Грицкевич. Теория и история источниковедения. Учебное пособие для студентов заочных отделений гуманитарных факультетов вузов минск, 2000 Введение
 Скачать 1.07 Mb.
|
1.7. История источниковеденияИсторическое источниковедение как специальная дисциплина, имеющая свои объект, предмет, цели, задачи, методы, историю, теорию, сложилось на рубеже XIX – XX веков. Тогда-то стали читаться в высших учебных заведениях и создаваться учебные и научные труды по методологии истории, то есть системы теоретических знаний, на основе которых формируются методы исторического исследования, а в этих трудах появились разделы по источниковедению. Однако элементы, из которых сложилось современное историческое источниковедение, возникли раньше. Источниковедение имеет свою историю, которая рассматривает вопросы теории, методики и практики исследования и преподавания источниковедения в развитии и на современном этапе. Формированию источниковедения как отдельной научной дисциплины предшествовал длительный период накопления практического опыта работы историков с источниками. Так, историки периода раннего средневековья пользовались любым письменным текстом или любым устным высказыванием как источниками, если они доверяли авторитету того, от кого исходили эти текст или высказывание. Доверие к лицу или учреждению, от которых исходили подобные высказывания, предопределяли отношение историков к этим высказываниям. Авторитет не подлежал критической проверке. Историк в таком случае заимствовал у авторитетного лица или учреждения не только сведения о событиях и явлениях прошлого, но и перспективу видения этих событий или явлений. При этом раннесредневековый историк считал, что если он непосредственно не наблюдал событий прошлого, он должен принять или отказаться от передачи сведений об этих событиях в зависимости от того, признавал он или не признавал авторитет лиц, которые передавали ему их. Условием авторитетности такого лица были знание, мудрость и добродетель этого авторитета. Авторитетным могло быть мнение лица, в силу санкции учреждения, придаваемой ему церковью или властью. Например, римский папа Целестин І (422–432) официально признал христианского богослова и церковного деятеля Августина Блаженного (345–430) «учителем церкви», что придавало ему особый авторитет. Папа Гелазий І (492–496) признал авторитет и за другими отцами церкви. Следование мнению авторитетного лица историками раннего средневековья влекло за собой признание прошлого не объектом познания, а объектом веры. Вопрос достоверности пересказа событий прошлого решался исключительно с учетом того, передавался ли он авторитетным лицом или нет. Объектом критики могло служить лицо или учреждение, от которого исходил такой пересказ, но не сам пересказ. Описание событий прошлого, таким образом, становилось авторитетным тогда, когда историку становилось известным, что определенное лицо (или учреждение) своим авторитетом гарантировало достоверность наблюдавшихся этим лицом или представителями учреждения событий. В раннесредневековую эпоху историк не мог найти описание событий в публичных библиотеках или архивах, в которых подделки перемешаны с подлинниками и где никто не мог дать гарантии аутентичности описания. Раннесредневековый историк не имел свободного доступа к описаниям событий прошлого. Он находился в зависимости от того, кто располагал этими описаниями и кто делал их доступными историку. А делал такие описания доступными тот, кто располагал ими, исходя из своих целей. Историк получал такие сведения о прошлом от того, кто выступал в качестве гаранта, поручавшегося за достоверность этих сведений своими личными качествами (знаниями, мудростью, добродетелью) или же общественными положением. Это не зависело от того, были ли получены такие сведения устно или в письменном виде. В данном случае мы сталкиваемся с более общим явлением. Капитулярии (законы и распоряжения) франкских королей из династии Каролингов приобретали обязательную силу только после устного оглашения их монархом, а признание подлинности частноправовых актов требовало наличия свидетелей, которые должны были присутствовать при их составлении, и, следовательно, могли дать их гарантию, приводя собственные показания. Аналогичное положение было и с доказательством того, что тот или иной суд вынес решение. При этом было необходимо присутствие свидетелей. Записанное решение суда не имело силы без их подтверждения решения. Только позже свидетельством аутентичности (подлинности) документа стала приложенная к нему печать. Что же касается характеристики письменного выражения документа, то ей не придавали значения даже в период развитого феодализма. Об этом свидетельствует тот факт, что фальсификаторы XV века, которые составляли поддельные документы, датированные тремя столетиями ранее, не пытались подражать приятному тогда минускульному письму (т. е. упрощенному строчному написанию в отличие от маюскулов, принятых в древних греческих и римских рукописях), хотя старались привесить к подделкам печати, действительно происходившие от времен мнимого составления документов. С точки зрения ж людей средневековья написанный текст не содержал в себе признаков аутентичности, но