Антропология права. Ковлер А.И. Антропология права. Учебник для вузов. М. К 86 Издательство норма (Издательская группа норма инфра М), 2002. 480 с. Учебник посвящен антропологии права (юридической антрополо
 Скачать 2.8 Mb.
|
|
§ 2. "Человек европейский" между правом и "не-правом" Правовое бытие человека, существующего в системе координат права европейского типа, формировалось, как мы видели, в результате многовековой эволюции представлений о справедливости, свободе, морали, автономности личности. У истоков этих представлений были мифы античности, иудей-ско-христианские добродетели, выраженные в мифологизированной форме священного писания. Естественное право 1 Цит. по: Международные акты о правах человека. С. 24—25. 2 Роли судей и судебных решений в европейской правовой традиции посвящен интересный сборник статей: Le juge et le jugement dans les traditions juridiques europeens (sous la dir. deR. Jacob). P., 1996. 303 Глава 8. Европейский homo juridicus также исходило из собственных мифолог^ ем. У позитивного права, как, впрочем, и у традиционного права, имеются свои ценностные ориентиры и знаковый ьс. од, правовые символы, по определению В. С. Нерсесянца1, значение которых далеко превосходит смысл норм, призван^^ых закрепить эти ориентиры. Оговоримся сразу, что под мифами п рава мы в данном случае понимаем создание систем и категорий абстрактных понятий, исходящих из правового идеала тл. служащих задачам придания действующему праву больглей ясности и эффективности. Это по необходимости тот понятийный ряд, который позволяет соединить воедино три основных элемента правосознания: познавательный, оценочный и регулятивный. Особенность правосознания — в более ося^ысленном и обобщенном характере его образов и представлений, чем, скажем, у художественного сознания. Поэтом! у ему необходимы не только абстрактно-логические правов ые понятия, категории, но и то, что В. С. Нерсесянц хараЕ-с.теризует как "до-теоретические познавательные средстве», правосознания"2. Именно в значительной мере на мифологии: позитивизма строится и так называемый метод юриспрудеыщии понятий. "Некоронованный академик" философit-ш А. Ф. Лосев высказал на первый взгляд парадоксальную мысль о том, что миф — "наиболее яркая и самая подлинная действительность"3. Он - - необходимый атрибут любой цивиг лизации, включая европейскую, выражая ее как в жизни, так и в идеях, позволял представить их более образно и зоримо. Методология юридической антропол: огии, накопленная при изучении традиционных обществ, позволяет выделить и основные мифологемы европейского позитивного права. К ним, например, Н. Рулан относит миф свободного индивида как проявление "либерального тотемиз-ма", миф государ- "Значительную роль в правовом осознании дей; ствительности играют правовые символы — правовые образы, в обобщенном виде выражающие смысловое содержание множества других «образных представлений о праве" (Нерсесянц В. С. Общая теория пр>гава и государства. М., 1999. С. 269). 2Там же. 1 Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. Т\Л., 1991. С. 24. 304 Часть IV. Антропология позитивного (европейского) права ства, мифы кодексов и законов1. Ярчайший образец правовой мифологии — все писаные конституции, исходящие из правовых идеалов: Народ, состоящий из свободных индивидов, руководствующихся идеалами Справедливости, Порядка и Демократии, учреждает Конституцию, Основный закон общества, и ставит на ее страже Государство. Как в сказке, это государство не простое, а... правовое, т. е. обладает какими-то чудесными свойствами... Зародившись в Германии в XIX в. как идеал государства, в котором господствует право (Rechtstadt), это понятие должно было ограждать общество от чрезмерной концентрации власти и от злоупотреблений этой властью. Будучи юридическим обрамлением мощи государства, это понятие позволяло, в частности, выстроить систему защиты основных прав и свобод личности, вписав их в конституцию и законы. С течением времени правовое государство стало эталоном демократии и прав человека, недаром прием во многие международные организации обусловлен оценкой того или иного государства как правового. Однако, как показал опыт последних десятилетий, "правовое государство" перестало быть юридически нейтральным понятием, а приобрело новую идеологическую и политическую окраску как некий противовес тоталитарному государству. "Создается новая доктрина правового государства, — констатировал французский правовед Ж. Шевалье, - - доктрина, которая, радикально отмежевываясь от изначальных концепций, созданных юристами, использует концепцию правового государства для обозначения особого типа государства, легитимности которого эта концепция немало способствует. Правовое государство перестает быть простым результатом исторического развития, а становится мощным идеологическим средством..."2 Примечатель- 1 См.: Рулап Н. Юридическая антропология. М., 1999. С. 242—249. Раз дел "Мифы позитивного права". Особенно наглядно мифологизация Закона в современной России проявляется в стремлении заполнить ва куум правового регулирования той или иной сферы жизни общества принятием бесчисленных "специализированных" законов — от закона о науке до закона о пчеловодстве. 