2004. Философия. Учебник для вузов философия под ред. А. Ф. Зотова, В. В. Миронова, A. B. Разина Рекомендовано Отделением по философии, политологии и религиоведению умо
 Скачать 4.66 Mb.
|
|
288 Признанными вождями Венского кружка были его основоположники Мориц Шлик и продолжатель его дела Рудольф Карнап. Отличительная черта учения Шлика, Карнапа и других состояла в его ярко выраженной антиметафизической направленности. Убедившись в банкротстве метафизики логического атомизма, Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 с ( «Gaudeamus» ). 115 деятели Венского кружка обрушились на всякую метафизику вообще. Логических позитивистов буквально преследовала одна навязчивая идея мысль о том, что наука должна избавиться от всяких следов традиционной философии, те. не допускать больше никакой метафизики. Метафизика мерещится им всюду, ив изгнании ее они видят чуть лине главную свою задачу. Неопозитивисты не против философии, лишь бы она не была метафизикой. Метафизикой же она становится тогда, когда пытается высказывать какие-либо положения об объективности окружающего мира (кстати сказать, Витгенштейн такую возможность отрицал). Логические позитивисты утверждали, что все доступное нам знание о внешнем мире получается только частными, эмпирическими науками. Философия же якобы не может сказать о мире ничего помимо того, что о нем говорят эти науки. Она не может сформулировать ни одного закона и вообще ни одного положения о мире, которое имело бы научный характер. Но если философия не дает знания о мире и не является наукой, то что же она такое Счем она имеет дело Оказывается, нес миром, ас тем, что о нем говорят, тес языком. Все наше знание, как научное, таки обыденное, выражается в языке. Философия же занимается языком, словами, предложениями, высказываниями. Ее задача состоит в анализе и прояснении предложений науки, в анализе употребления слов, в формулировке правил пользования словами и т. д, и т. п. Язык — подлинный предмет философии. С этим согласны все неопозитивисты. Но далее их мнения несколько расходятся. Для Карнапа, который интересуется не языком вообще, а научным языком, философия представляет собой логический анализ языка науки, или иначе, — логику науки. Эту логику науки Карнап до началах годов понимал исключительно как логический синтез языка 289 науки. Он полагал, что анализ языка науки может быть исчерпан выявлением формальных синтаксических связей между терминами и предложениями. В работе Логический синтаксис языка (1934) Карнап писал Метафизика более не может претендовать на научный характер. Та часть деятельности философа, которая может считаться научной, состоит в логическом анализе. Цель логического синтаксиса состоит в том, чтобы создать систему понятий, язык, с помощью которого могут быть точно сформулированы результаты логического анализа. Философия должна быть заменена логикой науки — иначе говоря, логическим анализом понятий и предложений науки, ибо логика науки есть нечто иное, как логический синтаксис языка науки» 50 Но логический синтаксис сам представляет собой систему высказываний о языке. Витгенштейн в Трактате категорически отрицал возможность таких высказываний. Карнап ее допускает. Он спрашивает, возможно ли сформулировать синтаксис языка внутри самого языка Не грозит ли здесь опасность противоречий На этот вопрос Карнап отвечает положительно. Возможно выразить синтаксис языка в самом этом языке в масштабах, которые обусловлены богатством средств выражений самого языка. В противном случае нам пришлось бы создавать язык для объяснения языка науки, затем новый языки т. д. Отождествив философию с логикой науки, Карнап, возможно, и не предвидел того, что в лоне позитивизма родилась новая философская дисциплина, которой суждено будет в ближайшие же десятилетия выдвинуться на передовой план — логика и методология науки, или философия науки». Несколько отличную точку зрения на философию мы встречаем у Шлика. Если Карнап был логиком, то Шлик в большей степени эмпирик. Он говорит Великий поворотный пункт нашего времени характеризуется тем фактом, что мы видим в философии не систему знаний, но систему актов философия есть та активность, посредством которой раскрывается или определяется R. Logical Syntax of Langage.— P. XII. 51 Ibid.— P. значение утверждений. Посредством философии утверждения объясняются, посредством науки они проверяются. Последнее (действие) относится к истине утверждений, первое к тому, что они в действительности означают. Содержание, душа и дух науки, естественно, заключены в том, что в конечном счете ее утверждения действительно означают философская деятельность наделения значением, есть поэтому альфа и омега всего научного знания. В другой статье Шлик повторяет Специфическая задача дела философии состоит в том, чтобы устанавливать и делать ясными значения утверждений и вопросов. Таким образом, положение о прояснении предложений в качестве задачи философии конкретизируется Шликом как установление значений. Но как может философия придавать утверждениям их значения Не посредством утверждений, т. к. тогда и они нуждались бы в определении их значений. Этот процесс не может, — говорит Шлик, — продолжаться бесконечно. Он всегда приходит к концу в актуальном указывании, в выставлении напоказ того, что имеется ввиду, те. в реальных действиях только эти действия более не подлежат дальнейшему объяснению и не нуждаются в нем. Окончательное наделение значением всегда имеет место посредством действий. Именно эти действия или акты и образуют философскую деятельность» 54 Таким образом, философ не разъясняет все до конца, а в конечном счете показывает значение научных утверждений. Здесь воспроизводится идея Витгенштейна, нов довольно огрубленной форме. Так или иначе, согласно Шлику, философ имеет дело с языком, хотя нес формальными правилами пользования словами, нос установлением их значений Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 с ( «Gaudeamus» ). 