История Российского государства и права Учебник (Исаев М_. Учебник" (Исаев М. А.) ("
 Скачать 2.67 Mb.
|
|
ГК РСФСР 1922 г., хотя кодификационные работы над ним начались в конце XIX в. Торгового кодекса Россия не имеет до сих пор. Судебное решение. Старая московская практика, состоявшая в том, что решение суда считалось особым законом, изданным ad hoc, в эпоху Империи канула в Лету. Практически все время до издания Судебных уставов 1864 г. с точки зрения правительства судебные места должны были подчас механически, не рассуждая, применять к обстоятельствам дела нормы положительного закона. На этот счет имеется прямая ссылка в Указе от 13 июня 1715 г.: "...повелел всякого чинам судьям всякие дела делать и вершить все по Уложению, а по Новоуказным пунктам и сепаратным указам отнюдь не делать, разве тех дел, о которых в Уложении не мало не помянуто... А те все указы, которые учинены не в образец, также которые учинены противно Уложению, и прочие тому подобные, хотя помечены именными указами и полатными приговорами, все оставить и на пример не выписывать". Со временем устанавливаются еще большие ограничения, например, Указ от 17 апреля 1722 г. гласил: "...буде же в тех регламентах что покажется темно, или такое дело, что на оное ясного решения не положено, такие дела не вершить, ниже определять, но приносить в Сенат выписки о том, где повинны, Сенат собрать все коллегии и об оном мыслить и толковать под присягою, однако ж не определять, но положить на пример свое мнение, объявлять нам, и когда определим и подпишем, тогда оное напечатать и приложить к регламентам, и потом в действо по оному производить" (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. VI. N 3970). Этот закон явился источником ст. 227 Уч. Сената Т. I Св. зак. изд. 1857 г.: "Сенат не приступает к решению тех дел, на которые не окажется точного закона, но о всяком случае, требующем издания новых или пополнения либо перемены существующих узаконений, составляет проект разрешения, и все дела по ст. 205 вносятся министром юстиции с его заключения к Императорскому Величеству через Государственный Совет". Следующие царствования равно отрицательно относились к свободному усмотрению суда, например, ст. ст. 152, 153 и 158 Наказа 1767 г. Екатерины II вообще отрицали за судом право толкования закона. Аналогичные инвективы встречаем и в более поздних актах: "Понеже всякое решение дела не инако да учинится как точно в силу узаконений и по словам закона" (ст. 184 Уч. губ. 1775 г.). Одно из позднейших подобных установлений датируется 1825 г. Все вместе они явились источником ст. 65 Осн. гос. зак. Т. I Св. зак., изд. в 1857 г.: "Законы должны быть исполняемы по точному и буквальному смыслу оных, без всякого изменения или распространения. Все без изъятия места, не исключая и высших правительств... должны утверждать определения свои на точных словах закона, не переменяя в них без доклада Императорскому Величеству ни единой буквы и не допуская обманчивого непостоянства (какой стиль! - М.И.) самопроизвольных толкований. Но если бы где-либо по различию буквального смысла узаконений встретилось затруднение в избрании и приложении закона к рассматриваемому делу, в таком случае, по невозможности согласить буквальный смысл одного закона с таковым же другого, самая необходимость предписывает, особенно в высших местах, следовать общему духу законодательства и держаться смысла наиболее оному соответствующего". Таким образом, толкование после издания в 1832 г. Св. зак. допускалось в исключительных случаях и в ограниченном объеме. Естественно, при таком положении дел судебное решение не могло играть роль прецедента - особого источника права, суть которого состоит в юридической обязанности нижестоящих судов в своих решениях следовать или руководствоваться решениями вышестоящих. При этом решения вышестоящего суда, которому следуют нижестоящие, содержат в себе норму права (группу норм), регулирующую тот состав фактических отношений, который не урегулирован каким-либо иным объективным источником права. Одним из непременных условий возникновения прецедентного права является свободное толкование судами применяемого закона (разумеется, речь в данном случае идет о континентальной системе права). В России свободное толкование появляется только с изданием Судебных уставов 1864 г., в которых находим следующие положения: "Воспрещается останавливать решение дела под предлогом неполноты, неясности или противоречия законов" (ст. 13 Уст. уч. суд.; ср. ст. 10 Уст. гр. суд. аналогичного содержания). Не секрет, что образцом для постановлений этих законов явилась следующая норма Французского гражданского кодекса 1804 г.: "Судья, который отказался судить под предлогом молчания, темноты или недостаточности закона, может подлежать преследованию по обвинению в отказе в правосудии" (ст. 4). Однако подобная норма еще не устанавливают, как