2004. Философия. Учебник для вузов философия под ред. А. Ф. Зотова, В. В. Миронова, A. B. Разина Рекомендовано Отделением по философии, политологии и религиоведению умо
Скачать 4.66 Mb.
|
278 Такое понимание философии, в основном, и было принято логическими позитивистами. В приведенных выше словах Витгенштейна содержится не только концепция философии, но и целая мировоззренческая концепция. Она предполагает, что единственной формой связи человека с окружающим его природными социальным миром является язык. Человек связан с миром и другими способами, практическим (когда он пашет, сеет, производит, потребляет и т. д, эмоциональным, когда он испытывает какие-то чувства по отношению к другим людям и вещам, волевыми т. п. Но его теоретическое, интеллектуальное отношение к миру исчерпывается языковым отношением, или даже есть языковое отношение. Иначе говоря, картина мира, которую человек создает в своем уме или в представлении, определяется языком, его структурой, его строением и особенностями. В этом смысле мир человека — это мир его языка. В свое время неокантианцы Марбургской школы учили о том, что мир, как его понимает наука, конституируется в суждении. У Витгенштейна мы находим отголосок этой идеи, нос упором не на акт мышления, а на акт говорения, речи, на языковой акт. Мир конституируется в речевом акте. Таким образом, все проблемы, которые возникают у человека в процессе его теоретического отношения к миру, представляют собой языковые проблемы, требующие языкового же решения. Это значит, что все проблемы возникают в результате того, что человек что-то говорит о мире, и только тогда, когда он говорит о нем. Атак как говорить он может правильно, в соответствии с природой его языка, и неправильно, те. в нарушение его природы, то могут возникать трудности, путаница, неразрешимые парадоксы и т. д, и т. п. Но существующий язык весьма несовершенен, и это его несовершенство тоже является источником путаницы. Так на данном этапе считает Витгенштейн. Мы уже знаем, что язык, согласно Витгенштейну, должен изображать факты. Таковы его назначение, призвание, функция. Все частные науки для этой цели используют языки в результате получают набор истинных предложений, отображающих соответствующие факты. Но, как уже было сказано, язык в силу 278 своего несовершенства не всегда пользуется ясными, точно определенными выражениями. Кроме того, язык выражает наши мысли, а мысли часто бывают спутанными, и предложения, высказывания, выражающие их, оказываются неясными. Иногда мысами задаем себе такие вопросы, на которые в силу самой природы языка не может быть дан ответ, и которые поэтому неправомерно задавать. Задача настоящей философии — вносить ясность в наши мысли и предложения, делать наши вопросы и ответы понятными. Тогда многие трудные проблемы философии либо отпадут, либо разрешатся довольно простым способом. Дело в том, что Витгенштейн полагает, будто все трудности философов, вся путаница, в которую они впадают, неразрывно связанная с любым обсуждением философских проблем, объясняется тем, что философы стараются высказать в языке то, что сказать средствами языка вообще невозможно. Ведь язык по самой своей структуре и природе предназначен для того, чтобы говорить о фактах. Когда мы говорим о фактах, то наши высказывания, даже если они ложны, всегда остаются ясными и понятными. Но философ говорит не о фактах, с которыми можно было бы сопоставлять его высказывания, чтобы понять их смысл. Ибо смысл — это то, что образ, предложение изображает. Но когда философ говорит, например, об абсолюте, он пользуется словесными знаками, не относя их ник каким фактам. Все, что он говорит, остается неясными непонятным, потому что нельзя говорить о том, что он хочет сказать, это невозможно даже мыслить. Отсюда, функция философии состоит также в том, что она призвана определить границы мыслимого и тем самым немыслимого. Немыслимое она должна ограничить изнутри через мыслимое» 32 Далее Витгенштейн произносит слова, которые стоило бы написать при входе на философский факультет Все, что вообще мыслимо, можно мыслить ясно. Все, что поддается высказыванию, может быть выска- 32 Там же С. 25. 280 зано ясно. Соответственно, о чем невозможно говорить, о том следует молчать» 34 Витгенштейн уверен, что о философских проблемах в их традиционном понимании нельзя говорить. Поэтому он заявляет: «Правильный метод философии, собственно, состоял бы в следующем ничего не говорить, кроме того, что может быть сказано, те. кроме высказываний науки, — следовательно, чего-то такого, что не имеет ничего общего с философией. — А всякий раз, когда кто-то захотел бы высказать нечто метафизическое, доказывать ему, что он не наделил значением определенные знаки своих предложений. Этот метод не приносил бы удовлетворения собеседнику — он не чувствовал бы, что его обучают философии, — но лишь такой метод был бы безупречно правильным» 35 Эти высказывания Витгенштейна и тот вывод, к которому он пришел, дали основание многим его критикам, в том числе и марксистским, изображать Витгенштейна как врага философии, как человека, который отрицал философию и поставил своей целью ее уничтожение. Это, конечно, не так. Витгенштейн был глубоко философской натурой. И философия была для него основным содержанием жизни и деятельности. Но он пришел в философию из техники и математики. Его идеалом была точность, определенность, однозначность. Он хотел получить в философии такие же строгие результаты, Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 с ( «Gaudeamus» ). 