филлсофия. Тема философия древнего мира
Скачать 0.55 Mb.
|
РУССКАЯ РЕЛИГИОЗНАЯ ФИЛОСОФИЯ Религиозность – одна из основных черт русской философии. Взаимосвязь, вплоть до единства, философского и религиозного сознания наиболее полно раскрыли в своем творчестве в ХХ веке русские мыслители С. Л. Франк, П. А. Флоренский, С. Н. Булгаков, Л. И. Шестов и др. Философия С. Н. Булгакова (1871 – 1944) являет собой сложность и противоречивость путей развития русской философской мысли, реализацию самых разнообразных возможностей, в том числе и нетрадиционных для нее. Булгаков пережил увлечение марксизмом. Но испытание марксизмом он преодолел довольно рано, и у него возникает идея: использовать то, что он считал положительным и истинным в марксизме, отбросить философское обоснование научности социалистической идеи и создать нечто новое, в котором бы были синтезированы все достижения европейской философии. Он считает, что главная заслуга Маркса состоит в выдвижении и обосновании подхода к миру с точки зрения человека как производителя. Именно в труде видит Булгаков фундаментальный феномен, в котором заключается суть и мира, и человека. Полагая, что в основе каждой подлинной философской системы лежит набор интуитивных и недоказуемых аксиом, он предлагает рассматривать мир как хозяйство. Необходимо отметить, что эта концепция, по мнению самого Булгакова, не претендует на абсолютную истину, а является одной из возможных и в чем-то необходимых систем. Такая терпимость к другим мнениям, к другим философским системам, думается, лежит в русле отечественной философской традиции. По-видимому, в чисто теоретическом плане здесь сказалась идея соборности человеческой мысли. Булгакова не удовлетворяет ни материализм, в том числе Маркса, ни идеализм. Что касается материализма, то он, по Булгакову, неприемлем потому, что неизбежно ведет к механицизму и утилитарному прагматизму. Материализм неспособен понять человека как свободное творческое существо, а прагматизм неизбежно заканчивается уничтожением духовности вообще, и нравственности в частности. По Булгакову, следование материалистическому мировоззрению неизбежно ведет к потере индивидуальности, человеческой личности. Но столь же неприемлем для Булгакова и идеализм, по причине «наследственного греха бесприродности и акосмизма».[8] Поэтому-то он и добивается «хозяйственного реализма» как единства лучших черт материализма и идеализма. С такой точки зрения и «основной вопрос философии», сформулированный Энгельсом, трансформируется из абстрактного в более конкретный: «Основной вопрос, который не исследовался, хотя и предрешался в экономическом материализме, таков: является ли хозяйство функцией человека или же человек есть функция хозяйства?»32 Такая формулировка основной философской проблемы и определяет своеобразное понимание философии. Философия, по Булгакову, не наука, а искусство. Если наука имеет ответы на вполне определенные и строго сформулированные вопросы, то философия исследует связь явлений с общим и целым. Она рассматривает любое явление с точки зрения мира как целого. Высшим достижением философской мысли, по Булгакову, является принцип тождества мышления и бытия, который он понимает как утверждение неразрывной связи материального и идеального и недопустимости их разрыва. Точно так же, как едины объект и субъект, должна быть единой и система философствования. И это единство давно уже достигнуто человечеством в христианстве. Итак, Булгаков осуществляет синтез материализма и идеализма, философии и религии. На этом синтезе православного христианства и философии и строится оригинальная философская система. Для Булгакова фундаментальным философским понятием является понятие жизни, причем с развитием общества выясняется, что жизнь есть процесс прежде всего хозяйственный. Но у Булгакова это вовсе не означает, что жизнь сводится, как у Маркса, к «общественному бытию». Жизнь, с его точки зрения, неопределима. Жизнь, по Булгакову, – предельное понятие, первоначало, она не выводится из причин и в этом смысле является чудом, она есть свобода. Не существует бытия вообще, существует всегда лишь конкретное бытие, самополагающаяся жизнь. В соответствии с принятым им за основу хозяйственным разумом мысль родится из жизни, более того, жизнь есть то материнство, в котором рождаются все ее проявления. Она противоречива, в ней алогичное неразрывно связано с логичным, как свет, например, предполагает тьму. Жизнь – процесс непрерывной борьбы между живой и мертвой материей. Весь материальный мир – лишь продолжение нашего тела, условие существования целого как организма. С точки зрения Булгакова, макрокосм и микрокосм, вселенная