его отыскали и за рога вытащили. «Привередница», обр. В. Даля; Жили-были муж да жена. Детей у них было всего двое — дочка Малашечка да сынок Ивашечка. Малашечке было годков десяток или поболе, а Ивашечке всего пошёл третий. Отец и мать в детях души не чаяли и так уж избаловали! Коли дочери что наказать надо, то они не приказывают, а просят. А потом ублажать начнут: — Мы-де тебе и того дадим и другого добудем! А уж как Малашечка испривереднилась, так такой другой не то что на селе, чай, и в городе не было! Ты подай ей хлебца не то что пшеничного, а сдобненького, — на ржаной Малашечка и смотреть не хочет! А испечёт мать пирог-ягодник, так Малашечка говорит: — Кисел, давай медку! Нечего делать, зачерпнёт мать на ложку мёду и весь на дочернин кусок ухнет. Сама же с мужем ест пирог без мёду: хоть они и с достатком были, а сами так сладко есть не могли. Вот раз понадобилось им в город ехать, они и стали Малашечку ублажать, чтобы не шалила, за братом смотрела, а пуще всего, чтобы его из избы не пускала. — А мы-де тебе за это пряников купим, да орехов калёных, да платочек на голову, да сарафанчик с дутыми пуговками. — Это мать говорила, а отец поддакивал. Дочка же речи их в одно ухо впускала, а в другое выпускала. Вот отец с матерью уехали. Пришли к ней подруги и стали звать посидеть на травке-муравке. Вспомнила было девочка родительский наказ, да подумала: «Не велика беда, коли выйдем на улицу!» А их изба была крайняя к лесу. Подруги заманили её в лес с ребёнком — она села и стала брату веночки плесть. Подруги поманили её в коршуны поиграть, она пошла на минутку, да и заигралась целый час. Вернулась к брату. Ой, брата нет, и местечко, где сидел, остыло, только травка помята. Что делать? Бросилась к подругам, — та не знает, другая не видела. Взвыла Малашечка, побежала куда глаза глядят брата отыскивать: бежала, бежала, бежала, набежала в поле на печь. — Печь, печурка! Не видала ли ты моего братца Ивашечку? А печка ей говорит: — Девочка-привередница, поешь моего ржаного хлеба, поешь, так скажу! — Вот, стану я ржаной хлеб есть! Я у матушки да у батюшки и на пшеничный не гляжу! — Эй, Малашечка, ешь хлеб, а пироги впереди! — сказала ей печь. Малашечка рассердилась и побежала далее. Бежала, бежала, устала, — села под дикую яблоню и спрашивает кудрявую: — Не видала ли, куда братец Ивашечка делся? А яблоня в ответ: — Девочка-привередница, поешь моего дикого, кислого яблочка — может статься, тогда и скажу! — Вот, стану я кислицу есть! У моих батюшки да матушки садовых много — и то ем по выбору! Покачала на неё яблоня кудрявой вершиной да и говорит: — Давали голодной Маланье оладьи, а она говорит: «Испечены неладно!». Малаша побежала далее. Вот бежала она, бежала, набежала на молочную реку, на кисельные берега и стала речку спрашивать: — Речка-река! Не видала ли ты братца моего Ивашечку? А речка ей в ответ: — А ну-ка, девочка-привередница, поешь наперёд моего овсяного киселька с молочком, тогда, быть может, дам весточку о брате. — Стану я есть твой кисель с молоком! У моих у батюшки и у матушки и сливочки не в диво! — Эх, — погрозилась на неё река, — не брезгай пить из ковша! Побежала привередница дальше. И долго бежала она, ища Ивашечку; наткнулась на ежа, хотела его оттолкнуть, да побоялась наколоться, вот и вздумала с ним заговорить: — Ёжик, ёжик, не видал ли ты моего братца? А ёжик ей в ответ: — Видел я, девочка, стаю серых гусей, пронесли они в лес на себе малого ребёнка в красной рубашечке. — Ах, это-то и есть мой братец Ивашечка! — завопила девочка- привередница. — Ёжик, голубчик, скажи мне, куда они его пронесли? Вот и стал ёж ей сказывать: что-де в этом дремучем лесу живёт Яга-Баба, в избушке на курьих ножках; в послугу наняла она себе серых гусей, и что она им прикажет, то гуси и делают. И ну Малашечка ежа просить, ежа ласкать: — Ёжик ты мой рябенький, ёжик игольчатый! Доведи меня до избушки на курьих ножках! — Ладно, — сказал он и повёл Малашечку в самую чашу, а в чаще той все съедобные травы растут: кислица да борщовник, по деревьям седая ежевика вьётся, переплетается, за кусты цепляется, крупные ягодки на солнышке дозревают. «Вот бы поесть!» — думает Малашечка, да уж до еды ли ей! Махнула на сизые плетенницы и побежала за ежом. Он привёл её к старой избушке на курьих ножках. Малашечка заглянула в отворённую дверь и видит — в углу на лавке Баба-яга спит, а на прилавке Ивашечка сидит, цветочками играет. Схватила она брата на руки да вон из избы! А гуси-наёмники чутки. Сторожевой гусь вытянул шею, гагакнул, взмахнул крыльями, взлетел выше дремучего