116 Как же конкретно может работать логический анализ языка На первых порах Карнап полагал, что этот анализ должен носить чисто формальный характер, или, иначе говоря, должен исследовать чисто формальные свойства слов, предложений и т. д. Сфера Logical Positivism. Ed. by A.J. Aier. L.> 1959.— P. 56. 53 Ibid.— P. 86. 54 Ibid.— P. логики науки, таким образом, исчерпывалась логическим синтаксисом языка. Его большая работа 1934 г. таки называлась — Логический синтаксис языка». Эта работа содержала, главным образом, анализ ряда сугубо технических проблем, касающихся построения некоторых искусственных языков. Поскольку эта сторона ее не входит в предмет наших интересов, то мы оставим эту тему в стороне. Что же касается философского смысла этой работы, то ее задача состояла в том, чтобы реализовать этими техническими способами позитивистскую установку на исключение из употребления всех метафизических предложений, те. на отказ от использования языка метафизики. Выше говорилось, что для логических позитивистов все философские проблемы сводились к языковым проблемам. Поэтому, если для Спенсера природа той абсолютной силы, которая лежит в основе всех явлений мира, оставалась навсегда непознаваемой, если для Маха природа исходного субстрата вселенной была нейтральной, тени материальной, ни идеальной, то для Карнапа и других логических позитивистов предложения, касающиеся объективного бытия вещей или их материальной или идеальной природы, являются псевдопредложениями, те. сочетаниями слов, лишенными смысла. Согласно Карнапу, философия, в отличие от эмпирических наук, имеет дело нес объектами, но только с предложениями об объектах науки. Все объектные вопросы относятся к сфере частных наук, к философии относятся только логические вопросы». Реалистическое предложение, согласно Карнапу, примет такую форму Каждое предложение, содержащее указание на вещь, равносильно предложению, содержащему указание не на вещи, нона пространственно-временные координаты и физические функции, что очевидно истинно». Таким образом, благодаря синтаксическому подходу к философским утверждениям, благодаря переводу их в формальный модус речи, проблемы, которые якобы содержатся в этих утверждениях, обнаруживают, по Карнапу, свой иллюзорный характер. В некоторых же 282 случаях может оказаться, что они представляют собой лишь различные способы говорить об одном и том же. Отсюда вывод во всех случаях необходимо указывать, к какой языковой системе относится тот или иной тезис ( высказывание ). Итак, согласно Карнапу, всякое осмысленное предложение есть либо объектное предложение, относящееся к какой-либо специальной науке, либо есть синтаксическое предложение, принадлежащее к логике или математике. Что касается философии, то она представляет собой совокупность истинных предложений о языках специальных наук. Отсюда возникает два новых вопроса: 1.Каков критерий истинности или хотя бы осмысленности объектных предложений. Всели науки говорят на одном и том же языке, а если нетто нельзя ли сконструировать такой общий язык? Первый вопрос ведет к теории верификации подробнее см. нас, второй — к теории единства науки и физикализму. Несомненно, что логический анализ языка, в особенности языка науки, не только вполне правомерен, но и необходим, особенно в период быстрого развития науки и ломки научных понятий. Такой анализ вовсе времена в той или иной степени был делом философов, а в какой-то мере и специалистов в различных областях знаний. Вспомним хотя бы Сократа сего стремлением докопаться до истинного значения, скажем, понятия о справедливости. В наше время эта задача стала еще более важной в связи с созданием математической логики, использованием различных знаковых систем, использованием компьютеров, опытом машинного перевода и т. д. Но свести всю функцию философии к логическому анализу языка, значит упразднить значительную часть того ее реального содержания, которое складывалось на протяжении двух с половиною тысячелетий. Это значит запретить ей заниматься содержанием коренных мировоззренческих проблем. Даже критики неопозитивизма из идеалистического лагеря считают, как это, например, делает неотомист Ф. Коплстон, что, сточки зрения неопозитивистов главное занятие философа состоит в том, чтобы разрушить философию. Правда, эта тенденция, высказанная неопозитивистами первоначально в весьма категорической форме, впоследствии была значительно смягчена. Тем не менее, все логические позитивисты все-таки считали, что философия имеет право на существование лишь как анализ языка, прежде всего, языка науки. Первый вопрос, который при этом анализе возникает — это какие высказывания, те. какие слова и сочетания слов имеют научный характера какие его не имеют. Необходимо это для того, чтобы очистить науку от предложений, лишенных научного смысла. Кет нужды доказывать, что сама по себе постановка вопроса о специфике научных высказываний Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 с ( «Gaudeamus» ). 