и человек неразрывно связаны друг с другом, переходят друг в друга, становятся тождественными. Так реализуется идея о космическом предназначении человека. Наличие материи, смерти – свидетельство падшести мира, его болезненного состояния. На концепции тождества бытия и мышления формируется Булгаковым и концепция тождества учения о бытии и учения о познании. Доказательство тому – концепция истины. «Истина есть состояние бытия...», то есть тождество объекта и субъекта находит выражение в тождестве жизни и истины. Все частные истины, добываемые наукой, которые, наоборот, свидетельствуют о различии объекта и субъекта, в конце концов сольются в единой истине. Последовательно провести идею тождества жизни и истины ему помогает понятие софии. Так, истина есть состояние бытия потому, что именно софия, мировая душа, занимает срединное положение и в сознании, и в бытии, делая возможным это тождество. Он согласен с Кантом, что мировая душа есть потусторонний объект. Опираясь на понятие софии, Булгаков характеризует творчество как софийный процесс, то есть причастность человека к Богу через софию. Более того, софийным становится и труд, производство. Из всей блестящей плеяды русских философов ХХ века, в творчестве которых наиболее полно выразилось русское национальное самосознание, Н.А. Бердяев (1898 – 1948) является самым известным в мире. В отличие от В. Соловьева он не пытался построить цельную философскую систему, но его сознание охватило такое количество проблем, что в целом Бердяева нельзя однозначно отнести к какой-то одной философской школе или направлению. Будучи религиозным философом, он и христианство понимает прежде всего как выражение сущности человека, его самых глубинных помыслов и интересов. Поддерживая традиционную русскую концепцию человека, он настаивает на его неповторимости и возможности до конца быть раскрытым с помощью разума («тайна личности, ее единственности, никому не понятна до конца...», «личность человека более таинственна, чем мир», «человек – микрокосм и заключает в себе все»). Не мир определяет человека, а человек определяет свой мир, два разных человека означают существование двух разных миров. Вознеся личность столь высоко, Бердяев утверждает ее примат над человеческим родом. Именно поэтому он резко отделяет индивидуальные проявления человека, в том числе духовные, от общечеловеческих, например, любовь как духовное в человеке и взаимоотношение полов как проявление «животного» (общего). Неповторимость и индивидуальность человека оборачивается у Бердяева его одиночеством. Из философской концепции уникальности человека и его одиночества вытекает идея о том, что цель общества – не равенство людей, а забота о сохранении достоинства человека. Достоинство личности получает у Бердяева статус философского принципа, который определяется отношением к различного рода формам устройства общественной жизни. Если же, по Бердяеву, этот принцип не соблюдается, и человек становится антропоцентричным, он превращается в обособленного эгоиста; если же общество становится теоцентричным, оно превращается в теократию, становится тоталитарным. Мир интересует Бердяева лишь в той степени, в какой он является человеческим миром, поскольку через него раскрывается сущность человека. И этот мир выступает как чуждый человеку, неподлинный мир. Именно благодаря направленности человека к Богу этот мир выступает как падший, неподлинный. Отсюда, живя в этом неподлинном мире, человек переживает себя, свое «Я» как пересечение двух миров: «сего мира» (неподлинного) и подлинного. Глубина «Я» принадлежит последнему. Но Бердяев предостерегает при этом, что мир не есть человеческая мысль. «Мир есть страсть и страстная эмоция». И постигаемая через нее суть мира заключается в том, что мир зол... это есть нечто отпавшее во внешнюю тьму. «Бог есть правда, мир есть неправда». Такая негативная позиция Бердяева по отношению к миру приводит его к выводу о невозможности исторического прогресса и к предупреждению человека не обольщаться светлым будущим. Тесно связана с проблемой человека в философии Бердяева проблема свободы и творчества. Сам он в учении о свободе видит свой основной вклад в философскую мысль. Мир свободы, по Бердяеву, не подчинен ни рациональному, ни объективному пониманию свободы. Старую философскую проблему о соотношении бытия и сознания (духа) Бердяев поворачивает по-своему: примат свободы над бытием, что означает примат духа, который есть свобода. Бытие как бы застывшая свобода. Примат же бытия над свободой приводит к отрицанию свободы. Тем самым Бердяев меняет самонаправленность философского поиска: взаимозависимость и противопоставление