2004. Философия. Учебник для вузов философия под ред. А. Ф. Зотова, В. В. Миронова, A. B. Разина Рекомендовано Отделением по философии, политологии и религиоведению умо
 Скачать 4.66 Mb.
|
|
Глава 4. ЭСТЕТИКА. Эстетическая ценность «Эстетическое», судя по множеству толкований, одно из трудно уяснимых понятий. Пространство Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 сего проявления совпадает с пространством психофизического бытия человека, что дает основание считать эстетическое, наряду с этическими религиозным, исходной мерой антропологического измерения общества. Младенец, только явившись на свет божий, судя по улыбке и слезам, уже чувствует, что ему хорошо, а что плохо. Наполнением того и другого являются прекрасное и безобразное, которые он видит излучаемыми формой и цветом. Игрушки потому такие яркие и забавные, чтобы нравиться, а не пугать. Если ему как-то и ведомо добро и зло, то только через жест, мимику, интонацию, те. через туже форму. Похоже, что этическое входит для него в это самое хорошо и плохо прежде всего через эстетическое. Дает ли это основание сказать, что эстетика — мать этики — вопрос спорный. Однако примечательно, что именно так сказал Иосиф Бродский в своей Нобелевской лекции. Младенец, считает поэт, совершает выбор эстетический, а не нравственный. Естественное для поэта пристрастие к эстетическому объясняет, если не оправдывает категоричность этой мысли. 1 Бродский И. Стихотворения. — Таллин, 1991.— С. Так или иначе родство этики и эстетики общепризнанно издревле. Неслучайно добро и красота составляли ядро калокагатии. Религиозно-мистические представления, наряду с нравственными и эстетическими, определяли тот круг ценностей, которые лежали в основе духовной жизни нашего далекого предка. Что же касается исторического первенства одного из них, в научной литературе суждения на этот счет самые противоречивые и вряд ли вопрос этот когда-нибудь перестанет быть дискуссионным. С уверенностью можно констатировать изначальная природа искусства, морали, религии остается всегда неизменной неизменны причины их востребованности и соответствующие им основополагающие критерии как форм общественного сознания. В противном случаев этом качестве они перестали бы существовать. Здесь, возможно, нелишним будет пояснить. Скажем, любое искусство вовсе времена, во всех культурах является ценностью постольку, поскольку отличается качеством эстетического. Другое дело формы проявления этого качества. Они бесконечно многообразны, как, естественно, и критерии их оценки в каждом конкретном случае. А это эпоха, культура, традиция, отдельное произведение и, конечно же, субъект оценки. Нонсенс по одними тем же критериям оценивать русских передвижников и французских импрессионистов, МХАТ или Малый театр с Кабуки или Но. Тоже самое можно сказать в отношении различных конфессий, обрядов, ритуалов в рамках религии в целом. Также ив морали ценности добра и зла у всех народов в любые времена универсальны, между тем есть моральный критерий вендетты и христианской заповеди не убий». Все это, условно говоря, частные ценности и их критерии весьма изменчивы и подчас крайне противоречивы, однако они не отменяют постоянства и универсальности фундаментальных ценностей и их инвариантных критериев. Они-то, собственно, и являются подлинно общечеловеческими. В этом контексте представляется наиболее целесообразным рассмотрение проблематики эстетической ценности, которая при всей своей специфичности, в 575 ряде случаев имеет общие характеристики с ценностями этическими и религиозными, а нередко и пересекается сними. Все они в равной мере и сегодня составляют ядро духовной культуры. Распространенное мнение (не только в обыденном сознании, но ив философском дискурсе) о том, что эстетическое смыкается, а то и отождествляется с прекрасным, слабо согласуется с реальным опытом эстетического отношения, суждения и оценки. Симптоматично в подобных случаях исключение из категориального аппарата эстетики и вообще из ее поля зрения всего безобразного, низменного, негативного. Между тем, история взаимоотношений человека с внешним миром свидетельствует о том, что нет такого явления, предмета, который не мог бы стать объектом эстетического восприятия. Это прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, гармоничное и дисгармоничное, трагическое и комическое. Все дело в условиях восприятия, нормативных и психологических установках, субъективных вкусах и предпочтениях, и даже в настроении, душевном состоянии. К тому же, известно, что все эти факторы очень изменчивы. Поэтому одно и тоже