117 является весьма важной и нужной. Это реальная проблема, имеющая большое значение для самой науки, для логики науки, для теории познания. Как отличить высказывания подлинно научные от высказываний, лишь претендующих на научный характерно в действительности им не обладающих В чем отличительный признак научных высказываний? Вполне естественно стремление найти такой универсальный критерий научности, который можно было бы безошибочно применять во всех спорных случаях. Это было бы очень хорошо И логические позитивисты хотели отыскать такой единый признак научных высказываний, наличие или отсутствие которого сразу же могло решить вопрос о научном статусе того или иного предложения. Как мы увидим дальше, их попытка закончилась неудачей. Но сама эта неудача была достаточно поучительной и принесла известную пользу. В значительной мере эта неудача была предопределена самим их замыслом логические позитивисты как позитивисты были заинтересованы не только в объективном анализе природы научного знания и языка науки, но ив том, чтобы исключить материалистическое ее понимание. Поэтому-то они ставили вопрос о том, чтобы очистить науку от ненаучных высказываний. В своем понимании строения или структуры науки логические позитивисты непосредственно опираются на Витгенштейна, но, по существу, их взгляды восходят еще к Юму. 294 Фундаментальным для понимания неопозитивистами научного знания является разделение всех наук на формальные и фактуальные. Формальные науки — логика и математика. Фактуальные — науки о фактах, все эмпирические науки о природе и человеке. Отличительная черта формальных наук та, что их предложения ничего не говорят о фактах, не несут никакой фактической информации. Эти предложения аналитичны, или тавтологичны. Они справедливы для любого фактического положения вещей, потому что они его не затрагивают. Таковы, например, «Все предложения логики, — говорит Карнап, — тавтологичны и бессодержательны, поэтому из них ничего нельзя заключить о том, что необходимо или что невозможно в действительности, или какой она не должна быть. Точно также и математика, как отрасль логики, тавтологична» 55 Истинность предложений формальных наук имеет чисто логический характер, этологическая истина, вытекающая всецело из одной только формы предложений. Эти предложения не расширяют нашего знания. Они служат лишь для его преобразования. Логические позитивисты старательно подчеркивают, что эти преобразования не ведут к новому знанию. Как говорит Карнап: Тавтологический характер логики показывает, что всякий вывод тавтологичен. Заключение всегда говорит тоже самое, что и посылки (или меньше, нов другой лингвистической форме. Один факт никогда не может быть выведен из другого» 56 Из тавтологического характера логики еще Витгенштейн делал вывод о том, что в природе нет никакой причинной связи. Его последователи использовали догму о тавтологичности логики и для борьбы против метафизики, утверждая, что невозможна метафизика, которая пытается из опыта делать выводы относительно чего-то трансцендентного. Дальше того, что мы видим, слышим, осязаем и т. д, мы идти не можем. За эти пределы никакое мышление нас не выводит. Однако же разделение на аналитические и синтетические суждения хотя и правомерно, все же имеет относительный характер и может быть осуществлено лишь по отношению к готовому сложившемуся знанию. Если же рассматривать знание в его становлении, то резкое противопоставление этих двух видов суждений становится неправомерным. Предложенное позитивистами понимание структуры науки вызвало целый ряд вопросов. Что такое элементарные предложения Как устанавливается истинность этих предложений Каково их отношение к фактами что такое факты. Как можно получить из элементарных предложений теоретические предложения. Возможно ли полное сведение предложений теории к элементарным предложениям Попытки ответить на эти вопросы оказались чреваты такими трудностями и противоречиями, которые, в конце концов, привели логический позитивизм к краху. Рассмотрим прежде всего вопрос об элементарном предложении. Естественно, что раз все сложные предложения науки считаются выводом из элементарных, а истинность сложных предложений является функцией истинности элементарных предложений, то вопрос об этих предложениях и об установлении их истинностей приобретает чрезвычайное значение. Витгенштейн и Рассел говорили о них лишь в самой общей форме. Из общих установок логики Principia Mathematica вытекает, что такие элементарные предложения должны быть. Нов логике можно ограничиться указанием на их форму, скажем, «S» есть «Р». Но когда анализируется структура действительной науки, то надо сказать конкретно, какие именно Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 с ( «Gaudeamus» ). 