материи и сознания, плоти и духа – это надуманная проблема. Истинная же проблема философии: противоречие между свободой и рабством, зависимость от материи, материального, когда «за хлеб соглашаются отказаться от свободы духа». Именно эта концепция свободы определяет у Бердяева решение ряда глубинных проблем человеческого существования, человеческой истории. Так, например, именно из концепции свободы вытекает отрицание им любви в рамках законов государства, семьи. В продолжение темы свободы выступает тема творчества. Если свобода – источник творчества, то творчество – путь к трансцендентному, потустороннему бытию. Как свобода есть самодовлеющая ценность, так и творчество есть высшее в человеке, но священное явление. Не жизнь определяет теорию, а творчество в лице теории превосходит жизнь. Бердяеву принадлежит афоризм: «Серо дерево жизни и вечно зелена теория... то, что называют жизнью часто есть лишь обыденность, состоящая из забот. Теория же есть творческое познание, возвышающееся над обыденностью». Так же, как и свобода, творчество у Бердяева вырастает в космическую самодовлеющую силу. Итак, если свобода – это требование Бога от человека, то ответом на это требование является творчество. Именно в творчестве проявляется взаимозависимость человека и Бога. Бердяев пересматривает понятие эсхатологии и вскрывает мысль о творчески активном понимании Апокалипсиса. Второе пришествие Христа зависит от творческого акта человека. Человек призван подготовить этот приход. Нельзя понимать Апокалипсис как фатум. Конец есть дело бого-человеческое, которое не может совершаться без человеческой свободы, есть «общее дело» (Н.Федоров), к которому призван человек. То, что Страшный суд и конец всемирной истории в наш ядерный век может быть делом самого человека, – мысль, не вызывающая особого сомнения. Но то, что человек может и должен активно участвовать в подготовке Страшного суда, – это, действительно, необычно. К этому выводу Бердяев подходит на основе собственной жизни, собственного участия во всех великих драмах первой половины ХХ века. Переосмысливая фундаментальные понятия христианства, Бердяев не останавливается и перед переосмыслением понятия Бога. Ему претит мысль, что Бог правит миром, так как в таком случае все трагедии человечества так же надо связывать с Ним, а это противоречит библейским заповедям о том, что Бог есть любовь и справедливость. Он пишет, что нужно совершенно отказаться от идеи, что Бог – мироправитель, что он царствует в природе и обществе. В этом мире необходимости, разобщенности, порабощенности, не освободившемся от власти рока, царствует не Бог, а князь мира сего. Бог царствует в царстве свободы, а не в царстве необходимости; в духе, а не в детерминированной природе и обществе. Вполне последователен Бердяев и тогда, когда он отвергает страх как средство воздействия Бога на человека. По Бердяеву, существование же ада означает самое сильное опровержение существования Бога. Бердяева не удовлетворяют все традиционные религии. Поэтому он предлагает собственную переосмысленную версию христианства. По-своему трактуя Бога, он решительно выступает и против учения о предопределении, которое уничтожает самое дорогое в личности – свободу. В противовес этим уничтожающим человека представлениям о Боге Бердяев выдвигает идею «вкорененности человека в Боге, а Бога в человеке». Теизм Бердяева становится условием и пантеизма и гуманизма. Столь органичное единство Бога и человека вынуждает Бердяева отказаться от деления всего «существующего» на «этот» и «тот» свет. С его точки зрения, «иной мир есть наше вхождение в иное качественное существование,» «иной мир» есть просветление и пробуждение нашего существования, победа над падшестью нашего времени. Но все, по Бердяеву, происходит на индивидуальном уровне существования. Отсюда и основное назначение религии как раз состоит в том, чтобы в кошмаре одиночества найти что-то устойчивое, поддерживающее надежду на существование добра, общего для всех людей, которое и есть Бог. РУССКИЙ КОСМИЗМ Идеи космизма как понимание причастности человека к космическому бытию, мысль о человеке как микрокосмосе, в миниатюре вместившем в себя все природные, космические стихии и энергии, проходят через всю мировую философскую культуру и Востока, и Запада. В древнейших религиях и мифах человек уже интуитивно мыслил взаимосвязь между своим существованием и бытием Вселенной, реализуя свою интуицию в различные образные формы, символы. Но наряду с этим всегда существовало и стремление воздействовать на мир (магические ритуалы и т. п.). Здесь человек вставал против Вселенной как властелин, повелитель, стремящийся