Учебники психотерапии Выпуск 1 Серия основана в 2001 году. Н. С. Бурлакова В. И. Олешкевич

• Название: Учебники психотерапии Выпуск 1 Серия основана в 2001 году. Н. С. Бурлакова В. И. Олешкевич
• Дата: 28.02.2023
• Размер: 4.57 Mb.
• Имя файла: fd63b555439fc887f1c68cfe5bc74bbe.doc
• Тип: Учебники; #961231
• страница: 8 из 51

2.4. Проекция и реальность

Дальнейшее свое обсуждение у Д. Рапапорта получает вопрос и о соотношении проекции и реальности. Так, механизм контроля, наиболее совершенный из механизмов регуляции, и определяющий индивидуальный подход к разрешению аффективно нейтральной задачи, по логике Д. Рапапорта обеспечивает максимально объективное восприятие реальности. В этой связи возникает вполне закономерный вопрос о том, откуда же берутся не опосредованные аффектом произвольные состояния? Это опосредованные защитными механизмами рациональные структуры восприятия, которыми мы действительно можем определенным образом оперировать, и являющиеся одновременно социально конформистскими структурами поведения, т.е. не требующими подавления, и не связанные с аффектом, или же это нечто другое? В этой связи возникает и более широкая проблема, связанная с пониманием того, что же такое реальность? Ведь, как мы видели из реконструкции методических взглядов Г. Меррея, проективное восприятие противоположно реалистическому, а выполнение в реальных условиях, реализация противоположны процессам проекции. Именно поэтому процесс проекции и является постоянно возобновляющимся и повторяющимся, нуждающимся в систематическом воспроизводстве в силу своей цикличности, т.к. реализация желания, его осуществление в реальности будет предполагать появление другого желания, а не того же самого.

В качестве попытки ответить на вопрос о том, а что же все-таки является проективным поведением (понятие апперцептивное искажения весьма широкое, а что же является именно проективным поведением), Л. Беллак (1950 и др.) (вслед за Г. Олпортом) предлагает различать адаптивное поведение, апперцептивное и экспрессивное. В частности, адаптивное поведение предстает как соответствующее объективным аспектам реальности стимула. Степень его выраженности изменяется обратно пропорционально степени точности при определении раздражителя (впрочем, подчеркнем, что стремление к точности может представать и в качестве реакции на тревогу, отражать страх неопределенности). Кроме того, степень адаптации обусловлена установкой. Так, если субъекта просят описать картинку, то это в большей мере адаптивное поведение, чем если бы он должен был рассказать по ней историю, в которой может быть игнорирование многих объективных аспектов стимула. И последнее, чем определяется адаптивное поведение и его соотношение с проективным поведением — это состояние воспринимающего организма, куда входит, к примеру, состояние сна или бодрствования, процессы сенсибилизации и т.д.

Экспрессивные аспекты поведения Л. Беллак определяет как индивидуальные особенности стиля и организации (манера говорить, скорость речи, характер пауз и др.). В таком случае, адаптация и апперцептивное искажение определяют, что делает человек, а внешняя экспрессия обусловливает то, как он это делает. При этом адаптивное, апперцептивное и экспрессивное поведшие всегда сосуществуют.

Как видно, понятия апперцептивного, экспрессивного и адаптивного поведения друг другу не противоречат, и тогда смысл их выделения непрозрачен. Так, экспрессивное поведение может, быть адаптивным, и апперцептивное поведение может быть адаптивным, таким образом, это разделение кажется оправданным на эмпирическом уровне. Л. Беллак, проводя это различие, по сути дела пытается ответить на вопрос, что есть проективное поведение, но сделать это четко не удается. Выход из этого трудного положения кажется возможным при переходе на холистическую и структурную точку зрения. Забегая вперед, скажем, что проекция понимается нами как некоторое структурное «образование. Проекция существует всегда в том смысле, что всегда присутствует экспликация структур внутреннего опыта на ситуацию проективного эксперимента, на восприятие и др. виды активности. В этой связи мы отказываемся и от понятия "объективности" восприятия (в смысле правильного, адекватного или неправильного, неадекватного), говоря в том числе и о нормах развития.

Продолжая рассмотрение вопроса о соотношении проекции и реальности, приведем точку зрения З. Фрейда в ответ на этот вопрос. Есть принцип удовольствия, который является принципом организма, и есть принцип реальности, противостоящие друг другу, причем принцип реальности является социальным принципом. Таким образом, реальность в понимании З. Фрейда — это исключительно социальная реальность, носящая преимущественно формирующий и агрессивный характер по отношению к индивидуальному принципу удовольствия, организующая подавление, и определяющая появление защитных механизмов. Реальность в буквальном смысле в противоположность иллюзорности появляется у 3. Фрейда также в значительной мере в социальном контексте. В этой связи реалистическое восприятие для родоначальника психоанализа во многом синонимично рассудительности, умению осознать и примирить враждующие силы, и в этой связи оно также социально опосредованно.

