возв.лит. Учебнометодический комплекс по спецкурсу возвращенная литература

• Название: Учебнометодический комплекс по спецкурсу возвращенная литература
• Дата: 19.06.2022
• Размер: 0.55 Mb.
• Имя файла: возв.лит.docx
• Тип: Учебно-методический комплекс; #603347
• страница: 3 из 8

Лекция № 3. ТВОРЧЕСТВО М.ЗОЩЕНКО (1894-1958)

План:

1. Раннее творчество М.Зощенко.

2. Особенности художественного стиля писателя.

3. Психологические повести М.Зощенко.

Михаил Михайлович Зощенко родился в Петербурге, в интеллигентной дворянской семье. Ранняя смерть отца и материальные затруднения многодетной семьи толкнули юношу в жестокий мир лишений, несправедливости. Сама судьба позаботилась о том, чтобы человек, в гимназические годы почувствовавший тягу к писательству, уже на пороге своего пути приобрел огромный жизненный опыт.

С тяжелым багажом разноречивых жизненных впечатлений, горьким опытом, острым и насмешливым умом пришел Зощенко в «развороченную бурей» литературу. Зощенко становится одним из «Серапионовых братьев», членом группы, которую поддерживали М.Горький и Е.Замятин. «Серапионы» старались быть в стороне от политики, стремились сосредоточиться на проблемах сугубо эстетических. «Братья» были очень разными. Зощенко выделялся среди них тем, что один своей иронической прозой пытался уравновесить всю серьезность других своих коллег. Этот период его творчества отмечен созданием сатирических и юмористических рассказов.

«Мелкий» жанр и принес Зощенко неслыханную популярность. Писатель высмеивал обывательские черты в человеке, а не самого человека. Человек-обыватель в его представлении был фигурой мифической, несуществующей. Будь то иначе, то пришлось бы сказать, что обыватель и зощенковский «бедный» человек – одно и то же лицо. Ибо герои большинства сатирических рассказов Зощенко – именно «бедные» люди. Но это противоречило бы всему, что мы знаем о Зощенко и его литературе.

Своими рассказами писатель как бы призывал не бороться с людьми – носителями обывательских черт, а помогать им от этих черт избавляться. И еще – насколько возможно – облегчить им заботы по устройству сносного быта, для чего строго спрашивать с тех, чье равнодушие, чванство, злоупотребление властью, подрывают и без того еще не окрепшую веру людей в грядущую новую жизнь. Вот по какому пути должна вестись борьба с обывательщиной. Вот где надо искать истоки целенаправленности зощенковской сатиры.

Зощенко был наделен абсолютным слухом и блестящей памятью. За годы, проведенные в гуще «бедных» людей, он сумел проникнуть в тайну их разговорной конструкции, сумел перенять интонацию их речи, их выражения, обороты, словечки – он до тонкости изучил этот язык и уже с первых шагов в литературе стал пользоваться им легко и непринужденно, будто этот язык – его собственный, кровный, впитанный с молоком матери.

По слогам читая зощенковские рассказы, начинающий читатель думал, что автор – свой, живущий такой же, как и он сам, простой жизнью, незамысловатый человек, каких «в каждом трамвае по десять штук едут». Об этом ему говорило буквально все в сочинениях писателя. И место, где «разворачивалась история» очередного рассказа: жакт, кухня, баня, тот же трамвай – все такое знакомое, свое житейски привычное. И сама «история»: драка в коммунальной квартире из-за дефицитного ежика, ерунда с бумажными номерками в бане за гривенник, случай на транспорте, когде у пассажира чемодан “сперли», - автор как будто так и торчит за спиной человека, все-то он видит, все-то он знает, но не гордится, не возносится над окружающими. И главное – «грамотно» пишет, не умничает. Это последнее окончательно успокаивало читателя. В чем другом, а вот тут – взаправду умеет человек по-простому разговаривать или только подлаживается – он всегда разберется. И он разобрался: Зощенко положительно свой, подвоха здесь нет. «Бедный» человек поверил писателю. И это было великим литературным достижением Зощенко. Не сумей он заговорить на языке масс, не знали бы мы сегодня такого писателя.