преодолеть свою ограниченность в пространстве и времени вселенского бытия. Обращаясь к русской философской мысли, становится ясно, что именно в России, начиная с середины ХIХ века, вызревает уникальное, непревзойденное до сих пор космическое направление научно-философской мысли. Его представляют Н. Ф. Федоров, А. В. Сухово-Кобылин, Н. А. Умов, Э. К. Циолковский, В. И. Вернадский, А. Л. Чижевский, А. К. Горский, А. А. Сетницкий, А. Г. Холодный, В. Ф. Купревич, А. К. Манеев. В творчестве классиков русской философии – В. С. Соловьева, П. А. Флоренского, С. Н. Булгакова, Н. А. Бердяева – проблема «космос и человек» является самостоятельным направлением. Космизм – это идея активной эволюции, то есть необходимости нового сознательного этапа развития мира, когда человечество направляет его развитие в ту сторону, в какую диктует ему его разум и его нравственность. Для первых представителей русского космизма человек – существо еще «промежуточное между Богом и земной жизнью» (В. С. Соловьев), находящееся в процессе роста, далеко не совершенное, но уже сознательно-творческое, живущее в космосе и призванное преобразовать и космос, и себя. Космисты сумели соединить заботу о мире (космосе) с заботами конкретного человека как высшей ценности бытия. Неслучайно поэтому в русском космизме проблемы вечности Вселенной и человека, его бессмертия становятся определяющими, притом не абстрактными, а основанными на глубоком знании космической эволюции. Идеи о космичности жизни своими корнями уходят в новую, создавшуюся в конце ХIХ – начале ХХ вв. философскую традицию осмысления явления жизни и задач человека как ее вершины. В западной философии это был французский философ Бергсон («Творческая эволюция», 1903), в русской – Н. А. Умов и Н. Ф. Федоров. «Все живые существа, – писал Бергсон, – держатся друг за друга и все подчинены одному и тому же гигантскому порыву. Животное опирается на растение, человек живет благодаря животному, а все человечество во времени и пространстве есть одна огромная сила, движущаяся рядом с каждым из нас, способная своей мощью победить всякое сопротивление и преодолеть многие препятствия, в том числе, может быть, и смерть». В свою очередь Н. Умов полагал, что с усложнением жизни, в том числе в ее физических состояниях, должна возрастать и способность к творчеству. В человеке же этот процесс есть его определяющая черта. В недрах человечества, считал Н. Умов, вызревает новый тип – человек «исследующий», девиз которого – «твори и созидай». Небезынтересно, что к своим выводам он приходит весьма оригинальными умозаключениями: жизнь рождалась не в органической материи, а в «беспредельной» системе, каковой является космос, то есть подразумевается, что каким-то образом вся Вселенная «работала» на великое рождение человека. Отсюда: осознание уникальности жизни и сознания на земле должно усиливать нравственную ответственность человека перед чудом жизни и ее основой – Вселенной. Родственные идеи высказывает и Н. Федоров, которого считают истинным родоначальником русского космизма. Его основная работа – «Философия общего дела». Признав человека результатом эволюции природы, Федоров считает, что он должен стать «управителем ее». По мнению Федорова, природа в нас начинает не только осознавать себя, но и управлять собою. В управлении силами слепой природы и заключается то великое дело, которое может и должно стать общим. Должна быть умерщвлена, наконец, и смерть сама – самое крайнее выражение вражды, невежества и слепоты. Все должны быть познающими и все – предметом познания; именно всеобщим познанием и трудом. Человечество призвано овладеть стихийными, слепыми силами вне и внутри себя, выйти в космос для его освоения, обрести новый, бессмертный космический статус бытия, причем в полном составе нынешних и прежде живших поколений. Сознательное управление эволюционным процессом (а достижение этой задачи и есть высший идеал) раскрывается у Федорова в последовательной цепи задач: регуляция космических явлений; устранение стихийности хода природных сил и сознательное управление ими; создание нового типа общества – психократии на основе сыновнего, родственного сознания; работа над преодолением смерти, преобразованием физической природы человека; бесконечное творчество бессмертной жизни во Вселенной. Для выполнения этой грандиозной цели русский мыслитель призывает ко всеобщему познанию, опыту и труду в пределах реального мира, реальных средств и возможностей при уверенности, что эти пределы будут постепенно расширяться до тех пор и пределов, которые ныне считаются фантазией. Таким образом, мы видим, что Н. Федоров строит идеал человечества, равного