Интересно, что такая диагностическая категория как "тестирование реальности" (Кернберг О.), активно используемая в современном психоанализе, во многом связана с фокусировкой внимания на "измерении" рефлективности, т.е. того, насколько человек способен осознать, как его поведение видится и воспринимается другими людьми, и в особенности, как им осознается негативная оценка этого поведения.

Таким образом, феномен "реальности" пропитан способностью воспринимать чужие оценки, и видеть себя чужими глазами. В этом смысле реальное восприятие предполагает возможность дистанциирования (в том числе и временного) от себя, а также способность контролировать социально нежелательные импульсы.

В последующей послефрейдовской психологии (преимущественно в психотерапевтическом контексте) появляется другое представление о реальности, как о чем-то противоположном социальному обусловливанию, рациональной рассудительности. Осуществляется выход за пределы социальных условностей, а реальность предстает как принцип некоторой подлинности в противоположность ложности и иллюзорности. Это видение во многом характерно, на наш взгляд, для взглядов К. Роджерса, Ф. Перлза, у которых ценность подлинного и в этом смысле реального существования становится во главу угла. В этом отношении реальность не противостоит принципу удовольствия, а ее противоположным полюсом является иллюзорное, защитное существование. Неслучайно поэтому Ф. Перлз расширяет понятие проекции, и видит в ней перенос внутренних, пристрастных содержаний на реальность. В этом смысле любое самоотчуждение, по сути, является проекцией. Теперь феномен реальности осознается как "подлинность", прежде всего как подлинность себя, самоощущения и ощущения собственного существования. Таким образом, проблема реальности переносится внутрь, реальность становится, прежде всего, внутренней проблемой, становится проблемой понимания самого себя.

Иллюзорность, иллюзорное существование является защитным механизмом, но защитным механизмом самого Я, и тогда принцип реальности скорее противоположен принципу Я. Таким образом, сказанное выше можно суммировать и свести к следующему выводу: чем больше нарциссической заостренности, сопровождающей Я по определению, тем меньше реальности, а чем меньше нарциссизма (понимаемого в широком смысле), тем в большей мере можно говорить о реалистическом видении. Нарциссический же радикал: связан со структурой внутреннего диалога.

В дальнейшем мы рассмотрим, наиболее продуктивный, с нашей точки зрения, подход Л. Франка к описанию проективной ситуации, основывающийся в большей мере на идеях гештальтпсихологии. В нем подчеркивается не оппозиция "субъективность — объективность", но важность описания самой ситуации проективного исследования, изучение ее структурных особенностей, стимулов для проекции, а также ставится проблема контролирования условий получения материала.

2.5. Проблема "неконструированного поля" в проективном исследовании. Подход Л.Франка.

Л. Франк (1939, 1948) предпочитает говорить о личности как динамическом процессе организации опыта, "структуризации жизненного пространства" (К. Левин) в соответствии с уникальным внутренним миром индивида. Проективные методы позволяют, по мнению, Л. Франка, выявить способ организации опыта личности, раскрыть его или, по крайней мере, проникнуть в сущность внутреннего мира смыслов, значений, паттернов и чувств, свойственных индивиду.

Л. Франк выделяет следующие признаки общие для всех проективных методик, вышедшие во все руководства по этой теме:

1. 
   Неопределенность (слабоструктурированность), неоднозначность стимульного материала.
   
2. 
   Отсутствие ограничений в выборе ответов.
   
3. 
   Отсутствие "правильных " и "неправильных" ответов, даваемых испытуемым.
   

Обсуждая предмет, на который нацелены проективные методы, Л. Франк далее подчеркивает, что цель проективных методов — выявить то, о чем индивид не может и не станет говорить в силу того, что у него нет средств для выражения определенных содержаний, не было соответствующих ситуаций, где было бы осмыслено такое выражение. Именно такие содержания неосознанно раскрываются через проекции на неопределенный стимул, причем, раскрываются, в значительной мере, косвенно. Действительно, существует нечто, что не имеет социальных смыслов для выражения в культуре (что-то выражать бессмысленно, так как для этого нет соответствующего социального контекста), не имеет уже существующих жанров для выражения в данной культурной ситуации. Кроме того, в самосознании присутствуют факты организации опыта, воспринимать которые у человека не хватает способности осознания. То есть можно говорить о том, что есть структурные компоненты самосознания, "бессознательного", которые человек не способен воспринять и которые способен осознать только другой — исследователь, анализируя различные способы самовыражения индивида (Мамардашвили М.К., 1992).

Согласно Л. Франку, проективные методы можно уподобить спектральному анализу в физике. И это очень глубокое сравнение, поскольку речь идет о том, чтобы обдумать и создать условия для "выявления светового спектра" (для проявлений личности), а также суметь увидеть пласты проективной продукции и осуществить ее анализ.

Обсуждая проблему создания условий, в которых бы личность могла проявить себя во всей полноте, Л. Франк говорит о "неструктурированном поле" для проекции, субъективного видения жизни и т.д. Другими словами, можно сказать, что речь идет о создании уникальной, оптимальной ситуации для самовыражения, но одновременно и отрефлектированной исследователем. В таком "слабо структурированном поле", куда включается исследуемая личность, она с необходимостью, во-первых, организует поле, во-вторых, интерпретирует материал, и, в-третьих, аффективно реагирует на него.

