Русский фольклор. Русский фольклор. Русские народные песенки, потешки. Ладушки, ладушки!
 Скачать 412.22 Kb.
|
|
«Сивка-бурка», обр. М. Булатова; Жил-был старик, и было у него три сына. Младшего все Иванушкой-дурачком звали. Посеял раз старик пшеницу. Добрая уродилась пшеница, да только повадился кто-то ту пшеницу мять да топтать. Вот старик и говорит сыновьям: — Милые мои дети! Стерегите пшеницу каждую ночь по очереди, поймайте вора! Настала первая ночь. Отправился старший сын пшеницу стеречь, да захотелось ему спать. Забрался он на сеновал и проспал до утра. Приходит утром домой и говорит: — Всю-то ночь я не спал, пшеницу стерег! Иззяб весь, а вора не видал. На вторую ночь пошел средний сын. И он всю ночь проспал на сеновале. На третью ночь приходит черед Иванушке-дурачку идти. Положил он пирог за пазуху, взял веревку и пошел. Пришел в поле, сел на камень. Сидит не спит, пирог жует, вора дожидается. В самую полночь прискакал на пшеницу конь — одна шерстинка серебряная, другая золотая; бежит — земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. И стал тот конь пшеницу есть. Не столько ест, сколько копытами топчет. Подкрался Иванушка к коню и разом накинул ему на шею веревку. Рванулся конь изо всех сил — не тут-то было! Иванушка вскочил на него ловко и ухватился крепко за гриву. Уж конь носил-носил его по чисту полю, скакал-скакал — не мог сбросить! Стал конь просить Иванушку: — Отпусти ты меня, Иванушка, на волю! Я тебе за это великую службу сослужу. — Хорошо, — отвечает Иванушка, — отпущу, да как я тебя потом найду? — А ты выйди в чистое поле, в широкое раздолье, свистни три раза молодецким посвистом, гаркни богатырским покриком: «Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!» — я тут и буду. Отпустил Иванушка коня и взял с него обещание пшеницы никогда больше не есть и не топтать. Пришел Иванушка поутру домой. — Ну, рассказывай, что ты там видел? — спрашивают братья. — Поймал я, — говорит Иванушка, — коня — одна шерстинка серебряная, другая золотая. — А где же конь? — Да он обещал больше не ходить в пшеницу, вот я его и отпустил. Не поверили Иванушке братья, посмеялись над ним вволю. Да только уж с этой ночи и вправду никто пшеницы не трогал... Скоро после того разослал царь гонцов по всем деревням, по всем городам клич кликать: — Собирайтесь, бояре да дворяне, купцы да простые крестьяне, к царю на двор. Сидит царская дочь Елена Прекрасная в своем высоком тереме у окошка. Кто на коне до царевны доскочит да с ее руки золотой перстень снимет, за того она и замуж пойдет! Вот в указанный день собираются братья ехать к царскому двору — не затем, чтобы самим скакать, а хоть на других посмотреть. А Иванушка с ними просится: — Братцы, дайте мне хоть какую-нибудь лошаденку, и я поеду посмотрю на Елену Прекрасную! — Куда тебе, дурню! Людей, что ли, хочешь смешить? Сиди себе на печи да золу пересыпай! Уехали братья, а Иванушка-дурачок и говорит братниным женам: — Дайте мне лукошко, я хоть в лес пойду — грибов наберу! Взял лукошко и пошел, будто грибы собирать. Вышел Иванушка в чистое поле, в широкое раздолье, лукошко под куст бросил, а сам свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком: — Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой! Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный. — Что угодно, Иванушка? — Хочу посмотреть на царскую дочь Елену Прекрасную! — отвечает Иванушка. — Ну, влезай ко мне в правое ухо, в левое вылезай! Влез Иванушка коню в правое ухо, а в левое вылез — и стал таким молодцом, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать, ни пером описать! Сел на Сивку-бурку и поскакал прямо к городу. Нагнал он по дороге своих братьев, проскакал мимо них, пылью дорожной осыпал. Прискакал Иванушка на площадь — прямо к царскому дворцу. Смотрит — народу видимо-невидимо, а в высоком терему, у окна, сидит царевна Елена Прекрасная. На руке у нее перстень сверкает — цены ему нет! А собою она красавица из красавиц. Глядят все на Елену Прекрасную, а никто не решается до нее доскочить: никому нет охоты шею себе ломать. Ударил тут Иванушка Сивку-бурку по крутым бокам... Фыркнул конь, заржал, прыгнул — только на три бревна до царевны не допрыгнул. Удивился народ, а