которому до сих пор человечество не выдвигало, ибо в нем призываются все до одного на единое дело, касающееся всех, и не только живущих, но всех умерших, и всех тех, кому жить. Выражаясь философски, у Федорова в субъекте все, а в объекте всё, с тем, чтобы всеобщим трудом и творчеством достичь всего, что представляется человеку наивысшим благом. Исключительную ценность в философии Федорова имеет идея истинного коллективизма: жить со всеми и для всех, направленного на общего врага всех без исключения – смерть. Эта высшая цель должна синтезировать все науки, исследователями должны стать все, высшим объектом исследования должны стать человек, тайны смерти и зла, то есть должна существовать единая наука – наука о человеке, ибо жизнь – единая целостность, в которой все взаимосвязано. Жизнь человека затухает по двум причинам. Первая, внешняя: стихийность среды обитания человека, ее разрушительный характер, чему не может противостоять человек в силу ограниченного знания и умения. Отсюда: и противостоять среде человек может только всеобщим знанием и трудом. Вторая, внутренняя: сама материальная, физическая организация человека оказывается неспособной к бесконечному самообновлению; отсюда: необходима всеобъемлющая психофизиологическая регуляция. До сих пор свое господство над природой человек осуществлял с помощью техники. Она увеличивала его силу: и физическую, и умственную. Но при этом, с одной стороны, человек остается самим собой, не покушаясь на свою природу, с другой – растет разрыв между мощью техники и слабостью самого человека с его физическими и психическими возможностями. Федоров не отрицает значение технизации, но считает ее временной и «боковой», а не главным стержнем развития. По его убеждению, нужно, чтобы человек ту же силу ума, выдумки, расчета, познания обратил не на искусственные прибавления к своим органам, а на сами органы, их улучшение, развитие и радикальное преобразование. «Человеку будут доступны все небесные пространства, все небесные миры только тогда, когда он будет воссоздавать себя из самых первоначальных веществ, атомов, молекул, потому что тогда только он будет способен жить во всех средах, принимать всякие «формы». Человек должен так чутко войти в протекающие в природе естественные процессы, чтобы можно было по их образцу, на более высоком сознательном уровне обновлять свой организм, создавать себе всякого рода творческие органы, которые даже будут меняться в зависимости от среды обитания. Для автора «Философии общего дела» человеческая личность – высшая ценность и, следовательно, такая же ценность – ее бесконечная преображенная жизнь, причем развитое нравственное чувство личности требует спасения буквально всех погибших, возвращения всех утраченных. Философ призывал не терять «ни единого из малых сил», чутко ценить даже слабые проявления человеческой индивидуальности, которая может быть развита до совершенства у всех без исключения всеобщим и личным творчеством и трудом. Ту же цель обожения человека ставили русские религиозные мыслители – В. Соловьев, П. Флоренский, С. Булгаков, Н. Бердяев. Одним из вариантов русского космизма стала и теория ноосферы. У ее истоков стоит великий русский ученый естествоиспытатель и философ В. И. Вернадский. Эта теория получила поддержку ученых с мировыми именами (Э. Леруа, Тейяр де Шарден и др.). Изначально смысл теории ноосферы сводился к тому, что появление человека в ряду прогрессирующих живых существ, эволюционное развитие живого приобретает новое содержание психического и духовного порядка, то есть с появлением человека в природе появилась новая движущая сила ее развития в виде разума, способного познавать и преобразовывать и самого человека, и мир. Человек – вершина бессознательной эволюции природы, но вместе с тем и некое начало, способное само вырабатывать предпосылки для разумно направленного этапа дальнейшего эволюционного развития мира и всего в нем. В.И. Вернадский доказывает, что с первой мысли человека о мире и о себе, с первого практического изобретения, идея о котором стала передаваться другим, совершенствоваться далее, и начался тот опоясывающий ныне всю планету информационный поток вопросов, концепций, знаний, теорий, являющийся в своей совокупности некой новой специальной оболочкой Земли (ноосферой, от «ноос» – разум). Она как бы наложена на биосферу, но не слита с ней и оказывает на биосферу все более преображающее воздействие. Ноосфера потому и называется сферой разума, что ведущую роль в ней играют разумные, идеальные реальности: творческие открытия, духовные, художественные, научные идеи. Они, материализуясь, обеспечивают уже не эволюционный, а революционный