Решая проблему объективности, Л. Франк говорит о бесплодности идеи чистой объективности, если под этим подразумеваются неискаженные факты, не подчиненные и не связанные с полем, в котором они наблюдаются. По мысли Л. Франка, (и это очень важно!) любое наблюдение должно подводиться — в условиях количественной и качественной интерпретации — под поле, в котором оно происходит. В связи с этим пересматривается и концепция стимула, который не может рассматриваться сам по себе, изолированно от поля и организма в этом поле. Стимул — функция поля, созданного индивидом, взаимодействующим с ситуацией. Никаких других стимулов, кроме селективно создаваемых личностью и реагирующую на них собственным уникальным способом, не существует.

Другими словами, нельзя отождествлять предъявляемую картинку в проективном методе и стимул, на который реагирует личность. Личность интерпретирует и таким образом сама создает стимул, реагируя на свою интерпретацию ситуации, т.е. по сути дела реагируя на свою проекцию. В связи с этим возможна реконструкция того, на какой стимул, на какую собственную проекцию реагирует личность, что в дальнейшем и будет анализироваться в обсуждаемом ниже эмпирическом материале.

Кроме того, Л. Франк ставит очень важную проблему создания процедур, способных регистрировать не просто данные, но поля (в наших терминах — контексты), в которых они наблюдаются, и находить их значение. В последующем изложении мы также задаемся этой проблемой и пытаемся решить ее при помощи рефлексии и фиксации ситуаций, в которых актуализируется проективная продукция, а также посредством более тонкого и дифференцированного анализа материала проекции. В сущности, все "полевые взаимодействия" можно рассматривать, с нашей точки зрения, как специфические диалоги — внутренние и внешние.

2.6. Проекция и диалог. Диалогическое понимание проекции

Исторически развитие линии методологического понимания проективного метода, как мы уже говорили ранее, шло в направлении изначального осознания роли и функции проективного стимула, прежде всего визуального, общей характеристики ситуации обследования и необходимой для его проведения атмосферы, через включение и детальную разработку параметра инструкции, а также через ряд исследований, которые косвенно позволяют увидеть структуру проективного метода и сместиться в область исследования коммуникации.

Речь идет об исследованиях, в которых проективные методы начинают использоваться в качестве средств для изучения образа Я и образа Другого, стратегий поддержания стабильного самоотношения и т.д. (Столин В.В., 1981, 1983; Соколова Е.Т., 1989, 1991, 1995 и др.), а также об исследованиях, направленных на изучение коммуникации в парах (супружеских, детско-родительских) при помощи "совместного теста Роршаха", либо "совместного ТАТа" (Singer M., Wynne L., 1963; Loveland., 1967; Winter W.D., Ferreira A.J., 1968; Singer M., Wynne L., Toohey M., 1978; Соколова Е.Т., 1985, 1987 и др.). В последнем случае осуществляется анализ специфических транзакций в процессе рождающейся совместной интерпретации пятна, а также выделяются наиболее ярко проявляющиеся в паре коммуникативные паттерны, за которыми исследователь наблюдает со стороны. Таким образом, проективная методология постепенно переходит в область изучения не только "бессознательных" процессов, но и интерперсональных, коммуникативных, в том числе включающих изучение взаимодействия психолога и обследуемого, непосредственной эмоциональной составляющей отклика исследователя на происходящее (см. в этой связи Соколова Е.Т., Чечельницкая Е.П., Kwawer J.S., Lerner H.D., Lerner P.M., Sugareman A., 1980 и др.) В этой связи осознание диалогическое структуры проективного матриала, а также диалогического контекста, в котором он возникает, вытекающее из указанных исследований, является для нас особенно важным.

Вместе с тем уже З. Фрейд, а также его последователи, анализируя феномен проекции, скоро обнаружили диалогическую структуру этого феномена (проекция рассматривается как перемещение содержания, которое принадлежит индивиду, но которое он в себе не принимает, на другое лицо). Затем А. Адлер (1995) (влияние которого на развитие психоанализа, в том числе и на современные его направления, к сожалению, пока в недостаточной мере оценено) и другие социально ориентированные представители глубинной психологии (А. Фрейд, К. Хорни, Э. Фромм, Э. Берн, теоретики объектных отношений), благодаря вкладу которых в психоанализе развивается психология Я, более ясно показали социальную динамику феномена проекции. Например, А. Адлер пытался реконструировать во всяком проективном содержании определенные социальные отношения индивида к самому себе и к окружению. Мы пытаемся продолжить это направление анализа, оставаясь на почве психологии Я и понимая само Я как принципиально диалогическое образование. В таком случае все феномены, которые связаны с Я, понимаются как определенные диалогические структуры. И проекция здесь не является исключением.