2Chevalier I. Les doctrines de 1'Etat de droit // Les Cahiers francais. 1998. No. 228. 305 Глава 8. Европейский homo juridicus но, что идея правового государства тем выше поднималась на щит, чем очевиднее становилась неудача строительства так называемого "государства всеобщего благоденствия" (WelfareState), т. е. акцент был перенесен с обеспечения социальных прав обратно в сторону гражданских и политических прав. При этом гражданское общество наделялось поистине магическими добродетелями, в числе коих на первое место ставилась задача быть эффективным противовесом государству, которое подозревалось в вечных поползновениях ограничить права и свободы личности. Предполагалось, что правовое государство строится исключительно на "объективных" характеристиках права и должно поэтому обеспечивать практически непререкаемую легитимность всех процессов, происходящих в гражданском обществе. (Во многих писаниях 80—90-х гг. отечественных проповедников суверенитета гражданского общества оно даже вытеснило такое понятие, как "народный суверенитет".) Мы задержали внимание на идее правового государства ради того, чтобы показать, что любой правовой идеал неизбежно мифологизируется либо с целью усилить пошатнувшиеся правовые устои, либо, напротив, с целью дать этому идеалу отвечающее политической конъюнктуре толкование (вспомним, какой приватизационный и иной беспредел наступил в России и ряде других стран под дымовую завесу деклараций о пришествии правового государства, когда основой становилась идея частной собственности). На примере правового государства наглядно проявляется механизм зарождения правовых мифов уже в эпоху "зрелого позитивизма": "Не является ли все более частое обращение к праву, символизирующему продвижение идеи правового государства средством создания правовой мифологии, сакрализиру-ющей право как таковое?"1 - - закономерно вопрошает французская коллега, воспитанная на строгих образцах правового позитивизма. Так и хочется вновь обратиться к идеям естественного права, когда считалось, что существуют "над- 1 Robert А.-С. Naissance d'une mythologie juridique // Le Monde Diplomatique. 2001. Janvier. 306 Часть IV. Антропология позитивного (европейского) права законные" ценности, которые неизменно должны получать свое закрепление в нормах права, в законах, а не наоборот, когда законодатель, исходя из своих субъективных представлений о праве и справедливости (а нередко из политических или, еще хуже, личных или корпоративных корыстных интересов), навязывает обществу свои правила, апеллируя каждый раз к заботе об укреплении основ правового государства. Хочется быть правильно понятым: правовое государство -высочайшее достижение правовой мысли, выстраданное Европой, но эта идея породила немало мифологизирующих спекуляций, поэтому именно антропологический подход к ней позволяет, видимо, оценить истинное значение этой идеи для правового бытия человека1. Одна из мифологем, порожденных идеей правового государства, состоит в догмате, суть которого заключается в том, что в правовом государстве все сферы жизнедеятельности человека и гражданского общества обеспечены правом (либо должны быть им обеспечены). Перефразируя уголовно-правовой термин, человеку и обществу грозит неотвратимость тотального правового регулирования всей его жизни без малейшего зазора для "не-права". Такой догмат панюри-дизма, роднящий его разве что с религиозным догматом, исходит из представления о правовом регулировании как о самой совершенной форме организации социума благодаря четко выстроенной системе наказаний за нарушение правил социального общежития. Трезвый взгляд на жизнь позволяет убедиться, что, к счастью, не все сферы жизни человека социализированы. Конечно, можно считать факт рождения или смерти человека, обязательно регистрируемых как акты гражданского состояния, юридическим фактом, его можно рассматривать просто как физиологический акт, а можно и как великое таинство и великую трагедию жизни — все зависит, что называется, от угла зрения, причем каждый угол зрения имеет право на существование. Но тогда "все-право" должно потесниться и признать, что есть в человеческом существовании и сферы "не-права". 