явление при разных обстоятельствах, временных и пространственных измерениях, переменах может оказаться или нет в ракурсе эстетического интереса. Страшно находиться вблизи разбушевавшегося океана или низвергающего огненную лаву вулкана, но как они прекрасны и возвышенны на расстоянии. Не хотелось бы множить хрестоматийные примеры, ясно одно — выделить некие универсальные объективные свойства как эстетически значимые не представляется возможным. Цветы прекрасны, ноне менее прекрасны звезды на бархате ночного неба. А разве не прекрасна навозная корзина, — иронизировал Сократ в беседе с Гиппием Большим. А чем подкупают нас картины Босха, чудища, венчающие Нотр-Дам де Пари, «Герника» Пикассо, атональная музыка Шенберга, гоголевский Нос, комедии Аристофана — это величайшее наследие мировой культуры, бесспорные, общепризнанные эстетические ценности И почему, кстати, при всей своей непохожести они нравятся всем или почти всем Впрочем, это самое почти не так уж немаловажно Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 с ( «Gaudeamus» ). 223 чтобы пройти мимо, оставить без внимания. Ведь ни кто-нибудь, асам Толстой не почитал Шекспира, не любил Блока Бунин, не нравился Чехов Цветаевой. Кто дерзнет усомниться в их способности увидеть и понять, что совершенно очевидно для многих и многих. Невольно задумаешься о возможностях теоретического осмысления природы эстетических качество риске упрощения и вульгаризации чрезмерными обобщениями бесконечного многообразия метаморфоз, порой в одночасье превращающих вещь в ценность. Здесь очень важно избежать соблазна законотворчества, установления жестких причинно-следственных связей. Речь может идти о поиске закономерностей, тенденций, типологических моделей, о мотивированной интерпретации культурных парадигм, национальной ментальности. Претензии на истины в данном случае довольно иллюзорны. Они здесь более чем относительны. Притягательна в этой связи мысль Хайдеггера об особенности гуманитарного знания, которое, по его суждению, чтобы быть точным, должно быть нестрогим. В том же духе высказался Макс Вебер, полагая, что не существует совершенно объективного научного анализа культурной жизни, независимого от особых точек зрения. Слишком бесконечен и подвижен предмет исследования. Поэтому познается только его конечная часть. Культурные значения и их причины не могут быть познаны с помощью системы законов и понятий, ибо соотнесены с идеями ценности. Вебер говорит о конструировании связей, которые представляются нашей фантазии достаточно мотивированными, а значит объективно возможными. Но они не носят характер долженствования, образца. В качестве обобщенной, точнее было бы сказать, инвариантной конструкции реальных феноменов культуры называется идеальный тип. Он — средство соотнесения с этими бесконечно разнообразными в реальности феноменами. Идеальный тип — абстракция, ноне закон, в чем-то совпадает и нет с реальностью он полезен как средство ориентации в ней. В сущности, его вполне можно трактовать как ценностный критерий. Расчет на целенаправленную фантазию и доступность нам лишь конечной части процесса образования, в данном случае, эстетической ценности, часто совершенно непредсказуемой, подводит к выводу об определяющей в этом процессе роли субъективного. В тот момент, когда нечто переходит в разряд ценности, оно наполняется смыслом. Становясь объектом отношения, вещь теряет свойство объективности. Любое явление потенциально несет в себе возможность обрести эстетический модус. Некие атрибутивные свойства предметов могут трансформироваться в эстетические, но только при определенном и непосредственном участии субъекта их восприятия. И хотя широко известный и весьма знаменательный спор между «природниками» и общественниками таки остался в е годы неразрешенным, прошедшие с тех пор полвека эпохи постмодернизма — великого пересмешника XX века, — склоняют к мысли об абсолютной доминанте субъективного в образовании именно эстетических ценностей. Компромиссы здесь неуместны, ибо нет объективно существующих эстетических свойств. Иначе физики стали бы союзниками лириков. Расхожей, как известно, особенно в нашей научной литературе, до последнего времени была противоположная точка зрения. Причина этого, надо полагать, в подмене аксиологии гносеологией. Длительное время господствующее положение гносеологической методологии (традиция, восходящая к гегелевской философии, включая его эстетику) усугублялось вульгарным пониманием диалектики объектно-субъектных отношений. Подводя теоретическую платформу под реализм в искусстве, первенство всегда отводилось объекту. В соотношении этих категорий другие варианты не мыслились. Иначе, что же в искусстве отражать и откуда взяться художественной правде, этой ипостаси истины? Автору этих строк пришлось в свое время (вслед за академиком П.