118 предложения науки относятся к элементарным, далее неразложимыми настолько надежными достоверным, что на них можно строить все здание науки. Оказалось, что найти такие предложения невероятно трудно, если вообще возможно. Поэтому вопрос об их природе вызвал оживленные споры, продолжавшиеся много лет. 296 Не менее важной задачей, чем отыскание базисных предложений науки, для неопозитивистов было очищение науки от метафизических предложений, а, следовательно, установление способа их выявления и распознания. Решение этих двух проблем, как казалось, было найдено в принципе верификации». Еще Витгенштейн говорило том, что элементарное предложение необходимо сравнивать с действительностью, чтобы установить, истинно оно или ложно. Логические позитивисты, на первых порах, приняли это указание, но придали ему более широкий смысл. Дело в том, что легко сказать сравни предложение с действительностью. Вопрос в том, как это сделать. Поэтому требование сравнить предложение с действительностью практически означает, прежде всего, требование указать тот способ, каким это возможно сделать. Проверка настолько существенна для высказывания о фактах, что, согласно Карнапу, предложение утверждает только то, что в нем может быть проверено. Атак как то, что оно высказывает (согласно Трактату, есть его смыслили значение, то значение предложения заключается в методе его проверки (Карнап); или, как говорит Шлик, значение предложения тождественно сего верификацией» 59 В этих рассуждениях нетрудно заметить сильное влияние прагматистов. В самом деле, значение слова понятия) состоит в будущих последствиях. Значение состоит в методе проверки или верификации. Значение не в самих чувственных последствиях, а в методе их получения. Было бы смешно возражать против требования, что положения науки должны быть доступны проверке. Но вопрос в том, как эту проверку понимать, что значит проверять какие-либо научные предложения, как эту проверку осуществить. В поисках ответа на этот вопрос неопозитивисты разработали целую концепцию, центром которой стал принцип верификации Logical Positivism.— P. 76. 58 Ibid. 59 Ibid.— P. Этот принцип требует, чтобы предложения всегда сравнивались с фактами. Но что такое факт Допустим, что это какое-то положение вещей в мире. Номы хорошо знаем, как трудно бывает выяснить истинное положение дел, добраться до так называемых твердых, упрямых фактов. Юристы могут рассказать, насколько противоречивы бывают сообщения свидетелей какого-либо происшествия, какая масса субъективных наслоений имеется в любом описании ив восприятии того или иного объекта. Недаром есть даже поговорка Врет, как очевидец. Если фактами считать различные вещи, группы этих вещей и т. д, то мы никогда не будем гарантированы от ошибок. Даже такое простое предложение, как это есть стол, далеко не всегда достоверно, ибо может быть итак, что-то, что имело вид стола, на самом деле есть ящик, доска, верстак или мало ли что еще. Строить науку на таком ненадежном фундаменте было бы слишком легкомысленно. В поисках более достоверных фактов логические позитивисты пришли к выводу о том, что надо элементарное предложение относить к такому явлению, которое не может нас подвести. Они думали, что таковы чувственные восприятия или чувственные содержания, чувственные данные или «Sense- data». Говоря, что это есть стол, я могу ошибаться, ибо то, что я вижу, может быть, вовсе не стола какой-то другой предмет. Но, если я скажу Я вижу продолговатую коричневую полосу, то тут уже никакой ошибки быть не может, т. к. это именно то, что я действительно вижу. Значит, чтобы верифицировать любое эмпирическое предложение, надо свести его к высказыванию о наиболее элементарном чувственном восприятии. Такие восприятия и будут теми фактами, которые делают предложения истинными. Но как же, все-таки, быть с предложениями метафизики Нельзя же игнорировать тот факт, что люди занимаются метафизическими вопросами с самого возникновения философии. Неужели они две с половиной тысячи лет только и делают, что говорят бессмыслицу Карнап разъясняет, что предложения метафизики не абсолютно бессмысленны, но лишены научного смысла. Те, они не утверждают никаких фактов. Они ничего не говорят о мире и поэтому не могут быть проверены. Но это не значит, что они вообще не имеют никакого смысла, что они ненужны людям. Напротив, Карнап полагает, что они очень нужны, ибо служат для выражения чувства жизни, переживаний, эмоций, настроений человека, его субъективного отношения к окружающему миру и т. п. В выражении чувства жизни метафизика может быть поставлена на одну доску с поэзией или музыкой. Но поэзия и музыка суть адекватные средства для выражения чувства жизни, а метафизика — средство неадекватное. Метафизики — это музыканты без способностей к музыке. Поэтому они выражают свое чувство жизни в неадекватной форме. Главная ошибка метафизика в том, что он свое внутреннее чувство жизни выражает в форме утверждений о внешнем мире и претендует на общезначимость этих утверждений. Поэт и музыкант этого не делают. Они изливают свои чувства в стихах или мелодиях. Метафизик же выражает свои Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 с ( «Gaudeamus» ). 