всегда должен быть подтвержден кем-нибудь. Именно с подобным подтвержденным описанием событий прошлого имел дело историк средневековья. Это избавляло его от обязанности самостоятельного установления подлинности такого сообщения. Вот почему не существовало причин, позволявших считать, что устные сообщения о прошлом содержат худшую или менее точную информацию по сравнению с письменными сообщениями. Между устной и письменной формой передачи сведений о прошлом для тогдашнего историографа не было принципиальной разницы. В обоих случаях он получал данные, за которые поручились определенные лица, представлявшие не только себя, но и какие-то учреждения. Способ же, с помощью которого происходила передача сведений, имела только техническое значение, которое не принималось во внимание. Вот почему тогдашние историки (Беда Достопочтенный (672 или 673 – ок. 735), Регион Прюмский, Павел Диакон (ок. 720 – 799) и другие пользовались устной традицией без колебаний и сомнений. Тот факт, что историк всегда получал описание прошлого от кого-то, кто передавал его с конкретной целью, определяло также характер отношений между историографом и политическим или религиозным институтом (если можно отделить их друга от друга). Поэтому историк оказывался в полной зависимости от этих институтов, если только хотел описывать то, чего сам не видел и не мог видеть. Именно от них историограф находился в наибольшей зависимости, особенно тогда, когда описывал события отдаленного прошлого, или же тогда, когда учреждение было единственным, кто располагал необходимыми описаниями прошлого. Описывая же события, современником которых он был, историограф обладал относительной самостоятельностью, ограниченной его собственным социальным положением и положением в институциональной системе, но все же большей, чем то положение, в котором он находился, если он углублялся в отдаленное прошлое. Это вытекало из следующего факта: прошлое не было для человека средневековья только тем, что миновало, но было своего рода очагом решений, сохраняющих длительную актуальность и действующих по-прежнему образцов поведения. Для сознания, которое считало каждое произведение человеческих рук однозначно определенным через его происхождение, прошлое было изменением времени гораздо более важным, чем современность, поскольку представляла ее как бы идеальное (мерило), решало то, какой должна быть современность. Поэтому для историографа его зависимость от социального института-политического или религиозного – была особенно значимой тогда, когда он занимался описанием прошлых событий. Ситуация стала меняться только в XIII в. Сказанное выше вовсе не означает того, что содержание того пересказа событий, которым пользовались средневековые историографы, был безразличным для них Исидор Севильский (ок. 560 – 636) в своей «Этимологии» отмечал, что история отличается от риторики и от басен, а баснями историографы считали все то, что противоречит природе (см. Боэция (ок. 480 – 524), комментатора Беды и др.). Поэтому Павел Диакон в своей «Истории лангобардов» называл басней легенду о том, будто бы название этого германского народа связано с восклицанием древнегерманского верховного бога Вотана в адрес их предков винилов: «Что за длинные бороды!» Раннесредневековые историографы прибегали к определенным критическим процедурам, однако, при этом чаще всего предполагалось, что описание события как объект критики должно быть доступным историку. Если он имел дело с высказываниями двух авторитетов, предпочтение оказывалось тому из них, кто вызывал большее доверие. В период средневековья историческая истина понималась иначе, чем в наше время. Историограф считал познаваемым описание прошлого только через передаваемое ему сообщение, которое было для него полностью недоступным, и поэтому его интересовала достоверность автора или гаранта сообщения, а не истинность его слов. В своем представлении историограф был зеркалом распространенных представлений о событиях. Он действовал, будучи убежденным, в том, что если даже эти представления противоречат друг другу, тем не менее, их приводить необходимо, поскольку зеркало не виновато в том, что отражает различные изъяны облика, глядящего в него человека. Высокая оценка повествовательных свидетельств о прошлом приводило в тот период к стиранию границы между историографией и литературой, в частности, между историографией и эпосом. В XIV – XV вв., впериод Возрождения слепое доверие к освященным традицией представлениям стало слабеть. Гуманисты продолжили античную традицию, извлекая исправный текст из-под груды искажений и прибавлений. Комплекс приемов подобного извлечения текста (текстология) вырабатывался в связи с потребностью традиционной европейской культуры (еще со времен античности) в чтении книг великих авторов. Подобные книги неоднократно перечитывали, в поисках потаенного смысла. На этой основе накапливались искусство понимания и толкования текстов классической древности и Библии, или экзегетика (герменевтика), умение отличать подлинники от подделок, судить о ценности произведения и особенностях авторского стиля. На материале филологии складывались обращение к авторству как способу понимания произведения. В период Возрождения оформлялась идея личного авторства, авторского права на труды, признание личного вклада писателя и ученого в литературу и науку, на закрепление имени автора как варианта личного клейма мастера. Историографы перестали соединять с древним текстом чужие примечания к нему, гипотетические вставки на места пробелов. Это содействовало четкому отделению современных толкований от древних сообщений. Возникло деление исторических сочинений на исторические источники и исторические пособия. К первым стали относить только первичные изложения данных ответственными, знающими людьми. В этот ряд стали относить произведения древних авторов, средневековых хронистов, старые документы и т.