известно, прецедентного права - судья в своем решении, преодолевающий недостатки закона, постановляет право, действительное только для данного конкретного случая, вовсе не факт, что нормативная часть данного решения будет применена в дальнейшем судами в сходных обстоятельствах. Последнее правило или принцип устанавливается в странах континентальной правовой системы посредством правильно организованного института апелляции и кассации решений нижестоящих судов судами вышестоящими. Посмотрим же, как развивалась практика российских судов в период с 1864 по 1917 г. Основанием ее принято считать разд. V Уст. уг. суд. и разд. II Уст. гр. суд. В этих частях процессуальных законов содержатся правила о производстве обжалования состоявшихся решений судов в кассационном и апелляционном порядке. По смыслу кассация, как известно, есть обжалование решения суда на основании неправильного применения им норм формального и материального права к фактическим обстоятельствам дела; апелляция же представляет собой обжалование решения суда на основании неправильного установления самого фактического состава дела и уж, как следствие, неверного применения норм права. Очевидно, что в таком случае наиболее важным институтом будет кассация, так как именно она служит делу установления единообразной практики и через это укрепляет решение судьи, найденное им в ходе свободного толкования. Соответственно, в таком случае наибольший авторитет приобретают кассационные решения суда высшей инстанции. Об этом как раз и говорили Судебные уставы: "Суд, в который обращено дело для нового решения, обязан, в изъяснении точного разума закона, подчиняться суждениям Правительствующего сената. Жалобы против постановленного на сем основании решения не допускаются" (ст. 930 Уч. суд. уст.; ср. ст. 813 Уст. гр. суд.: "В разъяснении точного разума закона судебные установления обязаны подчиняться суждению Сената, и кассационные жалобы против постановленного на сем основании второго решения ни в каком случае не приемлются"). Важно подчеркнуть, что кассационная практика Сената в лице его особых департаментов (ст. 114 Уч. суд. уст.) публиковалась во всеобщее сведение "для руководства к единообразному истолкованию и применению законов" (ст. 933 Ус. уг. суд. и ст. 815 Уст. гр. суд.). Гарантию единообразия судебной практики можно усмотреть и в Законе от 10 июня 1870 г., предоставившем министру юстиции (он же и генерал-прокурор Сената) право предлагать на обсуждение кассационных департаментов вопросы о недостаточно единообразном применении законов в нижестоящих судебных инстанциях. Конечно, единообразная практика судов, следующая за решениями высшего суда, не в полной мере могла считаться формирующей прецедентное право. Русская судебная практика шла по пути признания решений высших кассационных инстанций субсидиарным источником права при вынесении решений по существу в судах низших инстанций (см. ст. ст. 119, 130, 766 Уч. суд. уст.; ст. ст. 82, 129, 142, 367, 711 Уст. гр. суд.; ср. ст. ст. 352 Уст. торг. суд. ред. 1903 г.). То, что данная практика не сформировалась в полной мере, конечно, объяснимо только сравнительно ранним ее прерыванием, подчас прямым противодействием властей <1>, но не ошибемся, если скажем, что именно судебные решения, особенно практика кассационных департаментов Сената, явились в конце XIX в. мощнейшим фактором развития права в Российской империи. -------------------------------- <1> В этой связи уместно привести следующий факт: в 1890 г. Московская судебная палата пыталась возбудить дисциплинарное преследование против окружного суда за уклонение от исполнения последним определений палаты относительно толкования ст. 277 Уст. уг. суд. (прекращение следствия только судом), настаивая, таким образом, на своих решениях как на источнике права - res iudicata. Сенат, однако, не поддержал палату [Демченко. 1903. С. 237]. Статутное право. Под статутным правом в дореволюционной России понималась такая его форма, в которую облекали свои нормативные решения органы местного самоуправления. Зарождение этого официально признанного источника права также следует относить к эпохе великих реформ середины XIX в. Статья 66 Пол. о зем. уч. 1864 г. предоставляла губернским земским собраниям право издавать обязательные постановления для местных земских учреждений, равное право, но с меньшим объемом компетенции предоставлялось уездным земским собраниям. Правда, Градовский утверждал, что из смысла данной статьи "никак не вытекает права их издавать какие-либо постановления, обязательные для всех жителей губернии или уезда". Отметим, что вкупе со ст. ст. 2, 61, 68 Пол. о зем. уч., устанавливающими круг ведомства земских учреждений, представляется все же несомненной нормообразующая власть земств и по отношению к населению, коль скоро это население соотносит свои нужды с объемом компетенции органов местного самоуправления. Аналогичные