прогресс всех мировых сфер бытия. О ноосфере рассуждают П. Флоренский (называя ее, правда, пневмосферой) и Н. Федоров (говоря о регуляции «как правящем разуме природы, внесении в природу воли и разума»). В традиции русского христианского космизма аналогом идей ноосферы стала концепция Богочеловечества. Так, русский религиозный философ С. Булгаков утверждал, что природа, достигнув в человеке самосознания и способности труда над собой, вступает в новую эпоху своего существования. Труд, по его мнению, есть как бы новая сила природы, новый мирообразующий, космический фактор, принципиально отличный от всех остальных сил природы. Эпоха экономической деятельности есть определенная, качественно новая эпоха в истории земли, а через нее и в истории космоса. С этой точки зрения всю историю космоса можно разделить на два периода: досознательный – до появления человека и сознательный, хозяйственный – после его появления. В своей высшей задаче хозяйственную деятельность С. Булгаков понимает как осуществление Божьего Завета «о владении землей», «о новом обретении прав на природу», утерянных человеком после грехопадения, о покорении смертоносных стихий, очеловечении природы и обожении себя. До осуществления всего этого еще очень далеко, тем более, что нынешний этап хозяйственной деятельности отмечен больше негативными сторонами деятельности грешного человека: рабством у материи, у вещей, отчуждением, взаимной борьбой, эксплуатацией и т. п. Еще Н. Федоров предсказал нынешнее опасное направление во взаимоотношении человека и природы, утверждая, что цивилизация лишь «эксплуатирующая, но не восстанавливающая» не может иметь иного результата, кроме ускорения конца. Все сотворенное, и по С. Булгакову, и по Н. Федорову, идет от двоякой сути человека: он – существо далеко несовершенное («кризисное»), но он и то существо, которое являет собой вершину совершенства, обладающее разумом, и благодаря ему выработавшее идеал и цель высшего, духовного человека, тот идеал, который и движет им в стремлении преодолеть собственную нынешнюю несовершенную природу. Отсюда: такое создание человека как ноосфера есть одновременно и достаточно дисгармоничная реальность и высший идеал бытия. И их соотношение (то есть реальности и идеала) крайне сложно: породив разумное существо (человека), эволюция породила, таким образом, и свободное существо. А свобода – это и свобода творить далее и свобода уничтожить. Понимая это, Вернадский, как и другие космисты, не уставал предупреждать: ответственность разумных существ «колоссальнее, чем они себе ее представляют в виде просто свободы делать что хочу и как понимаю». Ноосфера – идеал, необходимость его достижения определяется тремя материальными факторами, возникшими в ХХ веке. Вселенскость человечества, то есть «полный захват человеком биосферы для жизни». Вся земля (отчасти уже и околоземное пространство) не просто заселена и преобразована, но человек проник во все стихии. Единство человечества. Вернадский представляет это единство как природный факт. Биологически это выражено выявлением в гносеологическом процессе всех людей как единого целого по отношению к остальному живому на планете. Будучи еще весьма далеким от своего осуществления, это единство как стихийное природное явление пробивает себе путь, несмотря на все объективные социальные противоречия и конфликты. Создается общечеловеческая культура, сходные формы научной, технической, бытовой цивилизации. Вовлечение по мере ускорения научного, технического и социального прогресса каждого человека как естественного явления, которое невозможно ни остановить, ни повернуть вспять. Вернадский уверен, что научное знание, проявляющееся как гносеологическая сила, создающая ноосферу, не может приводить к результатам, противоречащим тому прогрессу, созданием которого она является. Это в идеале. И это Вернадский понимал, анализируя ту роль, которую сыграла наука в создании разрушающих средств, служа фактически антиноосферным силам. Вот почему он так истово искал пути «обезвреживания негативной науки». Он верил, что они будут найдены, так как и науку, и ноосферу в конечном счете создает человек. Кризис веры в человека, кризис гуманизма после тех страшных, разрушительных войн, которые провел человек ХХ века, по-новому поставил вопрос о его природе, о правомерности обожествления человека. Можно ли в человеке, способном в реальной жизни творить ад вопреки самым благим намерениям, найти абсолют? И мыслители - космисты отвечают: «Нет!» За абсолют может быть взят только идеал, стоящийвыше человека. А это – Бог или высший преобразованный человек в составе богочеловеческого единства. Путь к такому