119 чувства в псевдонаучных предложениях и требует, чтобы сними все соглашались. Поэтому метафизика будет иметь право на существование, только если она признает себя тем, что она есть на самом деле, и откажется от своих притязаний на научность, на общезначимость. Приведенные рассуждения логических позитивистов чрезвычайно важны для понимания идейной роли неопозитивизма. Ведь, объявив положения метафизики лишенными научного смысла, позитивисты отказываются сними спорить. Оставляя за собой лишь логику науки, отказываясь обсуждать мировоззренческие вопросы, неопозитивисты фактически уступают всю область философской проблематики тем самым метафизикам, над которыми они иронизируют, томистам, философам жизни, интуитивистам, экзистенциалистам. Логическая семантика Дальнейшая эволюция неопозитивизма пошла в направлении создания логической семантики. Если Карнап до середины х годов считал, что логика 298 науки исчерпывается логическим синтаксисом языкато Тарский показал необходимость также и семантического анализа, те. анализа смысла, значения слови предложений, анализа отношений языковых знаков и выражений к тому, что они обозначают. В этой связи надо сказать несколько слово Тарском. Альфред Тарский был польским математиком, интересовавшимся также логикой и логическими основами математики. В 1939 гему удалось эмигрировать в США, где они работал водном из университетов, преподавая математику. У Тарского есть ряд специальных работ по логике и семиотике, из которых большое значение имела статья Понятие истины в формализованных языках. Написана она была в 1931 г. ив расширенном виде переведена на немецкий язык в 1935 г. На английском языке она вышла в 1956 г, но еще раньше его теория была изложена в 1944 г. в статье Семантическая теория истины и основания семантики». Рассуждения ученого очень непростые, т. к. речь у него идет исключительно о языке и языковых выражениях, причем не об одном языке, но о языке и о метаязыке, те. о языке, на котором говорят о другом языке. Выше уже говорилось, что в расселовской теории типов все словесные выражения делятся на типы или виды предложений. К первому типу относятся все предложения, говорящие о вне-лингвистических объектах, ко второму типу — предложения, говорящие о предложениях первого типа и т. д. Эта идея и была использована для создания метаязыка, те. языка, говорящего о другом языке, в данном случае о вещном языке, те. о языке, говорящем о вещах. Если мы возьмем какое-то предложение о вещном языке, скажем, предложение Р, и скажем, что это предложение Ρ истинно, тов каком случае это предложение будет истинным? Ведь когда мы говорим, что Р — истинно, то мы уже пользуемся метаязыком. В обыденной речи или разговорной практике мы этого не замечаем, мы не делаем различия между исходным вещным языком и метаязыком. Но при анализе мы их должны различать. Так вот, в каком случае предложение Ρ в некотором 300 данном языке будет истинным Тарский дает такой ответ Р истинно, если Р. Это значит, что (предложение) Снег бел истинно, если снег бел. По сути дела, это — несколько завуалированная попытка восстановить в правах корреспондентную теорию истины, придав ей некую респектабельную форму. Формула Тарского сыграла очень большую роль в последующей эволюции взглядов на познание. Ведь корреспондентная теория истины уже давно подвергалась критике. Многие философы утверждали, что она ничего нового не дает, а выражает только субъективную уверенность говорящего. Так, например, сказать истинно, что Цезарь был убит в 44 г. до нашей эры это все равно, что сказать просто Цезарь был убит. Понятие истинно — ничего не добавляет к этой фразе. Подобное рассуждение смущало многих. Формула Тарского, как бы ее ни толковать, позволила восстановить теорию истины как соответствия, так сказать, примириться с нею. Что касается семантики, то одним из важных результатов ее дальнейшей разработки Р. Карнапом была созданная им теория языковых каркасов, изложенная в статье Эмпиризм, семантика и онтология (Эта теория должна была решить проблему абстрактных объектов или, вернее, проблему высказываний, имеющих своим предметом абстрактные объекты (числа, суждения, свойства вещей, классы и т. д. Она была призвана обосновать правомерность подобных высказываний. При этом она должна была не только сделать это в рамках неопозитивистской концепции, но сделать это так, чтобы подтвердить данную концепцию. Карнап говорит, что хотя эмпиристы подозрительно относятся ко всякого рода абстрактным объектам, тем не менее в некоторых научных контекстах их едва ли можно избежать. Поскольку же свести высказывания об абстрактных объектах к элементарным или протокольным предложениям или же к высказываниям о чувственных данных явно не удалось, то необходимо объяснить правомерность таких высказываний. Кроме того, когда в обычном или научном языке заходит речь о подобных абстрактных объектах, то Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 с ( «Gaudeamus» ). 