307 Глава 8. Европейский homo juridicus В современной социологии права "не-правом" принято называть отсутствие права в некоторых сферах человеческих отношений, в которых право теоретически должно было бы присутствовать. Не будем повторять инвентаризацию случаев "не-права", проделанную, например, известным социологом права Ж. Шарбонье1 (он, в частности, предлагает учитывать и феномен "каникул права", например, обычай не приводить приговор в исполнение по воскресным и праздничным дням). Для нас, исследующих человеческое измерение права, важно определить, в каких случаях "право" переходит в "не-право". Важнейшим фактором здесь может стать индивидуальный выбор человека. Поясним на примере семейного права. Обычно совместная жизнь мужчины и женщины оформляется браком. Однако все чаще в современном мире встречаются так называемые гражданские браки без какого-либо их "оформления". У такой пары всегда остается выбор: жить совместно "по праву" или без оного. Даже юридически оформленный брак впоследствии протекает при благополучном стечении обстоятельств в целом вне права: супруги живут сообща как если бы семейного права не было вовсе. Только в случае особой необходимости (рождение ребенка, развод, раздел имущества, составление завещания) супруги обращаются к праву. Таким образом, в обычных условиях семейное право воспринимается людьми как некое "теневое право": я знаю, что оно есть, но мне оно пока не требуется. В этом случае между супругами существует особый вид устного договора, основанного на любви и взаимопонимании, когда по отношению друг к другу они устанавливают режим "неправа". Такая ситуация вообще характерна для европейского образа жизни. В традиционных обществах, напротив, повседневная семейная жизнь нередко жестко регламентирована многочисленными нормами обычного права и ритуалом. Другой пример — замена юридически оформляемых обязательств устной договоренностью: сдача жилья внаем, дача 1 См.: Проблемы общей теории права и государства. Раздел "Правовое государство". М., 1999. С. 643—713. ! Charbonnier J. Flexible droit. "Inventaire du non-droit". P., 1998. P. 25— 36. 308 Часть IV. Антропология позитивного (европейского) права в долг определенной суммы и т. п. Здесь вступают в силу неписаные законы доверия и дружбы, правда, не снимающие определенных обязательств со стороны участников такого дружественного договора. Вопрос лишь в том, можно ли считать его разновидностью устной сделки. Когда мы ловим в студеное зимнее утро "левака" у остановки, дабы поскорее добраться на работу, мы тоже вступаем в область неправовых отношений, договариваясь об условиях подвоза "под честное слово". Во всех этих случаях обе стороны проявляют автономию воли: они проявляют свободу не вступать в правовые отношения, беря на себя определенный риск. Здесь самое время сделать отступление и обозначить более четко проблему индивидуального выбора. Действительно, в определенных жизненных ситуациях европейский человек имеет выбор: действовать "по праву", или по "не-пра-ву", т. е. на основе своих моральных и этических представлений о должном и справедливом. Современное европейское право дает немало таких возможностей. Все дело "только" в мере сочетания индивидуального и общего интересов. Приведем для контраста небольшие пассажи из работ двух мыслителей, стоящих на противоположных позициях. Первый из них — Макс Штирнер, выпустивший в 1844 г. свой манифест воинствующего индивидуализма "Единственный и его собственность" (более точный перевод, на наш взгляд, "Единственный и его достояние"): "...Но, наперекор государству, я все яснее и яснее чувствую, что во мне есть еще великая сила — власть над самим собой, то есть над всем тем, что свойственно только мне и что существует только как мое собственное. Что же делать мне, если мои пути — не его пути, мои мысли — уже не его мысли? Я опираюсь тогда на самого себя и не спрашиваю его разрешения! Мои мысли, которых не надо санкционировать никакими разрешениями, соизволениями и милостями, - - моя настоящая собственность, собственность, которой я могу распоряжаться и пользоваться. Ибо, будучи моими, они — мои создания, и я могу обменять их на другие мысли, я отдаю их и обмениваю на другие, и эти другие -приобретенная, купленная мною собственность. 