высшему идеалу должен идти через самосовершенствование человека и обретение им нового бытийного статуса, через самосовершенствование и обновление и души, и тела. В русском космизме, начиная с Н. Федорова, прочно утверждается убеждение: человечество, самодовольно погрязшее в низшей свободе, «свободе изведывать все искусы», никогда не сможет обрести высшей свободы благого избрания идеала ноосферы или Царства Небесного, если оно не начнет направленно преобразовывать саму свою физическую природу так, чтобы она становилась способной осуществлять этот высший идеал. Нравственное совершенство человека возможно только вслед и вместе с его физическим преображением, освобождением от той природы, которая заставляет его убивать и самому умирать. В этой связи заслуживает особого внимания мысль В. Вернадского о будущем автотрофном человечестве. Он считает, что нынешний человек – животное гетеротрофное, то есть прямо зависящее в своем физическом существовании от других живых существ. И только растения – существа автотрофные (самопитающиеся), строят свой организм, не пожирая других живых существ, на основе мертвого вещества среды. Дальнейшее совершенствование человека, по Вернадскому, будет состоять «в изменении форм питания и источников энергии, доступных человеку»; непосредственном синтезе пищи без посредства животных существ; умении поддерживать свой организм, как растения, в которых солнечная энергия перешла в такую форму, которая создает организм, обладающий потенциальным бессмертием. Об этом говорил и Н. Федоров, и К. Циолковский, и наш современник академик В. Купревич (биолог, который усомнился в неизбежности смерти для живого, как фатума). Природа знает бессмертие. Так, известно, что микроорганизмы, пролежавшие в солевых отложениях сотни миллионов лет, оживают, попав в благоприятную среду; или у секвойи, живущей тысячи лет, смерть наступает не от старости, а от внешних условий. В. Купревич полагает, что смерть возникает в процессе эволюции как особое средство для более быстрого совершенствования природы под действием естественного отбора, идя к созданию высшего существа, каким и стал человек. В нем впервые оформилось то, что называется личностью – единство телесного и духовного как уникального самосознания, как понимания того, что возможности развития этой личности безграничны, если бы не роковые материально-природные границы существования, которые и задают ему срок жизни (50 – 70 лет). Ученый верит, что этот срок можно регулировать сознательно, что наступит эра долгожительства, а затем и бессмертия. Но для него и для нас остается вопрос: какие блага принесет человечеству победа над старостью, приведет ли эта победа к нравственному подъему человечества, если природа, как говорилось выше, двойственна – она средоточие добра и зла. Так что продление жизни – это не только важное для общества продление наиболее активного, деятельного возраста человека, но и предоставление ему большей возможности проанализировать исторический, культурный опыт человечества, испробовать различные установки отношения к людям и жизни и найти более гуманные, развить свою уникальную личность и, наконец, возможно, приступитьк изучению прошлого, наших предков, как мечтал Н. Федоров, и подготовке возможностей их воскрешения и преображения. Эта федоровская идея, пожалуй, может считаться вершиной русского космизма: участие человека в богочеловеческом процессе спасения ивоскрешения, что до сих пор было исключительной привилегией Творца, Бога. Основное убеждение Н. Федорова состоит в том, что божественная воля действует через человека как разумно-свободное существо, через единую соборную совокупность человечества, и главная задача человека при этом – стать активным орудием воли «Бога, отцов не мертвых, а живых». В выдвижении Н. Федоровым идеи воскрешения, а не просто личного бессмертия – нравственный поворот его учения, утверждающего наш долг перед прошедшими поколениями, и не только в виде «вечной памяти». Эту мысль особенно ценил Н. Бердяев. В своей работе «Русская идея» он признал нравственное сознание Федорова «самым высоким в христианстве». Сам же Н. Федоров предлагает и конкретизирует пути воскрешения: Гигантская работа человечества по собиранию рассеянных частиц праха умерших и сложению их в тела. Вместе с тем воскрешение мыслится в родственно-связанном ряду, то есть буквально сын воскрешает отца как бы «из себя», отец – своего отца и т. д. вспять до первочеловека. Можно предположить, что ученый ставит задачи выявления генетического кода всего человечества, но, в конце концов, главная задача в этом процессе, по Федорову, вернуть восстановленному человеку его уникальное