Иванушка повернул Сивку и ускакал. Кричат все: — Кто таков? Кто таков? А Иванушки уж и след простыл. Видели, откуда прискакал, не видели, куда ускакал. Примчался Иванушка в чистое поле, соскочил с коня, влез ему в левое ухо, а в правое вылез и стал по-прежнему Иванушкой-дурачком. Отпустил он Сивку-бурку, набрал полное лукошко мухоморов и принес домой: — Эва, какие грибки хорошие! Рассердились братнины жены на Иванушку и давай его ругать: — Какие ты, дурень, грибы принес? Только тебе одному их есть! Усмехнулся Иванушка, забрался на печь и сидит. Воротились домой братья и рассказывают женам, что они в городе видели: — Ну, хозяйки, какой молодец к царю приезжал! Такого мы сроду не видывали. До царевны только на три бревна не доскочил. А Иванушка лежит на печи да посмеивается: — Братцы родные, а не я ли это там был? — Куда тебе, дурню, там быть! Сиди уж на печи да мух лови! На другой день старшие братья снова в город поехали, а Иванушка взял лукошко и пошел за грибами. Вышел в чистое поле, в широкое раздолье, лукошко бросил, сам свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком: — Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой! Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный. Влез Иванушка Сивке-бурке в правое ухо, а в левое вылез и стал молодец молодцом. Вскочил на коня и поскакал ко двору. Видит — на площади народу еще больше прежнего. Все на царевну любуются, а скакать никто и не думает: боятся шею себе сломать! Ударил тут Иванушка своего коня по крутым бокам. Заржал Сивка-бурка, прыгнул — только на два бревна до царевнина окна не достал. Поворотил Иванушка Сивку и ускакал. Видели, откуда прискакал, не видели, куда ускакал. А Иванушка уже в чистом поле. Отпустил Сивку-бурку, а сам пошел домой. Сел на печь, сидит, дожидается братьев. Приезжают братья домой и рассказывают: — Ну, хозяйки, тот же молодец опять приезжал! Не доскочил до царевны только на два бревна. Иванушка и говорит им: — Братцы, а не я ли это там был? — Сиди, дурень, помалкивай!.. На третий день братья снова собираются ехать, а Иванушка говорит: — Дайте мне хоть плохонькую лошаденку: поеду и я с вами! — Сиди, дурень, дома! Только тебя там и не хватает! Сказали и уехали. Иванушка вышел в чистое поле, в широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком: — Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой! Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный. Влез Иванушка коню в правое ухо, а в левое вылез. Стал молодец молодцом и поскакал к царскому двору. Прискакал Иванушка к высокому терему, стегнул Сивку-бурку плеткой... Заржал конь пуще прежнего, ударил о землю копытами, прыгнул — и доскочил до окна! Поцеловал Иванушка Елену Прекрасную в алые губы, снял с ее пальца заветный перстень и умчался. Только его и видели! Тут все зашумели, закричали, руками замахали: — Держи его! Лови его! А Иванушки и след простыл. Отпустил он Сивку-бурку, пришел домой. Одна рука тряпкой обмотана. — Что это с тобою приключилось? — спрашивают братнины жены. — Да вот, искал грибы, на сучок накололся... И полез на печку. Вернулись братья, стали рассказывать, что и как было: — Ну, хозяйки, тот молодец в этот раз так скакнул, что до царевны доскочил и перстень с ее пальца снял! Иванушка сидит на печке да знай свое: — Братцы, а не я ли это там был? — Сиди, дурень, не болтай зря! Тут Иванушке захотелось на царевнин драгоценный перстень взглянуть. Как размотал он тряпку, так всю избу и осияло! — Перестань, дурень, с огнем баловать! — кричат братья. — Еще избу сожжешь. Пора тебя совсем из дому прогнать! Ничего им Иванушка не ответил, а перстень снова тряпкой обвязал... Через три дня царь снова клич кликнул: чтобы весь народ, сколько ни есть в царстве, собирался к нему на пир и чтобы никто не смел дома оставаться. А кто царским пиром побрезгает, тому голову с плеч долой! Нечего делать, отправились братья на пир, повезли с собой и Иванушку-дурачка. Приехали, уселись за столы дубовые, за скатерти узорчатые, пьют-едят, разговаривают. А Иванушка забрался за печку, в уголок, и сидит там. Ходит Елена Прекрасная, потчует гостей. Каждому подносит вина и меду, а сама смотрит, нет ли у кого на руке ее перстенька заветного. У кого