Зощенко был верным последователем гоголевского направления в русской литературе. Если внимательно вслушаться в его смех, нетрудно уловить, что беззаботно-шутливые нотки являются только лишь фоном для нот боли и горечи. За внешней непритязательностью того или иного рассказа, который на первый, поверхностный взгляд мог показаться и мелким по теме и пустяковым по мысли, за всеми его шуточками, остротами и курьезами, призванными, казалось бы, только повеселить «уважаемых граждан», у него всегда таилась взрывчатой силы остронасущная, живая проблема дня.

Этих проблем в поле зрения Зощенко всегда находилось великое множество – и тех, которые уже обрели реальные контуры, и те, которые только что заявили о своем рождении. И в разное время, но всегда точно ко времени, когда та или иная набравшая силу проблема уже не имела далее права оставаться неподнадзорной, Зощенко, максимально вооруженный знанием предмета, писал свой очередной рассказ. И попадал, как правило, в самую точку.

У него было особое чутье на малейшие колебания и перепады в общественной атмосфере. Он безошибочно верно улавливал жизненно главный вопрос, именно тот, что как раз сегодня вставал перед массой людей. Так, в нужный момент появлялись его рассказы о жилищном кризисе, принявшем угрожающие размеры в середине двадцатых годов; о равнодушии лиц, в чьи прямые обязанности входила забота о благоустройстве людей; об административных перегибах, бюрократизме, волоките, взяточничестве и многом другом, с чем приходилось сталкиваться людям в повседневном быту.

Зощенко неутомимо исследовал природу человека, обращаясь к самым разным судьбам и характерам. В начале 30-х годов писатель обратился к жанру художественной биографии и эссе. В эти годы он предстал перед читателями с несколько неожиданной стороны. Повести «Возвращенная молодость» и «Голубая книга» открыли новый этап в творческой эволюции прозаика. Они стали событием литературной жизни тех лет. Дискуссии о повестях иногда переходили в ожесточенную полемику.

Смелость Зощенко сказалась в том, что он в те уже годы поднял не решенную до сих пор проблему, равно принадлежавшую и науке, и медицине, и искусству. Проблему, имеющую общий человековедческий смысл. Глубоко личные мотивы явились первотолчком для написания столь необычных вещей, не имевших и не имеющих аналогов в русской литературе. Страдая в течение многих лет мучительной болезнью – неврастенией, Зощенко использовал в приложенной к пародийной повести об омоложении профессора Волосатова «этюдах физиологического характера» не только чужой, но и личный опыт.

В отличие от медиков-писателей Чехова, Вересаева, Булгакова, писатель Зощенко стремится стать медиком. Он исследует. В его «лаборатории» на первом плане, естественно, оказывается метод наблюдения. Взгляд художника способен уловить то в жизни, что недоступно человеку с обычным зрением, даже вооруженному научной информацией. В «Возвращенной молодости», а позже в повести «Перед восходом солнца» Зощенко обратился к вопросам медицинским и биосоциологическим (сопротивляемость человека, психогигиена, законы энергетики организма, сознание и подсознание); пришел своим путем к тому, что сейчас называется методикой аутогенной тренировки.

Масштаб проблематики и значение творчества Зощенко могли понять лишь те его современники, которые не были скрючены комплексом «человека в футляре». «Возвращенная молодость» стала первой книгой, наложившей на судьбу писателя печать обреченности. За первым «экскурсом в науку» последовали «Голубая книга» и «Перед восходом солнца», после чего произведения писателя фактически оказались под запретом, а он сам – «лишним человеком в государстве».