самосознание. В космизме развивалось еще одно направление, которое оригинально виделось и русским философам: выход человека за пределы земли, или, как говорил Н. Федоров, «из его заключения на Земле». В этой концепции с самого начала подчеркивалась неотделимость Земли от космоса, тонкая взаимосвязь происходящего на нашей планете с целым, Вселенной. Так, А. Л. Чижевский в начале 20-х годов ХХ в. показал, что биологические и психологические стороны земной жизни связаны с физическими явлениями космоса, с циклами солнечной активности и т. п. Ученик В. Вернадского Н. Г. Холодный ввел в обиход космической теории понятие антропокосмизм как понятие, противоположное антропоцентризму, этому «первородному греху человеческой мысли». Антропокосмизм сводит человека с пьедестала исключительности, видя в нем одну из органических частей и этапов развития космического целого. Человек неотделим от судеб космической истории, но возникает и обратная зависимость: человек становится одним из мощных факторов дальнейшей эволюции природы и притом фактором, действующим сознательно. Это налагает на него огромную ответственность, так как делает его прямым участником процессов космического значения. В сознательную эволюцию включается и «биологический» процесс человечества, который становится неотъемлемым от социального, и решающую роль в ней играет разум, свобода воли и нравственный идеал. Эти идеи Н. Холодного поддержали В. Вернадский, Н. Федоров, Н. Умов. Сюда же надо отнести и «космическую философию» К. Циолковского. Она многосторонняя, но что касается плана наших рассуждений, то наиболее интересны его мысли о том, что жизнь в космосе буквально кишит в самых разнообразных формах и на различных ступенях развития, вплоть до бессмертных ее представителей. Не менее интересна идея неизбежности выхода человечества в космос. И здесь он солидарен с Н. Федоровым, который был убежден в этом. Аргументы «за» у него разнообразные: невозможность достичь полной регуляции лишь в пределах Земли, зависящей от всего космоса, который так же, как и Земля, существенно меняется; вместе с тем в бесконечных пространствах Вселенной должны разместиться и миллиарды воскресших поколений, и им нужно «жизненное пространство». К тому же и возможности самой Земли ограничены, а неизбежный ее конец – научный факт. Все это обязывает нас выйти за пределы Земли не только с экономической, но и с нравственной позиции. Глубоко вдумываясь в историческую судьбу нашей страны, Н. Федоров предвидел, что она первой проникнет в околоземное пространство, и доказательство тому у него весьма оригинально: ширь русской земли способствует образованию подобных характеров, наш простор служит переходом к простору небесного пространства... Мечта? Да. Но об этом говорят и замечательные точные слова К. Циолковского: «Сначала неизбежно идут: мысль, фантазия, сказка. За ними шествует научный расчет и уже, в конце концов, исполнение венчает мысль». И тот, и другой философ – ученый мечтали о космосе, видя две фундаментальные ограниченности нынешнего человека: ограниченность в пространстве, которое препятствует влиянию человека на все миры Вселенной, и ограниченность во времени – смертность человека, которая препятствует одновременному действию поколений разумных существ на всю Вселенную. Борьба с разъединяющим пространством для наших космистов есть первый шаг в борьбе со всепоглощающим временем, ибо бессмертие возможно только при одновременной регуляции космических явлений. Таким образом, русский космизм – научная концепция, явление уникальное. При всем своеобразии подходов его представителей он имеет общие черты: понимание восходящего характера эволюции бытия, роста значительности в ней разума и признание необходимости нового ее этапа – ноосферы. У религиозных космистов высшая цель движения – Царство Божие. Утверждается не только «несовершенство» нынешней природы человека («промежуточность» человека, по В. Соловьеву), но и высокое его достоинство, спасительная и созидательная роль в мироздании. Вместе с тем субъектом космического действия и в научно-философском, и в религиозно-философском русском космизме признается не отдельный человек, а соборная совокупность сознательных, одинаково чувствующих поколений. Идеальным прообразом такого человечества выступает душа мира, божественная философия. [1] Чаадаев П.Я. Сочинения. М., 1989. – С. 43 – 44. [2] Там же. – С. 18. [3] Там же. – С. 27. [4] Чаадаев П.Я. Сочинения. М., 1989. – С. 40. [5] Киреевский И.В. Критика и эстетика. – М., 1987. – С. 319. [6] Там же. – С.306. [7] Там же. – С.321. [8] Булгаков С.Н. Философия хозяйства. – М., 1990. – С. .258. 32 Там же. – С.254. |