В этом смысле проекцию можно рассматривать и как вынесение вовне образа себя для Другого с целью защиты своего Я. Проекция в этой связи является диалогическим отношением, она предназначена Другому — вполне определенному лицу из жизни индивида, и является диалогической реакцией, направленной на поддержание внутренней стабильности, специфического отношения к себе. Если бы не существовало другого человека, не существовало бы и проекции. Примерно то же самое можно сказать и о других защитных механизмах, по крайней мере, послеэдипового ряда, они, по сути, являются интерактивными образованиями и связаны с обереганием образа себя. Поэтому процесс проекции можно представить как определенный диалог, именно посредством реконструкции которого возможно более точное определение ее процесса. В этой связи как процессуально, так и содержательно (т.е. отвечая на вопрос о структуре психического содержания, которое проецируется) мы можем реконструировать проекцию через описание диалога, в который она встроена.

В определенном смысле проекция — это перемещение ответственности с себя на Другого, что, впрочем, касается и других защитных механизмов (хотя возможно и обратное перемещение ответственности с Другого на себя, которое тоже развивается в рамках определенной защиты и ведет к личностной дезинтеграции). В проективных методах такое понимание проекции также закладывается, так, мы просим рассказать о Другом, чтобы вместе с этим проявилось и собственное Я индивида. Когда же испытуемый говорит о себе — это можно также рассматривать как ситуацию проекции, но в данном случае необходимо учитывать фактор прямого выражения. Можно сказать, что чем более косвенно организовано самовыражение, тем больше проективного содержания оно может в себя включать. Хотя в обоих случаях (косвенного и прямого выражения себя) звучащее высказывание будет адресовано определенному значимому Другому. И в этой связи я любом, даже тематическом высказывании, можно найти обращенность к Другому: отмечая, кому и что говорится, а также "слыша" специфическую модальность высказывания (эмоциональный его тон), мы можем найти ту часть Я индивида, которая спроецирована в данное высказывание. Таким образом, даже в случае получения материала, который производится от первого лица, от Я, его все же возможно квалифицировать как проективный, в том смысле, что здесь косвенно, в скрытом виде будет содержаться представление о Другом, о мире, о том, что не является Я, о том, чему Я противопоставляет себя. Таким образом, с одной стороны, анализ проективного материала через оппозицию "Я и Другой" является специфическим зеркалом, которое высвечивает скрытые, потаенные аспекты всякого человеческого высказывания. Последовательное введение этого методологического момента позволяет сделать проективное исследование объективным, рефлектированным и воспроизводимым. С другой стороны, как мы уже говорили, проекция является диалогом и в смысле процесса.

Итак, проективный материал представляет собой диалогические структуры, которые связаны с внешней коммуникацией, с внешней ситуацией, в которых они появляются и от которых существенным образом зависят, именно поэтому далее предметом нашего изучения станут условия, в которых проявляется проективная продукция.

По методическим причинам мы далее пока отказываемся обсуждать феномен проекции. Как, наверное убедился читатель, есть множество подходов к тому, что же называть проекцией, но проблема по-прежнему остается нерешенной. С нашей позиции, наиболее продуктивным является попытка подойти к решению данной проблемы через обращение к фиксации условий проективного исследования, т.е. через ответ на вопрос — что мы делаем, когда получаем нечто, называемое обычно проективным материалом, и как мы вообще его получаем. Ответ на этот вопрос значим для нас и в дальнейшем — при описании методики проведения САТа, при выделении позиций исследователя, специфическим образом настраивающегося на внутренний диалог в структуре самосознания ребенка, при организации экстериоризации и т.д. Значимость рефлектированного понимания действия проективного метода важна для нас и в связи с ответом на второй, не менее спорный вопрос о способах анализа проективного материала, о характере извлекаемой из него информации, а также о том, насколько подобное исследование возможно считать объективным и каковы критерии этой объективности.

2.7. Методическое понимание проекции

Итак, попытаемся дать ответ на вопрос, что же такое проекция не теоретически, а методически.

В самом широком смысле проекция, по сути сама содержащая внутри себя свернутые диалогические отношения, может быть определена как вынесение внутреннего содержания индивида (того, что он есть сейчас и различных трансформаций представлений о себе  т.е. каким бы он хотел быть или не хотел и т.п.) вовне. В этой связи получение проективного материала предполагает при своей организации особую структуру внешнего, обрамляющего диалога, который возможно описывать и анализировать вполне объективно. Структуру проективного процесса можно обрисовать через следующие методические условия, которые одновременно являются как некоторыми параметрами, описывающими его, так и могут быть рассмотрены в качестве критериев организации специфического диалога, что в дальнейшем должно учитываться при понимании полученного материала:

1) необходимо снять внешнее давление (имеется в виду социальное давление) как извне, так по возможности и изнутри. Это давление по сути является определенной структурой внешнего и внутреннего диалога. Внешнее давление, исходящее из возможной реальной ситуации общения с обследуемым, традиционно снимается благожелательным и принимающим отношением экспериментатора, но контролировать это оказывается достаточно сложно, невозможно при помощи внешних предписаний снять давление на сознание индивида, для этого необходимо ориентироваться во внутреннем давлении. На наш взгляд, здесь речь должна идти о создании условий для проекции образа Другого и, в целом, о работе с этим образом. Само существование "давления" предполагает некоторое влияние на спонтанную активность индивида внутреннего образа Другого, проецируемого также вовне, на исследователя. Этот образ Другого может принимать самые разные очертания: быть строгим, наказывающим, той реальностью, которую следует опасаться, наедине с которой нужно быть сдержанным, или же напротив, образ Другого может предполагать специфическую активность, "подыгрывание", рассчитанное на то, чтобы избавиться от внутренней тревоги за счет совершения определенных действий, положительно оцениваемых Другим; или же, наоборот, принимающим и одобряющим. В этом смысле важна также мера определенности, жесткости, сцепленности Я и образа Другого, поскольку чем менее ригидна и разнообразна подобная связь, тем более широк диапазон возможных действий индивида.