Повесть «Перед восходом солнца» была по достоинству оценена современным читателем. Прежде всего, потому, что она исповедальна, а значит правдива. Отметая всякую подозрительность и недоверие к людям, Зощенко предстал перед читательским миром, не защищенный никакими барьерами, со своим больным узлом проблем и выстраданным опытом. То, в чем первые рецензенты Зощенко усмотрели непростительный эгоцентризм, называется художественным самоанализом, откровенностью писателя, отказавшегося от какой-либо маскировки, ибо предмет его размышлений требовал непосредственной, от сердца к сердцу идущей связи, полной распахнутости, несовместимой с фальшью и фигурами умолчания.

Современный читатель сможет отметить и эстетический уровень повести: точность наблюдений, меткость и глубину лаконичных фраз Зощенко, естественность его речи, яркость зарисовок, ироничность, умение высказать настроение. А главное – горячее желание узнать, что «творится за поверхностью жизни», отыскать «ключи счастья» для себя и для людей. А этот поиск неизменно связан с духовным совершенствованием человека.

Зощенко не стал медиком в прямом смысле этого слова, не совершил революции в психиатрии и лишь на время сумел излечить себя. Его мучали вечные вопросы бытия и искусства: жизнь, смерть, красота. Эти проблемы он обдумывал в неразрывной связи с задачами «социальной педагогики». Научно-художественные повести Зощенко шире «домашнего лечебника», в них заключена интереснейшая философия жизни, где на первом месте утверждение внутренней ценности человеческой личности и абсолютной ценности жизни, невозможной без духовного здоровья человека. В творчестве Зощенко нашли свое воплощение все насущные вопросы того времени, а целый ряд его произведений сохраняет свою актуальность и в настоящее время.
Лекция № 4. ТВОРЧЕСТВО Б.А.ПИЛЬНЯКА (1894-1938)

План:

1. Раннее творчество Б.Пильняка.

2. Новаторство художественного стиля.

3. Основная проблематика творчества Пильняка.

Борис Андреевич Пильняк (настоящая фамилия - Вогау) родился 29 сентября (11 октября) 1894 года в Можайске. Пробовать писать начал рано – в 9 лет. В марте 1909 года было опубликовано его первое сочинение. Профессиональная карьера началась в 1915 году, когда в журналах и альманахах «Русская мысль», «Жатва», «Сполохи», «Млечный путь» напечатали ряд его рассказов – уже под псевдонимом Б.Пильняк (от украинского «Пильнянка» – место лесных разработок; в деревне под таким названием, где летом жил юный писатель и откуда посылал рассказы в редакции, жители назывались «пильняками»).

Сборник «Быльё» (1920) писатель считал «первой в РСФСР книгой рассказов о советской революции». Его роль в творческой судьбе автора, действительно, чрезвычайно значительна, поскольку составившие сборник рассказы стали творческой лабораторией для опубликованного в 1922 году романа «Голый год». Многие рассказы вошли в состав романа в качестве отдельных глав, подчеркнув тем самым «осколочность» его композиции, распадающейся на относительно самостоятельные части.

«Голый год» обеспечил Пильняку место классика русской литературы 20 века. В истории русской прозы пореволюционной поры роман сыграл ту же роль, что и «Двенадцать» Блока в истории поэзии. Он стал новаторским художественным отражением революционной стихии, задал адекватный язык изображения тектонических сдвигов русской истории. В центре романа – жизнь в страшном и голодном 1919 году условного провинциального города Ордынина, который символически расширяется до общерусских масштабов. При этом временные границы оказываются не менее символичными и прозрачными, чем границы собственно пространственные: сквозь вполне определенный момент прихода революции в городок Ордынин просвечивает бесконечная ретроспектива тысячелетней русской истории.