леса, глянул вокруг и видит, что Малашечка с братом бежит. Закричал, загоготал серый гусь, поднял всё стадо гусиное, а сам полетел к Бабе-яге докладывать. А Баба-яга — костяная нога так спит, что с неё пар валит, от храпа оконницы дрожат. Уж гусь ей в то ухо и в другое кричит — не слышит! Рассердился щипун, щипнул Ягу в самый нос. Вскочила Баба-яга, схватилась за нос, а серый гусь стал ей докладывать: — Баба-яга — костяная нога! У нас дома неладно что-то сделалось, Ивашечку Малашечка домой несёт! Тут Баба-яга как расходилась: — Ах вы трутни, дармоеды, из чего я вас пою, кормлю! Вынь да положь, подайте мне брата с сестрой! Полетели гуси вдогонку. Летят да друг с дружкою перекликаются. Заслышала Малашечка гусиный крик, подбежала к молочной реке, кисельным берегам, низенько ей поклонилась и говорит: — Матушка река! Скрой, схорони ты меня от диких гусей! А река ей в ответ: - Девочка-привередница, поешь наперёд моего овсяного киселя с молоком. Устала голодная Малашечка, в охотку поела мужицкого киселя, припала к реке и всласть напилась молока. Вот река и говорит ей: — Так-то вас, привередниц, голодом учить надо! Ну, теперь садись под бережок, я закрою тебя. Малашечка села, река прикрыла её зелёным тростником; гуси налетели, покрутились над рекой, поискали брата с сестрой да с тем и полетели домой. Рассердилась Яга пуще прежнего и прогнала их опять за детьми. Вот гуси летят вдогонку, летят да меж собой перекликаются, а Малашечка, заслыша их, прытче прежнего побежала. Вот подбежала к дикой яблоне и просит её: — Матушка зелёная яблонька! Схорони, укрой меня от беды неминучей, от злых гусей! А яблоня ей в ответ: — А поешь моего самородного кислого яблочка, так, может статься, и спрячу тебя! Нечего делать, принялась девочка-привередница дикое яблоко есть, и показался дичок голодной Малаше слаще наливного садового яблочка. А кудрявая яблонька стоит да посмеивается: — Вот так-то вас, причудниц, учить надо! Давеча не хотела и в рот взять, а теперь ешь над горсточкой! Взяла яблонька, обняла ветвями брата с сестрой и посадила их в серёдочку, в самую густую листву. Прилетели гуси, осмотрели яблоню — нет никого! Полетели ещё туда, сюда да с тем к Бабе-яге и вернулись. Как завидела она их порожнем, закричала, затопала, завопила на весь лес: — Вот я вас, трутней! Вот я вас, дармоедов! Все пёрышки ощиплю, на ветер пущу, самих живьём проглочу! Испугались гуси, полетели назад за Ивашечкой и Малашечкой. Летят да жалобно друг с дружкой, передний с задним, перекликаются: — Ту-та, ту-та? Ту-та не-ту! Стемнело в поле, ничего не видать, негде и спрятаться, а дикие гуси всё ближе и ближе; а у девочки-привередницы ножки, ручки устали — еле плетётся. Вот видит она — в поле та печь стоит, что её ржаным хлебом потчевала. Она к печи: — Матушка печь, укрой меня с братом от Бабы-яги! — То-то, девочка, слушаться бы тебе отца-матери, в лес не ходить, брата не брать, сидеть дома да есть, что отец с матерью едят! А то «варёного не ем, печёного не хочу, а жареного и на дух не надо!» Вот Малашечка стала печку упрашивать, умаливать: вперёд-де таково не буду! — Ну, посмотрю я. Пока поешь моего ржаного хлебца! С радостью схватила его Малашечка и ну есть да братца кормить! —Такого-то хлебца я отроду не видала — словно пряник-коврижка! А печка, смеючись, говорит: — Голодному и ржаной хлеб за пряник идёт, а сытому и коврижка вяземская не сладка! Ну, полезай теперь в устье — сказала печь, — да заслонись заслоном. Вот Малашечка скоренько села в печь, затворилась заслоном, сидит и слушает, как гуси всё ближе подлетают, жалобно друг дружку спрашивают: — Ту-та, ту-та? Ту-та не-ту! Вот полетали они вокруг печки. Не нашел Малашечки, опустились на землю и стали промеж себя говорить: что им делать? Домой ворочаться нельзя: хозяйка их живьём съест. Здесь остаться также не можно: она велит их всех перестрелять. — Разве вот что, братья, — сказал передовой вожак, — вернёмся домой, в тёплые земли, туда Бабе-яге доступа нет! Гуси согласились, снялись с земли и полетели далеко-далеко, за синие моря. Отдохнувши, Малашечка схватила братца и побежала домой, а дома отец с матерью всё село исходили, каждого встречного и поперечного о детях спрашивали; никто ничего не знает, лишь только пастух сказывал, что ребята в лесу играли. Побрели отец с матерью в лес да подле села на Малашечку с Ивашечкой и наткнулись. Тут Малашечка во всём отцу с матерью повинилась, про всё рассказала и обещала вперёд слушаться, не перечить, не привередничать, а есть, что другие едят. Как сказала, так и сделала, а затем и сказке конец. |