120 обычно задается вопрос существуют ли такие объекты реально На этот вопрос реалисты отвечают утвердительно, номиналисты же отрицательно. Например, если речь идет о числах, то философ реалистического склада готов признать их объективное существование, впадая в платонизм. Некоторые же эмпиристы пытались решить вопрос, рассматривая всю математику как чисто формальную систему, которой не может быть дано никакой содержательной интерпретации. В соответствии с этим они утверждали, что говорят не о числах, функциях и бесконечных классах, а только о лишенных смысла символах и формулах. Однако уже в физике избежать абстрактных объектов гораздо труднее, если это вообще возможно. Такова проблема. Карнап пытался решить ее в духе неопозитивизма посредством анализа языка. Он не ставит вопрос что представляют собой абстрактные объекты Он подходит к проблеме по-другому. Ведь фактически мы говорим об абстрактных объектах, мы делаем высказывания о таких объектах. Следовательно, мы пользуемся языком, который принимает абстрактные объекты, который допускает слова и высказывания о таких объектах. Встает вопрос как возникает такой языки какие высказывания об абстрактных объектах в нем можно делать, какие вопросы о них можно задавать? Для решения этой проблемы Карнап вводит понятие о языковых каркасах. Это значит, что, если кто-либо хочет говорить на своем языке о каких-то новых объектах, он должен ввести систему способов речи, подчиненную новым правилам. Эту процедуру Карнап называет построением языкового каркаса (framework). Эта процедура может осуществляться стихийно, неосознанно, но дело анализа вскрыть ее логику и показать ее в чистом виде. Согласно Карнапу, языковых каркасов может быть много. Простейшим примером такого каркаса может служить вещный язык, на котором мы говорим о вещах и событиях или обо всем том, что мы наблюдаем в пространстве и времени и что имеет более или менее упорядоченный характер. О вещах мы говорим с детства. Но это не должно помешать анализу этого вещного языка. Это тем более так, что, когда мы осознали природу вещного языкато остается делом нашего свободного выбора, продолжать пользоваться им или же отказаться от него. Итак, допустим, что мы решили принять такой языковой каркас, который позволит нам говорить в данном случае о вещах. Тогда, считает Карнап, мы должны различать два рода вопросов о существовании и реальности объектов. Вопрос о существовании тех или иных объектов внутри данного каркаса. Это внутренние вопросы. Вопрос о существовании или реальности системы объектов в целом. По отношению к миру вещей, или к вещному языку, внутренними вопросами будут такие есть ли намоем столе клочок белой бумаги, действительно ли жил король Артур, являются ли единороги и кентавры реальными или только воображаемыми существами — те. можно ли было все это обнаружить в опыте? На эти вопросы следует отвечать эмпирическими исследованиями (подобно тому, как на вопрос есть ли простое число больше миллиона надо отвечать путем логических исследований). Это вполне осмысленные вопросы. Понятие реальности, встречающееся в этих внутренних вопросах, является эмпирическим, научным, не метафизическим понятием. Признать что-либо реальной вещью или событием значит суметь включить эту вещь в систему вещей в определенном пространственно-временном положении среди других вещей, признанных реальными, в соответствии с правилами данного каркаса» 61 От этих вопросов нужно отличать внешний вопрос — о реальности самого мира вещей (или отдельных вещей, но уже безотносительно к данной системе, к данному каркасу. Этот вопрос ставится философами. Им интересуются реалисты и субъективные идеалисты, между которыми возникает бесконечно длящийся спор. Но этот вопрос, считает Карнап, нельзя разрешить, т. кон поставлен неверно. 61 Карнап Р. Значение и необходимость МС. Быть реальным в научном смысле значит быть элементом системы следовательно, это понятие не может быть осмысленно применено к самой системе. Правда, замечает Карнап, тот, кто задает такой внешний вопрос, может быть, имеет ввиду не теоретический, а практический вопрос стоит ли нам принимать вещный языки пользоваться им Это дело свободного выбора, удобства, эффективности пользования вещным языком. Идеи позднего Витгенштейна Опубликовав Трактат, Витгенштейн полагал, что в нем даны окончательные решения всех рассмотренных вопросов. Философские суждения были объявлены бессмысленными, и судьба философии была решена рази навсегда. Поэтому Витгенштейн бросил занятия философией ив гг. работал директором средней школы, потом помощником садовника водном монастыре и т. д. Все же с философией он не порывал полностью, встречался с М. Шликом и был в курсе дискуссий, происходивших в Венском кружке. В 1928 г. у него вновь возник интерес к философии, который привел его в Кембридж, где они остался до конца своей жизни Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 с ( «Gaudeamus» ). 121 Хотя после опубликования Трактата Витгенштейн мало обращался к его идеям, он знало тех трудностях, с которыми столкнулись логические позитивисты, воспринявшие многие из этих идей. Постепенно Витгенштейн стал приходить к выводу об ошибочности важнейших фундаментальных положений Трактата и отказался от них. Процесс формирования новых взглядов Витгенштейна был сложными длительным. О нем свидетельствуют его многочисленные рукописи и заметки, в частности, Философские заметки, Заметки обоснованиях математики, О достоверности и ряд других рукописей. Философские исследования — наиболее законченное произведение, в значительной части излагают взгляды, представляющие собой радикальное изменение прежних представлений. Правда, можно сказать, что основная позиция Витгенштейна осталась прежней. Имеется ввиду его позитивизм в той специфической форме, которая была придана ему в Трактате философия рассматривалась как деятельность, направленная