Задача исследователя в данном контексте — по возможности снять прессинг "довлеющего" Другого, который содержится во внутренней структуре самосознания, и отражающегося во внешнем диалоге. Понятно, что в относительно короткий срок, отводимый на проведение проективного исследования, чаще всего это возможно сделать лишь частично, но общая задача реализации этой функции как некий идеал, стоящий перед исследователем, остается. В любом случае необходим учет существования структуры внутреннего Другого и специфическое "встраивание" исследователя в эту структуру. Исходя из рефлексии этой методической процедуры, необходимо учитывать характер нашего влияния при анализе проективной продукции.

Задача же исследователя состоит в том, чтобы контролировать характер собственного влияния на получаемую продукцию, рефлектировать его динамику и учитывать условия протекания эксперимента при анализе полученных данных. Важно здесь то, что структура этих условий может быть описана в виде динамики взаимодействий, идущих как от экспериментатора, так и от испытуемого. Таким образом, давление не только не может быть окончательно снято, но экспериментатор сам осуществляет определенное давление (даже если хочет быть абсолютно мягким) и сам испытывает прессинг, исходящий от другой стороны. Такое положение существует и во взрослых проективных методах, но осознается отчетливо, пожалуй, лишь на материале их проведения с детьми. И тогда за абстрактным термином "снятие давления" обнаруживаются и его дополнительные, до сих пор скрытые звенья (давление экспериментатора, давление испытуемого и т.п.). Это дает детализацию условий и позволяет структурно описать проективный эксперимент.

2) Далее в проективных методах всячески подчеркивается важность личностного отношения, субъективного взгляда на предлагаемые стимулы, что выражается в акцентировании момента отсутствия "правильных" и "неправильных" ответов, а также в уважительном отношении к получаемым ответам ("важны именно ваши ответы") (второй параметр или условие проективного эксперимента). Это диалогическое отношение направлено на стимулирование спонтанной, непосредственной активности, на раскрытие внутренних диалогов, здесь акцент ставится на создании условий для проявления и функционирования более непосредственных, глубинных слоев самосознания.

Функция достижения максимальной спонтанности реализуется прежде всего через создание условий, безопасных для самовыражения и самораскрытия. Если при реализации функции "снятия давления" акцент во внимании исследователя находился в основном на полюсе Другого, то в данном случае фокус смещается на полюс Я.

3) Следующий исследовательский параметр проективного метода определяется задачей, предлагаемой испытуемому. Через постановку задачи индивиду предлагается более или менее формальная структура идентификации, нацеленная на организацию определенной деятельности (в частности, рассказывания), посредством чего проявляется структура самосознания. В частности, эта структура задает определенную объективацию высказываний. Вводя испытуемого в содержащуюся в инструкции задачу, мы тем самым способствуем его вхождению в формализованную оппозицию Я — Другой, внутри которой разворачивается деятельность. Так, просьба, "рассказать рассказ", звучащая, например, в инструкции ТАТа (и других аналогичных методиках), невольно вводит в контекст "другости": повествование будет вестись о ком-то, о чем-то, таким образом представляя собой ситуацию косвенного самовыражения в рамках задаваемого извне, структурированного и объективированного диалога. Для каждой проективной методики будет характерна своя специфика отвлечения от рефлексии и способ децентрализации через предъявление задачи (так, в ассоциативном эксперименте будет говориться о том, что мы исследуем скорость речи, при рисунке человека предлагается "нарисовать человека" (абстрактная-задача) и т.д.)

4) Параметр собственно инструкции (в отличие от аспекта задачи). Помимо того, что инструкция способствует вовлечению индивида в тематическое содержание и созданию некоторой иллюзии, например, проверки творческих способностей и т.п., в данном случае она выполняет особенную роль. В этом смысле говорится собственно об отдельной функции инструкции. В отличие от традиционных тестовых процедур, где роль инструкции состоит в нивелировании индивидуальных различий, в отличие от формирующих экспериментов Выготского Л.С. и Гальперина П. Я., где инструкция рассматривается как некоторое описание средств деятельности, для их последующей интериоризации и в этой связи образования некоторого внутреннего содержания (таким образом прослеживается становление деятельности, которая формируется посредством систематической опоры на внешне заданную инструкцию), в проективных методах от инструкции, как некоторой задаваемой характеристики, отталкиваются для понимания индивидуального в человеке. То, как человек будет следовать инструкции, отсылает к его личностным характеристикам (см. в этой связи категории формального следования инструкции, пропуск отдельных частей инструкции и т.п., выделенные Д. Рапапортом (1945) и др. исследователями (Соколова Е.Т., Реньге В.Я., 1979 и др.) в отношении ТАТа).

