Sci psychology Ирвин Ялом Дар психотерапии
 Скачать 0.86 Mb.
|
|
Эта пациентка была изнасилована учителем в средней школе, и наше недавнее обсуждение тех событий очень огорчило ее. Наша работа над сном вскрыла ряд глубоких проблем. Она чувствовала себя возбужденной нашими интимными разговорами о сексе. Говорить с вами о сексе — это как заниматься с вами сексом, — говорила она, подозревая, что я тоже был возбужден и получал эротическое удовольствие от ее раскрытий. Она обсуждала свое стеснение от неравноправности раскрытия — на наших сеансах она была раздета, тогда как я оставался скрыт. Во сне встал вопрос, был ли я сексуально удовлетворен. В нем отражался ее страх, что единственное, что она могла мне предложить, был секс и что я бы бросил ее, если бы она не смогла дать мне его. Другой сон Я находилась в доме, построенном на разных уровнях. Там же была десятилетняя девочка, пытавшаяся разнести его на части, и я отогнала ее. Затем я увидела желтый грузовик Доброй воли, подъехавший и снова и снова врезавшийся в фундамент моей комнаты. Я услышала слова Рука помощи разит снова. Моя роль в этом сне в качестве грузовика Доброй воли, угрожавшего основанию дома, бесспорна. Нона всякий случай, если бы мы пропустили это, сон избыточно добавляет, рука помощи разит снова. Пациентка, подавленная массивная женщина, выросла в семье алкоголиков и была обречена на то, чтобы хранить это в секрете от общества. Сон выражал ее страхи перед раскрытием, как и предостережение мне будь нежными заботливым. Еще один клинический случай. В конце терапии пациентке снилось следующее Мы вместе посещаем конференцию в гостинице. В какой-то момент вы предлагаете мне взять комнату по соседству с вашей, чтобы мы спали вместе. Поэтому я отправилась в регистрационный офис гостиницы и договорилась о переезде в другую комнату. Затем, некоторое время спустя, вы передумываете и говорите мне, что все-таки это не очень хорошая идея. Я снова отправляюсь в бюро, чтобы отменить переезд. Но уже поздно все мои вещи перенесены в новую комнату. Но затем оказывается, что новая комната гораздо приятнее — больше, выше, имеет лучший вид. И нумерологически номер комнаты — 929 — гораздо более благоприятное число. Этот сон появился тогда, когда мыс пациенткой начинали обсуждать завершение терапии. Он выражал ее мнение, что сначала я соблазнял ее (иными словами, это образ сна, предлагающий, чтобы мы жили в соседних комнатах и спали вместе) и что она ответила согласием на сближение (поменяв комнаты, но затем, когда я передумал спать с ней, она не смогла вернуться обратно то есть некое необратимое изменение уже произошло. Более того, перемена была к лучшему новая комната была гораздо приятнее, с благоприятным нумерологическим подтекстом. Пациентка была исключительно красивой женщиной, излучающей сексуальность, ив прошлом общалась со всеми мужчинами посредством некоторой формы открытой или сублимированной сексуальности. Сон предполагал, что сексуальная энергия между нами могла быть существенной для создания терапевтической связи, которая, будучи установленной, облегчала необратимые изменения. Другой клинический пример Я в вашем кабинете и вижу прекрасную темноглазую женщину с красной розой в волосах, полулежащую на диване. Когда я приблизилась, то осознала, что женщина совсем не та, кем казалась. Ее диван — это гроб, ее глаза темны, ноне красотой, а смертью, а ее пурпурная розане цветок, но смертельная кровавая рана. Эта пациентка (она подробно описана в Мамочке и смысле жизни) часто выражала свое нежелание воспринимать меня как реального человека. Обсуждая со мной этот сон, она сказала Знаю, что я и есть эта женщина, и каждый приближающийся ко мне ipso facto [10] встречает смерть — еще одна причина держать вас подальше, и причина для вас не становиться ближе. Сон привел нас к теме того, что она проклята так много людей, любимых ею, умерли, что она верила, что носит в себе смерть. По этой причине она отказывалась позволить мне материализоваться как личности — она хотела, чтобы я был вне времени, вне жизненного нарратива, состоящего из линии с началом и, конечно же (и самое главное, с концом. Мои записные книжки заполнены другими многочисленными примерами моего появления во снах пациентов. Одной пациентке снилось, как она мочится на мои часы, другой — то, что она бродит по моему дому, встречается с моей женой и становится частью моей семьи. По мере моего старения пациентам все чаще снятся мое отсутствие или смерть. Во введении я приводил сон пациента, который, войдя в мой пустынный кабинет, нашел только соломенную шляпу, покрытую паутиной. Другая пришла в мой кабинет и обнаружила