на анализ языка, а философские проблемы как проблемы языковые. Но в этих рамках взгляды Витгенштейна все же изменились весьма радикально. Прежде всего, он отказался от концепции логического атомизма. В самом деле, логический атомизм предполагал, во- первых, своеобразную структуру мира, и во-вторых, наличие идеального языка, структура которого в точности изображала бы структуру мира. Согласно такой установке, мир должен был представлять собой совокупность абсолютно простых объектов и атомарных фактов, состоящих из этих простых объектов. Что касается языкато каждое слово в предложении должно было соответствовать некоторой неделимой единице в мире, а атомарные факты должны были с абсолютной точностью отображаться в элементарных предложениях. Но элементарные предложения оказалось невозможно найти, точно также, как и абсолютно простые объекты в самой действительности. В Философских исследованиях Витгенштейн должен был признать, что абсолютно простое не встречается нигде, что говорить о простом можно лишь в относительном смысле, нужно всегда указывать, по отношению к чему нечто рассматривается как простое. Логический атомизм исходил из того, что предложения идеального языка должны с абсолютной точностью изображать действительность, а слова обозначать соответствующие объекты. Поэтому значением предложения считалось то, что оно изображает, те. какое-то положение дела значением слова должен был быть обозначаемый объект. Когда Витгенштейн, вслед за Расселом, принял концепцию идеального языка, он не имел ввиду конструировать искусственный язык, который находился как бы поту сторону обычного разговорного языка. Скорее, он хотел вскрыть наиболее глубокую структуру действительного языка, представить ее в абстрактном и чистом виде и тем самым объяснить, каким образом наш обычный язык может быть в какой-то степени пригодным для познания мира. Идеальный язык — это не другой язык, наряду с обычным, но скорее идеальная модель его. Более глубокое изучение вопроса заставило Витгенштейна вообще отказаться от понятия идеального языка. Согласно его первоначальному взгляду, слова должны были обозначать объекты, а предложения, составленные из слов, описывать или изображать факты или положение дел. Но оказалось, что далеко не все слова обозначают какие-то объекты, и тем более, не все предложения описывают факты. Существуют вопросительные предложения, приказы, условные предложения и т. д, которые выполняют самые различные функции. Оказалось, что отдельное слово вовсе необязательно должно обозначать один и тот же объект, что оно может иметь много значений, определяемых контекстом. Конечно, все это — достаточно хорошо известные вещи, но Витгенштейн увидел в них философский смысл лишь после того, как освободился от чар логического атомизма. Тогда ему стало ясно, что представление об идеальном языке, как он мыслился в логическом атомизме, не только упрощает, но и настолько извращает природу и функцию действительного языка, что не может служить даже его абстрактной моделью. Сама идея идеального языка была отброшена. Вместе с нею было снято и требование сводить значение словак объекту. Теперь Витгенштейн предлагал отказаться от попыток сконструировать идеальный языки заняться анализом обычного языка. Это изменение привело не только к новому определению значения слови выражений (высказываний, но и к новому пониманию задач философии. Как же теперь понимается Витгенштейном значение Главный пункт его новой теории значения состоит в том, что значение слова не есть какой-либо объект, который слово обозначает или представляет. Конечно, некоторые слова действительно представляют объекты, например, имена собственные. Но это частный случай, и способность представлять или обозначать объекты не может быть приписана всем словам. Да ив этом частном случае значение слова не есть непосредственно его объектно конвенционально или 306 стихийно сообща установленная способность обозначать определенные объекты. Но если значение — это не объект, то как женам узнать, что это такое Здесь Витгенштейн рекомендует рассмотреть вопрос о значении, каким он встает вне всякой философии. Если раньше Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 с ( «Gaudeamus» ). 122 философия для него представляла собой достаточно специфическую деятельность, и ее проблемы были или могли быть не связаны с жизнью, то сейчас Витгенштейн обращается к самой человеческой жизни и к языку, которым люди пользуются независимо от какой-либо философии. Кстати, это обращение, эта перемена точки зрения в аналогичном направлении произошла намного раньше с Гуссерлем. Вопрос что такое значение — типично философский вопрос, но, полагает Витгенштейн, он может быть задан и независимо от всякой философии. Когда ребенок учится говорить, когда человек изучает иностранный язык, им обязательно приходится объяснять значение каждого слова, и они должны понимать эти значения, чтобы уметь говорить на данном языке. Сказать, что человек знает значение слова — это все равно, что сказать, что он умеет пользоваться этим словом, что ему известны общепринятые правила его употребления, те, что он знает, когда, в каких случаях, для какой цели это слово употребляется. Отсюда следует, что говорить о значении слова (или выражения) значит говорить о