д., а также поздние списки и вставки таких пересказов в более поздних сочинениях, если более ранние из дошедших до историографов звеньев передачи древнего сообщения были утрачены. Все остальные пересказы предшествовавших по времени сообщений стали считаться историческими пособиями, меняющими информацию источников. В период Возрождения историческими пособиями стали считаться такие сочинения, в которых давались авторские характеристики событий, известных по источникам, оценки этих событий, освещение причин и следствий описанных в источниках явлений, выведение определенных положений. В период Возрождения возникает и понятие об исторической критике источников, филологическом анахронизме и атрибуции текстов источников, в том числе, об определении времени, места и авторства источника. Венцом этого стало «Рассуждение о продолжительности так называемой дарственной грамоты Константина» Лоренцо де ла Валлы (1407 –1457). Этот церковнослужитель был гуманистом и исследовал грамоту, согласно которой римский император Константин (306 – 337) будто бы предоставил светскую власть папе Сильвестру І над западной частью империи, в том числе над Италией. На эту грамоту ссылались римские папы в своей борьбе с императорами за первенство в Священной Римской империи. Л. де ла Валла доказал, что грамота не могла быть составлена в IV в., когда жили Константин и Сильвестр І. Основаниями для критики служили следующие положения: - императору невыгодно было дарить половину своей империи. Об этом дарении не упоминали другие источники IV в. и позднейшего времени. - филологическая критика грамоты привела исследователя к выводу, что ее текст составлен на поздней варварской, а не на классической латыни, которая была в ходу в IV в. Грамота была написана позже, следовательно, она была подложной. Указать дату ее создания Л. де ла Валла не мог. Эту дату – VIII в. – установили позже. Немало времени изучению источников посвятили католические монахи, преимущественно бенедиктинского и иезуитского орденов, в XVII в., получившие известность как «эрудиты». В архивах старейшего в Европе бенедиктинского ордена хранилось немало средневековых грамот, документов о сделках, дарениях и других источников, как оригиналов, так и копий. В 1619 г. в Ордене бенедиктинцев была создана Конгрегация св. Мавра, в одну из задач которой входило изучение истории. Эрудиты были призваны помочь католической церкви путем сбора достоверных и по возможности достоверных источников отстаивать в полемике с протестантами ценности католицизма. Собирая и публикуя документы, эрудиты накапливали исторические факты и составляли исторические пособия, нередко многотомные, – жития святых, истории монашеских орденов, историю церкви, историю отдельных регионов, государств, областей. Осмысление и анализ собранных ими документов, как правило, не осуществлялись. Важной заслугой эрудитов была разработка элементов исторической критики, в первую очередь, критики происхождения источников, отличия подлинников от подделок, установление времени и места создания источника. Эрудиты разработали основы таких вспомогательных исторических дисциплин, как дипломатика (определяющей подлинность, происхождение, дату, внешние признаки источника), палеография (изучающей внешний вид, материал, орудия письма, графику источника), хронология (изучающей системы летоисчисления) и других. В этот период были введены указание года при рассказе о событии (Сэрр, 1597), ссылки на источник сообщаемых сведений (Дюпле, 1621). В исторические пособия входит цитирование как средство доказательства подлинности сообщаемых сведений. В сочинении Ж. Мобильона «О дипломатике» (1681) были охарактеризованы основы экспертизы подлинности источников. В «Критической истории Ветхого завета» Р. Симона (1678) были освещены приемы выявления древних составных частей текста. А в анонимно вышедшем «Богословско-политическом трактате» философа Б. Спинозы под сомнение была поставлена не подлинность источников, а истинность их содержания. Философы и историки периода Просвещения Ф. Вольтер, Дж. Б. Вико, Ж.А. Кондорсе распознавали за утверждениями источников политические пристрастия их составителей, делая это рационалистически, исходя из здравого смысла и интуиции. Общее представление о принципах подхода к сочинению как к источнику на основе изучения Нового завета было дано немецким богословом Ф.