112 как в точных науках. Он пытался найти способ поставить философию на почву науки. Он не терпел неясности и неопределенности. В логическом анализе, предложенном Расселом, он увидел возможный путь избавления от философской путаницы. Идею логического анализа он конкретизировал в том смысле, что превратил его в анализ языка. Это была новая область философского исследования, может быть, заново открытая Витгенштейном. И как всякий философ, прокладывающий новые пути, он абсолютизировал открытый им путь, значение предложенного им метода Там же Там же. — С. 73. 35 Там же С. 72. 281 Витгенштейн понимал, что разработанный ими Расселом логический атомизм, даже если считать, что он изображает логическую структуру мира, никак не может удовлетворить мыслящего человека. Философские проблемы возникли не потому, что какие-то чудаки запутались в правилах грамматики и потому начали нести околесицу. Постановка их вызывалась гораздо более глубокими потребностями человека, и эти проблемы имеют свое вполне реальное содержание. Но, связав себя по руками ногам принятой им формалистической доктриной, он не видит иного способа для выражения этих проблем, кроме обращения. к мистике. Мистическое, по Витгенштейну, это то, что не может быть высказано, выражено в языке, а следовательно, и помыслено. Мистическое — это вопросы о мире, о жизни, о ее смысле. Обо всех этих вещах, полагает Витгенштейн, нельзя говорить. И может быть, поэтому те, кому после долгих сомнений стал ясен смысл жизни, все жене в состоянии сказать, в чем состоит этот смысл» 36 Это звучит парадоксально, нос позиции Витгенштейна, достаточно понятно. Витгенштейн исходит из попытки достигнуть строгости и точности мышления, пользуясь для этого чисто формальными способами. Витгенштейн понимает, что философские проблемы — не пустяки. Но он знает, что на протяжении тысячелетий люди не могли прийти к соглашению относительно даже минимального числа проблем философии. Логический анализ, предложенный Расселом, и анализ языка, предложенный Витгенштейном, имели своей целью устранение произвола в философских рассуждениях, избавление философии от неясных понятий, от туманных выражений. Они хотели внести в философию хоть какой-либо элемент научной строгости и точности, хотели выделить в ней те ее части, аспекты или стороны, где философ может найти общий язык сучеными, где он может говорить на языке, понятном ученому и убедительном для него. Витгенштейн полагал, что занявшись прояснением предложе- 36 Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1.— С. 72. 282 ний традиционной философии, философ может выполнить эту задачу. Но он понимал, что философская проблематика шире, чем то, что может охватить предложенная им концепция. Возьмем, например, вопрос о смысле жизни. Это одна из глубочайших проблем философии. Но точность, строгость и ясность здесь едва ли возможны. Витгенштейн утверждает, что то, что может быть сказано, может быть ясно сказано. Здесь, в этом вопросе ясность недостижима, поэтому и сказать что- либо на эту тему вообще невозможно. Все эти вещи могут переживаться, чувствоваться, но сказать о них ничего нельзя. Сюда относится и вся область этики. Итак, «В самом деле, существует невысказываемое. Оно показывает себя это — мистическое» 37 Но если философские вопросы невыразимы в языке, если о них ничего нельзя сказать, то как же сам Витгенштейн мог написать «Логико-философский трактат ? Это и есть его основное противоречие. Рассел не без ехидства замечает, что в конце концов, мистер Витгенштейн умудрился сказать довольно много о том, что не может быть сказано» 38 Р. Карнап также замечал, что он (Витгенштейн) кажется непоследовательным в своих действиях. Он говорит нам, что философские предложения нельзя формулировать и о чем нельзя говорить, о том следует молчать а затем, вместо того, чтобы молчать, он пишет целую философскую книгу» 39 Это лишний разговорит о том, что рассуждения философов надо принимать не всегда буквально, a cum grano salis. Наделе философ обычно делает исключение для самого себя и собственной концепции. Он, как правило, пытается как бы стать вне мира и поглядеть на него со стороны, объективно (в отличие от других философов, своих коллег, которые, конечно же, ошибаются. Обычно так поступают и ученые. Но ученый чаще понимает, что он только стремится к объективному знанию. Философ же, как правило, неспособен стать выше собственной философии. Отсюда и та непосле- 37 Там же L. Notebooks 1914- 1916.