способе его употребления в языке. Значение слова есть его употребление в языке — вот основной тезис новой теории значения Витгенштейна. Но оказывается, что способов, которыми употребляется слово, может быть несметное множество. При этом никакой отдельный способ не является привилегированным в смысле определения значения. Никакое словоупотребление не может считаться основным или наиболее простым. Возьмем слово ходить. Каких только употреблений мы не даем этому слову я хожу в университет, автобусы ходят редко, часы ходят точно, ходят слухи о постройке нового здания, ходите с туза пики т. д, и т. п. Больше того, не только слово с таким широким диапазоном, как ходить, употребляется по- разному, но тоже относится к словам как будто гораздо более on- 307 ределенным. Например, слово знать. Совершенно очевидно, что в таких предложениях, как Коля знает таблицу умножения (1), Я знаю Петра Ивановича (2), Она знала лучшие дни (3), Ваня знает, что Маша его не любит (4) и т. д, слово знает имеет весьма различные значения, служит для разных целей. Когда мы высказываем предложение (2), то мы хотим сказать словом знать нечто иное, чем в предложении (3), наши цели различны. В каждом случае слово ходить или знать имеет различное назначение, подобно тому, как имеют различное назначение инструменты, которыми пользуются для той или иной цели. И вот Витгенштейн полагает, что слова — это наши инструменты. Поскольку словами пользуются в контексте, в какой-то языковой системе, специфические правила которой определяют употребления слов, Витгенштейн вводит другое сравнение, именно сравнение с игрой. Так, например, мячом пользуются по-разному в футболе, баскетболе, волейболе, ватерполо и других играх с мячом. Может быть, эта аналогия дала Витгенштейну основание или повод назвать употребление слов в языке своего рода игрой, лингвистической игрой. Витгенштейн имеет ввиду определенный тип употребления слов, подчиняющийся некоторым общепринятым правилам, подобным правилам той или иной игры. С этой точки зрения, слова имеют значения только тогда, когда они, так сказать, находятся в игре. Каждая игра, по Витгенштейну, представляет собой некоторую форму жизни, особый способ человеческой деятельности и коммуникации она имеет свои правила, и они-то определяют значение слова. Может показаться, что если взять различные способы употребления слова, то можно выделить в них какой-то общий элемент, какое-то основное употребление, а следовательно, и значение. Против этого Витгенштейн решительно возражает. «Вместо того, чтобы выявлять то общее, что свойственно всему, называемому языком, я говорю во всех этих явлениях нет какой-то одной общей черты, из-за которой мы применяли к ним всем одинаковое слово. Но они родственны друг к другу многообразными способами. Именно в силу этого родства или же этих 308 родственных связей мы и называем их языками. Витгенштейн поясняет свою мысль на примере со словом игра. Рассмотрим, например, процессы, которые мы называем играми. Я имею ввиду игры на доске, игры в карты, с мячом, борьбу и т. д. Что общего у них всех Не говори В них должно быть что-то общее, иначе их не называли бы играми, но присмотрись, нет ли чего-нибудь общего для них всех. Ведь, глядя на них, тыне видишь чего-то общего, присущего им всем, но замечаешь подобия, родство, ипритом целый ряд таких общих черт. Как уже говорилось, не думай, а смотри!» 63 Может показаться, что в играх есть что-то общее, например, соревнование, выигрыши проигрыш. Для многих игр это справедливо. Но далеко не для всех. Достаточно сравнить такие игры, как дочки- матери, пятнашки, пасьянс, бильбоке и т. д. Что это, только развлечение Часто, да. Но когда играют профессиональные команды в футбол, то это для них совсем не развлечение. А разве матч на первенство мира по шахматам или по боксу может быть назван развлечением? Витгенштейн говорит, что между играми имеются как бы семейные сходства, которые можно наблюдать у членов одной семьи. Например, у брата нос, как у отца, удочери глаза отца, но волосы, как у матери. Другой брат чем-то похож на сестру. Иными словами, игры образуют своеобразную семью. То, что хочет сказать Витгенштейн, можно наглядно представить в виде выражения, где буквами обозначены характерные признаки каждой игры Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 с ( «Gaudeamus» ). 123 Здесь видно, что две игры, скажем, первая и вторая, имеют между собой нечто общее, именно элемент А. Третья игра имеет общее с первой, четвертая имеет 62 Витгенштейн Л. Философские работы (часть 1).— М Гнозис, 1994.— С. 110. 63 Там же С. общее с первой, но ничего с третьей и т. д. Таким образом, Витгенштейн полагает, что ответить на вопрос, что такое игра, каково значение слова игра, значит просто посмотреть и описать игры. Это весьма интересная теория, проливающая некоторый свет на природу значения. Бесспорно, что она представляет собой некоторую альтернативу классической теории абстракции как выделению общего. Правда, кажется, нет еще работ, которые исследовали бы концепцию Витгенштейна с этой точки зрения. Недостаток же ее в том, что она абсолютизирует эмпирическое многообразие значений, отвергая в принципе или с порога всякую попытку отделить существенные признаки от несущественных, исходные от производных. 310 |