Для Пильняка революция – не просто социальный катаклизм. Это грандиозный прорыв извечно томящейся в русской почве неуемной сектантско-языческой стихии, бунтарского ухарства, демонического анархизма, азиатской хаотичности, мистической «разиновщины», со времени Петра I придавленной грузом поверхностной европейской цивилизации, которая дала миру обреченную теперь на погибель хрупкую интеллигентско-аристократическую культуру. В этом смысле по логике автора корни русской революции и большевизма как ее движущей силы – не в классовых настроениях недавнего прошлого и не в европейских мудрствованиях марксизма, а в энергиях вековых инстинктов чающей гибельного, но и очищающего разгула темной мужицкой массы.

Революция в романе – «прыжок в русский XVII век», к истокам, за которыми проглядывает довременное прошлое, парадоксально смыкающееся с откровениями будущего. В этом «прыжке» по-новому раскрывается и сам человек. Он описывается подчеркнуто натуралистично, в нем обнаруживается природно-зоологическое, «звериное» начало. Пильняк показывает, как из-под былых пелен высвобождаются человеческие инстинкты, тайны и зовы плоти, прорывается бессознательное.

«Голый год» – принципиально новаторское произведение с точки зрения романной техники. Художественная структура здесь строится на отказе от традиционной сюжетной линии, которая замещается мозаикой эпизодов, относительно самостоятельных отрывков, взаимодействующих между собой скорее по принципу музыкального контрапункта. Нет в романе и главных героев. Перед читателем проходит целая галерея «равноправных» персонажей, отражающих разные культурные «лики» города и его окрестностей: обычные служащие, большевики «в кожаных куртках», обитатели разрушающихся дворянских гнезд, представители духовенства, члены коммуны анархистов, сектанты, знахари и т.д. Подобная «осколочность» художественного видения стремится выразить динамику самой истории, крушение устоявшихся культурных форм, «европейского стиля» жизни, который прежде воплощался в гармонии классического русского романа эпохи критического реализма. При этом сама русская классика 19 – начала 20 веков становится в романе объектом литературной игры и художественного переосмысления. Свою основную историософскую идею автор облекает в образы, которые неявно отсылают внимательного читателя к героям «Войны и мира» Л.Н.Толстого, «Господ Головлевых» М.Е.Салтыкова-Щедрина, «Братьев Карамазовых» Ф.М.Достоевского, «Деревни» и «Суходола» И.А.Бунина и т.д.

Творчество Пильняка с начала 1920-х годов вызывало в критике жаркие споры. Причина тому крылась в своеобразии его творческой и гражданской позиции. С одной стороны, он стал одним из основателей большой советской прозы, всегда подчеркивал свою лояльность революции и новой власти, хотя и никогда не состоял в компартии, с другой – внутренний императив неизменно заставлял его блюсти принцип художественной объективности, ставить правду искусства выше любых идеологических предписаний.

Подобная сложность внутренней позиции, сознательно отстраняющаяся от любых слишком простых схем, приводила к курьезно противоречивым попыткам аттестовать Пильняка с точки зрения его идейной позиции и принадлежности к определенным литературным направлениям и группировкам. Его называли и «большевиком», и «попутчиком», и «внутренним эмигрантом», и «врагом», и «серапионовым братом», и «перевальцем», и «сменовеховцем». Но сам Пильняк неизменно числил себя автором произведений о России, пребывающим внутри идеологии сегодняшнего дня лишь постольку, поскольку в ней выговаривает себя тысячелетняя история отчизны

«Повесть непогашенной луны» – сочинение дерзкое. Здесь автор решился представить свою версию гибели видного военачальника Красной армии М.Фрунзе, согласно которой тот был отправлен на смерть под видом проведения операции по удалению язвы желудка. Прототипы главных героев не названы по именам, однако современники легко разглядели знакомые черты. Здесь Пильняк попытался изобразить одну из сторон в механизме большевистского режима – свойственную революционным организмам жесточайшую дисциплину. Ее железный закон превозмогает всякие проявления здравого смысла: главный герой отправляется на ненужную с медицинской точки зрения операцию ради того, чтобы выполнить поступивший приказ. Бывший нарком по военным делам склоняется перед волей руководства и бессмысленно жертвует собственной жизнью.