К. Анохиным — в нейрофизиологии) вводить в свои исследования понятие обратного отражения и таким своего рода эзоповым языком оправдать идею самовыражения художника. Порой достаточно было магического слова отражение, чтобы, минуя философско-идеологический догматизм, сказать, в частности, и о том, что в искусстве много такого, чего 578 даже по вероятности нет и не может быть в действительности. Если в природе есть совершенство и гармония, то сотворены они либо богом, либо явились результатом эволюции. Из этого следует, что в природе нет ничего несовершенного. Серая мышь и навозный жук в своем роде также совершенны, как и цветы — в своем. Пчелы, муравьи, летучие мыши. Человек, стоит ему очень захотеть, повсюду найдет красоту и гармонию. Не поэтому ли в детских сказках и мультфильмах полчища мышей и прочих милых зверюшек. Женщины, чтобы украсить себя, носят броши в виде жуков, мужчины — перстни с изображением черепа. А сколько фаллосов изображено на восточных миниатюрах и фресках, сколько их в виде символических стел возведено на Северном Кавказе, в восточноазиатских странах. Сфинксы, кентавры, драконы — все это в равной мере эстетические ценности, несмотря на малопривлекательные их оригиналы, если вообще они есть. Ромашка при всех своих природных данных занимает и фармацевта, и влюбленного, дерево от корней до кроны — предмет занятий и лесоруба, и живописца. Лепестками розы заваривают чай. В этот момент в королеве цветов ни грана эстетической ценности, хотя она, как думают все, так прекрасна. Стереотипы, привычки, общепринятые представления естественны ив чем-то полезны в повседневной жизни, и, видимо, поэтому так трудно бывает отойти от них, отвлечься, чтобы от обыденного сознания перейти к научному мышлению. Именно этим можно объяснить часто произносимый в вопросительной форме и Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 с ( «Gaudeamus» ). 224 совершенно некорректный контраргумент если нет объективных причин, почему тогда эстетически значимым чаще становится один класс явлений и реже — другой (цветы — чаще, мыши — реже)? Степень распространенности того или иного эстетического выбора, большая или меньшая вероятность, предрасположенность к переходу в эстетическое качество никак не могут быть основанием для построения теоретической модели эстетической ценности. Мир многообразен, и все богатство его проявлений не может находиться в равной степени близости или удаленности от той или иной идеи. 579 Наиболее убедительное определение универсального, инвариантного критерия эстетического качества дал Кант в своей Критике способности суждения. Это прежде всего незаинтересованность суждений вкуса, целесообразность без цели, при которых возникает чувство удовольствия, не отягощенное прагматическими интересами и целями. Примечательно, что Кант формулирует не собственно эстетическое качество, а условие, при котором оно единственно возможно. Последнее важно подчеркнуть, ибо часто встречающаяся недооценка, а то и непонимание этого чреваты серьезными искажениями кантовской мысли. Философ идет от субъекта, чье незаинтересованное отношение к объекту, отсутствие практической цели является обязательным условием. В природе все целесообразно. Не в этом дело. Возникнет ли чувство целесообразности в отношении с объектом — вот что важно. И зависит это от конкретного индивида, его эстетического опыта, вкуса, художественных пристрастий, психологической настроенности. От этого в свою очередь зависит, испытает ли он чувство эстетического удовольствия, наслаждения. Особенно значима роль вкуса как способности судить о предмете на основании чувства удовольствия или неудовольствия. Логико-причинные связи и даже здравый смысл в этом случае никак не влияют. О доле творческого простодушия говорил в связи с этим А.