перстень на руке — тот и жених ее. Только ни у кого перстня не видно... Обошла она всех, подходит к последнему — к Иванушке. А он за печкой сидит, одежонка на нем худая, лаптишки рваные, одна рука тряпкой обвязана. Братья глядят и думают: «Ишь ты, царевна и нашему Ивашке вина подносит!» А Елена Прекрасная подала Иванушке стакан вина и спрашивает: — Почему это у тебя, молодец, рука обвязана? — Ходил в лес по грибы да на сук накололся. — А ну-ка, развяжи, покажи! Развязал Иванушка руку, а на пальце у него царевнин перстень заветный: так и сияет, так и сверкает! Обрадовалась Елена Прекрасная, взяла Иванушку за руку, подвела к отцу и говорит: — Вот, батюшка, мой жених и нашелся! Умыли Иванушку, причесали, одели, и стал он не Иванушкой-дурачком, а молодец молодцом, прямо и не узнаешь! Тут ждать да рассуждать не стали — веселым пирком да за свадебку! Я на том пиру был, мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало. «Финист — ясный сокол», обр. А. Платонова. Жил да был крестьянин. Умерла у него жена, осталось три дочки. Хотел старик нанять работницу — в хозяйстве помогать. Но меньшая дочь, Марьюшка, сказала: — Не надо, батюшка, нанимать работницу, сама я буду хозяйство вести. Ладно. Стала дочка Марьюшка хозяйство вести. Все-то она умеет, все-то у нее ладится. Любил отец Марьюшку: рад был, что такая умная да работящая дочка растет. Из себя-то Марьюшка красавица писаная. А сестры ее завидущие да жаднющие, из себя-то они некрасивые, а модницы-перемодницы — весь день сидят да белятся, да румянятся, да в обновки наряжаются, платья им — не платья, сапожки — не сапожки, платок — не платок. Поехал отец на базар и спрашивает дочек: — Что вам, дочки, купить, чем порадовать? И говорят старшая и средняя дочки: — Купи по полушалку, да такому, чтоб цветы покрупнее, золотом расписанные. А Марьюшка стоит да молчит. Спрашивает ее отец: — А что тебе, доченька, купить? — Купи мне, батюшка, перышко Финиста — ясна сокола. Приезжает отец, привозит дочкам полушалки, а перышка не нашел. Поехал отец в другой раз на базар. — Ну, — говорит, — дочки, заказывайте подарки. Обрадовались старшая и средняя дочки: — Купи нам по сапожкам с серебряными подковками. А Марьюшка опять заказывает; — Купи мне, батюшка, перышко Финиста — ясна сокола. Ходил отец весь день, сапожки купил, а перышка не нашел. Приехал без перышка. Ладно. Поехал старик в третий раз на базар, а старшая и средняя дочки говорят: — Купи нам по платью. А Марьюшка опять просит; — Батюшка, купи перышко Финиста — ясна сокола. Ходил отец весь день, а перышка не нашел. Выехал из города, а навстречу старенький старичок: — Здорово, дедушка! — Здравствуй, милый! Куда путь-дорогу держишь? — К себе, дедушка, в деревню. Да вот горе у меня: меньшая дочка наказывала купить перышко Финиста — ясна сокола, а я не нашел. — Есть у меня такое перышко, да оно заветное, но для доброго человека, куда ни шло, отдам. Вынул дедушка перышко и подает, а оно самое обыкновенное. Едет крестьянин и думает: «Что в нем Марьюшка нашла хорошего?» Привез старик подарки дочерям, старшая и средняя наряжаются да над Марьюшкой смеются: — Как была ты дурочка, так и есть. Нацепи свое перышко в волоса да красуйся! Промолчала Марьюшка, отошла в сторону, а когда все спать легли, бросила Марьюшка перышко на пол и проговорила: — Любезный Финист — ясный сокол, явись ко мне, жданный мой жених! И явился ей молодец красоты неописанной. К утру молодец ударился об пол и сделался соколом. Отворила ему Марьюшка окно, и улетел сокол к синему небу. Три дня Марьюшка привечала к себе молодца, днем он летает соколом по синему поднебесью, а к ночи прилетает к Марьюшке и делается добрым молодцем. На четвертый день сестры злые заметили — наговорили отцу на сестру. — Милые дочки, — говорит отец, — смотрите лучше за собой! «Ладно, — думают сестры, — посмотрим, как будет дальше». Натыкали они в раму острых ножей, а сами притаились, смотрят. Вот летит ясный сокол. Долетел до окна и не может попасть в комнату Марьюшки. Бился, бился, всю грудь изрезал, а Марьюшка спит и не слышит. И сказал тогда сокол: — Кому я нужен, тот меня найдет. Но это будет нелегко. Тогда меня найдешь, когда трое башмаков железных износишь, трое посохов железных