Однако художественные достоинства повести отнюдь не исчерпываются злободневным социально-политическим подтекстом. Пильняк выходит здесь и на более высокий уровень обобщения, пытается вскрыть глубинные, бытийные смыслы изображаемого. Гаврилов (М.Фрунзе) – персонаж во многом символический. В центре внимания автора – постижение внутренней трагедии одиночества и обреченности «патриарха» революционной тирании, одного из «творцов истории». Проникая в психологию подобной трагедии, Пильняк отчасти предвосхищает открытия западной литературы второй половины ХХ столетия («Осень патриарха» Габриэля Гарсия Маркеса). По логике повествования вся жизнь командарма была направлена к тому, чтобы воцарилась воля обрекающего на смерть «негнущегося человека», которая замещает в сотворенном «новом» мире неумолимый Рок античной трагедии. И как всякое восстание трагического героя против велений Рока, любые попытки спастись от неизбежного абсурдны в своей бессмысленности. Этот новый мир, сотворенный «гераклами» и «прометеями» ХХ века, – вообще тотально абсурден, но и, как ни парадоксально, сверхрационалистичен. Подобный сюжет перерастает рамки национальной литературы и затрагивает реалии не только Советской России. Пильняк движется по пути, сходном с тем, каким почти в те же годы шел в Европе Ф.Кафка в своем романе «Процесс».

Скандал, вызванный этим произведением, заставил Пильняка выступить в «Новом мире» (1927, № 1) с «покаянным» письмом, в котором он, однако, признавал себя виновным лишь в «бестактности», обвинения же в «оскорбительности повести для памяти Фрунзе» отвергал напрочь.

В 1937 году Пильняк пишет свой последний роман, опубликованный лишь в 1990 году – «Соляной амбар». Это произведение было задумано как последнее слово писателя, его творческое завещание. На страницах романах автор возвращается к годам детства и юности, проведенным в провинции, к созреванию революции, к истокам происшедших на его глазах эпохальных сдвигов русской жизни. Роман утверждает простую и высокую нравственную максиму: каждый должен самоотверженно биться за свои убеждения и жить в соответствии с собственным миропониманием.

Постепенно атмосфера вокруг Пильняка становилась все более душной. Его перестают печатать. В октябре 1937 года арестовывают. 21 апреля 1938 года он осужден Военной коллегией Верховного суда СССР по обвинению в государственном преступлении и приговорен к смертной казни. Приговор привели в исполнение в Москве.

Лекция № 5. ТВОРЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ И.Э.БАБЕЛЯ

План:

1. Становление творчества И.Бабеля.

2. Цикл рассказов «Конармия».

3. Литературное наследие И.Бабеля.
Исаак Эммануилович Бабель (1894-1940) родился 1 июля 1894 года в Одессе на Молдаванке, в семье торговца-еврея. В «Автобиографии» (1924) Бабель писал: «По настоянию отца изучал до шестнадцати лет еврейский язык, Библию, Талмуд. Дома жилось трудно, потому что с утра до ночи заставляли заниматься множеством наук. Отдыхал я в школе». Программа Одесского коммерческого училища, в котором учился будущий писатель, была очень насыщенной. Изучались химия, политэкономия, законоведение, бухгалтерия, товароведение, три иностранных языка и другие предметы. Говоря об «отдыхе», Бабель имел в виду ощущение свободы: по его воспоминаниям, на переменах или после занятий ученики уходили в порт, в греческие кофейни или на Молдаванку «пить в погребах дешевое бессарабское вино». Все эти впечатления легли позднее в основу ранней прозы Бабеля и его «Одесских рассказов».