309 Глава 8. Европейский homo juridicus Итак, что такое моя собственность? Только то, что в моей власти! На какого рода собственность имею я право? На всякую, на которую я даю себе право. Право на собственность я даю себе тем, что присваиваю себе собственность или даю себе власть собственника, полномочие права. То, что не могут у меня отнять, остается моей собственностью; так пусть же сила решает вопрос собственности, и я буду ждать всего от моей силы! Чужая сила, сила, которую я предоставляю другому, делает меня крепостным, пусть же моя собственная сила сделает меня обладателем. Так отберу же я у других ту власть, которую я им дал в неведении своей силы! Я скажу тебе, что все, на что я могу распространить свою власть, — моя собственность, и я предъявлю свои права на все, чего могу добиться и достичь; я признаю своей действительной собственностью все, на что л даю себе право. Тут должен выступить имеющий решающее значение эгоизм, своекорыстие, а не принцип любви, не чувства, вытекающие из любви, -- милосердие, добросердечность, благодушие, даже справедливость и правосудие (ибо и justitia -проявление любви, продукт ее): любовь знает только жертвы и требует "самопожертвования". Эгоизм не имеет намерения жертвовать чем-нибудь или ограничивать себя, он просто решает: что мне нужно, то я должен иметь, и я себе это добуду"1. Другой мыслитель — известный христианский философ Николай Бердяев, пытавшийся решить проблемы раздвоения человеческого бытия в одной из своих глубоких работ "Смысл творчества. Опыт оправдания человека" (1912), писал: "Индивидуализм, так обострившийся в конце XIX в., восстал против власти природного и социального порядка над человеческой индивидуальностью. Индивидуализм есть судорога свободы старого Адама, ветхой свободы. Поэтому свобода в индивидуализме едть свобода отъединенная, отчужденная от мира. А всякая отъединенность, отчужденность от мира ведет к рабству у мира, ибо все чуждое и далекое нам есть Цит. по изданию: Штирнер М. Единственный и его собственность. Харьков, Г994. С. 244—245. 310 Часть IV. Антропология позитивного (европейского) права для нас принудительная необхрдимость. Для индивидуалиста мир есть всегда насилие над ним. Крайний, предельный индивидуализм пытается отождествить индивидуальность человека с миром и отвергнуть весь мир вне этой раздутой человеческой индивидуальности. Но это отождествление человека с миром достигается лишь иллюзорно. Это — демонический самообман. Реально же индивидуализм отрицает, что человек микрокосм и что состояния его — космичны. Индивидуализм принижает человека, не хочет знать мирового, вселенского содержания человека. Судорожно хочет индивидуалист освободить себя от мира, от космоса, и достигает лишь рабства. Ибо внутреннее отделение себя от вселенной есть неизбежно внешнее себя ей порабощение. Индивидуализм есть опустошение индивидуальности, обеднение ее, умаление ее мирового содержания, т. е. уклон к небытию. Индивидуальность, достигшая абсолютного отъединения и отчуждения от вселенной, от иерархии живых существ, превратилась бы в небытие, истребилась бы без остатка. Индивидуальность и индивидуализм — противоположны. Индивидуализм — враг индивидуальности. Человек — органический член мировой, космической иерархии, и богатство его содержания прямо пропорционально его соединению с космосом. И индивидуальность в индивидуализме бессодержательна, пуста. Свобода в индивидуализме есть лишь болезненная судорога. <...> В индивидуализме свобода получает ложное направление и теряется. Индивидуальность и ее свобода утверждаются лишь в универсализме. Зрелая и свободная воля направляет свой акт хотения, свое действие на космическую, божественную жизнь, на богатое содержание жизни, а не на пустоту. Зрелая и свободная воля — творческая воля, выходящая из себя в космическую жизнь. Индивидуализм по существу своему — не творческий, отрицательный и пустой, так как лишает человека того вселенского содержания, на которое только и может быть направлено творчество. Понятие индивидуализма все еще спутано и недостаточно выяснено. Иногда под индивидуализмом понимают освобождение индивидуальности от внешнего гнета, природного, социального, гнета установленной морали и установленной общественности. При таком понимании нужно признать положительную ценность индивидуализма. Нельзя, например, отрицать здоровых элемен- 311 Глава 8. Европейский homo juridicus тов в индивидуализме эпохи Возрождения. Душа человеческая стоит больше, чем государства, обычаи и нравы, чем всякая внешняя польза, чем весь внешний мир. Но в строгом смысле, который выявляется лишь в наше время, индивидуализм противоположен универсализму, он есть отъединение индивидуальности