Э. Шлейермахером (1768 – 1834) в его сочинении «О герменевтике и критике, особенно в их отношении к Новому Завету». Этот ученый отделил герменевтику как «искусство понимать чужую речь», от критики, которой следует заниматься тогда, когда в источнике «есть нечто такое, чего в нем не должно быть». Немецкий филолог Ф.А. Вольф (1759 – 1824) в своих работах об авторстве «Илиады» и «Одиссеи» произвел «филологическую реконструкцию» произведений частного и государственного быта греков. Научно-критический метод в изучении прошлого был разработан другим немецким ученым Б.Г. Нибуром (1766 – 1831). В своей «Римской истории» Б.Г. Нибур использовал критический метод анализа исторических свидетельств, для доказательства легендарности древней истории Рима. Необходимость критического изучения источников и фактов прошлого предлагалась немецким историком Л. фон Ранке (1795 – 1886) в его сочинениях по политической истории Западной Европы XVI – XVII вв. Ведущую роль к повышению интереса к историческим источникам сыграл рост национального самосознания ряда европейских народов в последней трети XVIII – начале XIX вв. Значительное место при этом занимали серийное издание исторических источников в Германии (Monumentа Germaniae historica), начиная с 1826 г., план которого был разработан на конкурсной основе Г. Г. Пертцем. Главный редактор этого издания Г. Вайц (1813 – 1886) неоднократно переиздавал составленную Ф.К. Дальманом библиографию «Источниковедение германской истории» (1-е изд.: 1830, 10-е изд.: 1980-е гг.), которая помогла становлению понятия «источниковедение» в европейской историографии. Это понятие возникло в результате сбора, отбора, изучения и систематизации исторических источников. Работа Г. Вайца и его сотрудников представляла собой то научно-исследовательское направление, которое способствовало становлению источниковедения как науки. И в России сбор и издание исторических источников были связаны с подъемом интереса к прошлому и формированием исторического сознания. В 1811 г. при Московском архиве Министерства иностранных дел была создана Комиссия печатания государственных грамот и договоров. После 1812 г. ее деятельность активизировалась при поддержке канцлера Н.П. Румянцева (1754 – 1826). А с 1834 г. издание исторических источников предпринималось Археографической комиссией при Министерстве народного просвещения, которая издала ряд многотомных серий актов. С 1837 г. по единому плану стало публиковаться «Полное собрание русских летописей». Издание «Полного собрания законов Российской империи» возглавил государственный деятель М.М. Сперанский (1772 – 1839). Аналогичные издания источников по истории своей страны стали выпускаться во Франции и других странах. Для развития источниковедения большое значение имела активизация в отдельных странах Европы архивного дела и подготовки архивистов. В 1821 г. в Париже была создана Школа хартий. Этого было вызвано централизацией архивов в этой стране в связи с Великой французской революцией, сменой административного аппарата, предоставлением архивов как достояния нации в распоряжение граждан. С середины XIX в. кадры французских архивов формировались из числа выпускников Школы хартий. Аналогичные высшие школы были созданы в Вене (1854), Мадриде (1856), Флоренции (1857). Тип источниковедческого образования в таких учебных учреждениях коренным образом отличался от соответствующей подготовки в университетах в традиционном смысле слова. Он диктовался пониманием государственно-политического значения хранения и публикации источников, их роли в формировании образа страны, как среди ее граждан, так и в мире. Вот почему непосредственное участие в исследовательской и публикаторской работе с источниками принимали участие государственные деятели преимущественно либеральных взглядов: Г. фон Штейн (1757 – 1831) в Пруссии (он был одним из инициаторов издания источников немецкой истории), Н.П. Румянцев и М.М. Сперанский в России, историк и политический деятель Ф. Гизо (1787 – 1874) во Франции. В ХIX веке был накоплен немалый опыт методики изучения письменных источников. Это дало возможность создать основу для последующего обобщения методов источниковедения, в первую очередь по вопросам последовательности основных этапов анализа источников. Первоначально большинство историков не видели необходимости в теоретическом обобщении эмпирического опыта изучения источников. Попытки рассмотреть методы изучения источников казались им ненужным делом. Такое мнение высказал, в частности, немецкий историк и философ И.Г. Дройзен (1808-1884) в своей работе об основах методики изучения истории, которую он называл «Историкой». Со второй половины ХIX в. на методологию общественных и естественных наук оказывало влияние позитивистское философское учение, которое рассматривало научное знание только как совокупный результат конкретных специальных наук. Позитивисты считали своей задачей установление исторических фактов, с помощью критического изучения источников. При таком подходе исторические источники нуждались в систематическом осмыслении, а методы их изучения стали предметом специального исследования. К этому времени вспомогательные исторические дисциплины преподавались в большинстве университетов Европы. Профессор Виленского университета Иоахим Лелевель (1786-1861) нашел удачную форму наименования этих дисциплин. Он назвал написанную в эмиграции книгу о целях, задачах и методах вспомогательных дисциплин «науками, дающими возможность познавать исторические источники» (Познань, 1863). Специальные работ по источниковедению в этот период еще не существует. Развитие источниковедения происходит в рамках курсов по методологии истории (Э. Фримен (1823-1892), 1886; Э. Бернгейм (1850-1942), 1889; Ш. Сеньобос (1854-1942) и Ш.