Традиции серебр. Традиции серебряного века в поэзии 1920-х годов. Традиции серебряного века в поэзии 1920х годов проблема общечеловеческих ценностей в лирике М. Волошина, Б. Пастернака, М. Цветаевой План

• Название: Традиции серебряного века в поэзии 1920х годов проблема общечеловеческих ценностей в лирике М. Волошина, Б. Пастернака, М. Цветаевой План
• Анкор: Традиции серебр.века
• Дата: 02.04.2022
• Размер: 88.71 Kb.
• Имя файла: Традиции серебряного века в поэзии 1920-х годов.docx
• Тип: Книга; #435988
• страница: 5 из 5

Марина Цветаева (1899 – 1941)

«За 1917 – 1922г. у меня получилась целая книга так называемых гражданских (добровольческих) стихов. Писала ли я книгу? Нет. Получилась книга. Для торжества белой идеи? Нет. Но белая идея в них торжествует», - так отзывалась Марина Цветаева о книге «Лебединый стан»⁶, которая не была издана при жизни поэта. Впервые «Лебединый стан» был напечатан в 1957 году в Мюнхене. М.Л. Гаспаров отмечает, что к 17-му году «монолит цветаевской лирики, державшийся единством авторского самоутверждения, раскалывается на несколько частей. Воинствующие отклики на современность ложатся отдельно и складываются в конце концов в «Лебединый стан», с противоположной стороны ложатся воинствующие выходы из современности в то, что Цветаева назвала «Романтика»⁷.

«Лебединый стан» (1917 – 1920) включает 61 стихотворение. Весь сборник проникнут героическим, патриотическим пафосом, здесь прославляется Белая армия, в которой служил С. Эфрон: «Белый поход, ты нашёл своего летописца» (Буду выспрашивать волны широкого Дона», 1920). Однако это далеко не бесстрастный летописец, не случайно Цветаеву называют «поэтом хулы и хвалы», говорят о «пламенности» её риторики.⁸ Внешне метасюжет книги организован историей героического похода и поражения добровольчества, причём параллельно разворачивается роковой и необратимый процесс гибели России: «Россия! – Мученица! – С миром – спи!». Как отмечает В.А. Маслова, «осмысление революции с самого начала оказывается не политическим, а социально-культурным и психологическим: тема гибели в огне революции нравственных ценностей, определявших целую эпоху. Эта тема исполнена трагизма»⁹. Мир рисуется как хаос: «Мракобесие. – Смерч. – Содом».

Книга стихов воспринимается как последний крик души в трагических обстоятельствах: «Я эту книгу, как бутылку в волны, Кидаю в вихри войн» («Я эту книгу поручаю ветру», 1920). Ведь лирическая героиня не просто переживает разлуку с любимым, находящимся в стане обречённых, но и остро со-переживает белогвардейцам, царю, всему народу, поруганной Москве и России, разминувшейся со своей историей. Тема разлуки, разминовения - центральная тема цветаевского творчества.

В экстремальной ситуации страдания лирической героини достигают предела, отсюда – активное использование гипербол:
Семь мечей пронзали сердце

Богородицы над Сыном.

Семь мечей пронзили сердце,

А моё – семижды семь». (1918)

В «Лебедином стане» мы видим разные лики лирической героини: надменная аристократка, восхищающаяся «породой» («Поступью сановнически-гордой», 1918), и представительница простого народа («Дорожкою простонародною», 1919); поэт-летописец с «крылатой душой» и плакальщица. Лирическая героиня то отождествляет себя с офицером, воином («Есть в стане моём офицерская прямость», ¹⁰), то, напротив, подчёркивает в себе женское начало (жена, мать, Ярославна-страдалица, молитвенница за народ). Многоликость цветаевской лирической героини обусловлена, прежде всего, сложным комплексом противоречивых переживаний, вызванных революционной эпохой, крушением всех устоев, разрывом человеческих связей.

В начале книги много как будто сторонних наблюдений: зарисовки живой реальности, реакция на сообщения газет, чувства и мысли по поводу происходящего в голодной полуразрушенной, поруганной Москве. Постепенно нарастает экспрессия, появляются натуралистические образы: «Пурпуровый маша рукой беспалой, Вопит калека, тряпкой алой Горит безногого костыль, И красная – до неба – пыль» («Взятие Крыма», 1920). Образы становятся плакатно заострёнными, гражданская война вырастает до масштабов вселенской битвы чёрного и белого, тьмы и света, Христа и Антихриста: «Белогвардейцы! Чёрные гвозди В рёбра Антихристу» («Белогвардейцы! Гордиев узел…», 1918). Внешние связи рушатся, поэтому опора ищется поэтом в языке, в звуковых перекличках, появляются звуковые метафоры: «За словом: долг напишут слово: Дон», «срамом и смрадом». Пока эти художественные приёмы способствуют усилению публицистического воздействия стихов, ведь книга проникнута духом полемики. В следующих сборниках проникновение в структуру языка будет связано с постижением основ бытия, с онтологической трагедией человека в мире.