человека от вселенной, ее самообоготворение. Такой индивидуализм ведет к истреблению человека, к его падению в небытие. Бесконечно беден и бессодержателен человек, если нет ничего выше его, нет Бога, и бесконечно богат и содержателен человек, если есть высшее, чем он, есть Бог. Движение невозможно для человека, если нет высшего и божественного, некуда двигаться. Освобождение человеческой индивидуальности от Бога и от мира есть человекоубийство. Это освобождение есть диавольское порабощение"1. Итак, налицо два взаимоисключающих подхода к проблеме соотношения человека с его неповторимой индивидуальностью и общества, не то чтобы покушающегося на эту индивидуальность, но требующего заключить порывы индивидуализма в определенные рамки ради того, что Г. Кельзен называл "правопорядком и коллективной безопасностью". Выход был намечен позитивным правом еще в XIX в. Это "пер-сонализация" отраслей права. Так, в уголовном праве человек выступает абсолютно индивидуализированной стороной, какой-либо коллективной ответственности семьи, рода, корпорации за индивидуально совершенное правонарушение нет. Но совершенно прав С. В. Королев, утверждая, что современное уголовное право фактически обходит стороной переходные ситуации от "добропорядочности" к "правонарушению", игнорируя тем самым динамические характеристики поведения человека, не укладывающиеся в схему "черное— белое"2. Потребовалось создание на стыке социологии и права еще одной науки — криминологии, изучающей как раз динамику факта отклоняющегося поведения и уже по этой причине являющейся наукой антропологической. ' Цит. по изданию: Бердяев Н. А. Смысл творчества: Опыт оправдания человека. Париж, 1985. С. 185—187. См. также сборник работ Н. Бердяева: Бердяев Н. А. О человеке, его свободе и духовности: Избранные труды. М., 1999. "• См.: Королев С. В. Апоретика прав человека. М., 1997. С. 36. 312 Часть IV. Антропология позитивного (европейского) права Но в современной криминологии наряду с социологическим подходом к изучению преступности пробивает дорогу и антропология преступления: по мнению Л. В. Кондратюка, "именно преступление, а не преступность как множественная форма преступления является начальным объектом изучения и "тайной" криминологии. Поэтому необходимо начинать раскрытие метапроблемы преступности не с социологии преступности (чем, собственно, до сего времени и занималась современная криминология), а с антропологии преступления..."1. Еще более выпукло выступает образ человека в частном праве, где определены формально равноправные субъекты прав и обязанностей, причем отношения между субъектами таковы, что права симметрично обеспечены соответствующими обязательствами. Такие правоотношения строятся как основа взаимности и предполагают серьезное отношение участников этих отношений к своим обязанностям. Гармонизация таких правоотношений в масштабе всего общества и призвана создать желанный правопорядок. На этой оптимистической ноте можно было бы завершить наш анализ, благополучно разрешив противоречие между "панюридизмом" и "не-правом". Это вполне укладывалось бы в рамки назидательной педагогики и идеи о неумолимости Прогресса. Однако мы с самого начала определили своей задачей исследование правового бытия человека во всем его разнообразии и противоречиях. Самым большим пороком позитивизма, особенно наглядным на фоне других правовых систем, является фрагментарность правового бытия человека, плата за далеко зашедшую специализацию отраслей позитивного права. В результате "человек юридический" лишен той цельности, которая присуща, скажем, традиционным правовым системам или в определенной мере системе общего права. Отсюда и наиболее высокая степень отчуждения "человека европейского" от позитивного права, о чем мы уже говорили во 1 Кондратюк Л. В. Антропология преступления (микрокриминология). М., 2001. С. VI. 313 Глава 8. Европейский homo juridicus вводной теме. В результате, имея в идеале самую совершенную и изощренную в нюансах правовую систему координат своего бытия, человек европейский все чаще вынужден уходить в зону "не-права". Позитивному праву еще предстоит выработать черты "перспективного права", в котором, исходя из природы человеческого мышления, будет, возможно, достигнута необходимая комбинация рационального и иррационального, реального и мифологического. И все же представляется, что европейское позитивное право далеко не исчерпало заложенный в него потенциал правового обеспечения прав личности. Так, Г. Дж. Берман (на фундаментальную работу которого "Западная традиция права: эпоха формирования" мы