— Oxford, 1961.— P. 22. 39 Carnap R. Philosophy and Logical Syntax.— L., 1954.— P. 37. 283 довательность, которую допускает Витгенштейн: если философские предложения бессмысленны, то это должно относиться и к философским утверждениям самого Витгенштейна. Кстати сказать, Витгенштейн мужественно принимает этот неизбежный вывод он признает, что и его рассуждения бессмысленны. Но он пытается спасти положение, заявив, что они ничего и не утверждают, они только ставят своей целью помочь человеку понять, что к чему, и как только это будет сделано, они могут быть Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 с ( «Gaudeamus» ). 113 отброшены. Витгенштейн говорит: «Мои предложения служат прояснению тот, кто поймет меня, поднявшись сих помощью — по ним — над ними, в конечном счете признает, что они бессмысленны. (Он должен, так сказать, отбросить лестницу после того, как поднимется по ней.) Ему нужно преодолеть эти предложения, тогда он правильно увидит мир» 40 Но что представляет собою это правильное видение мира, Витгенштейн, конечно, не разъясняет. Ведь об этом нельзя сказать... Очевидно, что весь логический атомизм Витгенштейна, его концепция идеального языка, точно изображающего факты, оказалась недостаточной более того, она оказалась неудовлетворительной. Это вовсе не значит, что создание «Логико-философского трактата было бесполезной тратой времени и сил. Мы видим здесь типичный пример того, как создаются философские учения. В сущности говоря, философия представляет собой исследование различных логических возможностей, открывающихся на каждом отрезке пути познания. Таки здесь Витгенштейн принимает постулат или допущение, согласно которому язык непосредственно изображает факты. Ион делает все выводы из этого допущения, не останавливаясь перед самыми парадоксальными заключениями. И вот результат, к которому он приходит оказывается, что его концепция односторонняя, неполная, недостаточная для того, чтобы понять процесс познания вообще, и философского, в частности. 40 Витгенштейн Л. Философские работы. ЧМ С. Но и это еще не все. У Витгенштейна есть еще одна важная идея, естественно вытекающая из всей его концепции и, может быть, даже лежащая в ее основе. Это мысль о том, что для человека границы его языка означают границы его мира. Дело в том, что для Витгенштейна первичной, исходной реальностью является язык. Правда, Витгенштейн говорит и о мире фактов, которые изображаются языком. Номы видим, что вся атомарная структура мира сконструирована по образу и подобию языка, его логической структуры. Назначение атомарных фактов вполне служебное они призваны давать обоснование истинности атомарных предложений. И неслучайно у Витгенштейна нередко действительность сопоставляется с предложением, а не наоборот. У него предложение имеет смысл независимо от фактов. Или Если элементарное предложение истинно, соответствующее событие существует, если же оно ложно, то такого события нет» 43 В «Логико-философском трактате постоянно обнаруживается тенденция к слиянию, отождествлению языка с миром. Ведь, по Витгенштейну, Логика заполняет мир границы мира суть и ее границы» 44 Он говорит также То обстоятельство, что предложения логики — тавтологии, показывает формальные — логические — свойства языка, мира» 45 Следовательно, язык не только средство, чтобы говорить о мире, но ив известном смысле сам мир, само его содержание. Если, скажем, для махистов миром было то, что мы ощущаем, если для неокантианцев мир — это то, что мы о нем мыслим, то можно сказать, что для Витгенштейна мир — это то, что мы о нем говорим. У Витгенштейна эта позиция переходит даже в своеобразный солипсизм, Ибо оказывается, что язык — это мой язык. Тот факт, что «... мир является моим миром, обнаруживается в том, что границы особого языкатого языка, который мне только и понятен Там же С. 22. 42 Там же Там же С. 30. 44 Там же. — С. 56. 45 Там же С. означают границы моего мира. И далее Субъект не принадлежит миру, а представляет собой некую границу мира, Я привносится в философию тем, что мир есть мой мир. Витгенштейн говорит, что «... со смертью мир не изменяется, а прекращается» 48 Здесь следует заметить, что, когда мы говорим, что какое-то учение тяготеет к солипсизму, это вовсе не значит, что данный философ, скажем, Витгенштейн, отрицает существование звезд, других людей и т.