Писать Бабель начал в пятнадцать лет. В течение двух лет писал по-французски – под влиянием Г.Флобера, Г.Мопассана и своего учителя французского языка Вадона. Стихия французской речи обострила ощущение литературного языка и стиля. Уже в первых своих рассказах Бабель стремился к стилистическому изяществу и к высшей степени художественной выразительности. «Я беру пустяк – анекдот, базарный рассказ, и делаю из него вещь, от которой сам не могу оторваться... Над ним будут смеяться вовсе не потому, что он веселый, а потому, что всегда хочется смеяться при человеческой удаче», – объяснял он впоследствии свои творческие устремления.

Рано выявилось и главное свойство его прозы: соединение разнородных пластов – как языка, так и изображаемого быта. Для его раннего творчества характерен рассказ «В щелочку» (1915), в котором герой за пять рублей покупает у хозяйки квартиры право подсматривать жизнь проституток, снимающих соседнюю комнату.

Окончив Киевский Коммерческий институт, в 1915 году Бабель приехал в Петербург, хотя и не имел права на жительство за чертой оседлости. После того как его первые рассказы («Старый Шлойме», 1913, и др.), опубликованные в Одессе и в Киеве, остались незамеченными, молодой писатель уверился в том, что только столица может принести ему известность. Однако редакторы петербургских литературных журналов советовали Бабелю бросить писательство и заняться торговлей. Так продолжалось больше года – до тех пор, пока он не пришел к Горькому в журнал «Летопись», где и были опубликованы рассказы «Элья Исаакович и Маргарита Прокофьевна» и «Мама, Римма и Алла» (1916, № 11). Рассказы вызвали интерес у читающей публики и у судебных органов. Бабеля собирались привлечь к уголовной ответственности за порнографию. Февральская революция спасла его от суда, который уже был назначен на март 1917 года.

Бабель служил в Чрезвычайной Комиссии, в качестве корреспондента газеты «Красный кавалерист» находился в Первой Конной армии, участвовал в продовольственных экспедициях, работал в Наркомпросе, в Одесском губкоме, воевал на румынском, северном, польском фронтах, был репортером тифлисских и петроградских газет.

К художественному творчеству вернулся в 1923: в журнале «Леф» (1924, № 4) вышли рассказы «Соль», «Письмо», «Смерть Долгушова», «Король» и др. Литературный критик А.Воронский писал о них: «Бабель не на глазах читателя, а где-то в стороне от него уже прошел большой художественный путь учебы и потому покоряет читателя не только «нутром» и необычностью жизненного материала, но и ... культурностью, умом и зрелой твердостью таланта...».

Бабель считал русскую классическую литературу слишком серьезной. Моделируя литературу будущего, он полагал, что ей необходим «наш национальный Мопассан»: он напомнит, какая красота есть в солнце и в «сожженной зноем дороге», и в «толстом и лукавом парке» и в «здоровой крестьянской топорной девке». К югу, морю, солнцу, полагал он, должны потянутся и русские люди, и русские писатели. «Плодородящее яркое солнце у Гоголя» - этого потом не было почти ни у кого, считал Бабель.

Со временем художественная проза писателя оформилась в циклы, давшие названия сборникам «Конармия» (1926), «Еврейские рассказы» (1927) и «Одесские рассказы» (1931).

Основой для сборника рассказов «Конармия» послужили дневниковые записи. Первая Конная, показанная Бабелем, отличалась от красивой легенды, которую сочинила о буденновцах официальная пропаганда. Бабель видел, что в глубине людской психологии жил смутный инстинктивный порыв к свободе и воле. В то же время он остро ощущал незрелость, отсутствие культуры, грубость казачьей массы, и ему было трудно представить себе, как будут прорастать в этом сознании идеи революции. Неоправданная жестокость, животные инстинкты людей затмевали слабые ростки человечности, которые Бабель поначалу видел в революции и в «очистительной» гражданской войне. Красные командиры не простили ему «очернительства». Началась травля писателя, у истоков которой стоял С.М.Буденный. Горький, защищая Бабеля, писал, что тот показал бойцов Первой Конной «лучше, правдивее, чем Гоголь запорожцев». Буденный же назвал Конармию «сверхнахальной бабелевской клеветой». Вопреки мнению Буденного, творчество Бабеля уже рассматривалось как одно из самых значительных явлений в современной литературе. «Бабель не был похож ни на кого из современников. Но прошел недолгий срок – современники начинают понемногу походить на Бабеля. Его влияние на литературу становится все более явным», – писал в 1927 году литературный критик А.Лежнев.