В. Ланглуа (1863-1929), 1898). Наиболее ярким выражением позитивистской концепции методологии истории О.М. Медушевская считает пособие Ш.В. Ланглуа и Ш. Сеньобоса «Введение в изучение истории». Пособие не ставило своей задачей заменить будущему историку (в Школе высших исследований при Сорбонне, Париж) его профессиональную подготовку. Авторы «Введения» стремились побудить специалиста рассуждать о приемах исследования исторического материала, которые применялись подчас как бы машинально. Весь комплекс вопросов критики и истолкования источника трактовался парижскими историографами в их «Введении» как подготовительный цикл, который завершается только в ходе исторического обобщения. В условиях приоритета технократических представлений на рубеже ХIX и ХХ веков анализ источников рассматривался как некая техника и прикладные приемы. Техника казалась всемогущей. Гуманитарное знание стремилось доказать свою пригодность при помощи аналогий своих методов познания с техническими приемами. Учебник по методологии исторического изучения датского историка К. Эрслева называется «Историческая техника» (1929). Подобным образом в немецких исторических работах того же времени истолковывается понятие «инструментарий историка». В начале ХХ века в России, в отличие от Западной Европы, сохранился интерес не только к технике изучения источника, а и к источнику как к главной цели исследования. Ведущее место в разработке подобных взглядов сыграл труд А.С. Лаппо-Данилевского (1863-1918) «Методология истории» (1911-1913). Исследования А.С. Лаппо-Данилевского были важным этапом по пути оформления источниковедения как научной дисциплины. Процесс оформления источниковедения совпал с изменениями взглядов общества на место исторических знаний в жизни человека. В первой половине ХХ века в могущество техники и естествознания вызвали снижение интереса к гуманитарным дисциплинам, в том числе к истории. Это также объяснялось разочарованием в прогнозирующих возможностях исторической науки и социальных наук в целом. На недоверие к исторической науке и другим наукам о человеке оказало влияние и противоречие между технической мощью человечества, и неспособностью использовать ее для своей пользы. Оно проявилось, в частности, в мировых войнах, массовых движениях нового, нетрадиционного типа, возникновении на их основе тоталитарных режимов, геноциде в невиданных до этого масштабах. После первой мировой войны представления о мире изменились, а идеи единства мирового исторического процесса и влияния его событий на судьбу личности стали осознаваться не только через аудитории университетов, но и из непосредственных жизненных впечатлений. В связи с этим подвергались переосмыслению привычные представления об историческом источнике и пути выявления исторической истины с помощью профессиональных средств, которыми располагает историк. Поэтому французские историки Л. Февр (1878-1956) и М. Блок (1886-1944), основавшие методологический журнал «Анналы экономической и социальной истории», настаивали на новом подходе к источникам – с использованием методов географии, психологии, экономики, социологии. На основе этих подходов расширялись междисциплинарные контакты историков для получения данных за счет сведений других гуманитарных наук, а также естественных наук. В то же время специалисты, пришедшие в 1920-е гг. в историческую науку (в отличие от основателей журнала и «Школы Анналов», которые призывали коллег отказаться только от устаревшего, обязательно сохраняя исследовательские навыки предшественников), стали отрицательно относиться к трудовому академическому профессионализму. Необходимость изучения истории, а, следовательно, и критического отношения к источникам стала подвергаться сомнению. В условиях, возникших в этот период тоталитарных режимов, историческое знание было беспрекословно подчинено политике. Немецкий архивовед П. Гофман в 1933 г. выразил идею, воплощавшуюся в нацистской Германии в жизнь: «Они должны давать исторические подтверждения, способствующие упрочнению того нового духовного содержания, которое вложил в государство вождь национального движения Адольф Гитлер». По мнению П. Гофмана, немецкий архивист должен был сознавать «свой долг не только в том, чтобы сохранять историю, но и в том, чтоб творить ее».1 Аналогичный процесс происходил в Советской стране. В 1917-1922 гг. российские ученые, близкие по своим методологическим взглядам к А.С. Лаппо-Данилевскому опубликовали свои труды, которые характеризовались серьезным теоретическим уровнем и конкретным анализом проблем методологии гуманитарного исследования, в том числе и источниковедения. Однако с 1923 г. эти направления исторических изысканий были закрыты. Новая власть стала заменять в историческом знании разумное познание верой. Это придавало марксистскому истолкованию истории иррациональные черты. Советская историография определялась Ю.