д., те, что он является метафизическим солипсистом, что он убежден, что существует только он один. Но признавая существование реальности, он пытается построить ее из комплексов ощущений, представить ее как логическую конструкцию и т. д. Анализируя познавательный процесс, познавательное отношение субъекта к объекту, он пробует описать процесс познания лишь с субъективной стороны. Противоречивость Трактата объясняется не только личной непоследовательностью его автора, его неумением свести концы с концами. Она объясняется принципиальной неосуществимостью поставленной им задачи. Витгенштейн пытался окончательно разрешить все философские вопросы. В этом замысле не было ничего нового, т. к. подавляющее большинство философов пыталось сделать тоже самое. Новое состояло в средствах решения этой задачи. Средства же эти были в значительной мере формальными. Витгенштейн попробовал формализовать сам процесс философствования, и тем самым точно определить, что и как философия может сделать. При этом оказалось, что ему пришлось делать то, Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 с ( «Gaudeamus» ). 114 что, по строгому смыслу его собственных слов, делать никак нельзя. Оказалось далее, что философская проблема языка не умещается в те рамки, в те пределы, которыми он ограничил сферу компетенции философии. Поэтому ему все время пришлось переступать границы формализации, расширять область философии за дозволенные пределы Там же. — С. 56. 47 Там же С. 57. 48 Там же СВ этом легко убедиться, прочитав статью Карнапа Эмпиризм, семантика, онтология и статью Айера Философия и наука». 286 Логический атомизм был создан применительно к логике «Principia Mathematica», которая во втором десятилетии казалась наиболее совершенной логической системой. Но уже в е годы стало ясно, что эта логика далеко не единственно возможная. Хотя Рассел упорно пытался защищать логический атомизм, эта доктрина не могла сохраниться. В конце концов отказался от нее и Витгенштейн. Но основные идеи его трактата — за вычетом логического атомизма — послужили источником комплекса идей логического позитивизма Венского кружка. Венский кружок Сейчас, бросая ретроспективный взгляд на историю Венского кружка, можно сказать, что его деятели поставили две серьезные проблемы: Вопрос о строении научного знания, о структуре науки, об отношении между научными высказываниями на эмпирическом и теоретическом уровнях. Вопрос о специфике науки, те. научных высказываний, и о критерии их научности. В данном случае речь шла о том, как определить, какие понятия и утверждения являются действительно научными, а какие только кажутся таковыми. Очевидно, что ни тот, ни другой вопросы не являются праздными. К тому же вопрос о структуре научного знания, о соотношении его эмпирического и рационального уровней — это отнюдь не новая проблема. Это вопрос, который в той или иной форме обсуждался с самого возникновения науки Нового времени. Первоначально он принял форму столкновения эмпиризма и рационализма, которые отдавали предпочтение либо чувственному, либо рациональному познанию. Правда, уже Бэкон поставил вопрос о сочетании того и другого, об использовании в процессе познания как показаний органов чувств, таки суждений разума. Но он высказал свои соображения лишь в самой общей форме, не анализируя детально особенности этих двух уровней, их специфики и их взаимосвязи. В дальнейшем же в связи с возникновением проблемы 287 достоверного знания произошло формальное разделение философов на эмпириков и рационалистов. Кант попытался осуществить синтез идей эмпиризма и рационализма, показав, как могут сочетаться в познавательной деятельности человека чувственное и рациональное познание. Но Канту удалось ответить на этот вопрос лишь путем введения трудно подтверждаемого учения о непознаваемой вещи- в-себе», с одной стороны, и об априорных формах чувственности и рассудка, с другой. К тому же в своей Критике Кант обсуждал вопрос в слишком общей форме, он совершенно не касался конкретных проблем, затрагивающих собственно структуры конкретных наук. Но в XIX и тем более в XX в. наука развилась настолько сильно, что проблемы логического анализа ее структуры стали на повестку дня как самые животрепещущие проблемы. Дело в том, что ввек огромных успехов науки и роста ее влияния на умы, очень соблазнительно выдавать любые, самые произвольные взгляды и утверждения, за строго научные, не отдавая себе отчета в том, что это, собственно говоря, значит. К тому же нередко и некоторые ученые естествоиспытатели, используя свой авторитет в специальных областях, предавались самым фантастическим спекуляциями выдавали их за строго научные выводы. В наше время, несмотря на существенное снижение статуса науки в общественном мнении и ее социального престижа, злоупотребления словами наука и научный встречаются тоже нередко. Поэтому постановка вопроса об отличии научных предложений от ненаучных, о методе, который позволил бы распознавать, с чем мы имеем дело — с научными или псевдонаучными предложениями, не кажется вздорной. Весь вопрос в том, с каких позиций подходить к этой проблеме и как ее решать. Для деятелей Венского кружка как представителей позитивистского течения, для которых статус науки как высшего достижения мысли был бесспорен, проблема сводилась к тому, чтобы отделить науку от метафизики, научные высказывания от метафизических, весьма злободневным оказался вопрос о предмете философии. |