там библиотекаря, сидящего за моим столом, который и сообщил ей, что кабинет был превращен в памятную библиотеку. Каждый терапевт может привести и другие примеры. Глава 84. Опасайтесь профессиональных угроз Уютное окружение психотерапевтической практики удобные кресла, меблировка, подобранная со вкусом, нежные слова, возможность поделиться, теплота, близость встречи — часто скрывает профессиональные опасности. Психотерапия — весьма требовательная профессия, и успешный терапевт должен уметь справляться с изоляцией, волнением и фрустрацией, которые просто неизбежны в его работе. Самое парадоксальное, однако, состоит в том, что психотерапевты, которые так лелеют стремление их пациентов к близости, должны чувствовать изоляцию как главную профессиональную угрозу. Однако терапевты слишком часто бывают одинокими созданиями, проводящими весь свой рабочий день изолированными от мира в идущих друг за другом сеансах и редко видящими коллег, если только они не предпримут энергичных усилий, дабы построить коллегиальную деятельность. Да, конечно, идущие подряд сеансы, составляющие рабочий день терапевта, изобилуют близостью, но этой формы близости недостаточно для того, чтобы поддержать жизнь терапевта. Эта близость не дает подкрепления и обновления, возникающих от глубоких любящих отношений с друзьями и семьей. Одно дело — существовать для другого, и совсем другое — быть в равноправных отношениях с другим. Слишком часто мы, терапевты, игнорируем наши личные отношения. Наша работа становится нашей жизнью. В конце рабочего дня, отдав большую часть самих себя, мы чувствуем себя опустошенными и неспособными к дальнейшим взаимоотношениям. Кроме того, пациенты так благодарны, так любящи, так идеализируют нас, что мы рискуем стать менее ценимыми членами семьи и друзьями, которые не могут признать наши всеведение и превосходство во всем. Взгляд терапевта на мир априорно изолирован. Закаленные терапевты видят отношения иным образом, иногда они утрачивают терпение к социальным ритуалами бюрократии, не могут придерживаться мимолетных мелких встречи небольших разговоров на многочисленных общественных встречах. Путешествуя, некоторые терапевты избегают контакта с другими или скрывают свою профессию, потому что у них вызывает отвращение искаженное общественное отношение к ним. Они устали не только оттого, что их иррационально боятся или недооценивают, но оттого, что их переоценивают и считают, что они могут читать мысли или предлагать гениальные решения самых разнообразных проблем. Хотя терапевты должны привыкнуть к идеализации или недооценке, с которыми они встречаются в повседневной работе, это происходит очень редко. Вместо этого они часто ощущают тревожные позывы сомнений в себе или в собственной грандиозности. Эти подвижки в самоуважении, а впрочем, и все изменения внутреннего состояния, должны быть внимательнейшим образом проработаны терапевтами, дабы они не проникли в терапевтическую работу. Разрушительный жизненный опыт, с которым встречается терапевт — напряженность в отношениях, рождение детей, стрессы, связанные с заботой о детях, утраты, супружеские расхождения или даже развод, непредусмотренные неудачи, жизненные бедствия, болезни, — все это драматичным образом увеличивает напряженность и сложность терапии. На все эти профессиональные опасности в большей степени влияет график работы. Терапевты, которые пребывают под личным финансовым давлением и включают в свое расписание по сорок-пятьдесят часов в неделю, рискуют гораздо больше. Я всегда относился к психотерапии больше как к призванию, нежели как к профессии. Если основное побуждение состоит в накоплении состояния, а неоказания помощи, тогда жизнь психотерапевта — не лучший карьерный выбор. Деморализация терапевта также относится к спектру практики. Цеховщина, особенно в клинических областях, наполненных неимоверной болью и отчаянием — например, работа с умирающими или хронически ослабленными или психотическими больными, — ставит терапевта в рискованное положение я убежден, что баланс и разнообразие в практике широко содействуют чувству обновления. Выше, рассматривая проступки сексуального вовлечения, я указывал на близость отношений между терапевтом и пациентом с любыми отношениями, где очевидны различия в правах. Но существует огромная разница, неотъемлемая для самой напряженности терапевтического усилия. Терапевтическая связь может стать очень сильной столь многое открыто, столь многое спрошено, столь многое дано, столь многое понято — что возникает любовь не только со стороны пациента, но и терапевта, который обязан держать любовь в сфере caritas [11] и препятствовать