Довженко, волшебной ошибкой называл живописец В. Суриков не всегда объяснимое, часто загадочное эстетическое чувство. Философ М. Хайдеггер считал понятие ценности логически безопорным, определяемым через благо, как и наоборот. Ряд нижеследующих характеристик природы эстетических ценностей, включая художественные особенности их восприятия, эволюционирования и функциональных свойств, свидетельствуют об их существенном отличии от ценностей другого рода. Эстетическая ценность артикулирует себя через форму, символ, метафору. Это всегда чувственно- конкретное образование — видимое, слышимое, зачастую со смещенным содержанием посредством переакцентировки формы, ее элементов, идеализации, символизации, вообще, разного рода преобразований в 580 материальном мире или в образах-представлениях. В контакте с воображением, ассоциациями вещь обретает новый язык, знаковость, смысл, становится красноречивой, форма — выразительной. Сама натуралистическая вещественность, какой бы она ни была, эстетической не является. Именно область выразительных форм, данных как самостоятельная и чувственно непосредственно воспринимая ценность, называется А. Лосевым предметом эстетики. Восприятие чувственное, непосредственное и есть созерцательное отношение — непреложное в эстетике. В рамках такого восприятия-отношения включается и функционирует весь психофизиологический аппарат человека. Эстетическое есть некий эмпирический факт, имеющий сложный физико-физиолого-психолого-социальный состав (А. Лосев). Спектр эстетических переживаний так велик, что человек в этом процессе может проявиться во всех своих жизненных ипостасях. Такая степень полноты эмоционально-психологических состояний совершенно несвойственна другим областям жизнедеятельности человека, включая нравственно- религиозную. Этими всеми способностями человека, свободно самопроявляемыми в процессе бескорыстного созерцательного отношения, обусловлено эстетическое удовольствие. Смысло-содержательные элементы, порождаемые отношением к предмету, не оказывают существенного влияния на механизм возникновения такого удовольствия. В этом плане прекрасное и безобразное могут быть равновесными, особенно в искусстве. Определяющим является предметно- чувственное выражение смыслов, язык, способ их представления, чувственное явление идеи ( Гегель ). Так — в эстетике, ноне в этике и религии, где, напротив, форма вторична. Этическое реализуется волевым выбором, регулируется нормативными установками, общепринятыми правилами поведения. Морально-нравственные оценки фокусируются не столько на внешнем, сколько на внутреннем содержании человека, существеннее не форма выражения добра, а само его проявление. В отношении к явлениям природы это тем более очевидно. Плохо топтать и не очень красивые цветы, жестоко истязать и не самых симпатичных животных. 581 Конечно, было бы ошибочно полагать, что отношение к форме всегда нравственно индифферентно, что она не может быть предметом этической рефлексии. Нередко форма оказывается своего рода мимикрией, средством маскировки, сокрытия подлинных побуждений и чувств. Нов этом, как ив других случаях, она не является самодостаточной в этике она может обладать ценообразующим свойством, но собственно ценностью, как в эстетике, она стать не может. Несколько особняком стоит этикет — пограничная зона между этикой и эстетикой. Здесь на первый план выносятся выразительная форма, внешняя атрибутика, знаковость, символика — те. эстетические Янко Слава Библиотека Fort/Da ) || Философия Учебник / Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, A.B. Разина.— е изд, перераб. и доп М Академический Проект Трикста, 2004.— 688 с ( «Gaudeamus» ). 225 признаки. Но как установленный порядок поведения определенная ритуальность — это этическое. Когда ритуал обряжается в торжественные церемониальные костюмы, часто яркие, экспрессивные (венчание, королевские выезды, приемы высоких особ) — тогда предпочтительнее и справедливее говорить об эстетическом. Вообще, думается, что в этикете больше эстетики, чем этики. Критерий — приоритет формы, намеренное акцентирование внешних признаков, чувственно- материальная инкрустация смыслов (как при сервировке стола, показе мод, в дипломатическом протоколе. Возможно более обстоятельное подкрепление высказанной мысли на основе разнообразного эмпирического материала, прослеживания связи между обрядом и этикетом, когда ив исторической динамике часто нарастает и кристаллизуется эстетическое начало. Однако ограничимся проблемной постановкой вопроса. Прямо противоположное суждение следует высказать по поводу так называемой эстетики поведения. С научной точки зрения сплошное недоразумение числить по ведомству эстетики то, без чего вообще не было бы никакой нужды в этике. В теории не найти ни одного серьезного аргумента, подтверждающего существование эстетических особенностей поведения. Тем не менее такая теория существует и по сегодняшний день широко представлена в наших учебных пособиях. Установить дату ее рождения трудно, складывалась она постепенно, исподволь истоки ее в идеях западноевропейского абсолютизма классицизм) и Просвещения, |