К концу книги актуализируются жанры молитвы («Об ушедших – отошедших», 1920) и плача («Плач Ярославны»,1920; «Буду выспрашивать воды широкого Дона», 1920). Лирическая героиня – Ярославна, к которой приходит страшная весть, а несут её силы стихии (ветер). Образ Ярославны в русской художественной традиции символизирует верность, любовь, супружеский долг. Ярославна, оплакивающая Игоря и русское воинство, оборачивается Русью, скорбящей о своих сыновьях. Если в первые годы революции Цветаева была с теми, кто в данный момент побеждён против торжествующего победителя¹¹, то постепенно в стихах крепнет убеждение, что в гражданской войне победителей не будет. Поэт оплакивает всех, погибших в братоубийственной войне.

Трагическая панихида облечена в форму традиционной русской заплачки-причитания («Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь», 1920). К. Мочульский писал: «Это причитание – быть может, самое сильное из всего, написанного Цветаевой»¹². Здесь многовековая традиция народной обрядовой поэзии диалогически соотносится с современным поэтическим сознанием.

Стихотворение интересно в плане субъектной организации: здесь всего одна фраза от лирического повествователя: «То шатаясь причитает в поле Русь», эта строка вводит в лирическую ситуацию, задаёт эмоциональный тон стихотворения, настраивает на восприятие причети. Остальное стихотворение – сама причеть Руси, прямая речь с включением коротких стонов раненых. Здесь максимально реализована диалогическая природа жанра. С одной стороны, это «исповедь на миру»: просьба о помощи, крик страдания обращены ко всему свету, «к людям добрым». С другой стороны, это обращение к конкретному адресату – к солдатам, сыновьям. Лирическая героиня сливается с образом матери-Руси, пьяной от крови и горя, теряющей рассудок:
Помогите – на ногах не тверда!

Затуманила меня кровь-руда.
Даже речь её становится невнятной, нарушаются грамматические связи: «и только и это и внятно мне, пьяной». Мать слышит только голос страдания своих сыновей. Вообще в стихотворении нагнетается мотив крови, страдания:
И справа и слева

Кровавые зевы

И каждая рана…
Кровь обагрила
Связь матери-Руси с сыновьями осуществляется не через разум, не через голос, а «из чрева – и в чрево», это связь глубинная, утробная, во многом иррациональная. Это не скорбь души, а страшный «вопль вспоротого нутра», убитые – её плоть. В материнской причети особо тесная связь, плотная сращённость между субъектом и объектом. Здесь нет красных и белых, своих и чужих:
Все рядком лежат –

Не развесть межой.

Поглядеть: солдат.

Где свой, где чужой?
Белый был – красным стал:

Кровь обагрила.

Красным был – белый стал:

Смерть побелила.
Здесь Цветаева обыгрывает символические цветовые обозначения двух станов – белых и красных, употребляет их в буквальном смысле. Смерть совершает бытийную метаморфозу, стирает социальные различия, перед лицом смерти и перед лицом России-матери красные и белые равны. Да и сами раненые сыновья забывают о вражде, помнят лишь о своей земле, своей малой родине: « - Аль у красных пропадал? – Ря-азань». Обратим внимание на то, что Цветаева использует бедные глагольные рифмы «обагрила – побелила», даже повторяет одно слово вместо рифмы «стал – стал»… Такие рифмы – знак высшего отчаяния и жестокой простоты, наготы смерти.

Лейтмотив стихотворения – зов «Мама!», жалобный, безнадёжный, детский. Повторяясь, он занимает всё лирическое пространство стихотворения, вырастает «до самого неба». К тому же этот стон вынесен в отдельную укороченную строку. Примета цветаевского стиля – пропуск глагола – придаёт стихотворению особый драматизм: «И каждая рана: - Мама!» Словно нет сил на сознательное действие, только на бессознательный стон, «без воли – без гнева». Если традиционно любой похоронный плач – это некий безответный диалог, то у Цветаевой мать получает отклик - предсмертный стон, но это ещё более усиливает безысходность и растерянность Руси, которая не может помочь всем своим детям, убивающим друг друга, спасти их от гибели.

Интонация плача задаётся уже обращением к адресату причети в начале стихотворения: «Ох, грибок, ты мой грибочек, белый груздь». Эта строка отсылает нас к другому цветаевскому стихотворению из «Лебединого стана»: «Белогвардейцы! Белые грузди //Песенки русской». С одной стороны, обыгрывается русская пословица «Назвался груздем – полезай в кузов», так подчёркнута верность долгу. С другой стороны, в народной поэзии сын традиционно ассоциируется с белым грибочком.