Инструкция может восприниматься как требование, как некоторая норма и тогда, в результате исследователь учитывает именно непосредственное нерефлектированное ее восприятие. Или же возможно изучать, каким образом инструкция подвергается испытуемым рефлексии и последующей интерпретации, тогда ее искажение нельзя рассматривать как результат искаженного восприятия, поскольку промежуточным звеном здесь выступала рефлексия и интерпретация, и только через анализ рефлексивной конструкции сознания и можно понять такое искажение. И совсем другое дело — намеренное искажение. Если во втором случае задействованы малоосознаваемые структуры сознания и рефлексия по их поводу, то здесь присутствует, если можно так сказать, самый "верхний" уровень сознания. Итак, инструкция может искажаться не просто по разным причинам, но принципиально по-разному, на разных уровнях сознания, и для понимания этих отклонений понадобятся и соответствующие языки описания.

Предъявление инструкции происходит в рамках определенной структуры диалога, и сколь бы мягко она ни звучала, но все же она представляет собой род авторитетного указания о том, в каком направлении необходимо действовать. Результат же выполнения инструкции — это ответная реплика в этом диалоге, ответ на данную установку, на данное, соответствующим образом сформулированное, имеющее особую модальность и эмоциональный тон, предложение экспериментатора. И этот момент важно учитывать: соблюдение или не соблюдение  инструкции, а точнее, индивидуально окрашенное соблюдение инструкции является именно реакцией на специфическое ее сообщение экспериментатором.

Как показано в исследовании Е.Т. Соколовой (1976), варьирование инструкции существенно меняет характер проецируемого материала, что, в свою очередь, свидетельствует о том, что материал проекции крайне чувствителен к когнитивным к эмоциональным элементам структурированности и неструктурированности (и что важно их меры), заданным в инструкции, т.е. собственно говоря, зависит от специфики взаимодействия между экспериментатором и испытуемым. И поскольку характер отношения к другому (эмоциональный тон, характер говорения и пр.) обычно до конца неконтролируем, то здесь и коренится одна из центральных проблем проективной методологии. Мы частично решаем эту проблему через обращение к детскому проективному материалу (в некоторых случаях установление контакта с ребенком может быть более простым, чем со взрослым), через разработку различных стратегий отношений в зависимости от специфики ребенка, с последующим включением рассмотрения этих отношений в связи с анализируемым содержанием, т.е. через попытку рефлексии условий исследования и в соответствии с ними интерпретации проективного материала. Другими словами, условия включаются в саму интерпретацию. В сущности ситуация проведения исследования может варьировать от максимальной неопределенности до четкой структурированности, с одной стороны, а также от эмоционально-поддерживающего тона до нейтрального, с неявным присутствием эмоционального тона требования (предъявлен стимул и от исследуемого ждут рассказа), с другой стороны. Все это является, безусловно, диагностически значимым, показывающим степень эмоциональной фрустрации, выдерживаемой индивидом, ту степень поддержки, которая ему необходима и т.п. Таким образом, возможно отметить, что до конца объективировать и рефлектировать проективную ситуацию оказывается достаточно сложно. Ранее говорилось о том, что в проективных методах в определенном отношении содержалась попытка моделирования и объективирования психотерапевтического процесса (по крайней мере в диагностической его части). Но все же абстрагироваться от межличностных отношений окончательно не удается. И тогда их проявления остается только изучать, анализировать и рефлексивно учитывать в ситуации проективного эксперимента.

Если попытаться подвести некоторый итог анализа вышеназванных параметров, задающих условия порождения проективного текста, то можно сказать следующее: в сущности, следуя намерению реализовать эти условия, мы занимаемся специфической "настройкой" внутреннего диалога на по возможности свободное его развертывание и воплощение во внешнем материале. Выделение же этих параметров как отдельных имеет прежде всего смысл подчеркивания тех моментов, которые осуществляются при специфической "настройке" внутреннего диалога индивида. Когда, например, мы говорим о "снятии давления", то речь может идти прежде всего о работе с образом Другого в самосознании индивида, который и производит это давление. Хотя, с другой стороны, понятно, что образ Другого по своей сути является некоторой специфической проекцией образа самого себя, к примеру, некоторой негативной его части. В этом смысле, если формально образ Другого отличен от образа Я, то содержательно — все проецируемое так или иначе соотносится с Я индивида. Именно поэтому нельзя сказать, что снимая давление, мы работаем исключительно с образом Другого, поскольку структуры Я и Другого диалектически связаны друг с другом.

Аналогичное можно сказать и о втором параметре. Для достижения максимальной спонтанности, глубины личностного реагирования важно некоторое позитивное влияние на активность образа самого себя. Но также возможно увидеть, что снимая внутреннее давление, мы тем самым достигаем реализации условий для появления спонтанного самовыражения. Или, по-другому, создавая образ слушателя, адекватный образу самого себя, структуре Я индивида, мы тем самым стимулируем некоторую спонтанность испытуемого.