ее проникновению в область эроса. Из всех стрессов в жизни психотерапевта существует два особенно катастрофических самоубийство пациента и судебное преследование за небрежность врача. Работая с беспокойными пациентами, мы всегда должны жить с вероятностью суицида. Приблизительно 50 процентов старших терапевтов стояли перед проблемой суицида или серьезной попыткой суицида пациента, с которым они работают сейчас или работали в прошлом. Даже самые опытные и подготовленные терапевты будут мучиться из-за шока, печали, вины, чувства некомпетентности и злости на пациента. Равно болезненные эмоции переживает терапевт, стоящий перед судебным преследованием за халатность. В реальном сутяжническом мире компетенция и честность не дают защиты терапевту почти каждый компетентный терапевт, которого я знаю, хотя бы единожды стоял перед судебным разбирательством или его угрозой. Кроме того, терапевты чувствуют себя преданными самим опытом судебной тяжбы. После того, как они посвятили самих себя служению, борьбе за личностный рост своих пациентов, терапевтов глубочайшим образом потрясает, а иногда навсегда меняет подобный опыт. Новая и неприятная мысль приходит им в голову, когда они проводят изначальную оценку Будет ли этот человек преследовать меня Лично я знаком с терапевтами, которые были столь деморализованы преследованием за халатность, что решались на ранний уход на пенсию. Шестьдесят пять лет назад Фрейд советовал терапевтам возвращаться к личному психоанализу каждые пять лет из-за частой подверженности примитивному вытесненному из сознания материалу, который он уподоблял действию рентгеновских лучей. Следует или нет разделять тревогу, что вытесняемые из сознания интуитивные потребности терапевта могут быть возбуждены, сложно не согласиться сего убеждением, что внутренняя работа терапевтов должна продолжаться всегда. Лично я нахожу группы психотерапевтической поддержки сильным оплотом против многих из этих опасностей. В последние десять летя посещал группу без лидера, которая состояла из одиннадцати мужчин-терапевтов примерно одного возраста и опыта и встречалась по 90 минут разв неделю. Но ни одно из этих особенных групповых свойств несущественно например, в течение многих летя вел успешную еженедельную группу для психотерапевтов разного возраста и пола. Что существенно, так это то, что группа предоставляет безопасную доверительную зону для того, чтобы поделиться стрессами персональной и профессиональной жизни. Не имеет значения и как называется эта группа — иными словами, терапевтическая ли это группа или группа поддержки (которая все равно оказывается терапевтической из-за статуса участников. Если между участниками нет личностной несовместимости, разрушающей процесс, группа опытных клиницистов не нуждается в профессиональном лидере. На самом деле, отсутствие назначенного лидера помогает членам более полно использовать свои остро отточенные умения. Группа менее опытных терапевтов, с другой стороны, может выиграть с опытным лидером, который работает как носитель функций, облегчающих выполнение проекта, и как наставник. Создать группу поддержки гораздо легче, чем кажется. Все, что требуется, так это решимость одного или двух индивидов, которые создают список совместимых коллег, контактируют сними и организуют время и место запланированного сеанса. Намой взгляд, такие группы представляют собой очень мощное средство для генерации поддержки и личного изменения. Прибавьте к этому навыки и ресурсы, свойственные собранию опытных клиницистов, и станет очевидно, почему я так страстно призываю терапевтов воспользоваться подобной возможностью. Глава 85. Лелейте профессиональные преимущества Мне редко приходится слышать от моих коллег-терапевтов, что в их жизни отсутствует смысл. Жизнь терапевта — это служение, в которой мы ежедневно преодолеваем наши личные желания и обращаем взгляд на нужды и рост другого. Нам доставляет удовольствие не только рост нашего пациента, но также и волновой эффект — благотворное влияние, которое оказывают наши пациенты на тех, с кем они соприкасаются. В этом и состоит грандиозное преимущество. А также грандиозное удовлетворение. В предшествующем разборе профессиональных опасностей я описывал напряженное нескончаемое самонаблюдение и внутреннюю работу, которых требует наша профессия. Но это самое условие является больше преимуществом, нежели ношей, потому что это — гарантия против застоя. Активный терапевт всегда развивается, постоянно растет в самопознании и осведомленности. Как можно вести других к изучению глубоких структур разума и действительности без одновременного изучения себя Нельзя просить