Н. Афанасьевым как особый научно-политический феномен, гармонично сросшийся с политикой, идеологией и системой тоталитарного государства, ставший его органической составной частью и приспособленный к обслуживанию его идейно-политических потребностей. В свете этого можно рассматривать и развитие источниковедения в советский период, когда решения партийных органов, по свидетельству Н.Н. Маслова, рассматривались как «носители истины в последней инстанции, не подлежащие научному источниковедческому анализу». В вышедших в 1930-1931 гг. марксистских работах по теории источниковедения Г.П. Саара и С.Н. Быковского проявлялось вульгарное социологизирование, а источниковедческие методы упрощались. Прежний источниковедческий опыт нередко подвергался необоснованной критике. Тотальной идеологизации исторической науки, в том числе источниковедения, способствовала публикация письма И.В. Сталина в редакцию журнала «Пролетарская революция» (1931). В этом письме вождь страны назвал историков, опиравшихся в своих исследованиях на критическое осмысление источников, «архивными крысами» и «безнадежными бюрократами». При этом И.В. Сталин исходил из собственного желания подвергнуть забвению роль в революции и гражданской войне своего политического оппонента в борьбе за власть Л.Д. Троцкого, вопреки свидетельствам существовавших источников.1 Этим было положено начало переписыванию исторических сочинений в направлении угодном власти. Постепенно ограничивался доступ исследователей к архивным материалам (особенно источникам по истории новейшего времени, многие из которых подлежали специальному хранению). Отдельные группы источников использовались без привлечения других источников, изымавшихся из научного оборота. Это приводило к догматизации информации, содержавшейся в них. Так, например, широко изучалось и цитировалось письмо В.Г. Белинского, являвшегося ответом на сочинение Н.В. Гоголя, но само это сочинение исследованию не подвергалось. Выработанный к тому времени методологический подход, признающий обязательной общность свойств источников вне зависимости от их происхождения и содержания, предполагал принципиальное единство методов анализа документов, оценки их достоверности и точности их истолкования. Начиная с 1930-х гг., допускалось лишь критическое изучение отдельных сюжетов. Даже публикация источников подвергалась строгому контролю, сами источники подбирались для публикации произвольно и, в первую очередь, для доказательства определенных предписанных выше положений. Такими, например, были сборники источников: Дакументы і матэрыялы па гісторыі Беларусі (Мінск, 1936-1954. - Т.1-4).Вялікая Кастрычніцкая рэвалюцыя на Беларусі (Мінск, 1957. - Т.1-2), Барацьба за савецкую ўладу на Беларусі (Мінск, 1968-1971. - Т.1-2), Усенародны партызанскі рух на Беларусі ў гады Вялікай Айчыннай вайны (Мінск, 1967-1982. -Т.1-3) и др. Нередко в этих публикациях преобладали не впервые извлеченные из архивов источники, а перепечатка их из предшествовавших археографических изданий, весьма часто в усеченном виде. Это подчеркивало зависимость публикаторов таких источников от составителей более ранних публикаций. Это особенно относится к изданию «Беларусь у эпоху феадалізма» (Мінск, 1959-1979. - Т.1-4). Начиная с 30-х гг., уровень источниковедческой подготовки историков в СССР, по мнению Н.Н. Маслова, резко снизился. Только в одном высшем учебном заведении была введена подготовка по методике исследования источников. В апреле 1931 г. в Москве начал свою деятельность Институт архивоведения (с 1932 г. историко-архивный институт, который в настоящее время находится в составе Российского государственного гуманитарного университета). Интересно, что и в Берлине в 1930 г. был создан Институт архивоведения и научно-исторической подготовки. В нем готовили историков-архивистов на основе политически ориентированных учебных дисциплин вплоть до прививки милитаризма. После прихода нацистов к власти эта тенденция возобладала. Программа Берлинского института изучалась основателями Московского института того же профиля. В Московском историко-архивном институте готовили специалистов для архивов, а те подчинялись органам ОГПУ-НКВД-МВД. Управленческая деятельность централизованного государства нуждалась в хорошо поставленной административной архивной службе. Последней же требовались специалисты, подготовленные в соответствующем идеологическом духе для обслуживания хранилищ исторических источников как носителей социальной информации. В то же время именно в Московском историко-архивном институте источниковедение разрабатывалось в качестве особого теоретико-познавательного направления. Читавший в этом учебном заведении курс источниковедения (1936-1940) М.Н. Тихомиров, создал вместе с С.А. Никитиным фундаментальный курс источниковедения отечественной истории (1940). Эти исследователи создали четкое представление об общей картине истории СССР и ввели в научный оборот новые комплексы источников. Именно в заглавиях пособий М.Н. Тихомирова и С.