Наконец, вышесказанное справедливо и в отношении параметра тематизации активности, С одной стороны, тематизация выводит индивида в предметную задачу, но с другой стороны, также важно, чтобы эта задача соответствовала возможностям личностного самопроявления и самовыражения. Если же, к примеру, человек рисовать не умеет, а экспериментатор пытается все же получить рисунок, то здесь включается момент фрустрации, который также необходимо учитывать отдельно. Параметр тематизации предполагает создание ситуации включенности индивида в задачу. Конечно же, мы изучаем структуру этого включения (насколько человек принимает эту задачу, насколько критически относится к своей деятельности и пр. Это все важные диагностические моменты). Но в том случае, если индивид задачу не принимает, параметр тематизации остается нереализованным. И соответственно проективная продукция изучается по другим параметрам (напр., способность выдерживать фрустрацию, характер защиты и пр.). Другими словами, и здесь видна сложная диалектика Я и Другого, их взаимное перетекание друг в друга.

Все обозначенное свидетельствует о сложности ситуации и трудностях описания методических условий порождения проективного материала. Не отменяя значимости ранее описанных параметров, вместе с тем- следует отметить их внутреннюю связанность и взаимоперетекаемость. Единственной возможностью перехода к более точным описаниям условий проведения эксперимента является, на наш взгляд, диалогическое описание этой ситуации как изнутри, так и извне, что мы далее и попытаемся сделать.

5) Еще одним условием (параметром) проективного эксперимента является "неопределенность" предъявляемого стимула, в которой исследователи видят основное отличие проективных методов от каких-либо других (Frank L., 1948; Соколова Е.Т., 1980, Анастази А., 1982 и др.). При этом подчеркивается, что стимульная неопределенность важна не сама по себе, но предъявление стимула включено в ситуацию взаимодействия экспериментатора с испытуемым. Другими словами, именно изнутри особого пространства коммуникации мы можем говорить о нем как о неопределенном и в этом смысле проективном. Проективный стимул создается диалогической структурой экспериментальной ситуации и конституируется только через реализацию замысла проективной ситуации.

Параметр неопределенности включает в себя несколько составляющих, которые мы будем последовательно рассматривать. Прежде всего, это

1. 
   неопределенность стимульной таблицы. Когда мы говорим о неопределенности стимула, то предполагается действие объяснительной схемы "стимул — реакция". Мы предъявляем испытуемому стимул и ожидаем от него некоторой реакции, форма и содержание которой нас и интересует. Предполагается, что именно на неопределенный стимул появится реакция более глубинного характера, в которой раскроется личность. Сами же стимулы представляют собой искусственные образования, сконструированные под определенную задачу, тематически обозначенную. Другими словами, стимул также и определен с одной стороны, теми конструктивными средствами, при помощи которых он реализуется, а с другой стороны — темой. Стимул как правило создается под конкретный тематизм (напр., тема отношений с родителем одного пола, мечты о будущем в соответствующих таблицах и др. в ТАТе), а неопределенность существует уже в рамках этой тематической определенности.
   
2. 
   Неопределенность существует также в виде неопределенности в структуре диалога с экспериментатором, где неясность стимула как такового получает "вторичное" звучание, поскольку и сама инструкция "расскажи рассказ", и характер ее озвучивания, а также активность экспериментатора в виде вопросов, носящих характер ожидания завершения и заданных с неустойчивой интонацией и т.д., т.е. весь эмоционально-волевой тон исследователя — все это должно подталкивать обследуемого к доопределению. Это также и диалогическая ситуация незавершенности, ситуация, в которой заданы общие ориентиры, поставлена задача в достаточно абстрактных чертах, а от индивида требуется ее доопределить, довести до логического конца, причем по собственному усмотрению. Эта ситуация предполагает элемент фрустрации, и его необходимо каждый раз учитывать. В принципе, для одного индивида его можно усилить, для другого — напротив, минимизировать, если параметр фрустрации используется в качестве контролируемой переменной.
   

Параметр неопределенности разрабатывался рядом исследователей. Так, Lazarus R. (1960), занимаясь проблемой соотношения потребностей и восприятия, пытался ответить на вопрос о причинах, вызвавших то ли иное толкование, либо его избегание (проявляется ли в игнорировании, либо в избегании действие защитных механизмов, или же оно обусловлено отсутствием проблем в данной области?). Для решения этой проблемы Lazarus R. предлагал использовать тестовые стимулы, которые бы варьировали от максимально неопределенных до наименее двусмысленных. Предъявление неопределенного стимульного материала, позволит выделить те случаи, когда интерпретации проявляются без какой бы то ни было связи со стимульным материалом. Действие механизма вытеснения станет явным, когда на стимул, несущий явно агрессивное содержание, что замечается большинством испытуемых, будут даваться нейтральные ответы. Отсутствие же проблем в той или иной области выразится в сравнительно ровном характере интерпретаций — в них не будет ни увеличения частоты упоминания определенных событий, ни явных избеганий и искажений.