положения находим и в Гор. пол. 1870 г., ст. 103 которого прямо гласила, что "городской Думе предоставляется... издавать... обязательные для городских жителей постановления". К сожалению, со временем правительство пошло по пути уменьшения контроля как за содержанием актов статутного права, так и за ограничением сферы их применения, поэтому существенного значения они не имели. Доктрина. Юридическая наука не во всех странах и не во все времена имела силу и значение источника права. Традиционно сильные позиции науки были, как известно, в Древнем Риме, вспомним хотя бы знаменитый Lex Allegatoria, в странах мусульманского права и в Англии. В последней, впрочем, значение доктрины подвергается сомнению. Юриспруденция по своему значению призвана объяснять, а не создавать право, однако такое условие для самой науки вовсе не обязательно, примеров тому множество, и отчасти мы их уже приводили. Ученый-юрист влияет на развитие права косвенно, опосредованно: с одной стороны, через разработку важных проблем материального и формального права, с другой - оказывая консультативную помощь эксперта правотворящим органам государства. Надо сказать, в истории русского права имперского периода мы встречаем примеры и того и другого порядка. Классическим примером воздействия доктрины на право Российской империи можно назвать работу сотрудников II отделения СЕИВК под руководством графа М.М. Сперанского, создавшего и разработавшего систематику всего корпуса российского права, во многом лично внесшего в право целые институты его, равно можно указать в качестве примера на работу редакционной комиссии графа Сольского, из-под пера которой вышли Основные государственные законы от 23 апреля 1906 г., созданные буквально на пустом месте. Равно огромное значение для практики в области цивилистики имели труды таких выдающихся ученых, как А.Х. Гольмстен, Г.Ф. Шершеневич, К.П. Победоносцев и др., для разработки институтов публичного права - Н.М. Коркунов, Б.Н. Чичерин и др. Рецепция права. В XVIII и XIX вв. правовая система России испытала на себе сильное влияние иностранного права, причем степень этого влияния не идет ни в какое сравнение с предыдущей эпохой. В царствование Петра Великого, как, впрочем, и других монархов, чье правление ознаменовалось какой-либо реформаторской деятельностью, мы встречаем заимствования подчас целых отраслей права, целых институтов государственного управления. Порой такие заимствования происходили механически, чем особенно грешил Петр I, порой происходила вдумчивая и кропотливая работа по обогащению собственного нормативного материала зарубежным опытом. Самый простой пример: знаменитые Судебные уставы 1864 г. имели своим образцом Французский и Бельгийский процессуальные кодексы, отечественная цивилистика во второй половине XIX в. пережила сильнейшее влияние немецкой школы пандект, что отчасти было связано с расцветом российской школы юридической романистики. Именно под влиянием впечатляющих успехов кодификации гражданского права в Германии, вылившейся, как известно, в принятие Германского гражданского уложения, в России также приступают к работе над собственным гражданским кодексом, проект Гражданского уложения был готов к 1916 г., только война и разразившаяся за ней революция помешали России принять первый в своей истории кодекс гражданского права. В связи с влиянием норм иностранного права на российское встает логичный вопрос, насколько российское право в данной ситуации было самобытным. Обычно ответ на такой вопрос связан с другим, насколько Россия вписывается в общие рамки европейской правовой культуры. Очевидно, ответ может быть дан только в рамках самого права: форма российского права во многом была самобытной, как форма права любого другого народа, содержание его - как степень дозволенной свободы индивидуума - было точно такое же, как и у любого другого народа. История кодификации русского права. История кодификации, приведения в систему, удобную для пользования правом, занимает 132 года. Ровно столько лет понадобилось России, если считать срок с 1700 по 1832 г., чтобы создать упорядоченный Свод законов Российской империи. Итак, I кодификационная комиссия для обработки и упорядочивания отечественного права создается еще при Петре I, 18 февраля 1700 г. выходит Указ об учреждении особой палаты - Палаты об уложении; в ее задачу входило создать Новоуложенную книгу, которая, по замыслу Петра, должна была заменить Соборное уложение 1649 г. Основной материал, с которым ей пришлось работать, заключал в себе нормативные акты, вышедшие в период с 1650 по 1699 г. Сама Палата об уложении комплектовалась за счет дьяков и подьячих московских приказов (общим числом более 70), председателем Палаты был князь И.Г. Троекуров. Поскольку работать приходилось со старым материалом, хорошо известным московской бюрократии, кроме того, задача была достаточно простой - дополнить |