А. Никитина впервые в российской историографии было закреплено наименование «Источниковедение», причём это понятие было выделено из состава методологии истории. Однако, как полагает А.Т. Николаева, в пособиях М.Н. Тихомирова и С.А. Никитина уделялось недостаточно внимания теории и методике источниковедения. С приходом на работу в Историко-архивный институт ученика А.С. Лаппо-Данилевского А.И. Андреева в 1943 г. больше внимания стало уделяться разработке вопросов теории и методики источниковедения. Поиски опоры на традиционные ценности и инстинктивное стремление людей, переживших ужасы второй мировой войны, погрузиться в мир гармонии в музеях и на выставках побуждали их обращаться к культуре различных регионов и поколений, недоступной непосредственному наблюдению. Это нашло свое отражение также в росте коллекционирования материальных предметов, закреплявших опыт иных культур, в том числе и культур прошлого, развитию туризма, все более частому обращению к архивным документам не только специалистов гуманитарных наук, но и других людей. С конца 50-х гг. во всем мире обозначился перелом в отношении к историографии и методам исследования прошлого. Западные историки охарактеризовали этот перелом, как возрождение эрудиции, имея в виду заметный качественный сдвиг в отношении общества к исследовательской работе специалистов в области историографии. Долгое время человечество связывало общественные симпатии и интерес, материальные и интеллектуальные средства с успехами технических и естественных наук, открытия которых обещали блестящие перспективы. Только в середине ХХ века стало проясняться, что никакая область человеческой деятельности или познания, кроме области гуманитарных и, в том числе, исторических исследований, не может дать ответов на вопросы, постоянно предстающие перед человеком. В начале 60-х гг. внимание историков привлекло французское издание «История и ее методы» (1961), изданное под редакцией палеографа и археографа Ш. Самарана (1879-1980). В этом издании была выдвинута новая концепция методов исторической науки, исторических дисциплин и критики источников. Историческая наука была представлена здесь в системе ее профессиональных методов, используемых не только в отношении письменных, но и в отношении вещественных источников и кинофонофотодокументов. В издании был обобщен опыт историков, которые стали более широко, чем раньше, пользоваться научно-техническими средствами, историческая наука стала расширять свои познавательные возможности при помощи смежных наук. Расширился и круг привлекаемых источников. Стали более разнообразными конкретные методики. Развивались связи исторической науки с исследованиями социологов, психологов, этнографов. В это же время и в советской исторической науке, несмотря на ее политизированность, возобновилось изучение теоретико-методических вопросов источниковедения. Стали выходить в свет монографические исследования в этой области знаний (работы А.П. Пронштейна, Л.Н. Пушкарева, О.М. Медушевской, И.Д. Ковальченко и др.). С 1970-х гг. созывались всесоюзные конференции по источниковедению и вспомогательным историческим дисциплинам, на которых обсуждались актуальные вопросы теории и методики изучения источников. Были опубликованы учебные пособия по источниковедению истории древнего мира, средних веков, новой и новейшей истории, истории СССР. Чаще всего теоретико-методические источниковедческие разделы в этих изданиях были весьма краткими. Этого недостатка и лишено учебное пособие коллектива преподавателей Российского университета «Источниковедение» (М.,РГГУ, 1998). В этом издании из 700 страниц текста 150 посвящены вопросам теории, методики и истории источниковедения. Заслуживают внимания и исследования по истории источниковедения в России А.Т. Николаевой, О.М. Медушевской, А.П. Пронштейна. Источниковедение в Беларуси не получило такого развития, как во Франции или в России. Белорусское источниковедение представлено обзорами отдельных видов источников по истории Беларуси в книгах В.И. Пичеты (1922), А.П. Игнатенко (1965), З.Ю. Копысского (1978), а также обзором археографических изданий источников в исследовании Н.Н. Улащика (1973). Теоретико-методические источниковедческие исследования в Беларуси пока что предпринимались недостаточно по сравнению с другими странами. Опыт изучения развития исторического источниковедения свидетельствует о возникновении его новых разделов, в том числе источниковедения историографии истории, истории философии, истории искусства, истории военного дела, истории медицины, истории музейного дела и т. д., а, следовательно, о его дифференциации. Одновременно происходят и интеграционные процессы, поскольку источниковедение входит в ряд междисциплинарных комплексов гуманитарного и естественнонаучного знания. Предстоит дальнейшее развитие обоих процессов, так как разрабатываются и будут разрабатываться вопросы источниковедения и других отраслей истории науки, техники и культуры. Следует учитывать, что сегодня источниковедение включает в сферу своих исследований в первую очередь научную форму исторического знания - историографию. В наше же время все большее значение приобретают вненаучные формы исторического знания. В связи с повышением влияния средств массовой информации на общество можно ожидать развития исследований источников истории этих форм исторического знания, в частности, - исторической идеологии, исторического сознания, исторических мифов, исторической традиции, исторического менталитета. Вполне вероятно, что будет развиваться и источниковедение не только истории исторической науки, но и истории исторической публицистики, исторической научно-популярной литературы, исторической учебной литературы, исторической художественной литературы, устной истории. Литература: Афанасьев Ю.