Попытки разглядеть в революции страсть и романтику обернулись для писателя душевной тоской. Своего рода спасением стал для Бабеля фантастический, гиперболизированный мир «Одесских рассказов». Они стали апофеозом раскрепощенных сил жизни. Действие рассказов этого цикла – «Король», «Как это делалось в Одессе», «Отец», «Любка Казак» – происходит в почти мифологическом городе. Бабелевская Одесса населена персонажами, в которых, по словам писателя, есть «задор, легкость и очаровательное – то грустное, то трогательное – чувство жизни» (Одесса). Реальные одесские уголовники Мишка Япончик, Сонька Золотая Ручка и др. в воображении писателя превратились в художественно достоверные образы Бени Крика, Любки Казака, Фроима Грача. «Короля» одесского преступного мира Беню Крика Бабель изобразил защитником слабых, своеобразным Робином Гудом. В этом мире «государь император» поставлен ниже уличного «короля» Бени Крика, а официальная жизнь, ее нормы, ее сухие, выморочные законы высмеяны, снижены, уничтожены смехом. Стилистика «Одесских рассказов» отличается лаконичностью, сжатостью языка и в то же время яркой образностью, метафоричностью. Язык героев свободен, он насыщен смыслами, лежащими в подтексте, герои с полуслова, с полунамека понимают друг друга, стиль замешен на русско-еврейском, одесском жаргоне, который еще до Бабеля был введен в литературу в начале ХХ века. Требовательность Бабеля к себе была необычайна. Один только рассказ «Любка Казак» имел около тридцати серьезнейших редактур, над каждой из которых писатель работал несколько месяцев.

В литературном наследии Бабеля насчитывается около восьмидесяти рассказов, две пьесы – «Закат» (1927, впервые поставлена в 1927 году режиссером В.Федоровым на сцене Бакинского рабочего театра) и «Мария» (1935, впервые поставлена в 1994 году режиссером М.Левитиным на сцене Московского театра «Эрмитаж»), пять киносценариев, среди которых «Блуждающие звезды» (1926, по мотивам одноименного романа Шолом-Алейхема), публицистика. «Очень трудно писать на темы, интересующие меня, очень трудно, если хочешь быть честным», – писал он из Парижа в 1928 году. Пытаясь обезопасить себя, Бабель написал статью «Ложь, предательство и смердяковщина» (1937), прославляющую показательные процессы над «врагами народа». Вскоре после этого признался в частном письме: «Очень плохо живется: и душевно, и физически – не с чем показаться к хорошим людям». Трагедия героев «Одесских рассказов» воплотилась в новелле «Фроим Грач» (1933, опубликована в 1963 году в США): заглавный персонаж пытается заключить «договор чести» с советской властью и погибает от рук чекистов. В последние годы жизни писатель обратился к теме творчества, которое осмысливал как лучшее, на что способен человек. Об этом написан один из его последних рассказов – притча о волшебной силе искусства «Ди Грассо» (1937). Бабель был арестован 15 мая 1939 года и, обвиненный в «антисоветской заговорщической террористической деятельности», расстрелян 27 января 1940 года.

С глубоким чутьем и разумом великого художника-мыслителя поставил и отразил Бабель в своем творчестве наиболее острые и вместе с тем коренные вопросы своего времени, продолжавшие и в дальнейшем сохранять свое значение: самодержавие и народ, личность и государство и др. Исаак Эммануилович Бабель своим творчеством внес огромный вклад не только в историю русской литературы, но и в историю мирового масштаба.