пациента сфокусироваться на межличностной связанности без изучения своих собственных способов взаимоотношений. Я получаю огромную обратную связь от пациентов (что я, например, сдержанный, отвергающий, осуждающий, равнодзопный и надменный, которого я просто обязан принимать всерьез. Я спрашиваю себя, подходит ли это моему внутреннему опыту, и дают ли другие мне подобную обратную связь. Если я прихожу к выводу, что обратная связь очень точна и освещает мои мертвые зоны, я чувствую признательность и благодарю своих пациентов. Не делая этого или отрицая правдивость точного наблюдения, вы тем самым подрываете взгляд пациента на действительность ив сущности, занимаетесь не терапией, но антитерапией. Мы хранители секретов. Каждый день пациенты удостаивают нас своими тайнами, часто никогда ни с кем неразделенными. Получать такие тайны — это преимущество, данное немногим. Тайны дают нам закулисный взгляд на человеческую жизнь без социальной манерности, ролевой игры, напускной храбрости или позирования. Иногда тайны обжигают меня, и я иду домой, держусь за жену и воздаю свою хвалу. Другие тайны вибрируют внутри меня и поднимают мои собственные ускользающие, давно забытые воспоминания и импульсы. Все же другие огорчают меня, ведь я наблюдаю, как целая жизнь может быть без нужды потрачена на стыди неспособность простить себя. Тем, кто является хранителями секретов, дарованы проясняющие очки, через которые они видят мир — взгляд без искажения, отрицания и иллюзии, взгляд на то, как все в действительности. (Вспомните в этой связи заглавия книг Аллена Уиллиса, выдающегося психоаналитика Все на самом деле, Порядок вещей, Человек без иллюзий) Когда я обращаюсь к другим сознанием того, что мы все (терапевт и пациент) обременены болезненными тайнами — чувством вины за совершенные действия, стыдом за несовершенные действия, желанием любить и быть любимыми, глубокой ранимостью, чувством ненадежности и страхами, — я сближаюсь сними. Хранение секретов по прошествии лет сделало меня нежнее, я стал легче принимать секреты. Когда я встречаюсь с личностями, надутыми от гордости или самомнения, или обезумевшими от любой из мириад пожирающих страстей, я инстинктивно постигаю боль, которую они вкладывают в свои секреты, и не осуждаю, но сострадаю и, выше всего, чувствую себя связанным сними. Когда я впервые раскрылся в формальной медитации нежной доброты, в буддийском пристанище я почувствовал себя как дома. Я убежден, что многие терапевты гораздо более, чем это думается, знакомы с областью любящей доброты. Не только наша работа дает нам возможность переступать через себя, изменяться и расти, быть осчастливленными ясностью видения истинной и трагической человеческой природы. Нам предлагается еще больше. Мы получаем интеллектуальный вызов. Мы становимся исследователями, погруженными в величественнейшую и самую сложную из всех целей — развитие и поддержание человеческого разума. Рука об руку с пациентами мы наслаждаемся радостью великих открытий озарением, когда несоизмеримые воображаемые фрагменты внезапно гладко сливаются воедино. В другое время мы становимся акушеркой для рождения чего-то нового, освобождающего и поднимающего. Мы наблюдаем, как наши пациенты освобождаются от старых, обреченных на провал паттернов, отделяют себя от древних жалоб, вырабатывают жажду жизни, учатся любить нас и, посредством этого, с любовью поворачиваются к другим. Это большая радость — видеть, как другие открывают свои собственные источники мудрости. Иногда я ощущаю себя гидом, показывающим пациентам комнаты их собственного дома. Какое удовольствие видеть, как они открывают двери в комнаты, куда никогда не заходили, обнаруживают новые крылья в своем доме, где находятся изгнанные ими части мудрые, прекрасные и созидательные частицы индивидуальности. Иногда первым шагом этого процесса становится работа соснами, когда мыс пациентом изумляемся появлению из темноты искусных конструкций и светящихся образов. Воображаю, что созидательные преподаватели художественного письма должны иметь подобный же опыт. Наконец, меня всегда поражало, какая это исключительная привилегия — принадлежать к уважаемой и почетной организации целителей. Мы, терапевты, являем собой часть традиции, идущей к нам не только от наших ближайших психотерапевтических предков, начиная с Фрейда, Шопенгауэра, Кьеркегора, но также и Иисуса, Будды, Платона, Сократа, Галена, Гиппократа и многих других великих религиозных лидеров, философов и врачевателей, которые сначала времен лечили человеческое отчаяние. Примечания 1 Организации поддержания здоровья. — Здесь и далее прим. перевод, кроме оговоренных особо. |