Идея "градаций уровня неопределенности" оказалась весьма значимой для диагностики личностных расстройств (Kwawer J.S., Lerner H.D., Lerner P.M., Sugarman A., 1980; Соколова Е.Т., 1995). Пациенты, будучи относительно успешными в случае определенной стимульной ситуации, дают явный сбой в функционировании при появлении неопределенных стимульных условий, актуализируются превалирующие защиты низшего порядка (расщепление, примитивные отрицание, проекция, изоляция и пр.) при слабости или отсутствии высших защитных механизмов, что является одним из специфичных критериев для определения пограничной личностной организации (Kernberg О., 1975, 1984).

3. 
   Первые два пункта неявно предполагают, что и внутри субъекта присутствует состояние неопределенности и незавершенности (Соколова Е.Т., 1980, 1995), "взрыхление" которого посредством внешне организованной экспериментальной ситуации является условием для ее разрешения посредством рассказа. В этом смысле внешняя неопределенность создает ситуацию символического доопределения того, что не завершено внутри.
   
4. 
   Наконец, незавершенность задает также эмоциональная открытость самого экспериментатора.
   

6) завершенность в смысле эстетической завершенности (Бахтин М.М., 1979) получаемого материала (реакции, ответы испытуемого). Эстетическая форма — это форма выражения, но одновременно и форма некоторого продукта, результата, она является определенным типом целостности, завершенным и внеположенным изображением. Присутствие эстетической формы характерно для большинства проективных методик, требующих осмысленных и целостных ответов. Обычно в них всегда содержится часть, которую нужно завершить или заполнить (буквально, в методике "незаконченные предложения"). Подчеркнем, что в проективном методе задаются определенные формы для выражения внутренних конфликтов в самосознании, формы, которые являются специфически эстетическими формами, в которые этот конфликт и проецируется (так, это может быть форма рассказа, или рисунка, акта восприятия (тест Роршаха), ответной реплики в диалоге (тест Розенцвейга) и т.п.). Речь в данном случае идет не просто о специфически незавершенных действиях, связанных с целеполаганием, и в этой связи с когнитивной и более "ясной" для сознания структурой, но о другом уровне анализа проективного материала.

Согласно М.М. Бахтину, в отличие от нравственного содержания, предполагающего глубинное самоотождествление и глубинный выбор ("поступок"), в отличие от познавательного содержания, в котором есть Я и есть объект, который сопротивляется познанию, эстетическая: форма всегда предполагает занятие позиции "вненаходимости", идентификацию с неким культурным образом автора, который как раз и формирует окончательную форму выражения. Данное понимание является возражением в полемике с натурализмом (который во многом характерен и для проективной методологии), долгое время господствовавшем в литературоведении (если автор пишет, то он пишет о себе, о своем опыте, или же описывает мир). По Бахтину М.М. для того, чтобы писать о чем-то, необходимо встать на какую-то точку зрения, занять определенную авторскую позицию, изнутри которой только и можно нечто описывать. Индивид сам по себе, без занятия этой позиции, есть некоторый хаос чувственных впечатлений, переживаний и пр., требующих объединения, собирания, что без авторской позиции становится невозможным.

Таким образом, любой рассказ опирается на определенную культурную идентификацию человека, что предполагает вживание в опыт, а затем несколько отстраненное, "со стороны" видение этого опыта (феноменально последнее ощущается как идентификация с определенным образом себя), в противном случае рассказ не будет связным, представляя из себя разбросанные, "осколочные" содержания. В этой связи необходимо учитывать момент не прямого, но выражаемого через эстетическую форму проективного содержания. Другими словами, всякое выражение, изображение, всякое связное повествование предполагают определенную позицию, изнутри которой становится возможной целостность, связность, определенный продукт. И эта позиция является позицией самосознания, которое всегда с чем-то идентифицировано. И только благодаря пониманию этой определенной идентификации возможно постижение ее продукта. Таким образом, только через уяснение структуры идентификаций, их иерархии мы можем реконструировать изучаемое самосознание. Структура же возможных идентификаций задается не только через непосредственные проективные стимулы, но и через предложение испытуемому определенных форм выражения, а также через задачу, инструкцию, и в целом ситуацию проективного эксперимента. И то, как это делается, необходимо учитывать, чтобы точно и достаточно глубоко осознавать получаемые исследовательские результаты.

Описанные первые три параметра, характеризуют условия проективного эксперимента. Четвертый, пятый и шестой параметры являют собой контролируемые переменные, благодаря фиксации которых и образуется диагностическая информация в узком смысле слова.

Итак, показаны разные грани условий, являющих собой определенное диалогическое отношение, и предполагающих вступление экспериментатора в контакт особого рода с испытуемым. В этой связи осуществляется движение в направлении решения задачи создания адекватных специфических обстоятельств для выражения структур внутреннего опыта индивида (проекции в широком смысле). Описанные диалогические условия являются теми "управляемыми переменными", которые собственно и должны учитываться при попытке реконструкции из фактов человеческого сознания (восприятия, рассказа, всякого субъективного выражения) актов самосознания (внутренних диалогов, структуры и динамики идентификаций).