неоднократно ссылались) признает, что западные представления о праве ныне подвергаются радикальным изменениям, правда он же и предостерегает об излишней прагматизации (под лозунгом "полезности") права в ущерб его ценностным установкам1. Наметившаяся еще в начале XX в. коллизия между абстрактно-философскими мифологемами естественно-правового происхождения и стремительным вторжением социально-экономических прав в конституции второго поколения и законодательство стран Европы и Латинской Америки уже означала, что идеи социальной справедливости и социально ориентированной экономики потеснили "священные" и "неотчуждаемые" права, которыми, увы, сыт не будешь... (как не вспомнить здесь знаменитую фразу Н. А. Бердяева о том, что для голодного человека проблема свободы — это проблема куска хлеба). Наш выдающийся конституционалист В. Е. Чир-кин без обиняков называет вещи своими именами: "В отличие от прежних установок либерального индивидуализма о безусловном приоритете личности по отношению к обществу, коллективу, невмешательстве государства, неприкосновенности собственности и т. д. в новых конституциях прозвучали идеи коллективизма, социального государства, государствен- I Жаль, что эта интересная работа затерялась в малотиражном изда нии. См.: Берман Г. Дж. Кризис западной традиции права // Вестник международного университета (серия "Право"). Вып. IV. М., 2000. I1 «Антропология права» 314 Часть IV. Антропология позитивного (европейского) права ного урегулирования"1. Что это, возрождение мифа о "социальном государстве" или так пугающая Г. Дж. Бермана "праг-матизация" западного права? Скорее всего речь идет о переводе на язык права новых социальных ценностей, к продвижению которых "приложило руку" и советское право (об этом речь впереди). Но для эффективного и справедливого распределения общественного богатства, накопленного западным обществом, требуется, чтобы регулятивная функция государства стала реальностью. Отсюда и закрепление в западном конституционном и гражданском праве принципа разумного сочетания частного и общественного интереса, принципа, допускающего, скажем, прогрессивное налогообложение или изъятие . собственности (например, земельного участка) из частного владения (при справедливой компенсации) и передачу ее таким субъектам публичного права, как муниципалитеты, государственные органы, благотворительные фонды и т. п. Европейский суд по правам человека рассматривает ежегодно десятки жалоб на действия властей по изъятию собственности для общественных нужд и в большинстве случаев признает право государства на определенное усмотрение (marginofappreciation) в этом вопросе. Важным инструментом защиты прав граждан стал институт омбудсмена - - защитника прав граждан, стоящего на границе "права" и "не-права". Учрежденный впервые в скандинавских странах2 (в Швеции --в 1810 г., в Финляндии— в 1920 г., в Норвегии — в 1955 г.), он получил всеобщее распространение — от Австралии (1971 г.) до Ямайки (1970 г.), включая постсоциалистические страны (Польша -1987 г., Венгрия - - 1989 г., Россия - - 1993 г.). Обращение к омбудсмену не заменяет обычных судебных или административных процедур защиты прав граждан, а является дополнительным средством гарантии прав граждан, поскольку в полномочия омбудсмена входит вынесение замечаний, ре- 1 Чир-кии В. Е. Общечеловеческие ценности, философия права и пози тивное право // Право и политика. 2000. № 8. С. 7. 2 Омбудсмен в переводе со шведского языка означает "сборщик денеж ного штрафа". Глава 9. Человек в системе российского права 315 комендаций, напоминаний в адрес исполнительной, судебной и законодательной власти как по конкретным делам, так и по практике правонарушений. Большую популярность приобрели специализированные омбудсмены: военный в Швеции (учрежден в 1915 г.), по обеспечению равенства полов в Финляндии (1986 г.), тюремный и университетский в США (1969— 1980 гг.), по борьбе с этнической дискриминацией в Австралии (1975 г.) и т.д.1 Обычно омбудсмен назначается парламентом на определенный срок. Признание человека социально-правовой ценностью в позитивном праве состоялось. При всех издержках позитивного права, о которых мы говорили и возможно еще будем говорить, оно не только закрепляет широкий набор прав и свобод человека, но и предполагает высокую степень социальной ответственности гражданина, равно как и социальной ответственности государства. Оно пришло к этому состоянию в результате длительной эволюции и с помощью целого набора мифологем. Результат в целом впечатляющий. По-иному попыталось решить эту задачу социалистическое право. |