Н. Феномен советской историографии // Советская историография. – М.РГГУ, 1996. Биск И.Я. История исторической мысли в новое время. (Западная Европа: XVIII в. – 90-е годы XIX в.). – Иваново Ив. ГУ, 1983. Биск И.Я. Курс лекций по источниковедению истории нового и новейшего времени. -Тамбов, 1971. Бокщанин А.Г. Источниковедение древнего Рима. - М., 1981. Быковский С.Н. Методика исторического исследования. - Л., 1931. - 204 с. Григорьева И.В. Источниковедение новой и новейшей истории стран Европы и Америки. - М., 1984. Грыцкевіч В.П. Гістарычная культура і гістарычная свядомасць // Чалавек. Грамадства. Свет. - 1997. - Вып. 8. - С. 43-55; Грыцкевіч В.П. Гістарычная культура і яе месца ў нацыянальна-културнай ідэнтыфікацыі на Беларусі // Наш радавод. - Гродна, 1996. - Кн.7. - С.136-138; Грыцкевіч В.П. Міфы і гісторыя // Спадчына. - 1996. - № 2. - С. 55-88; Грыцкевіч В.П. Разважанні аб гістарычным мысленні і гістарычнай адукацыі // Магілеўская даўніна. - 1996. - №4. - С.57-58; Грыцкевіч В.П. Як месіяністычны міф нараджаўся на Беларусі // Спадчына. - 1996. - №4 -С.52-58; Грыцкевіч В.П. Міф пра унію // Віцебскі сшытак. - 1996. -№2. - С.3-8. Грыцкевіч. В.П .Сферы і формы гістарычнай культуры // Беларусіka.Albaruthenica. - Мінск: 1997. - Т.6. - Ч.2.- С.7-9; Грыцкевіч В.П. Месца гістарычнай культуры ў нацыянальна-культурнай ідэнтыфікацыі // Грамадская супольнасць і праблемы нацыянальна-культурнай ідэнтыфікацыі ў Беларусі. - Брэст, 1996. - С.40-44. Данилевский И.Н., Кабанов В.В., Медушевская О.М., Румянцева М.Ф. Источниковедение. Теория. История. Метод. Источники российской истории. - М., 1998. Игнатенко А.П. Введение в историю БССР. Периодизация, источники, историография. - Минск : БГУ, 1965. - С.8-26. Иллерицкая Н.В. Становление советской историографической традиции: наука не обретшая лица // Советская историография. – М.: РГГУ, 1996. Источниковедение древней Греции (Эпоха эллинизма). - М., 1982. Источниковедение истории Древнего Востока. Под редакцией В.И.Кузищина. – М.,1984. Источниковедение истории СССР XIX - начала XX в. Под ред. И.А.Федосова. - М., 1970; Источниковедение истории СССР. Под ред. И.Д.Ковальченко. - М., 1981; Клейн Л.С. Археологические источники. – Л.: ЛГУ, 1978. Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. -М., 1987. Люблинская А.Д. Источниковедение истории средних веков. - Л., 1955. Маслов Н.Н. Источники по истории КПСС и перестройка историко-партийной науки // Перестройка в исторической науке. – Киев: КГУ, 1990. Медушевская О.М. Источниковедение: теория, история и метод. – М.: РГГУ, 1996. Медушевская О.М. Источниковедение в России ХХ в.: научная мысль и социальная реальность.// Советская историография. – М.: РГГУ, 1996. Медушевская О.М. История источниковедения в XIX – XX вв. – М.: МГИАИ, 1988. - 71 с. Медушевская О.М. Современное зарубежное источниковедение. -М.,1983.. Никитин С.А. Источниковедение истории СССР. ХIX в. – М., 1940.– Т.2. Николаева А.Т. Основные этапы развития отечественного источниковедения ХYIII-ХХ веков. – М.: МГИА, 1975. Николаева А.Т. Основные этапы развития отечественного источниковедения. - М.:МГИАИ, 1976. - 67 с. Пичета В.И. Введение в русскую историографию. (Источники и историография). - М.: Госиздат, 1922. - С.76-86. Пронштейн А.П. Источниковедение в России. Эпоха феодализма. - Ростов-на-Дону, Изд. Ростовского университета, 1989. - 414 с.; Пронштейн А.П. Источниковедение в России. Эпоха капитализма. - Ростов-на-Дону, Издательство Ростовского университета, 1991. - 664 с. Пронштейн А.П. Методика исторического исследования. Ростов-на-Дону, 1971.(2-е издание вышло под названием: «Методика источниковедческого исследования». Ростов-на-Дону, 1976). Пушкарев Л.Н. Классификация русских письменных источников по отечественной истории. - М., 1975. Саар Г.П. Источники и методы исторического исследования. - Баку, 1930.-174 с. Смолин Г.Я. Источниковедение древней истории Китая. - Л.,1987. Тихомиров М.Н. Источниковедение истории СССР с древнейших времен до конца ХYIII в. – М.: 1940.– Т.1. (2-е изд. – М., 1962). Улащик Н.Н. Очерки по археографии и источниковедению истории Белоруссии феодального периода. - М.: Наука, 1973. - 303 с. Черноморский М.Н. Источниковедение истории СССР. Советский период. - М., 1976. Хорхордина Т.И. Архивы в «Зазеркалье» // Советская историография. - М., 1996. Dalmann F. Quellenkunde der deutschen Geschichte. – Leipzig, 1830. Histoire et ses methodes. Volume publie sons la directions de Ch.Samaran. - P.: La Pleiade, 1961. Lelewel J. Nauki dajace poznawac zrodla historyczne.-Poznan, 1863. |