Народно-поэтическая традиция поддержана использованием слов субъектной оценки, уменьшительно-ласкательной лексики: «грибок», «грибочек», «рядком», много устаревших, причём именно простонародных форм: «аль», «не развесть», «кровь-руда» (свойственное фольклору тавтологическое удвоение понятия). Скорбь нарастает за счёт риторических вопросов: «Где свой, где чужой?»; «Кто ты? – белый?»; «Аль у красных пропадал?» Сам глагол «пропадал» многозначен: 1)«долго был», 2)«погибал». Ритмико-синтаксические и лексические повторы, параллель между 2-3 и 7-8 строфами, которые выполняют функцию своеобразного рефрена, усиливают эмоциональный накал. Обратим внимание на то, что очень часто повторяется союз и: «и каждая рана», «и только и это и внятно», «и справа и слева и сзади и прямо и красный и белый». Здесь этот соединительный союз вызывает ощущение наваждения, всеобъемлемости страдания.

Особое напряжение передаётся с помощью смены ритма и способа рифмовки. Полиметричность и деление на строфы – признак индивидуально-поэтического стиля ХХ века. Протяжность и надрывная напевность длинных строк (шестистопный хорей с пиррихиями) сменяется короткими отрывочными возгласами (дольник, двухстопный амфибрахий), к тому же в стихотворении строки и строфы разной длины, рифмы то смежные, то перекрёстные. Такой неровный, будто пьяный ритм несёт особую экспрессию, экспрессию скорби, отчаяния.

Звуковой строй стиха, в особенности ассонансы, также способствуют созданию интонации плача: здесь много открытых звуков, особенно часто повторяется звук А: «шатаясь», причитает», «на ногах не тверда», «затуманила меня», «руда», «справа», «кровавые», «рана», «мама», «и справа», «и сзади и прямо», «красный». Слово солдата даже графически протягивается с помощью тире: «Ря-азань». Все конечные слоги рифм в двух последних строфах открытые, протяжный стон вырывается на просторы вселенной.

Силой материнского чувства лирическая героиня Цветаевой возвышается над братоубийством. Обращение к жанру причети связано с потребностью поэта в момент общенациональной трагедии, страшной разобщённости общества вернуться к стихии родной речи, которая соприкасается с первоосновами бытия¹³, фундаменту национального единства. Это именно русский женский способ поэтического самовыражения, голос, выражающий неизбывное горе русской судьбы.

В целом, в сборнике «Лебединый стан» мы видим стремление Цветаевой найти аналогии своим переживаниям в культуре, в народной поэзии, но по сравнению с более ранними книгами, здесь усиливается ощущение царящего в мире хаоса, что подготавливает дальнейшие сдвиги в цветаевской поэтической системе, усиление экспрессионистического начала.

1^ Это понятие использует Т. Венцлова в статье «О призвании и признании: «Моим стихам, написанным так рано» // Марина Цветаева: Личные и творческие встречи, переводы её сочинений. Восьмая цветаевская международная научно-тематическая конференция. М.,2001. С. 11

2^ Альфонсов В. Поэзия Б. Пастернака. Л., 1990. С. 13.

3^ Цветаева М. Об искусстве. М., 1991. С. 120.

4^ Цветаева М. Об искусстве. М., 1991. С. 307.

5^ Тынянов Ю.Н., С.185

6^ Цветаева, М.И. Поэт о критике// Марина Цветаева об искусстве. М., 1991. С.42

7^ Гаспаров, М.Л. От поэтики быта к поэтике слова// Гаспаров М.Л. О русской поэзии: Анализы, интерпретации, характеристики. СПб., 2001. С. 141.

8^ Иваск, Ю. Благородная Цветаева// Марина Цветаева в критике современников: В 2-х ч. Ч.». М., 2003.

9^ Маслова, В.А. Вербализованное авторское «я» М. Цветаевой (По сборнику «Лебединый стан»)//Марина Цветаева: личные и творческие встречи, переводы её сочинений: Восьмая цветаевская международная научно-тематическая конференция: Сб. докл. – М, 2001. С.37.

10^ Это стихотворение, по воспоминаниям Цветаевой, ей «постоянно заказывали в Москве 20 г, называя его «про красного офицера»:

И так моё сердце над Рэ-сэ-фэ-сэром

Скрежещет – корми – не корми!

Как будто сама я была офицером

В октябрьские смертные дни.

«Есть нечто в стихах, что важнее их смысла: - их звучание» Цветаева М. Поэт и время// Марина Цветаева об искусстве. М., 1991. С.59.

11^ Отметим, что в «Лебедином стане» у Цветаевой звучит молитва и о «Царскосельском Ягнёнке Алексии», и о Стеньке Разине, обо всех, «В страшную воронку втянутых/ Обольщённых и обманутых».

12^ Мочульский, К. Русские поэтессы. Марина Цветаева и Анна Ахматова//Марина Цветаева в критике: В 2-х ч. Ч.1. М.,2003.С.131. Конечно, многие вершинные произведения Цветаевой тогда ещё не были написаны, но такой отзыв современника дорогого стоит.

13^ Не случайно к жанру причети обращается в эти годы и А.Ахматова в стихотворении «Не бывать тебе в живых» (1921).