изломаешь, трое колпаков железных порвешь. Услышала это Марьюшка, вскочила с кровати, посмотрела в окно, а сокола нет, и только кровавый след на окне остался. Заплакала Марьюшка горькими слезами — смыла слезками кровавый след и стала еще краше. Пошла она к отцу и проговорила: — Не брани меня, батюшка, отпусти в путь-дорогу дальнюю. Жива буду — свидимся, умру — так, знать, на роду написано. Жалко было отцу отпускать любимую дочку, но отпустил. Заказала Марьюшка трое башмаков железных, трое посохов железных, трое колпаков железных и отправилась в путь-дорогу дальнюю, искать желанного Финиста — ясна сокола. Шла она чистым полем, шла темным лесом, высокими горами. Птички веселыми песнями ей сердце радовали, ручейки лицо белое умывали, леса темные привечали. И никто не мог Марьюшку тронуть, волки серые, медведи, лисицы — все звери к ней сбегались. Износила она башмаки железные, посох железный изломала и колпак железный порвала. И вот выходит Марьюшка на поляну и видит: стоит избушка на курьих ножках — вертится. Говорит Марьюшка: — Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть. Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос. Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела: — Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь? — Ищу, бабушка, Финиста—ясна сокола. — О красавица, долго тебе искать! Твой ясный сокол за тридевять земель, в тридевятом государстве. Опоила его зельем царица-волшебница и женила на себе. Но я тебе помогу. Вот тебе серебряное блюдечко и золотое яичко. Когда придешь в тридевятое царство, наймись работницей к царице. Покончишь работу — бери блюдечко, клади золотое яичко, само будет кататься. Станут покупать — не продавай. Просись Финиста — ясна сокола повидать. Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла. Потемнел лес, страшно стало Марьюшке, боится и шагнуть, а навстречу кот. Прыгнул к Марьюшке и замурлыкал: — Не бойся, Марьюшка, иди вперед. Будет еще страшнее, а ты иди и иди, не оглядывайся. Потерся кот спинкой и был таков, а Марьюшка пошла дальше. А лес стал еще темней. Шла, шла Марьюшка, башмаки железные износила, посох поломала, колпак порвала и пришла к избушке на курьих ножках. Вокруг тын, на кольях черепа, и каждый череп огнем горит. Говорит Марьюшка: — Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть. Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос. Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела: — Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь? — Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола. — А у моей сестры была? — Была, бабушка. — Ладно, красавица, помогу тебе. Бери серебряные пяльцы, золотую иголочку. Иголочка сама будет вышивать серебром и золотом по малиновому бархату. Будут покупать — не продавай. Просись Финиста — ясна сокола повидать. Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла. А в лесу стук, гром, свист, черепа лес освещают. Страшно стало Марьюшке. Глядь, собака бежит: — Ав, ав, Марьюшка, не бойся, родная, иди. Будет еще страшнее, не оглядывайся. Сказала и была такова. Пошла Марьюшка, а лес стал еще темнее. За ноги ее цепляет, за рукава хватает… Идет Марьюшка, идет и назад не оглянется. Долго ли, коротко ли шла — башмаки железные износила, посох железный поломала, колпак железный порвала. Вышла на полянку, а на полянке избушка на курьих ножках, вокруг тын, а на кольях лошадиные черепа и каждый череп огнем горит. Говорит Марьюшка: — Избушка, избушка, встань к лесу задом, а ко мне передом! Повернулась избушка к лесу задом, а к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос. Сама черная, а во рту один клык торчит. Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела: — Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела пытаешь? — Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола. — Трудно, красавица, тебе будет его отыскать, да я помогу. Вот тебе серебряное донце, золотое веретенце. Бери в руки, само прясть будет, потянется нитка не простая, а золотая. — Спасибо тебе, бабушка. — Ладно, спасибо после скажешь, а теперь слушай, что тебе накажу: будут золотое веретенце покупать — не продавай, а просись Финиста — ясна сокола повидать. Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла, а лес зашумел, загудел: поднялся свист, совы закружились, мыши из нор повылезли—да все на Марьюшку. И видит Марьюшка — бежит навстречу серый волк. — Не горюй, — говорит он, — а садись на меня и не оглядывайся. Села Марьюшка на серого волка, и только ее и видели. Впереди степи широкие, луга бархатные, реки медовые, берега кисельные, горы в облака упираются. А Марьюшка скачет и скачет. И вот перед Марьюшкой хрустальный терем. Крыльцо резное, оконца узорчатые, а в оконце царица глядит. — Ну, — говорит волк, — слезай, Марьюшка, иди и нанимайся в прислуги. Слезла Марьюшка, узелок взяла, поблагодарила волка и пошла к хрустальному дворцу. Поклонилась Марьюшка царице и говорит: — Не знаю, как вас звать, как величать, а не нужна ли вам будет работница? Отвечает царица: Давно я ищу работницу, но такую, которая могла бы прясть, ткать, вышивать. — Все это я могу делать. — Тогда проходи и садись за работу. И стала Марьюшка работницей. День работает, а наступит ночь — возьмет Марьюшка серебряное блюдечко золотое яичко и скажет: — Катись, катись, золотое яичко, по серебряному блюдечку, покажи мне моего милого. Покатится яичко по серебряному блюдечку, и предстанет Финист — ясный сокол. Смотрит на него Марьюшка и слезами заливается: — Финист мой, Финист — ясный сокол, зачем ты меня оставил одну, горькую, о тебе плакать! Подслушала царица ее слова и говорит: — Продай ты мне, Марьюшка, серебряное блюдечко и золотое яичко. — Нет, — говорит Марьюшка, — они не продаются. Могу я тебе их отдать, если позволишь на Финиста — ясна сокола поглядеть. Подумала царица, подумала. — Ладно, — говорит, — так и быть. Ночью, как он уснет, я тебе его покажу. Наступила ночь, и идет Марьюшка в спальню к Финисту — ясну соколу. Видит она — спит ее сердечный друг сном непробудным. Смотрит Марьюшка не насмотрится, целует в уста сахарные, прижимает к груди белой, — спит не пробудится сердечный друг. Наступило утро, а Марьюшка не добудилась милого… Целый день работала Марьюшка, а вечером взяла серебряные пяльцы да золотую иголочку. Сидит вышивает, сама приговаривает: — Вышивайся, вышивайся, узор, для Финиста — ясна сокола. Было бы чем ему по утрам вытираться. Подслушала царица и говорит: — Продай, Марьюшка, серебряные пяльцы, золотую иголочку. — Я не продам, — говорит Марьюшка, — а так отдам, разреши только с Финистом — ясным соколом свидеться. Подумала та, подумала. — Ладно, — говорит, — так и быть, приходи ночью. Наступает ночь. Входит Марьюшка в спаленку к Финисту — ясну соколу, а тот спит сном непробудным. — Финист ты мой, ясный сокол, встань, пробудись! Спит Финист — ясный сокол крепким сном. Будила его Марьюшка — не добудилась. Наступает день. Сидит Марьюшка за работой, берет в руки серебряное донце, золотое веретенце. А царица увидала: продай да продай! — Продать не продам, а могу и так отдать, если позволишь с Финистом — ясным соколом хоть часок побыть. — Ладно, — говорит та. А сама думает: «Все равно не разбудит». Настала ночь. Входит Марьюшка в спальню к Финисту — ясну соколу, а тот спит сном непробудным. — Финист ты мой — ясный сокол, встань, пробудись! Спит Финист, не просыпается. Будила, будила — никак не может добудиться, а рассвет близко. Заплакала Марьюшка: — Любезный ты мой Финист — ясный сокол, встань, пробудись, на Марьюшку свою погляди, к сердцу своему ее прижми! Упала Марьюшкина слеза на голое плечо Финиста — ясна сокола и обожгла. Очнулся Финист — ясный сокол, осмотрелся и видит Марьюшку. Обнял ее, поцеловал: — Неужели это ты, Марьюшка! Трое башмаков износила, трое посохов железных изломала, трое колпаков железных истрепала и меня нашла? Поедем же теперь на родину. Стали они домой собираться, а царица увидела и приказала в трубы трубить, об измене своего мужа оповестить. Собрались князья да купцы, стали совет держать, как Финиста — ясна сокола наказать. Тогда Финист — ясный сокол говорит: — Которая, по-вашему, настоящая жена: та ли, что крепко любит, или та, что продает да обманывает? Согласились все, что жена Финиста — ясна сокола — Марьюшка. И стали они жить-поживать да добра наживать. Поехали в свое государство, пир собрали, в трубы затрубили, в пушки запалили, и был пир такой, что и теперь помнят. |